Сойка-говорун

Джефри путается у меня под ногами. — Джефри, хватит! Я тебя не буду брать в этот раз, на тебя отвлекаются. Кот трется об мои ноги, жалобно мяукая. Я беру его и выкидываю из комнаты, закрыв за собой дверь. Пусть побудет в коридоре, пока собираюсь. Смотры — достаточно муторное и скучное занятие. Учитывая, что я являюсь наставником абсолютно для всех участников, у меня нет права голоса, и мне остается лишь молча наблюдать и ждать вердикта других победителей. До сих пор не могу понять, почему ментором назначили только меня. Имея в живых девять победителей, это кажется каким-то бредом. Когда я задала этот вопрос Бруту, он ничего толком не ответил. Больше мы к этому вопросу не возвращались. Я смотрю на себя в зеркало. Менторская черная форма мне очень идет. Вообще, черный цвет один из моих любимых. Обтягивающие штаны, кожаные сапоги до колен, куртка с кучей потайных карманов и тремя красными полосами на плече. Чем-то она похожа на форму воспитателей в приюте, только сделана из более дорогой ткани. Говорят, ее шьет для нас Дистрикт-8. Неизменным аксессуаром, дополнявшим любой мой наряд, была бандана, закрывавшая страшную рану на моей голове. Я почти никогда ее не снимаю, разве что дома. Я цепляю поясную сумку, в которой храню самые необходимые вещи: лекарства, бутылочку воды, сигареты и карты. Прикрепляю серебряный значок ментора на грудь и выхожу из комнаты. Джефри хватает меня за сапоги, пока я спускаюсь вниз по лестнице. — Ой, ладно! Уговорил, — я беру его на руки и пристраиваю на своем плече. — Но я оставлю тебя в кабинете. А потом отдам Магнусу. Кот удовлетворенно мурлычет. Я выхожу из дома и иду на автобусную остановку. Академия миротворцев находится на самой окраине города, рядом с железнодорожным вокзалом. Будь у меня больше времени, я бы пошла туда пешком. Дождь уже давно прошел, на улице светит солнце. Людей стало больше, все куда-то спешат. На остановке толпится народ. Буквально через пару минут подъезжает автобус, на мое счастье, совершенно пустой. Дорога до Академии занимает пятнадцать минут. Вместе со мной выходят и все остальные пассажиры, следуя на вокзал: почти все они шахтеры. Здание академии обнесено высокой стеной из белого камня. Пока я преодолеваю расстояние от остановки до входа, меня сопровождает полнейшая тишина. Я знаю, что за этой стеной кипит жизнь, но снаружи кажется, что там вообще ничего нет. Даже дверь можно заметить не сразу. Я выстукиваю по ней специальный сигнал. Вскоре слышу щелчок и легко толкаю толстую стену. Быстро прохожу через открывшийся проход, прекрасно зная, что буквально через минуту он закроется. Передо мной простирается черный коридор, слабо освещенный фонарями. Я бреду по нему в полнейшей тишине, даже Джефри молчит. Коридор петляет, кажется, я сделала уже круг вокруг Академии. Наконец-то впереди я вижу миротворца в белой броне. Подойдя к нему, демонстрирую менторский значок. Он долго смотрит на него сквозь шлем. Затем кивает и открывает мне дверь. Я выхожу на залитую солнцем огромную площадку. Она разделена на две зоны. Слева расположено трехэтажное здание приюта. На его тренировочной площадке занимаются ребятишки под присмотром воспитателей-надзирателей. Справа — учебная база миротворцев. Эти участки окружены металлическим забором с колючей проволокой, через которую проходит ток. Но площадки находятся на виду. Когда меня маленькую вели в приют, я увидела людей возле корпуса миротворцев. Они смотрели на меня с неприкрытым презрением. Джефри соскакивает с моего плеча на дорожку из гравия. Я не переживаю: он никуда отсюда не убежит. Напротив, он мчится прямо