Шаг навстречу...

       День клонился к закату. Алое солнце утопало в толще кучевых облаков, озаряемых последними лучами. Свежий воздух вечерней прохлады медленно пробрался в кабинет главы клана Кучики. Наступающий сумрак вскоре скрыл последние иероглифы с отчетных бумаг, вынудив мужчину зажечь лампаду. Бьякуя вдохнул полной грудью эту ненавязчивую свежесть, словно глоток жизни, который отдавал теплыми воспоминаниями нежных рук, дотрагивающихся до его плечей. Как же иногда вечерами, сидя в тишине, он скучал по ней. Те мгновения казались сном, словно этого никогда и не было, лишь комната хозяйки дома, которую за 20 долгих лет никто не посещал, оставалась немым напоминанием о том мимолетном видении, которое и было счастьем.       Просматривая очередные документы по разделу имущества, которые стоили его отдельного внимания, глава клана был оповещен, что его с минуты на минуту ожидает Гинрей. Опустив листок, мужчина встал из-за стола и прямиком направился к дедушке, который если вызывает, то по какому-нибудь неотложному делу. Пройдя узким коридорами и террасами, мужчина оказался на другой стороне усадьбы, где располагались комнаты Кучики Генрея. Служанка открыла ширму раньше, чем Бьякуя успел сообщить, что он пришел. Двадцать шестой глава клана восседал за небольшим чайным столиком, нахмурив седые брови. В полумраке старческий образ выглядел грузным, словно занимал все свободное пространство. Он сделал несколько глотков и отставил фарфоровую чашку. Поза Гинрея Кучики говорила сама за себя, даже скорее уже настраивала принимать оборону. — Проходи, Бьякуя, — старик не повернул головы, смотря прямо перед собой. Его мысли наверняка были сейчас где-то в другом месте. Пройдя внутрь, мужчина поклонился в знак уважения и сел напротив. Темную комнату освещал лишь лунный свет, скользящий из приоткрытого окна. Луч стремился угодить на дубовый столик, где красовались изысканные чаши ручной работы и чайник, выполненный из тончайшего белого нефрита. Вскоре ночной мрак начал полностью поглощать присутствующих, а тишина сдавливать воздух. Ветра не было. Все словно замерло в удушающей тьме. Слуги внесли лампы, залившие комнату светом, но сделавшие ее в разы меньше. Для Бьякуи было бы лучше оставаться в черненой пустоте — так спокойнее: не видно никого, лишь лунный луч. — Наша семья испокон веков была одной из богатейших и влиятельных во всем Сейретее, однако не всегда было так… — Генрей решил начать разговор заходя с другого ракурса. Старик жестом указал внуку, что тот может приступить к чаепитию, однако именно это у Бьякуи вызывало внутри недоверие к происходящему. Мужчина искоса посмотрел на чашку, не желая брать ее в руки, с надеждой избежать этого разговора. — Семья Кучики пару столетий назад имела дело с серией обстоятельств, которые оставили нас в долгах, однако и среди Благородных семей у нас есть союзники. Они предоставили нам все необходимое, чтобы мы смогли справиться со своими бедами, — Генрей сделал продолжительную паузу, — но ничто не дается бесплатно. — Не имею ни малейшего понятия к чему вы клоните, и дела дней минувших меня мало волнуют, — Бьякуя старался дать понять, что данные инциденты его не интересуют и принимать какое-либо участие он в этом не планирует. Старик нахмурил брови. Чаша с глухим стуком опустилась на стол. — Бьякуя, дослушай до конца. Не смотря на то, что ты стал главой клана, решения все еще принимаю я. Семья Тоба напомнила нам про долг и взамен они просят обеспечить будущее одной из их дочерей, — его голос звучал строже чем обычно, — по скольку я уже стар брать в жены молодую девушку, а нашему клану нужен наследник, ты, Бьякуя, как глава клана, женишься на одной из дочерей господина Юя. — Это была уже далеко не просьба. Напряжение в комнате нарастало. Еще немного и оппоненты начали бы метать в друг друга молнии. Бьякуя собрался с духом, ему предстояло отстаивать свои принципы. — Мы уже говорили на эту тему и я просил более не поднимать вопрос о женитьбе, особенно в счет какого-либо долга, — мужчина был непреклонен. — Мы обсуждали это сотню раз и сотню раз я четко излагал вам свою позицию на этот вопрос. — Что ж, раз ты остаешься таким же упертым, тогда мне ничего не остается, как изменить условия. — Кучики Генрей наполнил свою чашу крепким чаем, — Если ты продолжаешь настаивать, то Рукию старейшины клана признают как кандидатку и она будет отдана в семью Тоба в качестве уплаты долга. Бьякуя побледнел, но старался держать лицо. В качестве долга этот старикан собрался отдать сестру своей невестки. Мерзкий тип, в арсенале которого остался один шантаж. Капитан Кучики сверкнул глазами. — Официальной женой она не станет, а вот наложницей — вполне возможно. Господин Юй будет согласен с таким раскладом. — Генрей налил чай в чашку и отпил немного. — Почему наложницей? — Мужчина в недоумении посмотрел на деда. — Рукия — приемная дочь нашей семьи, она не равноценна дочери главы клана. — Генрей недовольно поджал губы, сверля взглядом внука. — Решай, — двадцать шестой глава клана напоминал истукана, высеченного из гиброалтарской скалы, полного непоколебимости, — либо твой брак, либо… — старик сделал длинную паузу. Это был удар по больному. «Как гадко, Генрей.» — внутри Бьякую аж скрутило от злости на деда. Слишком подло. Рукия, сестра Хисаны, о которой Бьякуя обещал заботиться, теперь