Соло сердца между вздохами будней

2011–2012 гг. — Тебе нравилось? — СынХо тянет через трубочку гранатовый сок, смотрит из-под вихрастой челки с невинным любопытством и наполняет Чан Ука такой нежностью, что он не сразу понимает вопроса. — Что? — переспрашивает, делает глоток кофе и морщится. Забыл сахар. Переминается с ноги на ногу, опирается о стол в их уютной, и неприлично чистой для двоих парней кухне, тянется за сахарницей. — Поцелуи? Они тебе нравились? — повторяет СынХо, глядя в окно, где в рассветном тумане полощется белье, развешенное через два балкона в доме напротив, большая семья или дружная компания. Выглядит дьяволенок воплощенным ангелом: футболка цвета дюн, светлые джинсы, рваные десятком нитей, едва держатся на тазовых косточках, прихвачены бесполезным поясом, голые ступни опираются на гладкий металл барного стула, локти служат опорой, отпустишь и взлетит, пальцы теребят соломинку, выметая из шалой головы Чан Ука последние мысли кроме одной — «чем я заслужил такое счастье?» Внезапно он осознает, что все его прошлое, все мнимые или искренние любови, все интрижки из любопытства и себялюбия исчезли, уступив место кристальному чувству к этому хрупкому парню, сидящему напротив. Он помнит, как полгода назад в начале съемок «Воина Пэк Тон Су» с интересом пробовал себя в спектакле «Взволнуй меня» в тандеме с очаровательным и чувственным Кан Ха Нылем. Его забавляли собственные эпатажные заявления, что поцелуев с Ха Нылем у него было много больше чем с предыдущей партнершей и он с большим удовольствием смотрел на изумление журналистов. Этот спектакль — провокационный, дерзкий, с тяжелой историей и неоднозначным поведением героев будоражил его актерское чутье. Конечно он помнил вкус мягких, податливых поцелуев талантливого напарника, безупречно играющего свою роль и, были дни, когда ловил на себе его двусмысленные взгляды, но это была лишь работа, игра, его профессия. Чувство к СынХо было в Чан Уке настолько иным, полным, но, невероятно, непрерывно расширяющимся, что парню не с чем было сравнить его и понятия «люблю» и «нравится» потеряли свою оценочность. Был только СынХо — остальное отошло за линию горизонта. Споткнувшись о возвращенный к нему, ожидающий взгляд, Чан Ук смущается. — Я…не могу вспомнить нравилось ли мне. Это было не трудно и забавно. Я не смешиваю личную жизнь и работу, да и вообще мужчины меня не интересуют. По мере увязания в собственных глупостях он видит, как искорки смеха рождаются в глазах СынХо и тот прячет улыбку в уголке вытянутых трубочкой губ. — Хватит, — наигранно сердится Чан Ук, — что за вопросы? Ты допил свой сок? Может все-таки завтрак? Сын Хо легко соскакивает со стула, обходит стол и ластится к Чан Уку котенком, тянется за долгим, медово-пряным поцелуем: — Ты лучше, чем завтрак. Чан Ук притягивает парня к себе, шумно вздыхает, пьет нектар, терпкий, с нотками граната. Руки существуют отдельно, решительно охватывают узкую спину, плечи, скользят вниз, под джинсы, пальцы касаются кожи словно впервые и это восхитительно, и странно, и желанно до головокружения. — Я, — отрывается от влажных губ на мгновение, вспоминает ночные страсти, — я…ты не устал? Я чувствую себя маньяком. Сын Хо зарывается руками в густоту волос, кончиком языка касается мочки, льет слова водопадом мурашек. — Я хочу тебя до дрожи в коленках, но у меня съёмки через сорок минут. Чан Ук театрально закатывает глаза: — Чтож, придется позвонить Хан Нылю… Я думаю он будет только рад…ай, ты укусил меня?! — дёргается он, сжав Сын Хо обеими руками. — Да, хен, я тебя укусил, — Сын Хо становиться таким серьезным, что Чан Ук сомневается шутка это или обида, — я укусил тебя и искусаю всего, если ты будешь думать о других парнях. Секунды Чан Ук ошарашенно смотрит на любовника и затем счастливо смеётся. — Ты