Мир тысяч дорог

Джейи любит, когда ей говорят, что у неё красивые волосы. Когда-то, ещё дома, они у неё были действительно красивыми - вьющимися, блестящими, доходящими до лопаток, и она их очень любила. В день прибытия в Академию она обрезала их так коротко, как только смогла, кое-как подрезала чёлку и отдала в фонд благотворительности почти всю свою одежду. Но даже тогда ей продолжало казаться, что от неё пахнет гарью и дымом. Ей говорили, что в волосах хранятся воспоминания, а ей казалось слабостью вспоминать о доме и о том, что было до Академии. Волосы она обрезает до сих пор, как только они начинают виться, а чёлка лезет в глаза. Результат выглядит, мягко говоря, не очень симпатично, и Джейи прекрасно это видит, но всё равно хочет, чтобы кто-то считал, что у неё красивые волосы. На её памяти только один человек действительно так считал. Когда в гарнизоне отряда появляется знакомая светло-рыжая макушка, жрица прячется за широкой спиной обсуждающего что-то с майором Силерата и вглядывается в лицо девушки, надеясь, что не ошиблась. А потом со счастливым писком виснет у Женевъевы на шее. Потом они сидят в её палатке, которая очень удачно располагается достаточно близко к палатке жрицы, чтобы иметь возможность сбегать сюда при любом удобном случае, и пьют чай. То есть, Джейи пьёт, а Женевъева рассказывает о том, где она проходила учебную практику. - Я же дополнительно училась на архивоведении. Меня оттуда вообще сначала отпускать не хотели. Но я же всё-таки эльтер. Поэтому меня продержали рядом, сколько смогли, а теперь... вот. Отправили к вам. Теперь буду служить здесь. - Я очень рада, что ты рядом, - Джейи счастливо улыбается и утыкается ей носом в плечо. - Знаешь, - говорит паладин задумчиво. - У тебя очень красивые волосы. Но ты по-прежнему ужасно с ними обходишься. Если хочешь ходить с короткой стрижкой, доверь это мне. Джейи молча кивает и расслабленно выдыхает, пока подруга гладит её по голове. Её дом был разорён зереками больше шести лет назад, и сейчас не может пахнуть ничем, кроме гари и дыма, но жрица не может избавиться от ощущения, что Женевъева пахнет, как дом.