Сойка-говорун

— И что вы об этом думаете? Голос доктора отвлекает меня от созерцания больших напольных часов из черного дерева. — Что? — спрашиваю я. — Что вы об этом думаете? Я достаю из поясной сумки пачку сигарет, закуриваю. — Я думаю о том, что вы уже шестой год подряд задаете мне этот вопрос, вот что я думаю. — Осознание своей неправоты — это уже шаг к верному исцелению. — Я не больна, доктор Каст. В чем состоит моя болезнь? В том, что я считаю себя победителем Голодных игр? — Вы не являетесь победителем. Я резко встаю с места. Голова тут же начинает кружиться, и я со стоном опускаюсь обратно на бархатный диван. — Не злитесь. Вам вредно, — с улыбкой говорит доктор Каст. — Я — победитель. Я больше чем победитель Голодных игр. Я победила саму смерть! — Именно, мисс Дагер, именно. Вы победили смерть. Вы же знаете правила: в Голодных играх есть только один победитель. Остальные — это проигравшие. — Тогда правила изменились, доктор Каст. — Мирта, — улыбается он, — кому, как не вам знать, что такое уловки. Я молча выпускаю дым. Да, это была уловка. Я тогда сразу это поняла — никаких двух победителей из одного дистрикта не будет. Устроители Игр лишь дали пустую надежду. — Но ведь в итоге победителей все-таки стало двое, — говорю я. — Не двое, а один. Я едва сдерживаю стон. Головная боль усиливается, готовясь разорвать и без того хрупкий череп. — Успокойтесь, — Каст, конечно же, видит мою злость. — Хорошо. Я задам другой вопрос. Вы бы предпочли умереть? — Разумеется, нет. — Ну вот. Вы должны радоваться. Вы — первая, кто вернулся с Голодных игр, будучи уже проигравшей. Усмехаюсь. — Все трибуты хотели бы оказаться на вашем месте. — Почти для всех трибутов из бедных дистриктов выжить в Голодных играх — потолок счастья. Для нас же это почет. Которого меня лишили! — Вы получаете деньги… — Лишь потому что мне поставили инвалидность. — Живете на Улице победителей… — В самом старом и отвратном доме. Доктор Каст вздыхает и снимает очки. Он совсем не похож на типичного жителя Капитолия. Ему около шестидесяти, но мужчина не скрывает этого. Не наносит на свою кожу двадцать слоев пудры, не прячет морщины, не одевается броско. Он приятно контрастировал со столичными расфуфыренными павлинами и был похож, скорее, на дядюшку, который раз в год приезжает меня навестить. Это даже могло бы показаться довольно трогательным, если не знать истинной причины его визитов. — Мирта, — говорит Каст, — вот что я думаю. Чтобы точно определить, кто из вас победил — вы или ваш друг Катон… — Он мне не друг, — резко обрываю я. — … вас нужно было стравить в финале. Отправить вас обратно на арену. С проломленной головой. Тогда бы точно все решилось. Только в этом бы не было смысла, вам так не кажется? Он прав. Катон убил бы меня, не задумываясь, даже несмотря на то, что мы стали близки на арене. Особенно после объявления о том, что двое человек из одного дистрикта могу стать победителями. Конечно, мы быстро раскусили эту ложь, но продолжали играть на камеру. Даже хотели пофлиртовать немного друг с другом, чтобы порадовать Капитолий. — Поэтому организаторы и поступили так. Вы просто остались живы, а Катон победил. Он бы победил в любом случае. — Угу. — Ну вот видите, — улыбается доктор. — Так что радуйтесь тому, что имеете. — Он что-то записывает в блокноте и делает глоток из кружки. Кофе наверняка уже остыл. Я продолжаю молчать и тупо пялюсь на его блокнот. Внезапно меня осеняет мысль, от которой губы сами собой расплылись в улыбке. — Скажите, а что делает победитель после Игр? — «поинтересовалась» я с невинным видом. — Ну, — задумался на мгновение Каст, — он получает поздравление и Корону победителя. — Так. Поздравления у меня были. А корона мне не досталась, потому что она всего одна. А что дальше делает победитель? Доктор хмурится. — Отправляется в Тур победителей… — Неплохое турне, кстати. Мне очень понравилось, особенно в Первом дистрикте, — я продолжаю улыбаться, понимая, что сделала верный ход. Шах. — И наконец, кем становится победитель? Доктор Каст опускает голову, и я понимаю, что победила. — Ментором. И мат. Я встаю из-за стола и поправляю серебряный значок на груди с буквой «М». — Тогда кто же из нас победитель? — накидываю плащ. — Всего доброго, доктор Каст. Думаю, мы увидимся с вами через год. Если вы, конечно, еще захотите приехать. — Я накидываю капюшон и выхожу из его комнаты.

