В Чикаго солнечно

В то время как двери окружной тюрьмы закрывались позади Микки, сидя за столом на кухне, Йен вспоминал вчерашний поцелуй. Когда-то он строил замки в своих фантазиях, разрисовывал их яркими цветами и представлял, что именно та реальность и была настоящей, что все, что происходило в его жизни было иллюзией. Он проводил бессонные ночи в попытках построить свое королевство, в котором между чувствами принцев простирались миллиарды испытаний, но, несмотря на все невзгоды, они были верны своей любви. Галлагер с детства утверждал всем вокруг и себе, что его первая любовь будет и его последней, ей он посвятил свою первую боль, первые слова, которые словно раскрывают всю его саутсайдовскую броню и говорят: "Теперь я весь твой, ты можешь разорвать меня и вырвать все, что находится внутри, я в твоей власти и не ручаюсь за свои пидорские чувства". Йен не посвятил своей первой любви лишь первый секс. Слишком уж сложно было выйти с Южной стороны девственником. Жизнь здесь имела каждого направо и налево, и единственное, что мог позволить себе Йен это мечтать. Он занимался эскапизмом, не осознавая как крепко тот захватил его разум, он сделал Йена своим заключенным. Именно поэтому Фиона, заметив младшего брата постоянно валявшимся в постели, решила посоветовать ему пойти на курсы подготовки военных. А ему было нечего терять. Траектории полета, названия оружия, тренировки в центре и дома для поддержания физической формы, все это помогало ему днем, но ночью он в награду позволял себе мечтать. Он представлял себе свою первую любовь. В голове роились миллионы вопросов. Будет ли он из этого района? Чем он сейчас занимается? Сколько ему лет? Что если он вообще не гей или даже не би? В таком случае его первая любовь приобретет к своему и так не вселяющему доверия названию еще и "несчастная". Что может быть глупее стереотипных фраз из тупых мелодрам? Там все слишком просто. В реальной же жизни приходилось довольствоваться малым. И бокал вина на первом свидании казался роскошью. Единственное, чего можно было ожидать это не чрезмерная обгаженность в месте перепиха. Йен мечтал, чтобы его отношения не были основаны лишь на сексе. Он хотел проводить время вместе. Наблюдать за тем, как его парень готовит ему печенья. А потом трахать его на кухонном столе, или диване, можно даже попробовать на кровати, наверняка, это удобно. Проводить время в постели, обниматься и обводить своими губами все его тело. Выводить пальцами узоры на его шее. Смотреть за тем, как во время очередного захода, он обхватывает Йена руками и, прижимаясь к его уху, между вздохами и стонами, тихо шепчет, чтобы никто, только Йен и он знали бы об их маленькой тайне, "Я тебя люблю, Йен" или "Ты мне нужен", не просто "Давай по быстрому" или "Сегодня я сверху", этого Галлагеру, определенно, не хотелось бы услышать. Хотя, ведь если ты действительно любишь, то готов даже на это, так ведь? И каждый раз, срываясь на зов прихотей своего тела, он словно падал в пропасть, стоящую преградой на пути, но путь к чему это был? Уж точно не к его принцу. Секс в подсобке с Кэшем, среди коробок с продуктами и холодильных установок был нормальным, а с видом на прекрасный Чикаго, в квартире на верхнем этаже с панорамными окнами даже лучше, не смотря на возраст ее владельца. Они были слишком нежными, слишком заботились о его возрасте, о том, как ему удобнее, а ему нужно было другое. Ему хотелось адреналина, когда член стоял за долго до прелюдий. Когда секс был не только желанием его тела, но и сердца. Чтобы штукатурка, обваливающаяся на ноги при вдалбливании в нее чужого тела, не сбивала так сильно, чтобы не надо было представлять парней из порно-журналов, чтобы он был пониже, чтобы было удобнее его целовать и обхватывать за плечи. Может быть у них бы дело подошло к сексу лицом к лицу или вообще без резинки. Все это было уже не просто сексом для Йена, ему нравилось чувство открытости и ответственности, ему хотелось говорить после. На любые темы, принимать пищу прямо в кровати, там же курить, что превратило бы ее в помойку, смотреть дурацкие мелодрамы по Netflix, которые теперь не были бы такими уж дурацкими, а потом снова трахаться. Ругаться, чтобы потом снова показывать свои эмоции в примирительном сексе. Может быть, завести ребенка однажды. Было слишком сложно осознавать, что это были лишь мечты когда будильник разрезал своими звуками спокойствие утра. Он снова шел на подготовку, а потом, намеченными путями, в магазин где мечтал встретить его. Он правда совершенно не обращал на Йена внимания. Хотя мысль о том, что Милкович приходил сюда исключительно за порцией рыжего, покрывала его тело мурашками. Им обоим нравилась игра, в которую они играли. Микки притворялся, что ему нет дела до того, хочет его Галлагер или нет, он убирал его руки со своих при этом касаясь бедер рыжего и пытаясь вжаться в него еще сильнее, а Йену нравилось выражения лица Микки. Всегда. Но особое удовольствие доставляло то, как изменялось его лицо, когда брюнет делал вид, что не ревнует, когда рыжий упоминал о Нэде, или когда рядом проходил Кэш и Микки одаривал