к зданию Академии трибутов, которое находится на самом краю площадки: двухэтажное, с красивыми окнами, всюду висят знамена, флаги. Джефри останавливается возле входной двери. Толкнув ее, захожу внутрь. Уверенным шагом обхожу золотые статуи наших покровителей: бога войны Марса и богини победы Виктории. У нашего дистрикта особая любовь к уже давно канувшей Древнеримской империи. Джефри бежит по ступеням на второй этаж, я следую за ним. Кабинет Энобарии Голдинг находится в самом конце коридора. Стучусь. — Да! Я толкаю дверь и захожу. — Добрый день, — закрываю за собой дверь. Энобария сидит за столом и просматривает какие-то папки. С собранными в хвост волосами и в очках она очень похожа на учителя. — Тебе идут очки, — говорю я, присаживаясь на черный кожаный диван. — Угу, как же, — она поднимает на меня глаза. — Опять ты его с собой взяла. — Я оставлю его здесь. Ты не против? — спрашиваю я. Джефри садится мне на колени и мурчит. — Главное, чтобы он не поцарапал диван. — Энобария прячет папки в шкаф. — У меня для тебя новость. Не знаю, хорошая или плохая. Усмехаюсь. — Заранее боюсь. — И зря боишься, — Энобария садится рядом. — Ты, разумеется, в курсе, что Катона нет в городе, и он не приедет на Смотры. Так что ты займешь его место. — То есть? Я же ментор. Причем для всех. Я не могу голосовать. — Теперь можешь. Все добровольцы — твои ученики, надеюсь, любимчиков у тебя нет. Сама будешь решать, кого слить, а кому дать шанс на будущий год. Это не обсуждается, Мирта, так что не спорь. И еще: желательно в этот раз обойтись без красочных шоу. — То есть, сразу выбрать трибутов? — интересуюсь я. — Да. — Ну, Энобария, это не только от меня зависит. Нас же девять. — Верно, но ты будь в курсе, — она бросает взгляд на часы. — Пойдем. Скоро начнется. Ты же списки передала? — Да. — Отлично. Надзиратели сами всех приведут. Она встает с дивана и идет к выходу. Я следую за ней. Джефри удобней устраивается на диване и совершенно забывает обо мне. Мы идем в другое крыло здания — именно там проходят Смотры. Заходим в зал, поднимаемся на смотровые трибуны, где уже собралось пять победителей. Энобария спешит с ними поздороваться, а я отхожу в сторону. Как же хочется курить… Минут через десять ко всем присоединяются Лайм и Брут. Мой бывший наставник подходит ко мне. — Ты чего здесь стену подпираешь? Не слышала новость? — Слышала. Но как-то… — Идем-идем, — он берет меня под локоть и ведет к незанятому месту. Мне становится как-то неловко. Победители о чем-то весело переговариваются, смеются, не обращая на меня никакого внимания. Тем временем надзиратели готовят небольшую арену. Остается двадцать минут до начала. Нам раздают личные дела участников. Я их даже не открываю: и так все знаю. Как всегда, самым последним к нам присоединяется Магнус Стерлинг Шар. — О, какие люди! Девушка, вы местом не ошиблись? — он смеется и протягивает мне руку для пожатия. — Кажется, я как раз на своем месте, — улыбаюсь я и жму ему руку. Магнус тоже улыбается, подмигивает мне и идет на свое место. Я совершенно на него не обижаюсь. Магнус, не смотря на свой возраст, очень симпатичный мужчина. Темноволосый, высокий, с красивой бородой. Уже на Играх в него влюбились почти все спонсоры женского пола и готовы были забросать подарками. Да и по сей день по нему многие сохнут. Магнус тоже не просматривает дела будущих добровольцев. Он просто закидывает ноги на перила и со скучающим видом наблюдает за участниками Смотров. А в конце проголосует самым последним. Уж кого-кого, а его точно тяжело поразить. За почти сорок лет карьеры он на многое насмотрелся. Звучит