***

На улице идет дождь, и редкие прохожие спешно стараются от него укрыться. Я плотнее кутаюсь в плащ и быстрым шагом направляюсь на Улицу победителей, которая находится не так далеко от гостиницы, где обычно останавливается доктор Каст. Прохладные капли действуют на меня успокаивающе — после встречи с мозгоправом у меня как всегда портится настроение. Помню, в первый год после Игр, он настаивал, чтобы я приходила к нему каждый день в течение недели. Это было то еще испытание. Со временем мы стали видеться гораздо реже, а один раз я и вовсе не пришла - за что получила нагоняй от Брута, своего бывшего наставника и ментора. С тех пор я терапию не пропускаю. Иногда я ловлю себя на мысли, что Касту с каждым годом становится все проще меня убедить в том, что я простой трибут, которому повезло выжить в Голодных играх. От этого становится не по себе. Однако сегодня я дала ему отпор. Хороший аргумент — ментором всегда становится победитель и никто иной. Я в восторге от самой себя и даже прыгаю по лужам. Поводов для радости у меня в последнее время не так много, так что такое ребячество я могу себе простить. Дорога постепенно сужается, и я выхожу на небольшой мост, ведущий на Улицу победителей. В отличие от других дистриктов, в которых победители живут в обособленных деревнях, у нас все на виду. Каждый месяц к нам водят учеников Академии миротворцев на экскурсии и лекции. Особой популярностью пользуется Магнус Стерлинг Шар — победитель 41-х Голодных игр. Как и я, он стал добровольцем в пятнадцать лет. Прославился тем, что лично убил десятерых трибутов, пятеро из которых были профи. Он не стал заключать никаких союзов и разделался с ними еще у Рога изобилия. После спонсоры выслали ему уникальное оружие — ботинок с шипами. Я до сих пор не могу понять, как это работает, но шипы всегда выскакивали именно тогда, когда это было необходимо. Магнус, в основном, убивал своих жертв, спрыгивая на них с деревьев и протыкая подошвой, а в финале нанес девушке из Дистрикта-7 смертельную рану, торчащим из носка ботинка штырем. Он стал самым результативным трибутом из второго дистрикта. Сейчас Магнусу пятьдесят пять. Он живет в самом большом и красивом особняке на Улице победителей, у него есть жена, трое детей и двое внуков, о жизни, которых он не переживает. В общем, идеальный победитель. И ко мне относится не как к отбросу. Дорога от моста до моего дома простирается через всю улицу. Всего на ней двадцать домов, шесть из них пустуют. Мой дом находится на самом краю, а напротив, через дорогу — особняк Магнуса Шара. Мое жилище, по сравнению с этим трехэтажным каменным стилизованном зданием, просто карточный домик. Когда я заселялась, мне сказали, что его построили самым первым. Но потом посчитали, что такие дома не подходят победителям и стали делать их больше. Мой дом — это двухэтажное деревянное здание. Краска внутри и снаружи облупилась, небольшой сад зарос сорняками, а невысокий забор накренился. Мебель внутри старая, технику пришлось заменять. Комнаты маленькие, на втором этаже спальня, детская и ванная, на первом — зал, кухня, столовая. В общем, в таких домах живут обычные жители Дистрикта-2. Дождь проходит, и я достаю пачку сигарет. — Внимание, жители Дистрикта-2, — звучный голос диктора застает меня врасплох, отчего я роняю сигарету. — Напоминаю вам, что сегодня состоится ежегодный фестиваль Жатвы. В шесть вечера, на площади напротив Дворца правосудия. Регистрация участников состоится в четыре часа дня. Благодарю за внимание. Звучит короткий фрагмент гимна Панема. Я качаю головой, закуриваю. Скоро начнутся мои шестые Голодные игры в качестве ментора. Предыдущие были совершенно провальными — все мои подопечные погибли. Десять детей. Несмотря на этот ужасный факт, больше всего меня волнует моя судьба. Ведь такими темпами, меня, в лучшем случае, могут освободить от менторской должности, а в худшем - казнить за предательство. И второй вариант наиболее вероятен. Так что в этом году надо взять себя в руки. Я подхожу к своему дому, и тут на меня накатывает волна гнева: на моем заборе, на входной двери наклеены портреты нашего последнего победителя и моего бывшего напарника Катона Блейка. Я в ярости сдираю плакаты. Только его самодовольной морды мне не хватало перед Смотрами. Чертыхаясь, я толкаю входную дверь, которую никогда не запираю и захожу в прихожую. Там меня как всегда встречает кот Джефри. На самом деле, его зовут Томас Джефферсон, но я всегда называю его Джефри. Этот серый комок шерсти я привезла из Капитолия. Его мне лично подарил один из спонсоров. Сказал, что был поражен моей мужественностью и самоотдачей. Кот был уже взрослый — трехлетний. Он не сразу привык к здешним спартанским условиям и климату. И все-таки я старалась, чтобы его жизнь ничем не отличалась от капитолийской. — Привет, Джефри, — говорю я, вешая плащ. — Прости, что ушла, не накормив тебя. Сейчас все будет по высшему разряду! Я иду на кухню, Джефри бежит за мной. Насыпаю