люблю тебя, маленький ревнивец, люблю. Целует губы, мягко, нежно, словно драгоценный цветок, редкостной красоты. Отпускает руки, но Сын Хо обхватывает его за шею и не дает остановиться, будоражит желание, каждым прикосновением распаляет все больше. Чан Ук с трудом выныривает из дурманящего омута: — Если ты не уйдешь сейчас же, ты уже никуда не поедешь, понимаешь? Сын Хо задерживает дыхание и, решительно отодвигается. Ответственность — эта черта характера определяет его профессиональное поведение и даже страсть не может стать на пути обязательства перед съемочной группой. Чан Ук это знает и разжимает руки с сожалением и обреченностью. Сын Хо скрывается в спальне и через пару минут появляется одетый и собранный. Подходит к допившему кофе партнеру и слизывает капельки влаги с его губ. — Я вернусь вечером, ты даже не заметишь, — шепчет, касается щеки крылом бабочки и уходит, а Чан Уку только и остается, что махнуть ладонью на прощание. Он наблюдает, как Сын Хо спускается вниз, не выпуская из рук телефона. Замирает в напряжении, но вот уже машина менеджера выруливает из переулка и его мальчик, бросив взгляд на окно, уезжает. У Чан Ука несколько свободных от съёмок дней и только репетиции в театре делят ожидание пополам. Парень моет посуду, смахивает со стола сахарные крошки и идет в спальню. На прикроватной тумбочке брошен сценарий, нужно прочесть к началу недели (по правде сказать все сроки прошли, но менеджер Ли только качает головой и закрывает глаза). Чан Ук ложится, зарывается головой в подушки и тонет в запахах словно в океане. Тихо скулит, обреченно, уже страшно скучает, как же все-таки так вышло, в самом деле… Он купил эту квартиру сразу по окончании съемок «Воина Пэк Тон Су». Сразу решил — никаких отелей, скитаний и оглядок по сторонам. Осторожничать все-таки пришлось: фан-встречи в поддержу дорамы Чан Ук до сих пор вспоминает с содроганием. Камеры, улыбки, поклонницы, хитрый прищур господина Чхве и они, робкие, не смеющие прикоснутся лишний раз под прицелами вездесущих папарацци. Чан Ук сорвался на пятый день. Ворвался вслед за Сын Хо в номер гостиницы в… и чуть не задушил его в объятьях. Как удалось ему снова остановиться — сам не понимает. Только помнит жар, всепоглощающий жар поцелуев, руки под футболкой, податливое тело, воплощенная чувственность и шепот — Чанни… Чанни… Это шёлковое «Чанни» его трезвило. Чан Ук не хотел поступать вот так, сметая границы и думая только о страсти. Не в первый раз и не с Сын Хо… Отпустил захмелевшего от объятий парня, Чан Ук поцеловал его в плечо: — Ты мое сокровище, — проговорил тихо и вышел. В тот же день перевел на счет агентства по недвижимости кругленькую сумму и получил ключи от квартиры. Чан Ук берет с тумбочки сценарий, но буквы пляшут и путаются смыслом. Агенты, разборки, нежная героиня и он, загадочный и неуловимый, единый во многих лицах, всех спасет и удержит мир в своих крепких руках. Добротный боевик, с набором заморочек и сюжетных линий. Хорошая работа, чтобы остаться на волне. Стоит позвонить менеджеру, посоветоваться и согласиться пожалуй. Телефон подмигивает смской «Режиссер поменял все сцены, погода меняется, будем снимать в павильоне, приеду позже. Купи винограда и сливок». Чан Ук улыбается с нежной заботой — «иногда он совсем как девчонка», вздыхает, откладывая в сторону кипу бумаги и растянувшись на кровати, переворачивается на бок, скользит ладонью по простыне, как по коже, тепло в груди расцветает букетом осенних цветов, гладит, представляя: ключица, грудь, живот и бедра…медленно и отстранённо, но желание все равно скручивает внизу. Когда СынХо приехал сюда впервые, ЧанУка била лихорадка. Не воображаемая, от волнения и стресса, а вполне себе реальная — от дождя и недосыпа. Он работал сутками, готовился к премьере в театре, забивал временные