гонг, символизирующий начало Смотров. Я отобрала двенадцать человек: по шесть юношей и девушек. На демонстрацию своих умений им дается три минуты — все как в настоящих Голодных играх. Сразу после этого мы выставим оценки в специальный бюллетень, а в конце подведём итоги. Сначала выступают юноши. Звучит второй гонг, приглашая на арену первого претендента. — Скукотень, — подводит итог Магнус полчаса спустя. — Хоть бы кто-нибудь выпендрился… Среди шестерки парней трое приютских. Они сразу выделяются своей кровожадностью и жаждой победы. У остальных эта жажда менее заметна. Конечно: ведь они привыкли получать все и сразу, да по волшебству. Где-то родители помогут, где-то деньги. Звучит третий гонг — наступает очередь девушек. Среди них только одна сирота. Признаться, мне не хотелось ее выставлять, но выбора не было: по правилам должен быть хотя бы один кандидат из приюта. На самом деле, Розали Митчел очень хорошо подготовлена. Она достаточно ловкая и сильная, по уровню физподготовки очень похожа на меня, когда я проходила Смотры. В общем, отличный экземпляр. Но вместе с тем, Розали девушка крайне наглая и стервозная. Если она пройдет отбор, нам, скорее всего, будет трудно найти общий язык. Прежде мне не было до этого дела, но что-то подсказывает, что этот год особенный. Возможно, последний в моей жизни. Уже выступило пять девушек, а меня никто не зацепил. От скуки достаю колоду карт. Сидящий рядом со мной Уэйд Ракин просит показать ему какие-нибудь трюки. Магнус откровенно зевает, Энобария нервно ерзает на стуле — видно, сама хочет выступить. И вот наступает очередь Розали Митчел. Она выходит к нам с надменным видом, высоко подняв голову. — Розали Митчел. Номер 2170. Двенадцатый участник восемьдесят первых ежегодных Смотров. После представления она подходит к стеллажу с оружием и выбирает легкий метательный нож. Ловко крутит его в руках, подкидывает, ловит. Затем подходит к нашей трибуне. — Уважаемы наставники. К сожалению, манекены не могут кидать ножи. Для демонстрации своего умения, я хотела бы попросить одного из вас помочь мне. Вот это уже интересно. И очень дерзко. Я смотрю на других судей. Энобария хмурится, Брут выпрямляется на стуле, даже Магнус спускает ноги с перил. — И что же ты хочешь? — спрашивает Лайм. — Я хочу, чтобы в меня метнули нож. — Думаю, мисс Дагер подойдет для этой цели, — говорит мой сосед Уэйд Ракин. — Нет, — Энобария встает. — Мирта Дагер является ментором. Таким образом, она не имеет право никак содействовать участникам. «Ага, зато голосовать за них может», — саркастично заметил внутренний голос. — Ладно, я это сделаю, — Лайм встает со своего места и спускается вниз. Она очень высокая и мощная женщина. Ее бросок, если достигнет цели, вполне может быть фатальным. Да, еще никогда в первом туре Смотров никто не умирал. Но все когда-нибудь случается в первый раз. — Надо же, ты ножи научилась метать? — Магнус с сомнением смотрит на Лайм. — У тебя же пыльцы вообще не гнутся. — Научилась, мистер Шар. — Угу. То, что не острое называется рукояткой, если что, — с серьезной миной говорит Магнус. Я не выдерживаю и издаю смешок. — Спасибо, мистер Шар. Я еще на наших уроках усвоила это. — О, значит я не зря прожил жизнь! Победители смеются, даже Энобария улыбается. Лайм Рэйб являлась подопечной Магнуса Стерлинга Шара. В интервью он не раз говорил о том, что Лайм не хватает изящества. Впрочем, это ей не помешало стать победителем. Среди присутствующих только Брут остается напряженным. Он, как и я, догадывается, что собирается сделать Розали. Когда-то я тоже хотела исполнить такой трюк на Смотрах. На одной из