На восток и на запад Отправлялся в скитания ты, И опять мы простились, - С той поры миновал целый век. Ты со мною прощался, И снег был похож на цветы, Ты больше не вернешься, И цветы так похожи на снег.
Сильный ветер трепал легкую ткань балдахина, украшавший кровать новоиспеченной госпожи Кучики. Серые тучи нависали тяжелым грузом и что-то так сильно давило, что каждый вдох давался с трудом. Так не хотелось открывать глаза. Распахнутыми слепыми глазами, девушка уставилась на потолок. Шифон еле задевал ее лицо, когда ветер бил бамбуковую дверь. Сильные порывы просачивались через окно и несли с собой бодрящую свежесть. Решением воли Минчжу поднялась с кровати. Белоснежная ладонь сжала простыни, пальцы посинели от напряжения, а с губ сорвался сдавленный тихий стон, больше напоминавший крик. А что сейчас она может сделать? Что вообще она теперь может сделать? Ровным счетом ничего. Ее жизнь никогда ей не принадлежала… Долг семье, долг Сейретею… когда она уже от всего освободится и будет свободной? Тонкие пальцы отодвинули легкую ткань, и ноги ступили на холодный пол. Эстетика японских домов не подразумевала ковровых покрытий и многочисленных служанок, караулящих двери. Кровать же с балдахином ей была привезена из отчего дома, как забота отца, который в своих переживаниях о любимой дочери, помнил, что она выросла в других условиях. В голове было пусто. Ни одной мысли не пробегало. Белоснежные одежды скользнули по нежной коже. — Выйдите все, я люблю принимать ванну в тишине и одиночестве. Я позову вас, когда вы мне понадобитесь, — таким же властным голосом она когда-то отдавал распоряжения у себя в доме «Йе Чжу*(1)». Длинные черные волосы были гордостью девушки, которая придавала им особое значение. Жизнь — река, а мы лишь лодки, плывущие по течению, однако Мин сохраняла свой неизменный вид в одежде и прическе лишь по одной причине. Слишком тяжело было принять все это, а память, которая причиняла ей боль, все еще хранила теплые слова и взгляды, дружеские улыбки и командный дух. — Волосы такие длинные… Словно шелковая долина… — Минчжу провела рукой по черным прядям, распуская косы. Юшенг часто применял это сравнение, так он выражал свою нежность. Мин прикрыла глаза и окунулась в горячую воду, как в объятия любимого человека. Есть тысяча способов покончить с жизнью, но… Девушка вынырнула и глубоко вздохнула. Приведением скользила тень девушки по дому Кучики, однако ни одна живая душа не могла наткнуться на свою новую госпожу, не то чтобы заговорить с ней. Мин ходила исключительно по дальним комнатам, силясь не сталкиваться с капитаном и его приближенными. Спустя пару дней Минчжу появилась в Готее — 13. Так же как и в первый день бесшумно зашла на в кабинет. Спокойное лицо не выражало ничего, словно мертвое. Девушка без приветствий, которые следовало бы обозначить как предмет обязательный, проследовала к своему столу, однако заметив груду бумаг, она лишь сгребла все в кучу, взяв пару ручек вместо кисточек, и не взглянув на капитана, вышла. Абараи Ренджи уже немного привык к нелюдимости Тоба, но в этот раз данное поведение его озадачило. Может случилось что. Лейтенант вышел из кабинета вслед за офицером Тоба, которая проследовала на тренировочную площадку и разместилась под деревом. — Что происходит, Тоба? — Ренджи обошел дерево с другой стороны. — Кучики… — сквозь зубы проскрежетала девушка, и встав в полный рост, протянула лейтенанту бумагу, — будьте добры вклеить этот документ… — каждое слово Мичжу выдавливала с какой-то гримассой отвращения, — в мое дело… Абараи вопросительно посмотрел на офицера и уставился в листок. Спустя секунду его лицо вытянулось, а глаза стали напоминать блюдца. — Что? Какого черта? Когда? — чуть ли не заикаясь произнес ошарашенный парень. Он уставился на Мин, которая была белее стены. — Лейтенант Абараи, пусть это все будет лишь на бумаге. Разрешите мне не заходить в кабинет, а выполнять работу свою где угодно, но не в кабинете капитана… — Кучики Минчжу, бумажную работу вы должны выполнять в кабинете, а не под деревом, — капитан шестого отряда вырос из-под земли и забрал листок о смене фамилии из рук лейтенанта. — Кикера-сан, — Минчжу окликнула проходящего мимо синигами, — капитан попросил перенести все мои документы обратно в кабинет. Девушка пошла в направлении кабинета, и оказавшись на максимальном расстоянии к своему капитану подняла лицо. Ее глаза метнули молнии. — Я вас ненавижу, — она процедила эти слова через сжатые от негодования, зубы, так тихо, чтобы лишь адресат мог услышать все до конца, — с каждым днем все больше. Бесконечной вереницей серых однотонных карточек шли дни. Приходила на работу Минчжу спозаранку, и лишь нога капитана Кучики переступала порог кабинета, девушку как смывало. Она не хотела находится с ним даже на расстоянии пушечного выстрела. Ее