станет козлом отпущения. Маленькая девочка из Руконгая никогда не будет уважаема честолюбами и толстосумами из Благородных семей, и жить с нелюбимым человеком она не сможет — это сродни проклятию. Конечно, Бьякуя не поощрял выбор своей сестры, которая тосковала по рыжему человеческому хулигану, но счастье в любви — это блаженство, даже если придется пройти тернии. У нее все еще впереди, еще будет любовь, а он… ему уже стало все равно. Покинув мир, его возлюбленная забрала с собой все краски мира, и ни одна красавица больше не сможет тронуть его сердце, взбудоражить мысли и коснуться души так, как это сделала некогда Хисана. Бьякуя вздохнул, прогоняя мысли прочь. Он посмотрел на деда глазами полными ненависти и злости. Горячий нрав внутри, кипел как лава, перетекая в разные состояния. — Не трогайте Рукию, не окунайте ее во все это. Я согласен взять в жены дочь главы клана Тоба. Будь по вашему. — на этой крайне «позитивной» ноте, глава клана встал, и поклонившись, удалился к себе, размышляя о том, кого он спас и, что потерял. Ущербы были минимальные. Пострадала лишь его гордость. Внутри все раздирало от боли и предательства, а именно самого себя, своих убеждений и обещаний.        Дни за днями тянулись однообразной вереницей, однако в этой веренице дней, превращающихся в недели отсутствовал на своем рабочем месте один занимательный синигами, беспочвенно отлынивающий от своих должностных обязанностей. Стол Тоба Минчжу был пуст и чист, как и всегда, однако, возникающие на нем документы, тоже с завидной периодичностью исчезали. Спросив позволения носить документы сильно заболевшей Минчжу, в жизни шестого отряда появился весьма интересный синигами. Девчушка, которая бегала словно ужаленная принадлежала к девятому отряду и была под крылом Хисаги Сюхея, взявшего себе помощника из числа подчиненных. Расторопная, немного неуклюжая, сияющая белизной зубов, когда ее кожа была темнее плитки шоколада. Тендей Субира с затейливой копной вьющихся черных волос и россыпью веснушек на лице была очень доброжелательной и отзывчивой. Неизвестно какими словами она умаслила Кенсея, чтобы отпрашиваться за несколько часов, чтобы сбегать в шестой отряд, забрать бумаги, принести их хворающей Минчжу, а стопку уже подписанных, вернуть на место, точно распределив ее между разделами. Она была полной противоположностью молчаливой Мин как по характеру, так и внешне. Не лишенная приятных женских округлостей, Субира оставалась очень шустрой и неугомонной. Вбегая в кабинет лишь на пару минут, она заполняла собой все пространство, даже если не произносила ничего, кроме элементарной вежливости. Бьякуя уже начинал порядком скучать по тишине, но что сделаешь, если работа идет и никто не отлынивает. Создавалось такое ощущение, что даже если Минчжу оторвут все конечности и она никогда не вылезет из лазарета, все бумаги будут разобраны в срок и подписаны, и это его и подкупало. Организованная и исполнительная прогульщица с большой буквы, и почему-то он был уверен, что у Тоба что-то случилось, и это что-то тревожило и его самого.       Прошло еще несколько дней, когда войдя в кабинет Бьякуя обнаружил присутствие негативной массы за столом в углу кабинета. Да, этой негативной массой и была Минчжу. Ее внешний вид, говорил сам за себя. Помятый черный ишан, подвязанный небрежно поясом, лежал складками на ее коленях. Лицо, бледнее прежнего проглядывало из-под волос, которые были кое-как собраны в нечто напоминавшее пучок. Выбивающиеся черные как смоль пряди струились по ее лицу и плечам. Словно застывшая картинка, Минчжу сидела неподвижно, лишь рука, как ни в чем не бывало, скользила, касаясь кистью бумаги. Сквозняк от открывшейся двери, приоткрыл ее изможденное лицо. Черты лица Минчжу были словно нарисованные, а теперь от нее веяло необычайным спокойствием, пропитанным легкой горечью и безысходностью. Это лицо смирения с участью, которая выпала на ее долю, и о которой Бьякуя лишь мог догадываться. Мужчина прошел мимо и сел за свой стол. Как и ожидалось, реакции или приветствия он в свой адрес не услышал. Однако, подопечная снова была в поле его видимости, и это внушало спокойствие. Бросив взгляд на девушку, капитан углубился в прочтение отчетов, но эта тяжелая парящая атмосфера висела грузом над всеми в кабинете. Мужчина вздохнул, нужно было что-то сказать, что-то возможно сделать. Он еще раз взглянул на Мин. Девушка почти не дышала, замерев в одном положении. Спустя какое-то время, заметив краем глаза обстановку, она оторвалась от своих дел. Не меняя позу, Тоба подняла глаза, сначала в пустоту, а позже перевела взгляд на капитана. — Вы что-то хотели? — прежде Бьякуя не видел такого выражения Минчжу. Некогда стеклянные и пустые, теперь глаза, цвета грозового неба, пробирались в самую душу. Холодным презрением обдало Кучики и он не мог сейчас найти этому объяснения. Действия Минчжу зачастую были придержаны алгоритма и отстранения, а выпады последнее время совсем не проявлялись. Мужчину такое поведение девушки не задевало ни капельки: отношение подчиненных и начальника строго регламентированы, однако здесь было нечто другое. Человек, который сидел за столом в углу страдал, тихо и внутри себя. Бьякуя смотрел на Тоба в упор, пробивая ледяную стену отвращения, которую она умело выстроила, а за ней крылось одно единственное чувство — боль…