Дети атома

      «Кто бы не приобрёл эту виллу, у него определённо губа не дура», – невольно подумал Эрик, останавливаясь на гребне холма. Отсюда открывался необыкновенно живописный вид на дом, стоявший на берегу озера, и заснеженные горы, подпирающие небеса за полосой гладкой, как зеркало, воды. Словно вид на открытке, и Эрик невольно поймал себя на мысли, что и сам был бы отнюдь не прочь поселиться в подобном месте. Когда-нибудь потом, когда он выйдет в отставку.       Но сейчас, увы, даже самый великолепный вид портило осознание, какая погань свила тут своё гнездо. Если, конечно, признание банкира подтвердится.       Сам дом, носивший гордое название виллы «Гесель», оказался добротным зданием в два, а то и в три этажа – он лепился к склону холма, так что с одной стороны этажей было заметно больше, чем с другой. Собранные сведения не соврали ни разу – когда Эрик подошёл поближе, то увидел над входной дверью вывеску. На нижнем этаже размещался бар, и потому Эрик толкнул дверь без каких-либо опасений. Личина коммивояжёра и так давала ему доступ в большинство домов, но в питейное заведение можно войти, не договариваясь предварительно с хозяевами и не вызывая нареканий вторжением на чужую территорию.       Внутри было довольно уютно. Эрик поверх тёмных очков обвёл взглядом обширное помещение с деревянными балками под потоком и некрашеной штукатуркой на стенах, уставленное деревянными столами и стульями явно ещё довоенных времён. Народу было немного – бармен за барной стойкой, да пара мужчин за ближайшим к стойке столом.       – Добрый день, кабальеро! – по-испански поздоровался Эрик, снимая белые пиджак и шляпу и вешая их на рогатую вешалку у входа. Мужчины оторвались от шашечной доски, и проводили его взглядом, пока он шёл к стойке.       – Добрый день, – дружелюбно поздоровался один из них, стряхивая пепел в пепельницу. Высокие пивные бокалы с небольшими ножками на столе живо напомнили Эрику, что он только что отмахал добрый десяток миль под палящим солнцем.       – Ну и жарища! – Эрик присел на высокий табурет у стойки.       – Это точно.       – Пива, пожалуйста, – заказал Эрик у развернувшегося к нему бармена.       Бармен взял точно такой же бокал на ножке и поднёс его к кранику. Эрик с видом праздного любопытства продолжал оглядываться по сторонам. Радио в углу негромко мурлыкало какую-то мелодию. В простенках между окон с лёгкими белыми занавесками висели многочисленные фотографии. Одна из них, довольно большая, находилась сбоку от стойки. На ней были изображены трое мужчин, стоявших у борта какого-то судна. «Каспартина», Майами – тянулась надпись по борту. Усатый мужчина с вытянутой физиономией справа во весь рот улыбался в объектив, круглолицый лысоватый тип слева, кажется, был чем-то смущён, а вот тот, что в центре… Глаза Эрика прикипели к изображению. Его учили распознавать лица под любым гримом, под любой маскировкой. И он видел снимки доктора Клауса Шмидта – тот был достаточно скромен, чтобы не светиться на фотографиях лишний раз, но порой в кадр всё-таки попадал. Да, Шмидт носил усы, и был седоват, в то время, как этот чисто брился и определённо выглядел моложе… Но это был он, вне всяких сомнений. Ну, вот и свиделись.       Собственно, дальше можно было не искать. Перед ним практически висел плакат с адресом и подписью «я буду тут». Конечно, вовсе не обязательно герр Шмидт окажется в Майами на своей яхте – а это, скорее всего, частная яхта, – ко времени визита туда Эрика, но выяснить, как зовут владельца кораблика и где он живёт, будет делом техники. Не говоря уж о том, что рано или поздно Клаус свою яхту обязательно навестит. На отдыхе люди расслабляются, так что подкараулить его и устроить засаду будет несложно.       И всё же Эрик привык делать всё основательно. И, раз уж он оказался здесь, следовало вытащить из гостеприимных хозяев всю информацию, которую они в состоянии представить.       – Немецкое пиво? – спросил он у бармена по-немецки, когда тот поставил перед ним бокал. Бармен не ответил, сверля гостя не слишком дружелюбным взглядом – похоже, посетитель ему чем-то не понравился. Эрик невозмутимо сделал глоток. Пиво было великолепным.       – Да, это из Питбурга, – по-немецки сказали за спиной и засмеялись. – Нравится, да?       – Лучше не бывает, – отозвался Эрик и с широкой улыбкой повернулся тем двум. Ну да, глаза его не обманули – именно они и красовались на фотографии в компании доктора Шмидта.       – Что привело вас в Аргентину?       – О, – круглолицый, слегка похожий на поросёнка своим сплющенным носом, пожал плечами. – Климат. Я развожу свиней.       Он снова рассмеялся, будто произнёс нечто донельзя остроумное. Эрик оскалился в ответ.       – А я – портной, – сообщил второй, с усиками, куривший сигарету. – С детства им был. Мой отец шил лучшие костюмы в Дюссельдорфе.       «Поросёнок» с улыбкой кивнул, ткнув в приятеля большим пальцем. Эрик сделал широкий жест рукой, излучая дружелюбие в прямо-таки опасной для здоровья концентрации:       – Какое совпадение! Мои родители тоже были из Дюссельдорфа!       – Правда?       – Ага!       – И как их звали?       Эрик перебрался за их стол, прихватив бокал, и вскоре все трое уже были лучшими приятелями. Это Эрик тоже умел, когда было нужно – располагать к себе людей, причём порой самых замкнутых и недоверчивых. Вот и эта парочка по какой-то загадочной причине мгновенно записали его в «свои», и Эрику лишь оставалось не возражать. Правда, та пара часов, что он провёл в их компании, оказалась потрачена почти впустую – ничего особо нового о Шмидте они не сообщили. Только его новое имя – Себастьян Шоу, а так же то, что в Майами он постоянно не живёт, просто бывает наездами. Да, помог им обустроиться на новом месте. Да, приглашал к себе на яхту. Да, познакомились ещё на родине…       При расставании с новым другом они так расчувствовались (чему изрядно способствовало оплаченное Эриком пиво) что «поросёнок» даже показал новому другу сохранённый со старых времён кинжал, со свастикой на медальоне крестовины и гравировкой «Кровь и честь» по клинку. Эрик выразил подобающее случаю восхищение и ушёл, усмехаясь про себя мыслям, какие рожи бы были у этой парочки, знай они, что новый «друг» всё время тёплой встречи раздумывал: прикончить их, или уж пусть живут? И наконец не без сожаления решил, что пусть. Всех, увы, не покараешь, а эти двое явно были мелкими сошками. Но если взять их в оборот, вполне возможно, они ещё смогут вывести на какую-нибудь другую рыбку покрупнее.       Однако пусть этим занимаются уже иные люди. А у него, Эрика, есть чёткая задача и чёткая цель. И для её достижения оставался буквально один шаг.       Он провёл ладонью по предплечью, где когда-то красовались давным-давно сведённые цифры. Надо бы позвонить матери, вдруг подумалось ему. Она беспокоиться о нём, ведь в её жизни после гибели отца никого, кроме сына, почитай и не осталось. А он постоянно в разъездах, лишний раз и не напишет, свинья эдакая. Ну, ничего. После того, как со Шмидтом будет покончено, он навестит мать. Может, отпуск и правда будет кстати.       Ужин на борту яхты определённо удался. Даже Рейвен, перед началом презрительно высказавшая Чарльзу что-то нелестное об «этих латиносах», была само очарование, расточая улыбки и напропалую кокетничая с гостями. Трое военных и два почтенного вида гражданских кабальеро в элегантных пиджаках были покорены, засыпали молодую хозяйку комплиментами и наперебой распускали хвосты так, что Чарльзу стало смешно. При этом самые грязные мысли были как раз у гражданских, военные, как ни странно, и внутри себя оставались достаточно корректны. Тем не менее, когда дело дошло до коньяка и сигар, Рейвен, с молчаливого одобрения брата и любовника, извинилась, встала из-за стола и в компании Яноша удалилась загорать на верхнюю палубу.       Полковник Гендри появился, когда солнце уже коснулось горизонта. Себастьян заметил везущий его катер даже раньше, чем сидевший спиной к перилам Чарльз засёк приближение чужих.       – Мы отойдём на минуточку, кабальеро, – Шоу поднялся, кивком приглашая Чарльза следовать за собой. Гости хором запротестовали, но Себастьян, не слушая их, подошёл к борту. Катер между тем лихо развернулся, разметав за собой шлейф из пены, и быстро двинулся к «Каспартине». Стало видно, что в нём находятся трое, ветер трепал шарф человека, сидевшего на носу. Себастьян дружелюбно помахал рукой.       – Приветствую вас, полковник Гендри! – зычно прокричал он. Названное имя гостям явно было известно – они переглянулись и повскакали со своих мест. Шоу тут же развернулся к столу и успокаивающе поднял ладони:       – Спокойно, спокойно! Мы все вполне можем поладить друг с другом, – сообщил он, посмотрел на катер и вновь перешёл на английский. – Рад снова вас видеть, полковник.       Чарльз внутренне поморщился. Иногда он пытался напомнить своему воспитателю о необходимости конспирации, но Шоу лишь смеялся и отмахивался. Не то, чтобы Чарльза не грела мысль, что однажды беспечность Себастьяна его погубит, но не хотелось бы, чтоб он потянул за собой и их с Рейвен. Вот зачем нужно было сообщать гостям, кто почтил их своим визитом? Особенно, если учесть, что Гендри едва ли покинет эту гостеприимную яхту, а сложить два и два их сотрапезникам будет не сложно. Аргентинцы не пожалеют о представителе НАТО, но вот языки могут распустить, а это совсем ни к чему.       Полковник явно не разделял радости скалящегося Шоу. Он мрачно оглядывал выстроившихся у борта мужчин, и в его глазах застыли решимость и насторожённость. Прочесть его мысли было бы легче лёгкого, но Чарльз решил этого не делать. Незачем лишний раз прикасаться к приговорённому.       Они с Себастьяном встретили Гендри у трапа и проводили на верхнюю палубу. Лежавшая на шезлонге Рейвен поправила солнцезащитные очки, кинув взгляд на полковника поверх тёмных стёкол. Гендри явился к ним мундире с орденскими планками и с фуражкой подмышкой, и в том царстве сибаритства, в которое превращалось любое место обитания Шоу, выглядел на редкость чужеродно.       – По-прежнему предпочитаете шампанское? – уточнил Себастьян, направляясь к бару.       – Не сегодня, – отрезал полковник. Янош поднялся ему навстречу, в то время как Чарльз прислонился к перилам у трапа, заложив руки в карманы брюк.       – Ладно, тогда предлагаю сразу перейти к делу, – легко согласился Себастьян. – Кому вы сообщили о нашем договоре?       Он затянулся сигарой. Рейвен отпила глоток из стоящего рядом фужера, Янош по примеру Чарльза сунул руки в карманы шорт.       – Никому, – хрипло сказал полковник. Себастьян вопросительно глянул на Чарльза.       – Он не врёт, – подтвердил телепат, мимолётно проверив разум Гендри.       – Отлично, – улыбнулся Шоу. – Что ж, с этим мы разобрались. Пора заканчивать.       Квестед двинулся вперёд – и остановился, когда Гендри вскинул руку. В кулаке полковника была зажата ручная граната.       – Я знал, что вам нельзя доверять, – Гендри повернулся, демонстрируя её всем, и в первую очередь – переставшему улыбаться Шоу. – Вы дадите мне уйти с моими деньгами – или я дёрну за это кольцо, и тогда нам всем конец!       Ухмыляющийся Янош сложил руки на груди. Чарльз и Рейвен застыли, как статуи. Опиравшийся на крышку бара Шоу неторопливо выпрямился и вышел из-за стойки.       – Давайте, – спокойно предложил он. – Дёргайте.       – Клянусь, я это сделаю! – Гендри попятился и схватился за кольцо. Себастьян двинулся к нему, полковник напрягся…       – Не сделаете, – негромко произнёс Себастьян, останавливаясь прямо перед ним.       Он протянул руку, чуть помедлил – и вынул гранату из ослабевших пальцев полковника. Чарльз скривил губы. Гендри было слегка жаль, но если тебе не хватает храбрости привести угрозу в исполнение, нечего было и выпендриваться.       – Позвольте мне, – с улыбкой предложил Шоу и выдернул кольцо.       Гендри дёрнулся, Рейвен на шезлонге глубоко вздохнула. В следующую секунду грохнуло – и Себастьян скрылся в клубе огня. Но лишь на мгновение. Огонь сжался до шара в руках Шоу, в руках, которые начали трястись и вдруг, как отражение в треснувшем стекле раздвоились, расстроились, словно человек перед Гендри превратился в гигантское насекомое со многими конечностями. Огненный шар всё сжимался в его ладонях, и, по мере того, как он становился всё меньше, руки Шоу сливались друг с другом, возвращаясь к количеству, предусмотренному природой. Прошло менее минуты, и огонь с негромким гулом исчез совсем, не оставив даже копоти на белоснежном костюме Себастьяна. Шоу широко улыбнулся ошеломлённому Гендри.       – Так вы – один из них?! – выдохнул тот.       – Вы очень, проницательны, полковник! Знаете, что я могу? Поглощать энергию, любую энергию, и она не даёт мне стареть. Но и это не самое интересное. Забавно то, что я могу делать с ней после этого.       Он протянул руку, коснулся груди Гендри – и человека перед ним объяло ослепительное белое пламя. Полковник не успел даже вскрикнуть. Секунда – и от него осталась лишь кучка пепла.       «Каспартина» едва заметно покачивалась на волнах, в её чёрном лаковом боку отражались солнечные блики. Эрик хмыкнул и опустил мощный бинокль. Хозяева яхты и не думали прятаться. За несколько дней наблюдения он достаточно изучил их привычки. Постоянных обитателей «Каспартины» было четверо, и даже на большом расстоянии их было довольно легко различить. Светловолосая женщина, понятно, выделалась больше всех. Следующим Эрик отсеял невысокого парнишку, а вот двое мужчин постарше издалека частенько сливались. Леншерр уже понял, что Шмидт-Шоу предпочитает белое, но второй, с волосами до плеч цвета воронова крыла, тоже часто надевал белый или светло-серый цвет. А потому время для акции следовало выбрать так, чтобы оно приходилось на светлое время суток – во избежание ошибки.       Три дня назад он подкараулил Шоу с парнем постарше у самого трапа, притворившись по своему обыкновению коммивояжёром. Короткого, в пару реплик, диалога, во время которого его не слишком дипломатично послали, хватило, чтобы сделать пару снимков лица Шоу крупным планом. Сегодня утром со спецкурьером прибыл ответ. Все подозрения подтвердились – владелец яхты Себастьян Шоу действительно когда-то был Клаусом Шмидтом, врачом, осуществлявшим исследования на человеческом материале. Бывшие заключённые сумели опознать его по этим фотографиям. Нашлись и другие доказательства – в частности, один из слуг, работавших в особняке в Вестчестере, где Шоу проживал постоянно, тоже оказался из этих, из бывшей лагерной обслуги, и его тоже опознали. Оперативность родной конторы не удивляла – Шоу начали разрабатывать, ещё когда Эрик был в Аргентине, как только он отправил отчёт о том, что узнал на вилле «Гесель». И вот теперь ему наконец-то дали добро.       А раз так – чего тянуть?       Вся четвёрка как раз сейчас собралась на корме второй палубы, рассевшись по мягким диванам. Шоу обнимал девицу за плечи, тот, что был моложе, устроился на боковом сиденье, спиной к Эрику, тот, что был постарше, немного походил туда-сюда, и тоже уселся. Никто из них не обращал никакого внимания на небольшой катер, пришвартованный к дальнему концу причала. И правда, какая угроза может исходить от катера, который болтается тут уже несколько дней?       Эрик спрятал бинокль, сел на скамью и неторопливо расстегнул большую сумку. Среди коллег он считался неплохим снайпером, да, собственно, и был им – и что за беда, если он иногда слегка жульничал, управляя полётом пули? Ведь важен результат. Детали с лёгким лязгом становились на место, последним Эрик привинтил глушитель. Звуки над водой разносятся далеко, и, хотя берег был пустынным, гулкий выстрел могла бы услышать вся округа. Встав на колени на палубу катера, он положил винтовку на борт, прижал приклад к плечу и, прищурив один глаз, заглянул в оптический прицел. Немного покачивает на волнах, ну да ничего, не критично. В крайней случае, траекторию выстрела можно будет и подправить.       