пальцы последнее время были туго перевязаны бинтами, а Бьякуя заприметил, что одно дерево, ближайшее к баракам, ободрано на уровне вытянутых рук. Каждый шаг по новому дому отравлял все существо девушки. Мин возвращалась домой настолько поздно, что приходилось иногда идти в дальние покои на ощупь. Ступая по деревянному полу, она чувствовала себя узницей. Большая клетка закрыла засовы и теперь ей не выбраться, а лишь влачить свое существование. Минчжу прошла к зеркалу, что было устроено у туалетного столика. Отражение девушки в лунном свете было мертвенно бледным. Она села напротив зеркала и вгляделась. Уже нет той цветущей девушки, которой она была когда-то. Мин закрыла лицо руками. Сил нет и так хочется плакать. Все случилось так быстро, а внутри все словно шипами истерзано. По щеке скатывались в тишине слезы, одна за другой. Девушка сидела лишь уставившись в зеркало. А там, словно на старой пленке проматывались все дни. Часы за часами, когда его руки ложились ей на плечи, когда его улыбка согревала. Она видела своих товарищей, свою группу, которую собрала из мальчишек с улицы и воспитала, вырастила воинов. И в одну ночь… Дни складывались в недели. Недели в месяц. Зима так и не собиралась наступать, оттягивая время долгими и холодными ливнями. В такую пасмурную погоду было тяжело не поддаться всеобщему унынию. — Который день этот дождь! Не помню такой омерзительной погоды в Сейретее уже давно, — Ренджи бурчал себе под нос, немного поежившись от сквозняков. — Погода как погода, — Минчжу потянулась за стопкой отчетов. Капитана сегодня не было на работе, поэтому девушка могла насладиться минутами спокойствия. — Мин… эээ, — Ренджи помялся, — офицер Кучики, что с рукой? — парень нахмурился, всматриваясь в исхудавшую конечность Тонкая ручка девушки словно высохла и скукожилась, как у дряхлой старухи. Пальцы тянувшиеся за листками, дрожали как осенние листья на ветру. Сбитые костяшки с кое-где спекшейся кровью делали внешний вид девушки менее презентабельным. — Ничего, ударилась, — взяв себя в руки, Минчжу взяла папку готовых отчетов, и направилась к выходу. Мин открыла ширму и перед ней в полный рост появился капитан. Бьякуя смотрел на младшего офицера не так как обычно, а всматриваясь в каждую деталь. Секунда и Мин подняла глаза на мужчину. Темный взгляд был пронизан негодованием и отвращением. Девушка поджала губы, выражая явное недовольство происходящим. — Твои отчеты никуда не годятся. Хуже чем у лейтенанта. На тебя завели дело о невыполнении полномочий и норм требований. Ты отстранена до выяснения обстоятельств, — только сейчас этого ей не хватало. Работа, хождение на нее было небольшой отдушиной, которая позволяла девушке вырваться из терзающего ее круга мыслей в поместье. Голос Кучики Бьякуи раздался эхом где-то в глубине и стих. Мгновение, стопка отчетов полетела на пол, а девушка, с силой задев плечо мужчины своим плечом, с завидной быстротой исчезла не проронив ни единого слова. Тяжело дышать. Девушка добралась до своей комнаты быстро преодолев почти незамеченной все коридоры. Ширмы громко хлопнули и наступила гробовая тишина. Мин стояла спиной к дверям, придерживая их руками и яростно сжимала зубы. Пара вдохов. Девушка старалась прийти в чувства, ну или хотя бы не потерять окончательно свое достоинство. Тучи сгустились, чувствуя, что только буря может сейчас что-то сделать для одной опустошенной души. Ворвавшийся в комнату ветер принес свежесть, начинающуюся перед грозой, по осеннему прекрасной. Он коснулся струн давно не тронутого гучжэна. Восемнадцати струнный музыкальный инструмент был самым верным другом, который находился подле девушки с раннего детства. Шум дождя сливался с мелодией, такой яркой и переливистой. Она звучала томно и грустно, а дождь подхватывал каждый аккорд. В саду на каменной скамейке сидела девушка, быстро перебирая пальцами струны музыкального инструмента. И какая-то непреодолимая тоска наполняла сердца всех, кто услышал эту мелодию. Минчжу играла под проливным дождем, сквозь темные тучи не пробивался и лучик солнца, и не было конца и края чувству, которое передавал музыкант. С губ срывались обрывки давно забытой песни о разлуке, о любви, и тяжелом бремени ожидания. Тонкие белые пальчики касались струн и завораживали. Капли дождя, замирая в небесах, стучали по дереву, создавая атмосферу. Рвались струны, с пальцев текла кровь. Одежда вся намокла, а сам музыкант продолжал играть, как в последний раз…В тоскливом безмолвье чего ожидать мне осталось? И утро за утром теперь понапрасну проходят... Я если отправлюсь искать благовонные травы, Со мной, к сожаленью, не будет любимого друга, И в этой дороге кто станет мне доброй опорой? Ценители чувства встречаются в мире так редко... Я только и должен хранить тишины нерушимость, - Замкнуть за собою ворота родимого сада!