тренировок я попросила Брута метнуть в меня нож, а сама собиралась поймать его в последний момент. Хорошо, что он целился в плечо… Нож тогда вошел в меня по рукоятку. Если Розали Митчел преуспеет в этом трюке, то почти стопроцентно попадет на Игры. Если нет… остается надеяться, что пальцы Лайм по-прежнему не гнутся. Розали с улыбкой протягивает ей кинжал и что-то быстро говорит. Наверное, признается в безграничной симпатии. Затем отходит на несколько шагов и… так и остается стоять спиной к Лайм. В зале мертвая тишина. Лайм отводит руку. Замах и бросок. Все произошло за считанные доли секунд. Розали повернулась в последний момент. Она не вскрикнула, не согнулась от боли. Приглядевшись, я вижу, что она крепко держит нож за рукоятку. Меня переполняют эмоции. — Вау… — Магнус задумчиво потирает подбородок. — Оказывается, в приюте еще не перевелись нормальные люди. — Он берет бюллетень, и я не сомневаюсь, что он ставит высокий балл. Все остальные судьи тоже выставляют оценки. Что же мне поставить? Двенадцать? Нет, для этого ей надо было поймать нож зубами. Одиннадцать? Интересно, в свое время Китнисс Эвердин — девушка из Дистрикта-12, поразила судей выстрелом из лука прямо в яблочко. Яблочко за обеденным столом. Чем трюк Розали хуже? Я хмурюсь и наконец вывожу на листке десятку. — Можешь идти, — говорит Энобария Розали. Так оставляет нож и уходит. У нас забирают бюллетени: скоро будут подведены итоги. Брут отводит меня в сторонку. — Ну как тебе? — Ну, — начинаю я, — неплохо. Но в прошлый раз было лучше. — Да… Девчонка молодец. Ты научила? — Этому трюку? Нет, она когда-то спросила у меня, могу ли я так. Я ответила, что пробовала, но не вышло, — усмехаюсь. — Что может быть лучше: ученик превзошел учителя. — Это да, — Брут улыбается. — Ты справишься с ней? — Будут проблемы, — отвечаю я после небольшой паузы. — Постарайся их решить до Игр. Я хотел сказать тебе по секрету, — Брут вплотную подходит ко мне. — Каст передает мне ваши беседы. Он искренне старается тебе помочь. Ты можешь быть менее упертой? — Что он тебе наговорил? — Много чего. Ты вроде и не дура, но, порой, по твоему поведению так не скажешь. Перестань уже упираться рогом — признайся, что проиграла. Успокой Капитолий. Зачем им выбившийся из подчинения бывший трибут? Мирта, это не шутки. Они раздавят тебя, и им ничего за это не будет. Я молчу. Брут лишь подтверждает мои опасения. — Когда поедешь в Капитолий, будь миролюбивей. Ищи спонсоров, заигрывай с ними, слушайся Лесли и не груби. Помогай или делай вид, что помогаешь своим трибутам. В общем, веди себя, как положено. Поняла? Или этот год станет для тебя последним. — Да, я поняла. — Молодец, — Брут легонько сжимает мое плечо и возвращается к остальным. Трясущейся рукой достаю таблетку и почти до дна осушаю бутылку воды. Дрожь никак не унимается. Я возвращаюсь на место. Через десять минут надзиратели приводят участников Смотров. В центр выходит девушка в белой форме. — Внимание. Результаты восемьдесят первых ежегодных Смотров. С результатом в 77 баллов первым добровольцем для участия в Голодных играх от Дистрикта-2 становится Максвелл Йорк. Шаг вперед. К нам выходит высокий светловолосый парень. По его лицу видно, что он очень доволен результатом. Во время обучения Максвелл ничем особо не выделялся, был таким же как все: широкоплечим, мощным. Чем-то он напоминает Катона. Он попадал в список участников Смотров дважды. Последний раз закончился дуэлью. Сейчас ему восемнадцать лет — и это его последний шанс принять участие в Играх. Тем временем девушка-надзиратель продолжает: — С результатом в 92 балла вторым