Только дай мне знать, когда захочешь проснуться… Будем заново учиться ходить по небу, Никаких светофоров, разделительных полос, И, где бы я не был, Иди на мой голос. Дом Кукол — Ходить по небу
Однажды жил на свете кролик, который в один прекрасный день вернулся домой. Удивительное путешествие кролика Эдварда — Кейт ДиКамилло
Путь до должности капитана был долгим. Но Виктор Рощенко был фанатом своего дела, буквально «болен» рекой. Ещё с детства мечтал носить капитанскую форму. Вначале Виктора ждало Нижегородское речное училище. Там его отправляли на суда, для прохождения плавательной практики. Первые года навигации стали для него показательными. Виктор определил, что эта работа ему действительно по душе. Поэтому закончив училище с дипломом третьего штурмана, он не стал останавливаться на достигнутом: поступил в институт, в Волжскую государственную академию водного транспорта. Годы шли. Сначала Виктор служил штурманом, потом паспаром. Затем дело дошло и до должности старшего помощника капитана. И вот настал тот день, когда Виктора назначили капитаном — для восстановления теплохода «Гавриил Державин». Вопроса о переходе в другую компанию не возникало, и Виктору работалось вполне комфортно. Пока в один день не случилась эта скверная история. Перед тем, как заступить на вахту, Виктору полагалось обойти судно. В тот злосчастный денёк он как раз заканчивал обход и уже собирался было вернуться в рубку, как услышал шум на главной палубе. Обычно буйных пассажиров удавалось утихомирить словесно, но порой приходилось применять и физическую силу: в таких случаях активизировался весь экипаж. Описываемый случай не стал исключением. В тот день, поминая чёрта, капитан грозно направился разгребать заваруху.***
Было так. Двухпалубный речной теплоход «Москва-45» размеренно покачивался у причала. За бортом стыла стальная серая гладь: вода потемнела из-за опустившихся туч, и казалось, что вот-вот днище судна примёрзнет к причалу. Но льда на Волге в конце октября ещё не было. Неподалёку от берега плавали кряквы, являя собой умилительное зрелище. На первой палубе, где ждала я, было пусто. Зайдя на корабль, малочисленные пассажиры исчезали в вестибюле и оттуда следовали на прогулочную палубу. Там их уже ждали стулья и столики. Путь до Жигулёвского заповедника обещал быть приятным. Время от времени я сердито посматривала на матросов в ожидании отплытия. Однако матросам было наплевать на мой недовольный взгляд; убирать трап-сходню никто не спешил, «Прощание славянки» по-прежнему не было слышно. А теперь представьте. Увёрнутая в пуховик-парку девица с кислым лицом и переполненным рюкзаком стоит на пустой палубе и смотрит на воду. Какое равнодушие. Какая мелодрама… Вот уже месяц, как меня выписали из больницы. «20-летняя Дарья Старцева из Самары получила тяжёлую травму головы во время падения с теплохода. Операция прошла успешно, однако 41 день после этого она оставалась в коме…» — с этих слов начиналась новостная статья в интернете, которую мне, со скопом мемчиков, ждавших моего пробуждения, прислала подруга. Когда я очнулась, мне дико захотелось газировки. Вот только встать с кровати, как в кино, и пойти искать автомат с газировкой у меня не вышло. Из горла торчали трубки для вентиляции лёгких, а из ключицы — капельница. Руки мои и вовсе были привязаны к кровати, что напугало меня сильнее, чем все эти дьявольские аппараты. Но то было лишь вступление… потом пришлось начинать игру с начала. За месяцы комы у меня очень сильно атрофировались мышцы. Первые дни я не то что ходить, сидеть даже не могла. Ещё эти постоянные провалы в памяти. Я могла спрашивать одно и тоже раз по десять, думая, что спрашиваю в первый. Путала имена родственников и друзей. Взглянув как-то раз на своего лечащего врача, я спросила у матери: «Мама, у нас гости?». Ещё я не узнавала собственное отражение. «Эта причёска, почему так непривычно смотрится? Из-за того, что я обросла?» — я раз за разом трогала шторки волос, проверяя