Ландини

Возвращаться на следующий день в лицей было выше моих сил, но я всё-таки сделала это. Ещё во дворе на меня были обращены удивлённые взоры лицеистов, я слышала за спиной их перешёптывания. Вот дьявол, подойдите и скажите мне всё лично, зачем сплетничать?! Никогда не понимала людей. В холле я встретила подруг, которые сразу же накинулись на меня с извинениями за своё вчерашнее поведение. — Раф, прости нас, — сделала умоляющий вид Дольче. — Мы были неправы, точнее… — Мы просто не будем больше об этом говорить, ладно? — прервала речь подруги Ури. — Мы не подумали, что ты так отреагируешь на наши слова, — добавила Мики. — Всё нормально, девочки, — добрейшим голосом заверила я подруг, чтобы их перестала мучить совесть. — Просто я вчера перенервничала. — Скоро звонок, давайте поговорим на большой перемене, — предложила Ури, после чего потащила меня в сторону кабинета итальянского. На первых трёх уроках не происходило ничего особенного, я перестала обращать внимание на одноклассников, которые то и дело о чём-то переговаривались между собой, искоса поглядывая на меня. За окном ярко светило солнце, прохожие спешили на работу или же, наоборот, с работы, машины мимолётно проносились мимо зданий, людей, открывались двери магазинов, туристы (их легко отличить от жителей нашего города) заходили в кафе или шли в сторону центра Вероны, чтобы посмотреть на Арену ди Верону. — В прошлых годах мы с вами изучали философию, начиная от древнего мира и заканчивая Новым временем, а в этом году будем углублять ваши знания. Агнолин, что ты помнишь из курса за двенадцатый класс? — с ехидством обратилась ко мне синьора Фиоре. Ну конечно, кого же ещё надо спрашивать в первый урок в новом учебном году? Естественно, меня. Я люблю философию, но только не тогда, когда её преподаёт наша учительница. Нет. — А что спросите? — ухмыльнувшись, спросила я, глядя на учительницу, но со своего место не поднимаясь. — «… Я принёс всё своё состояние в жертву революционной борьбе. Я не сожалею об этом. Наоборот. Если бы мне нужно было снова начать свой жизненный путь, я сделал бы то же самое». Чья эта фраза? — с вызовом посмотрела на меня учительница, видимо, будучи совершенно уверенной в том, что я не знаю ответа. Вариантов было немного, потому что любой ученик старшей школы знает, что самыми яркими примерами сторонников революции из философов были Карл Маркс и Фредерик Энгельс. — Карла Маркса, — коротко ответила я, усмехнувшись удивлению, которое читалось на лице учительницы. — Ну, допустим. Что такое материалистический рационализм? Конечно, основные факты из философии я знала, но вот до чёртиков не заучивала учебник. — Не интересовалась, — хмыкнула я, демонстративно отвернувшись к окну. — Единица в журнал. — За что? За то, что я в первый же урок после лета не помню те тонкости, на которые мы и внимания то особо не обращали в прошлом году?! Почему вы всегда цепляетесь только ко мне? —разозлилась я, встав со своего места и с яростью в глазах посмотрев на синьору Фиоре. — Спросите любого другого ученика моего класса, мало, кто вам сможет ответить нормально. — Агнолин! — прикрикнула она на меня. — Выйди из класса! — Да пожалуйста, — в тон ей ответила я, закинула тетрадь в сумку и ушла с урока. До перемены оставалось ещё полчаса. Когда я спустилась на первый этаж, охранник слабо улыбнулся, с пониманием и без особого удивления, потому что уже привык частенько во время уроков видеть меня с книгой в руках, сидящую на скамейке первого этажа в ожидании конца урока. Я думала, что потрачу гораздо больше времени на чтение книги, но такими темпами я дочитаю её за пару дней. Прозвенел звонок на перемену, в холл спустилась Ури: — Я, конечно, не спорю, что Кесседи та ещё стерва, но у тебя-то почему не хватает ума помолчать? — начала меня поучать подруга. — У меня так и так была бы единица, что терять, — фыркнула я, поднимаясь со скамейки и направляясь вместе с Ури на следующий урок. — Она на тебя заявление директору пишет, Раф, — взвыла она, запрокинув голову назад от безысходности. — Что?! — моему удивлению не было предела. Неужели Фиоре всё-таки осмелилась это сделать? Вот же чёрт, а. На протяжении оставшихся уроков я была поглощена