добровольцем для участия в Голодных играх от Дистрикта-2 становится Розали Митчелл. Шаг вперед. Все победители, включая меня аплодируют. Розали становится рядом с Митчеллом. — Смотры окончены. Надзиратели уводят оставшихся участников, судьи один за другим покидают зал. Брут напоминает мне, чтобы я объяснила будущим трибутам правила. Я подхожу к ним. — Поздравляю, — произношу я. — Хорошие результаты, весьма хорошие. В четыре часа начнется Жатва. Вы вместе с другими воспитанниками пойдете туда. Вы выступите только тогда, когда сопроводитель из Капитолия спросит о добровольцах. Не волнуйтесь, ваше место никто не займет. Поняли? — Да, мисс Дагер, — отвечает Максвелл. — Тогда до четырех свободны, — я покидаю зал Смотров и иду в кабинет Энобарии за Джефри. Кот, как и ожидалось, все это время спокойно спал. Энобария уже восседает за своим рабочим местом и разливает по трем бокалам шампанское — это ее своеобразная традиция после каждых Смотров. — Кто третий? — спрашиваю я. — Магнус скоро подойдет. Брут уже говорил с тобой? — Да. Энобария кивает и молча протягивает мне бокал. В ту же секунду в кабинет заходит Магнус Шар. Джефри, уже успевший к моему приходу проснуться, соскакивает с дивана и бежит тереться об ноги новоприбывшего гостя. — О, и ты тут, — Магнус берет кота на руки. — А этот капитолийский сувенир мне оставляешь, Мирта? — Только если вы не против. — Вовсе нет. Мои младшие внуки будут в восторге, — он отпускает Джефри и берет бокал. — Ну… пусть удача будет на нашей стороне. Добавить нечего. Шампанское очень приятное на вкус — сразу видно, делали в Капитолии. Это не газировка со спиртом, какую изготавливают в нашем дистрикте. Энобария подливает нам еще. — Хорошее у меня предчувствие, — говорит Магнус, внимательно рассматривая хрустальный бокал. — А это редкость. Уже шесть лет как у нас порожняк, слышал, Академия едва набирает людей. Все вдруг резко захотели добывать камень и тому подобную чушь. — Это все преувеличение, — твердо говорит Энобария. — Академия переживает небольшой кризис, но это временное явление. — Надеюсь, наш юный ментор в этот раз справится со своей задачей? — без всякого перехода интересуется Магнус. — Я всегда стараюсь выполнять поставленные задачи, — аккуратно подбирая каждое слово, отвечаю я. — Ну-ну, — хмыкает Энобария. — Хотя, я вот чего не возьму в толк, — мужчина садится за стол и закидывает на него ноги. Энобария меняется в лице, но потом быстро берет себя в руки. — Я по себе знаю — если что-то не получается, нужно отложить это до лучших времен. В нашем дистрикте здравствуют девять победителей. Ну, если не считать одного зажравшегося щенка, удравшего в Капитолий, то восемь. Так какого черта уже в седьмой раз мы отправляем в Капитолий человека, которого большинство не считает настоящим победителем? Да, к тому же, одного. Даже у затхлого Дистрикта-11 и то двое все время ездят. Ментор — это прирожденный лидер, умеющий отдавать приказы. Взять хоть Лайм. Возможно, сейчас она и может руководить, но тогда… — Магнус разводит руками. — Двух слов связать не могла. Я сразу сказал, что она не будет ментором. И хорошо — а то побед нам было бы не видать еще лет десять. Я сам брался за это, если был в себе уверен. И этот подход работает: четверых победителей воспитал. Собственно, к чему это я, — он осушает залпом бокал и смотрит на Энобарию. — Какого лешего ментором у нас является приютская девочка с разбитой головой, которая не является настоящим победителем? Энобария облизывает пересохшие губы. В конце концов, собравшись с мыслями она дает ответ: — Потому что не мы это решаем. Я едва не роняю бокал. То