Он не собирался стрелять прямо сию секунду: не хотелось задеть девушку, да и парней тоже – кем бы они ни были, они явно слишком молоды, чтобы быть за что-либо ответственными двадцать лет назад. Да, агенты Моссад должны быть готовы совершить убийство – но они не должны его любить. Эрик просто примеривался, полагая, что прождать удобного момента придётся, возможно, довольно долго – но ему повезло. Девушка чмокнула Шмидта в щёку и поднялась, чтобы скрыться внутри палубной надстройки. Через некоторое время тот парень, что постарше, последовал за ней. На корме остались двое, но невысокий сидел далеко от Шмидта, и чтобы причинить ему вред даже при промахе нужно был постараться. Конечно, идеально было бы, если б доктор Шмидт остался вообще один, но если ждать идеального момента, можно не дождаться вообще ничего. Едва ли парень сразу поймёт, что случилось с его собеседником, а пока поймёт, пока они там на яхте сообразят, что делать… Эрик успеет завести катер и обогнуть защищающий бухточку мыс, а там пристанет к берегу. Машина наготове, вещи собраны – и ищи-свищи ветра в поле.       Эрик задержал дыхание – и плавно нажал на пусковой крючок.       Он был уверен, что одним выстрелом всё и кончится. Не в первый раз он приводил приговор в исполнение, и, он верил – не в последний. Это на подготовку уходит много сил, труда и нервов, а смерть наступает мгновенно – раз, и всё. В первое время ему даже не сразу верилось, что казнь осуществляется так просто, и он, не торопясь расслабиться, всё ждал от судьбы какого-нибудь подвоха. Вплоть до того, что покойник вдруг встанет и скажет: «Ха-ха-ха, я пошутил». Потом Эрик привык. Просто надо будет сразу же, как только позволят обстоятельства, сесть за отчёт, чтобы не оставлять у себя ощущения незаконченного дела, а вернувшись, устроить небольшую гулянку, сбрасывая напряжение. И всё, гештальт закрыт.       Крючок дошёл до упора, пуля отправилась в свой первый и последний полёт, чтобы войти точно туда, куда целил Эрик – в висок сидевшего в профиль Шмидта. Леншерр видел, как тот качнулся, когда его с силой ударило в голову… качнулся, но не упал. А в следующий миг темноволосый парень вскочил на ноги, разворачиваясь к Эрику лицом.       Удивиться Эрик не успел. Палец, повинуясь скорее привычке, чем разуму, ещё раз лёг на крючок, но нажать на него Эрик не смог. Что-то холодное и тёмное сжало его рассудок мёртвой хваткой, и руки стали ватными. Чужая воля властно вздёрнула его на ноги, винтовка выпала из рук, Эрик постоял, покачиваясь и видя, что те двое на яхте смотрят прямо на него. Шоу подошёл к парню и положил руку ему на плечо, тот мотнул головой – а в следующий миг то, что поселилось в голове у Эрика, толкнуло его вперёд, заставив перевалиться через борт и упасть в воду.       Первый шок прошёл, инстинкт самосохранения взвыл дурным голосом, и Эрик отчаянно попытался уцепиться за борт катера, но руки не слушались. Приказ был жесток и силён – вниз, в воду! – и Эрик не мог ему противостоять. Хотя он пытался, и на физическом, и на ментальном уровне, он барахтался в воде и пытался выкинуть из головы эту тёмную силу, но он проигрывал, безнадёжно проигрывал. Поверхность воды сомкнулась над головой, и стала отдаляться, вокруг потемнело, и грудь сдавило железным обручем. «Сейчас я умру», – вспыхнула в голове ясная мысль, тут же отозвавшись неверием и паникой: как, уже?! Вот прямо сейчас?! Но я не хочу, я ещё столько не успел, я ещё совсем молод!.. Эрик снова судорожно забарахтался, из горла вырвались и ушли вверх несколько прозрачный пузырей, и стало только хуже. Лёгкие, казалось, заполнились огнём, в глазах темнело не только от нехватки света, перед глазами заплясали красные пятна. В груди было больно так, что захотелось вдохнуть наконец эту воду и покончить со всем одним махом. Сознание меркло…       «Плыви в сторону, ты!.. – раздалось вдруг в ушах, вернее, не в ушах, в самой голове, гулкое, как удар колокола. – Видишь – опора пристани? Вынырни рядом с ней, и тебя никто не заметит. Или ты уже совсем сдался, жалкий червяк?!»       Что-то швырнуло Эрика в сторону – не то приказ, не то подсказанный выход, не то оскорбление. Он сделал пару судорожных гребков, и из наваливающейся тьмы перед ним действительно выплыл столб. Теперь за него можно было ухватиться руками. Эрик опустился уже почти к самому дну, и смог, придерживаясь за опору, перевернуться ногами вниз и из последних сил оттолкнуться ими от дна. Вверх, вверх…       – Надо же, – задумчиво произнёс Чарльз Ксавьер, отворачиваясь от опустевшего катера. – Он был сильным человеком. Боролся до последнего.