своими мыслями по поводу похода к директору вместе с мамой, поэтому даже не заметила, как учебный день подошёл к концу. Вечером мы с родителями собрались за столом на ужин. У мамы сегодня был отгул, а папе на смену завтра. — Раф, ты уже думала о поступлении? — вырвал меня из мира моих мыслей папа. — Куда ты собираешься подавать документы? — Я пока не решила, — задумчиво протянула я. На эту тему разговаривать хотелось в последнюю очередь. — Каким врачом ты бы хотела стать? — с заинтересованностью посмотрела на меня мама. — А кем ты меня видишь? — Я ничего не буду тебе советовать, а то потом согласишься со мной, поступишь, выучишься, не понравится, и будешь всю жизнь винить в этом меня, — отнекивалась мама. — Мне интересно, кем ты видишь сама себя. — Я не знаю, — вздохнула я, опустошая чашку кофе. — Думала о психологии, но пока не уверена до конца. — Время ещё есть, —эта фраза папы прозвучала как окончание нашей беседы, хотя так и было, чему я несказанно рада. Обсуждать моё дальнейшее образование не хотелось даже с родителями, потому что обсуждать было, в сущности, нечего. Я не определилась. Я ещё ничего не знаю. Я не вижу себя взрослым человеком. Делать выбор всегда очень трудно, потому что на данный момент от него будет зависеть моя дальнейшая жизнь, но как можно определиться с планами на всю жизнь, когда не знаешь, чего ждать от завтрашнего дня?

***

Сентябрь подходил к концу, директор ждёт меня у себя одну, без родителей, завтра, поэтому сегодня я вела себя слегка агрессивно, потому что всё равно нервничала, у меня нет уверенности в том, что директор поверит мне, а не Кесседи. Признаюсь честно, мне даже страшно. В последнее время я стала интересоваться своими одноклассниками, обращала внимание на их поведение, немного даже следила за их жизнями, чтобы узнать их получше хотя бы отдалённо. Не знаю, почему, но мне это было интересно. Как оказалось, Федерика, Анализа и Фабиан прославились своим интервью на всю Италию с концерта Джузи Феррери* и очень гордились этим, однако большинство их высмеивало за то, что они сказали, и как они это сказали. Гейб, который до сих пор считался изгоем в нашем классе, начал встречаться с Челси из параллельного класса экономики и права. Судя по её поведению в лицее, та ещё девица. Ладно, дело вкуса. Александр и Глория тоже встречаются, семья Мирко собираются переезжать, поэтому, возможно, он вскоре уйдёт из нашего класса (счастье, одним идиотом меньше), Эдвард опять попытался что-то сказать про меня на химии, но снова провалился (что-то в нашем мире остаётся неизменным, в том числе и тупость отдельных личностей), Ури даже рассказала мне, что поладила с Мигелем, плюсом ко всему, они ещё и живут рядом, но это уже другая история… — Рафаэлла Агнолин, вы знаете, из-за чего я позвал вас в свой кабинет? — вопросительно посмотрел на меня директор, рукой указывая на стул напротив. Настроение после восьми уроков было ни к чёрту, а тут ещё и кабинет директора пришлось навестить. Один из самых ужасных дней в начале октября. — Да, знаю. Кабинет был просторным, обустроенным в стиле модерн, сине-белой гамме. Напротив входа располагается большой стол, на котором стоит компьютер, и лежит несколько стопок бумаг, а рядом стоит ещё один стол, за которым, видимо, собираются учителя на совещаниях. — Как ты относишься к произошедшему? — А что произошло? — В каком смысле? — удивился директор, не понимая меня. — Ну, синьора Фиоре смотрит на ситуацию со своей точки зрения, я — со своей, так о какой именно интерпретации мы говорим? — пояснила я. — Расскажи мне о том, что произошло. — Про какой случай мне вам конкретно рассказать? Их было много. Синьора Фиоре почему-то всегда любит цепляться с каверзными вопросами, нелепыми претензиями за моё незнание материала (хотя учебный год только начался, и это логично, что я многого не помню) именно ко мне. Более того, при всём классе заявляет, что моё мнение относительно чего-либо неправильное, хотя в плане философии у каждого своё видение мира, и она не имеет права так говорить, — ну наконец-то я высказалась, даже полегчало. — На первом уроке в этом году она спросила меня по материалу за прошлый год. На первый вопрос я ответила, а