его презрительным взглядом, мгновенно переводя его на Йена. И именно эти пара секунд были наполнены чем-то невероятно особенным для рыжего. Он не отпускал их еще долго. Очень долго. Его хватало до следующей дозы Микки, а потом на подрочить дома. Если бы кто-то сказал Йену тогда, когда он создавал королевство с принцами в своей голове, мечтавшего о первой любви, что ей будет южный гопник из семьи самого грозного гомофоба, он бы рассмеялся, теперь он, надрачивая в душе, вспоминая тот самый взгляд, пухлые губы, мускулы под шершавой мешковатой кофтой, под которую он запрещал лезть, хотя так хотелось, безумно хотелось дотронуться до него, сделать ему еще приятнее, чтобы его оглушающие стоны врывались в помещения справа и слева, сверху, чтобы все слышали, что Йен Галлагер влюблен и готов был на все ради парня, который вел себя как мудак и не позволял дотрагиваться до своего прекрасного белоснежного тела, испещренными галактиками веснушек, не разрешал смотреть на свой зад, когда надевал штаны после очередного раза в подсобке. Мудак, который молча курил, стоя под трибунами на школьном стадионе, бросая остроумные шуточки в сторону рыжего, тем самым стараясь завести его, хотя это вовсе не нужно было, ведь об одной мысли о Микки у Галлагера уже подскакивала температура тела, сердце начинало биться с бешеной скоростью, того и гляди готовясь выпрыгнуть из груди, грозя оглушить целый город своим громоподобным стуком, ноги подкашивались, а член стоял, готовый к новым подвигам. Йен Галлагер был одержим Микки Милковичем. Прошло около четырех лет, чтобы признать это и сделать аксиомой для себя и всех окружающих. Нельзя притвориться. Ты не можешь сбежать от желания смотреть на него, вдыхать его запах, слушать его голос и стоны, чувствовать мышцы на его теле, утром как бы случайно дотрагиваясь до его спины или плеча, а вечером, вминая в поверхность матраса, не притворяясь и не скрывая своего желания. Йен был влюблен, влюблен в его глупые шутки и разговоры по ночам, ругань и скандалы, слезы и смех, которым был причиной Милкович, драки и секс. Сон в одной кровати, руки Йена обернутые вокруг Микки. Поцелуи, пробуждающие ото сна. Секс лицом к лицу. А потом он осознал, что больше не влюблен, он находился в куда большем дерьме. Теперь это не просто обжимания в подсобке старого магазина. Йен Галлагер любил Микки. Каждую его клетку. Он хотел бы быть еще ближе. С точки зрения физики мы по прежнему, несмотря на то, что находимся очень близко, не можем дотронуться друг до друга. Йену бесконечно далеко до Микки. Словно от Земли до соседней галактики. Он не хочет терять его. Не хочет сходить с его радаров. Не хочет теряться в поле его видимости, потому что знает, что среда вокруг Микки Милковича токсична, а тот слишком слаб, чтобы противостоять ей. Только Йену удалось разглядеть несчастного ребенка в глазах этого молодого мужчины. Рыжий думал, что будет правильнее отгородить себя от Микки, не обращая внимания на силу притяжения, не осознавая, что чувства людей не спорт, Микки Милкович не игрок команды противника которого ты пытаешься обмануть, чтобы отобрать мяч, который, словно их любовь, передает бразды правления то одному, то другому. Все то время Йен был в постоянной погоне за ним, а Микки убегал все дальше, они притягивались и их столкновение было уже неизбежным, когда Галлагер вновь увел мяч у Микки. В этой игре никогда не было постоянных ведущего и ведомого. Да и игра была с самого начала нечестной. Футболист не может одновременно пинать мяч и быть судьей, оценивающим необходимость удара. Ведь при бездумной игре можно попасть и по своим воротам. Йен думал, что поступал правильно, отгородив его от себя, а теперь сомневался в этом. Ведь теперь у него не было возможности его защитить. Весь прогресс оказался пустым. Все к чему они шли оказалось четным за пару минут. Словно и не было этих пяти лет. Йен вновь попал в свое королевство. И теперь, просыпаясь утром, он задавался единственным вопросом: "Был ли это лишь сон?". Что если Йен и правда выдумал его? Что если не было этой пелены из теплых летних дней в его руках и зим в его свитере с чашками горячего кофе, и осенних разговоров по душам, и весенних ожиданий? Теперь, двадцатилетний Йен Галлагер совсем не понимал всего того, что происходило в его подростковые годы. У него есть парень, с которым они вместе уже два года, хорошая работа, нормальный секс. Да, Калеб бывает слишком приторным, но у каждого есть свои недостатки. Возможно Йен ненавидит запах его парфюма и нелепую уверенность в себе, но он здесь, рядом. Может быть, иногда Йен не совсем удовлетворен сексом с ним и после очередного мерзкого вылизывания всего тела и дурацких притворных стонов, после которых идет в ванную и, смывая всю грязь, трогает себя, вспоминая голубые глаза, фарфоровую кожу, с трудом сдерживаемые стоны. А кончив, уткнувшись лицом в колени, плачет, сдерживая все всхлипы и стоны. После чувствуя себя полным идиотом, но возвращаясь обратно в постель и, ощущая руки на своей спине, отвечать безэмоционально "Я тебя тоже". Да, возможно, Йен Галлагер где-то прокололся.