их настоящность, — «А что с лицом? Бр. Кожа прозрачная, как… как у восставшей покойницы». Собственно и аппетит мой теперь был подстать чудовищу. После комы у меня напрочь исчезло ощущение сытости. Я могла заглотить быка, если бы мне только внесли его в палату. Первое время я сильно обижалась на родных за то, что те не давали мне есть столько, сколько хотелось. Приходилось клянчить еду у друзей, если, конечно, память не поводила, и мне удавалось вспомнить их имена. Может, мне нравилось заедать эту странную пустоту беспамятства внутри? Она не беспокоила, вовсе нет. Скорее даже поддерживала во мне чувство спокойствия. Безопасности. Я будто достигла какой-то цели, и теперь беззаботно могла плыть по течению. Вот только что-то во мне сквозило. Будто сквозняк из прошлого. А ещё мне нравился этот чудаковатый доктор, Геннадий Робертович, седовласый и горбоносый, преклонного возраста и с вечной тоскующей улыбкой. Меня ужасно забавляло, когда Геннадий Робертович костерил интернов.«Никак вы, блять, не научитесь!» — то и дело слышалось из соседних палат. А вот со мной Геннадий Робертович общался с дружелюбным снисхождением, каким обычно одаривают милых сердцу, но в то же время чужих детишек. Ах да, детишки… Частенько в палату ко мне пробирались дети, что само по себе довольно-таки странно. Вместе с ними мы рисовали всякую всячину: гарпий, рыцарей, кораблики. Я выдумывала для них сказки про охотников на чудовищ и их низкие заработные платы. Вот только их больше интересовали подробности кормления через зонд, а не мои сказки для взрослых. И вот я стояла на борту теплохода. На своих двоих. От тоски у меня сжималось сердце. Я так ждала выписки из больницы, но… Реальность дала мне под дых. Всё вокруг казалось мне чудовищно чужим. Ненастоящим. Серым и блеклым. Я, что, ожидала увидеть лес и свору эльфов, выйдя из больницы? Стылая гладь реки притягивала взгляд. Она выглядела не подходящей для купания, вот только мне казалось, что… нужно в неё шагнуть. От безумных мыслей меня, успевшую продрогнуть на палубе, отвлёк чужой голос. — Эй, извини, отвлеку. Я повернулась и увидела перед собой… ростовую куклу Вуди Вудпекера. — Ну да! Мы с тобой уже встречались, — обрадованный Вуди сделал неопределённый взмах рукой. — Где-то полгода назад, в «Академии Радости». Вдалеке крякнула утка. В недоумении я уставилась на куклу впритык. — Чего?.. — Ну на Арцыбушевской, — пояснил Вуди. — Сидели, презентацию выслушивали. Я ещё с братом был. Я в корне ничего такого не помнила. Больше смахивало на очередные галлюцинации. Вуди Вудпекер выглядел чужеродным цветастым объектом в этом мире серости. Вуди удручённо вздохнул. — Ладно, забей. Ах, да… Пока детей этих не привели, может, успею курнуть. Тебе стрельнуть? — на этих словах парень полез в костюмный карман и выудил оттуда смятую упаковку Camel. — У меня осталось две обычных, остальное самокрутки. В них обычный табак, ты не подумай. Подержи-ка. Я пока сниму эту хрень с головы. Вудпекер всучил мне сигареты. Пока я удивлённо разглядывала упаковку, ожидая подвоха, дятел избавилась от своей увесистой «головы». Враз пачка сигарет превратилась в пачку воспоминаний. Две обычных сигареты — двое знакомых, остальные, самокрутки — что-то блёклое, кривое. — Бу! — пошутил парень, сняв «птичью голову». — Зер-рит?.. У парня были зрачкастые глаза, коричнево-зелёные с золотистыми крапинками. Но это были обычные глаза, не ведьмачьи. И за счёт глаз лицо его выглядело несколько иначе, но это был он — Зеррит. Кудлатые чёрно-каштановые волосы мокро липли ко лбу и вискам. — М? — «Зеррит» чиркнул зажигалкой, горбя плечи и поджигая сигарету. На правом запястье виднелась татуировка. — Ты?.. — я в ужасе оглядела «парня» с ног до головы. — Это ты?.. — Ну, давай знакомиться заново, раз так. Захар. Я так-то тоже твоё имя подзабыл. Маша? — Да… Даша. Перья гарпий. Кривая усмешка. Капканы. Сними ты эту фигню со своей башки: она весь вид портит. Бу. — А, точно. Не обессудь, — парень ничуть не