на второй нет, потому что попросту не заостряла своё внимание на нём ещё в прошлом году. Я уверена, спроси она любого другого моего одноклассника, вряд ли бы она получила ответ, но она снова начала допрашивать только меня, а после просто выгнала из кабинета. Так в чём моя вина? — Странно, синьора Фиоре рассказала мне другую версию случившегося, — задумчиво произнёс директор, глядя мне прямо в глаза, видимо, пытаясь понять, говорю ли я правду. — Спросите моих одноклассников, раз вы мне не верите. — Ладно, мы уладим это дело, синьорина. Можешь идти домой. — До свидания, — сказала я на выходе из кабинета. Выйдя из лицея, во дворе я встретила Эндрю, которого хотела обойти стороной, но не получилось. Судя по всему, он ждал меня. — Привет, — обратился он ко мне, отходя от забора, возле которого стоял минуту назад. — Привет, — нехотя отозвалась я, всем видом показывая, что я уставшая и злая, как чёрт. — Долго же пришлось тебя ждать. Ты где была? — А зачем ждать? — Надо, значит, — эта фраза прозвучала слегка грубовато, но я решила не зацикливаться на этом. — У директора была. — Что-то случилось? — Ничего серьёзного. Так о чём ты хотел поговорить? — выжидающе посмотрела я на блондина. — Я хотел рассказать тебе правду. Помнишь, что я тебе сказал в начале лета?.. — Я не хочу об этом разговаривать, Эндрю. Я уже давно не думаю об этом, зачем мне сейчас правда? Она мне нужна была раньше, сейчас от неё нет никакого проку. Да и к тому же, нет никаких гарантий, что это точно будет правда, — вспылила я, прервав его речь. — Мне не нужно, чтобы ты поверила мне, нужно, чтобы выслушала, а дальше уже решай сама. — Нет, слушай, я ненавижу твоего брата. Мне абсолютно плевать на какую-то там правду. Я уже всё для себя решила, — после этих слов я поспешила покинуть территорию лицея, да и Эндрю останавливать не стал. Почему как только я смирюсь с реальностью, прошлое вновь переворачивает настоящее с ног на голову, вторгается в мою жизнь и пытается что-то донести до меня?! Неужели нельзя просто оставить меня в покое? Я, что, многого прошу? Хотя с другой стороны, я поступила крайне глупо. Нужно было всё-таки выслушать то, что хотел мне сказать Эндрю. Я бы, конечно, не поверила, но могла бы сделать для себя какие-то выводы. Чёрт, если честно, я бы очень желала услышать ту правду, которой хочется, но нет гарантий, что это было бы именно так, да и я знаю, как в этой семейке относятся к слову «истина». Я не уверена на все 100%, что Эндрю солгал бы мне, хотя бы потому, что ему это нерезонно, но кто знает… Не за чем думать сейчас о том, что могло бы быть, потому что я сейчас не могу ничего изменить, да, может, оно и к лучшему. Вернувшись домой, я пообедала (несмотря на то, что время для обеда уже давно прошло) и принялась за уроки, потому что именно в последний год обучения во мне что-то щёлкнуло с оповещением о том, что пора бы взяться за голову (и неважно, что эффекта от этого никакого). Вскоре за окном воссияла луна, хотя небо ещё не окрасилось в тёмно-синий цвет, но на улице стало заметно темнее, от чего так и клонило в сон. Забросив учёбу далеко и надолго, я легла на свою кровать, что немного подремать, однако сама не заметила, как заснула. Мой сон нарушил требовательный звонок в дверь. Чёрт, звонящегося я проклинала всеми известными мне словами, пока добиралась до дверей. Звон прекратился, я посмотрела в глазок и никого не увидела. У меня дежавю? Решив, что никто меня не украдёт, не убьёт, не утащит под землю, я открыла дверь и увидела, что на полу возле порога лежала лилия Ландини. Точно дежавю. Сначала я решила, что мне показалось, но, поморгав несколько раз, я поняла, что это вовсе не сон. Подняв с кафельного пола этот прекрасный цветок, я вернулась в свою комнату и поставила его в прозрачную вазу. Почему вторая лилия Ландини вызывает во мне бурю эмоций? С одной стороны, я чертовский рада, что снова вижу этот цветок у себя, восхищаюсь его красотой, мрачностью, необычной отличностью от других цветов. С другой стороны, кто мне опять принёс её под дверь? Неужели нельзя отдать лично? Теперь я уже сомневаюсь в том, что в прошлый раз это был Гейб. Хотя, тогда кто же её принёс? А главный вопрос, что всё это значит?