есть как это, «не мы решаем»? Магнус резко выпрямляется на стуле и врезается в стол. Для него это тоже новость. — Не вы? Кто тогда? Энобария едва не прокусывает губы — с ее наточенными зубами это не мудрено. Она опасливо озирается, будто за нами кто-то следит, затем садится на диван и тихо произносит: — Я не хотела бы это обсуждать. — Э, нет, погоди, — Магнус встает с кресла. — У нас принято, что ментора выбирают среди победителей и делают это победители. Нет, ну ладно я, уже поехавший в маразме старик, и мое мнение можно не спрашивать. Но остальные вроде бы адекватные. Или их мнение теперь тоже не учитывается? Мирта, без обид, но я просто не понимаю, какому идиоту пришло в голову выбрать тебя. Из тебя ментор, как из Лайм балерина. Я перевожу взгляд на Энобарию. Она перестала терзаться и сейчас довольно злобно смотрит на Магнуса. — Я сказала — я не буду это обсуждать. Точка. — Хорошо. Ладно. Мне не хочешь говорить — скажи ей. Магнус берет Джефри на руки. — Забираю? — спрашивает он. — Да, — говорю я. — Мяу! Я подхожу к Джефри и треплю его за ушком. Он продолжает мяукать и пытается схватить меня лапой. — Ну ты чего? Меня не будет пару недель. Кот шипит, старается вырваться. Я целую его в лоб. Магнус подмигивает мне и выходит из кабинета. Я слышу, как Джефри продолжает жалобно мяукать. Вздыхаю: первый раз оставляю его надолго. Энобария молчит, я тоже. Когда тишина становится невыносимой, собираюсь попытаться завязать разговор, но она меня опережает. — Приказ поступил из Капитолия. А теперь иди. Я замираю, не в силах ни пошевелиться, ни сказать слова. Капитолий… Но в чем выгода? Ведь меня считают никем. Я — их недосмотр, их ошибка. Зачем вести такую игру? Десятки вопросов вертятся в моей голове, но я не могу задать ни один из них. — Это игра, Мирта. Она не закончена. Иди уже, у тебя меньше двух часов. *** Нож летит точно в цель. Потом еще один. И еще… В горле пересохло от усталости. Делаю последний глоток из бутылки. Надо будет сходить в столовую, набрать воды. Скоро начнется Жатва. В Академии почти никого не осталось, только взрослые. Остальные уже пошли на площадь. Скоро туда хлынет весь город. Для Дистрикта-2 Жатва — это особый ритуал. Мы не боимся этой процедуры: ведь у нас всегда готова пара трибутов. Но этого никто не знает, точнее, об этом не знают простые люди. Все дети делают вид, что боятся, родители трясутся. И все на камеру. Еще никогда за восемьдесят лет ни один доброволец не был из толпы. Я быстро спускаюсь в столовую, набираю воду. До Дворца правосудия путь неблизкий, но у меня есть время, поэтому я решаю добраться пешком. Как же хорошо идти в тишине. Город затих, улицы опустели. Кое-где мне попадаются тихие семьи, которые ведут своих детей. Все красивые, все ухоженные. На площади не протолкнуться. Миротворцы разбивают всех на группы: отделяют детей от родителей; ученики Академии стоят в первых рядах строго по росту и возрасту. Я спокойно поднимаюсь на трибуну и занимаю место ментора, сбоку от нашего мэра. По всей площади развешены флаги Панема, Капитолия, Второго дистрикта, а сам фасад дворца закрыт огромным экраном, на котором проецируются все победители второго дистрикта. И живые, и мертвые. Всем столько лет, сколько было во время Игр. Меня среди них, конечно же, нет. — Фу, какой я урод, — Магнус, успевший переодеться и нацепить на себя все мыслимые и немыслимые награды, садится рядом со мной. — Я бы поспорила, — говорю я с улыбкой. Магнус улыбается. — Отдал я Джефферсона внучке младшей. Ты рискуешь остаться без кота. Я не успеваю ответить: часы на Дворце правосудия бьют четыре. Жатва начинается.