сконфузился. — Так курить будешь? — Нет, спасибо. — Моё дело предложить. — А твой брат?.. Он?.. Где? — слова вылетали сами собой. — С ним всё в порядке? Он не?.. — Эдик? Да хрен знает, где шляется. Телефон я по ходу в раздевалке забыл. Ну он может, наверху сидит. А ты чего тут? Ждёшь кого-то? «Зеррит» сделал долгую затяжку и с долгожданным упоением выдохнул. С ответом меня опередил чужой голос: — Заха, вот ты где торчишь! Ты в курсе, что от костюма теперь будет вонять за километр сигаретным дымом? На палубу вышла стройная блондинка. Завидев нас с «Зерритом», она тотчас направилась к нам. Чёрная кожаная куртка поверх лёгкого джемперочка мятного цвета. Длинные волосы, скрученные плойкой. Выразительный макияж глаз. Бейджер с надписью: «Валерия М. Администратор бара». Стоило блондинке подойти ближе, как я почувствовала лёгкие нотки бергамота и зелени, исходящие от её куртки. «Зеррит» уже приготовил для блондинки сигаретку и теперь деловито протягивал своё подношение. — Прóшу, пани. Блондинка удовлетворенно прикурила. — Привет, — наконец, она будто впервые заметила моё присутствие. — А это?.. Девушка глянула на «Зеррита», как на суфлёра. — Это Дашка, — представил меня парень. — Работали вместе. — Оу… Понятно, — притворно удивилась администратор бара, изображая вежливость. — Хотя, знаешь… такое ощущение, что мы с тобой знакомы. Могу ошибаться. Наверное, видела тебя в баре. Темерская ржаная водка. Арбалет. Веснушчатое лицо. Венки из полевых цветов… — Бьянка?.. — Ты про вермут? — уточнила «Бьянка». — Да, я бы сейчас тоже не отказалась. Нет, послушай, я серьёзно. Твоё лицо мне кажется очень знакомым. М! Ну да… Ты же та самая девчонка с теплохода «Державин». Офигеть. Я схватилась за борт. Что происходит? Откуда в моём мозгу вся эта путаница? Эти всплывающие и меркнущие картинки. Герб с лилиями. Лилии. Цветы. Сад. Сад в замке… принцесса. — Так вы знакомы?.. — голос Зеррита. — Я тебе про неё рассказывала. Летом было. Девчонка сиганула с теплохода и ударилась головой.***
В тот день Виктор и предположить не мог, что рабочий день закончится исковым требованием. Заваруху устроила безбилетница. Виктор успел заприметить девицу ещё среди пассажиров — подобно зайцу, она носилась по палубе. Наблюдая издалека, как охранники загоняют деваху в тупик, капитан преисполнился удивлением. Что ещё за костюм зайца? Она, что, сумасшедшая? Опасения капитана подтвердились, когда девица вскочила на бортик и собралась прыгать. Сумасшедшая. Слыхал он конечно про то, что из Нагорной на днях пациенты сбежали, но какого хрена они делают тут на судне! — Дьявольщина! Девица исчезла за бортом. Двое охранников удивлённо заглянули ей вслед. Виктор сорвал с головы фуражку. — А и чёрт с ней! — крикнул он мужикам. — Пускай плывёт себе. Но мужики не спешили отходить, всё продолжали смотреть вниз. — Так она того… утопла, — сообщил один. — Не всплывёт никак, — пояснил второй. За кормой тихо шелестела мутная водица. — Да вашу ж м… — выругался Виктор, снимая пиджак.***
— Позови-и меня с собо-ой, — вполголоса пропел «Зеррит». — Я приду сквозь злые но-очи. Я вцепилась обеими руками за край борта. Меня вот-вот могло вырвать. Я согнулась. Перед глазами закачалась водная гладь. Туда-сюда… туда-сюда. — Эй, с тобой всё в порядке? — насторожилась «Бьянка». — Только не говори, что снова собралась… Ну, прыгать? «Зеррит» глумливо хмыкнул. — Я бы на это посмотрел. — Ой, да иди ты, — осадила приятеля блондинка. — Я серьёзно. Превозмогая мысли, я отозвалась: — Нет, я просто… укачало. Меня укачало. Сейчас всё будет в норме. Дайте мне минутку. — У меня в сумке были таблетки, — «Бьянка» поспешно швырнула окурок за борт. Коридоры замка. Тяжесть оружия в руке. Толща воды, смыкающаяся над головой. Я в ужасе присела, вцепившись в перила. Послышался чей-то яростный воззывающий крик. «Зеррит», ничуть не всполошившись, сделал очередную затяжку. А вот «Бьянка» от неожиданности чуток подскочила. — Виктор Фёдорович?! На расстоянии десяти шагов стоял человек в капитанской фуражке. — Стоять, сказал! Не смей прыгать! Да-да, я тебя, распиздяйка, узнал! Отошла оттуда! Отошла… Лера, держи её! Не дай сигануть за борт. А это ещё что за ебукентий в костюме химзащиты? Ты! Да, да, ты! «Зеррит» в недоумении изогнул бровь и ткнул сам в себя пальцем для уточнения. — Товарищ капитан, что не так? — «Зеррит» нагловато ухмыльнулся. — Воздухом дышу. Жабры травлю. Не в каюте же всё это дело… Или вам стрельнуть? Я почувствовала, как палуба уходит из-под ног.***