пустоты пока СынХо отдыхал с родителями, укрывшись от репортеров, две недели, без встреч, с километрами смс и разговорами украдкой. Когда его мальчик вернулся, их пригласили на закрытый показ, несколько социальных короткометражек, в преддверии фестиваля не игрового кино, что бы каждый смог высказать затем свое отношение к поднятым проблемам, повлиять на мнение молодой аудитории. В фойе перед началом Чан Ук прошел через вереницу всевозможных красавиц, представителей прессы и организаций, что собрались обсудить проблемы общества посредством искусства. Он доброжелательно отвечал на вопросы, кланялся и искал глазами Ю. Увидел его только в зале, когда подойти не представлялось возможным. СынХо сидел впереди, чуть справа, через два ряда, рядом с менеджером. Чанни шалел от долгожданной близости и бесился, что нельзя прямо сейчас утащить любимого от посторонних глаз. Почти все, что происходило на экране прошло мимо него. Он не отрываясь смотрел на силуэт в сумерках кинозала и перемножал в уме двузначные числа, что бы справиться с эрекцией. Сила прожигающего взгляда была так велика, что как только зажгли свет, СынХо обернулся. Чан Ук судорожно вздохнул от нахлынувшего чувства. — Как Вы считаете, представленные работы помогут решить проблемы социальной адаптации? — в холле душно, толпа журналистов и вспышки фотокамер раздражающе слепят. — Простите, что? — переспрашивает Ук, мимоходом замечая, как Чи Гу закатывает глаза. Парень «сканирует» помещение и ищет СынХо, будто растворившегося среди многочисленных приглашенных, как только зажгли свет. Чан Ука накрывает нетерпение, улыбка нервно дрожит. Он вываливает на репортёра все, что он слышал о социальных проблемах и спешит сквозь толпу по коридору. Ю вырастает словно из-под земли, хватает Ука за руку и вталкивает в крохотную комнатку с табличкой «Служебное помещение». Внутри темно, пахнет пылью и бытовой химией. Щелкает замок и Чанни, впечатываясь в стену, судорожно сжимает СынХо в объятьях. Поцелуй врывается в губы неистовым торнадо, жадным, требующим, отчаянным. Чан Ук благодарно стонет, отдает ласку, перехватывает инициативу, зарываясь руками в густоту волос, задыхается и дрожит. Жар заполняет крохотное пространство мгновенно, и двое не могут насладиться друг другом, распаляясь все сильней. — Я с ума схожу, — шепчет Чан Ук, вдыхая чуть сладкий, но терпкий аромат желанного тела, скользит кончиком языка по шее, заканчивая у мочки уха и мягко прикусывает ее, щекочет и снова кусает. СынХо стонет едва слышно, впиваясь в спину Чанни крепкими пальцами. Ук с трудом отрывается от него, и прижав к двери, решительно берется за ремень брюк. — Я больше не могу, не могу, не могу — как заговоренный повторяет он, — я трахну тебя прямо здесь. Прямо сейчас. Взгляд СынХо затуманен, он прижимается еще сильней и скользит ладонь по возбужденной плоти. — Аааа…- Чан Ук запрокидывает голову и видит в темноте россыпь фейерверков. Ручка двери осторожно поворачивается, ребята замирают и Ук слышит, как ухает о перепонки его сердце. Ручка нетерпеливо дергается еще пару раз. СынХо старательно прислушивается к внешним звукам, рот его приоткрыт и влажные губы чуть припухли от поцелуев. Выдерживать такой соблазн невыносимо и Чанни зачарованно смотрит на них, проводит вдоль нижней губы парня языком, накрывает ее ртом, зажмуривается и буквально всасывает в себя, чувствуя как адреналин взмывает к самой макушке, впрыскивая в кровь еще большее сумасшествие. Рука его вопреки здравому смыслу рвет на себя ремень Ю и проскальзывает внутрь, обхватывая член. — А! СынХо делает сразу три вещи: протяжно и неприлично громко стонет, запоздало распахнув глаза и схватив ЧанУка за запястье, и ударяется затылком о дверь. Затихшие было шаги, возвращаются и робкий, чуть испуганный голос произносит: — Ээй… Чан