ему до отвала корма, а сама достаю из холодильника заморозку и бросаю ее на сковородку. Начинаю есть прямо из сковородки, не дожидаясь, пока еда полностью разморозится. Овощи и немного перченного мяса с рисом — такое блюдо дают в детском приюте при Академии миротворцев. Никогда бы не подумала, что вновь вернусь к этой еде. В приюте детей кормят вполне сносно: ведь в будущем воспитанники станут миротворцами, а некоторые добровольцами в Голодных играх. Я попала в приют в пять лет. Отца, неплохого, кстати, миротворца, убили на задании. Мать быстро спилась и уже не могла нормально работать на стройке. Так и умерла с бутылкой. Из семьи у меня осталась только тетя — сестра матери. На кладбище, во время похорон, она ушла, не сказав мне ни слова. А через несколько минут ко мне подошла молодая женщина в черной форме с белыми полосками. Она представилась воспитателем в приюте при Академии миротворцев. Затем взяла меня за руку и отвела туда, где началась моя новая жизнь. Помню, как заплакала в первый день. Воспитатель била меня, пока я не потеряла сознание. После этого я лишь изредка позволяла себе заплакать, и только наедине с собой. С самого начала нас стали обучать боевым навыкам, но иногда проводили и лекции по основной специализации нашего дистрикта - строительству. По достижении десяти лет, после прохождения экзаменов, выпускники отправляются на отбор в Академию трибутов (неофициальное название Академии миротворцев). Отбор проводят менторы. Тех, кого не выбрали, отдают в каменные шахты и на стройки. Шансы на мое поступление в Академию были невысоки, но все же меня выбрали. И сделал это Брут Квин. Он сказал, что ему понравились мои глаза - решимость, которая отражалась в них, сразила его. Последующие два года из нас делают профессиональных убийц, показывают Игры, в которых победили наши трибуты, чтобы мы набирались опыта. Тренировки очень изнурительны. Именно тогда я, кажется, разучилась плакать. Когда нам исполняется двенадцать лет, наши имена попадают в общую корзину на Жатве, но прежде нам предстоят Смотры — особое мероприятие, на котором собираются все победители дистрикта, чтобы выбрать «добровольцев» для Голодных игр. Кто будет участвовать, решают наставники и менторы. На Смотрах претенденты демонстрируют все, что умеют - из их числа победители выберут самых лучших (подготовленных) юношу и девушку. Если таких ребят будет несколько, то начнется второй этап — дуэли. Идея взята из древнеримских историй о гладиаторах. Мы сражаемся друг с другом за свою свободу. Не насмерть, конечно. Но когда соперник валится без сил, победители решают его судьбу: либо он будет пробовать себя на следующий год, либо перейдет в Академию миротворцев, а если недовольны будут все судьи — то отправится в каменоломни. Кода я нанесла удар своей сопернице, все девять победителей — Брут был моим наставником, поэтому права голоса у него не было — опустили большой палец вниз. Таким образом, мои Смотры закончились тем, что в пятнадцать лет я стала добровольцем. Катону же пришлось ждать аж до восемнадцати лет. Я бросаю вилку в пустую сковородку. Ее звук спугивает Джефри и, сделав необычный кувырок, он опрометью бежит на второй этаж в свою, а по совместительству и мою, спальню. Катон Блейк… от одного имени меня выворачивает. После своей победы он стал звездой и получил все, что ему причиталось. Деньги, славу, поклонников, роскошный дом. В Тур победителей мы отправились вместе. Это были самые ужасные две недели. На протяжении всего этого времени, Катон ни разу не заговорил со мной. Все время смотрел на меня с презрением и разочарованием. Разочарованием от того, что я осталась жива. Это бросало тень на его карьеру. Я пыталась огородиться от его взглядов, но они все время преследовали меня, даже во сне. После Тура мы с ним пересекались только на Смотрах, а год назад он уехал в Капитолий. По слухам, у него появилась там невеста… У меня начинает болеть голова — дурной знак. Я быстро поднимаюсь к себе в спальню и беру на тумбочке заранее подготовленную таблетку и стакан воды. Эти таблетки достаточно дорогостоящие, на них уходит почти весь месячный гонорар. Зато действуют превосходно. Я сажусь на кровать и достаю из тумбочки колоду игральных черных карт. Во время Тура победителей мне ее подарил сын мэра из Дистрикта-1. Мальчику было лет двенадцать, не больше. Мы сидели рядом за праздничным столом и казалось, что только ему было до меня дело. Он пытался меня как-то подбодрить и стал показывать карточные фокусы. До этого я карты видела только в руках надзирателей в приюте: детям их хранить запрещалось. Карты так и переливались в его руках. А потом, без лишних слов, он отдал их мне. Я так и не узнала его имя… — Мяу! — Джеффри запрыгивает на кровать и начинает тереться об мои руки, мешая мне тасовать колоду. — Уйди… — Мяу! — кот бодает меня в руки. Я вздыхаю и убираю колоду. Вот всегда он лезет, когда не надо. Часы бьют двенадцать дня — пора готовиться к Смотрам.