Звук дверного замка. Убийца оставил меня в покое. Я повертела головой, пытаясь понять, откуда исходит зеленоватое свечение. Мне казалось, что я провалилась в толщу воды, просочилась сквозь землю и… оказалась в темноте. И только зеленоватое свечение назойливо пробуждало меня от неподвижности. Пальцы мои загребли солому. Я лежала ничком на полу, ровно вытягивая в блаженной истоме ноги в отсыревших сапогах. Наконец я нащупала возле себя бобровую шапку, которая сползла с моей головы. Я очарованно распахнула рот. — Что это?.. — не отнимая взгляда от потолка, спросила я, подкладывая шапку себе под голову. — Протонема… — потирая лицо рукой, устало ответил Сайлес. — А? — Светящийся мох. — Кажется я… уже видела его где-то. Мы были тогда с тобой. Да, точно. Ты тогда сказал… — Сказал: «и век бы ещё не видеть». — Да, точно… но почему? — Почему «не видеть»? Я повернула голову и посмотрела на Сайлеса. Он лежал рядом со мной и, как и я за миг до этого, рассматривал светящийся мох на потолке. — Почему ты живой, Сай? Мне показалось, я рано прервала игру, потому что Сайлес досадливо поморщился. — Какая же ты торопыга, — вздохнул он и, повернув голову, проникновенно посмотрел на меня. В его взгляде теплилась горечь. — Прости. Страха не было. Но я всё равно не смогла выдержать его взгляда. Отвернулась, вновь обращаясь к зеленоватому свечению. — Значит… это я умерла. — Мне жаль, Арья. Я скорбно улыбнулась, вновь встречаясь с Сайлесом взглядом. — Всё хорошо. Зато мы снова с тобой увиделись. Я скучала. Сайлес ласково коснулся кончиками пальцев моей щеки. — Знаю. Я тоже. Я зажмурилась, зажмурилась по привычке. Хотелось плакать, но слёз не было. — И что теперь? — спросила я, открыв глаза. — Я исчезну? — Nid yw'n hoffi bod, — Сайлес помог мне подняться на ноги. — Ты не сможешь остаться. — Даже здесь? С тобой?.. Сайлес затаил дыхание, будто я нечаянно сделала ему больно. — Особенно со мной. Звук дверного замка. Дверь — открыта. — И что я должна сделать? Сайлес прижался губами к моему лицу. Не поцеловал. Словно сдерживая прощальный поцелуй. И наконец произнёс: — Ты должна проснуться.***
— Решила снова сигануть за борт и подать на компанию в суд? Чёртова утопленница. Я и не заметила, как из глаз моих прыснули слёзы. Просто стояла, во все глаза глядя на явившегося ко мне… призрака. Призрака из моего сна. Это был он. Всё в нём принадлежало настоящей реальности и моему сну одновременно. Прищурый сердитый взгляд, угрюмые тени под глазами, худощаво-продолговатое лицо, кривлённая в гримасе недовольства линия рта. Наигранно небрежная поза, скрывающая волнение… Нерастраченная память являла образы и время. То, как он мог смотреть на меня, как улыбаться мне… слушать меня. Желать меня и ненавидеть. Арья. Голос его звучал в моём сердце, отдаваясь неистовой болью по всему телу. В памяти я вижу его в прошлом. В своём прошлом. Прищурый взгляд. Взгляд, когда он усмехается, поглядывая на меня сверху вниз. И сейчас, он стоит передо мной вновь. Нас не разделит неправильность миров. Потому что мы на одном берегу. — Иди ко мне. Капитан протягивает мне руку, желая, чтобы я взялась за него и последовала за ним. Ему не терпится выяснить, какой идиот пропустил меня на судно. — Давай-давай… — словно боясь, что я развернусь и сигану за борт, он силится понизить тон голоса, осторожно подступая ближе. Будто я капризный ребёнок. Сердце моё звенит болью. И я чувствую себя наконец счастливой. Я согласно киваю и беру его за руку.