Ук? Чанни выдыхает с сожалеющим облегчением. Это, слава Богу, всего лишь Чи Гу. — Чан Ук? Это ты? — недоверчиво повторяет обеспокоенный друг и СынХо, потирая ушибленную голову утыкается Чанни в грудь и тихо смеется. Ук набирает в легкие воздуха и шепчет, наклоняясь к двери: — Да, это я. Пауза затягивается и Ю закусывает губу, чтобы не рассмеялся в голос. От рубашки исходит легкий древесно-цитрусовый запах парфюма и парень с удовольствием трется носом о кожу между пуговицами. Чанни нервно кашляет и отодвигает его от себя. — Хен?.. Что, черт возьми, хен, ты там делаешь? — Чи Гу выходит из оцепенения. — Прячусь от прессы, дружище, — отвечает Ук и абсурдность ситуации начинает смешить его. — Ты…укурился что ли, хен? — менеджер переходит на визгливый шепот, — выходи, пока никто сюда не заявился! — Я…- тянет Чанни, лихорадочно соображая, — я…не могу. Я… Боюсь. Боюсь, понимаешь? Процесс осознания услышанного опять занимает у Чи Гу долгие секунды. Он активно сопит, вздыхает, снова дергает ручку двери и смиряется с заявлением друга, каким бы странным оно ему не казалось. В конце концов у актеров свои причуды и кому как не менеджеру знать об этом. Его размвшлерия прерывает щелчок замка и дверь аккуратно приоткрывается. Чан Ук выглядывает из темноты — взъерошенный и беспокойный, с лихорадочным румянцем на гладковыбритом лице. Он вцепляется в друга умоляющим взглядом: — Чи… Ты не мог бы подогнать свою машину прямо к входу и проверить, тот приставучий репортер с социальномудреными вопросами уже ушел? Он как-то странно смотрел на меня, как бы не насочинял лишнего. Я выйду пулей через пять минут, но ты уж постарайся. Он смотрит так преданно и наивно, ладонь его, лежащая на ручке заметно дрожит и сердце ЧиГу дергается от волнения. Он протягивает руку, пытаясь увеличить пространство и обнять своего дорогого, непутевого хена, на ЧанУк резко отшатывается, и ныряет в темноту, захлопывая дверь. Шепот с нотками ужаса доносится до ЧиГу. — Кто-то идет, донсен, я слышу шаги. Я их слышу! Менеджер трясет головой, пораженный подобной реакцией и быстрым шагом устремляется по коридору, стараясь не привлекать внимание собственной растущей паникой. — Ты был великолепен, Чанни, — СынХо легонько целует парня в губы, — прости, что из-за меня тебе пришлось проходить через подобное. ЧанУк довольно улыбается: — Оно того стоило, а актерская практика никогда не помешает, — он привлекает Ю к себе и снова падает в омут поцелуя. СынХо нежно, но настойчиво отбивается: — Чанни… Чанни… нужно выходить. В кармане у Ю вибрирует телефон и парень быстро отвечает на входящий: — Да, менеджер Пак. Нет, я в порядке…я слегка заблудился здесь в галереях. Конечно, не волнуйтесь, я сейчас буду. Сжимая телефон СынХо удрученно вздыхает: — Совсем забыл про конференцию после показа. Увидел тебя и забыл. Нужно спешить. Прикусив напоследок нектарную сладость любимых губ, Ук осторожно открывает дверь и, убедившись, что поблизости никого нет, ребята выскальзывают из случайной «ловушки». — Я буду на нашем месте завтра, в семь, сразу после репетиции, — быстро говорит ЧанУк, — ты сможешь? СынХо кивает и едва коснувшись руки Чанни спешит в сторону кинозала. Чан Ук счастливо улыбаясь, выходит на улицу, мягко смотрит в сторону оставшихся представителей прессы и садится в машину, припаркованную впритирку к входу. ЧиГу рвет с места как заправский гонщик. Через квартал он сбрасывает скорость до разрешённой и смотрит на друга: — Может, …э…может мы заедем к врачу… хен? На всякий случай… Чанни поворачивается: — Зачем? — Ну…твое поведение…и… ты только не волнуйся…я сам так испугался…и эти журналисты, они действительно…ты как себя чувствуешь? — ЧиГу старается подобрать слова, но забывает последние. Ук глядит в добродушное, обеспокоенное лицо друга, запрокидывает голову и хохочет.