Дети атома

      – Э-рик!       – А? – Леншерр поднял затуманенный взгляд на Мойру.       – Ты, кажется, собирался что-то сделать с этими балками, – Мойра кивнула на груду сваленных перед ними толстых железных брусьев.       – А, да, конечно. Я задумался.       – Я поняла, – с лёгкой иронией кивнула Мойра и отступила назад, чтобы не мешать.       Они находились в огромном подвальном помещении, отданным им под учебно-испытальный полигон. Здесь Алекс тренировался выпускать свою плазму так, чтобы повредить с её помощью только тем, кому хотел повредить. Здесь они вчера с Шоном и Хэнком опробовали последнее изобретением Маккоя – что-то вроде крыльев в жёлто-чёрную полоску, которые крепились к рукам и туловищу Кэссиди и теоретически могли поймать отражённые сверхзвуковые волны, испускаемые Шоном и понести его, как птицу. Правда, испытательный полёт оказался коротким и был направлен строго вниз – из-под купола на установленный внизу батут. Здесь же Эрик тренировался со своей силой, пытаясь нащупать её ускользающие раз за разом границы.       Вот и сейчас все балки послушно поднялись в воздух и застыли на секунду, а потом принялись извиваться, подчиняясь фантазии Эрика. Одни завязывались узлом, другие расщеплялись на пучки всё более утончавшейся проволоки, третьи меняли форму, раскатываясь в блестящие листы, как под невидимым прессом. Ещё ни разу не было такого, чтобы Эрик не сумел с помощью своего дара выполнить задачу, которую ставил перед собой. Да, иногда это давалось с трудом, да, требовало напряжения сил и концентрации внимания, но с каждым разом управлять металлом становилось всё легче. Иногда даже самому Эрику становилось жутковато на этих испытаниях. Есть ли что-то, с чем он не справится? Как устроить себе настоящую проверку, ничего при этом не разрушив?       Может, выйти на стоянку и попробовать поднять в воздух все находящиеся там автомобили? А что, это мысль. Только нужно дождаться вечера, когда там никого не будет – незачем пугать дорогих союзников из ЦРУ, они и так смотрят косо. Хватит с них и постоянной угрозы в лице сидящего в подвале телепата – истинной или воображаемой.       Мысли против воли снова обернулись к Чарльзу Ксавьеру. Нельзя сказать, что его рассказ так уж сильно потряс Эрика. Того, кто пережил Холокост, трудно удивить жестокостью и подлостью. И всё же, и всё же… Они оба пострадали от рук тех, кто вообразил себя вершителями судеб этого мира, и нет смысла подсчитывать, кому их них двоих досталось больше. Чарльз не знал смертельного голода, работы на износ, да и ежедневное, ежечасное ожидание смерти миновало его стороной. Он не видел трупов во рву, и жирного дыма из печных труб, люди не падали у него на глазах, чтобы уже никогда не подняться… Пять лет пряток со смертью в Германии и голодной оккупированной Польше, увенчавшиеся нескончаемыми месяцами лагеря – всё это и не снилось холёному мальчику из богатого дома.       А Эрику не снилась жизнь в одном доме с убийцами своих родных. И задушевные посиделки с маньяком, готовящимся уничтожить весь мир. И чувство неспособности защитить того, кого ты обязан защищать, тоже было Эрику незнакомо. Он боялся за родителей, но он был ребёнком, пусть и постепенно становившимся юношей, и сам ждал от них опоры и защиты. А Чарльз лишился старших, и был вынужден стать опорой своей сестре, но помочь ей мог только послушанием их общему мучителю. Что хуже: когда твой палач – твой враг, или когда он считается, да и является фактически членом твоей семьи? А значит, помощи ждать неоткуда, даже в будущем, даже в мечтах…       Помнится, недавно Маккоун спросил мнения Эрика, можно ли воспользоваться помощью, которую пленный телепат так настойчиво предлагает. Эрик без колебаний ответил «да», после чего директор ЦРУ скептически поджал губы и осведомился, на чём держится уверенность мистера Леншерра, и не боится ли означенный мистер навещать телепата, вполне способного промыть ему мозги. В ответ Эрик сказал, что уверенность держится на спасённой ему жизни, а в промывании мозгов нет нужды, так как их с телепатом цели полностью совпадают. И он, Эрик, совершенно уверен, что в финальной стадии операции против Шоу без Чарльза Ксавьера не обойтись, что и было изложено в уже довольно давно поданном рапорте. «Мы его рассмотрим», – туманно пообещал Маккоун, с тем Эрик и удалился.       Леншерр действительно ещё несколько раз навещал пленного. О делах они больше не говорили, всё о каких-то пустяках, а ещё – играли в шахматы. Ксавьер оказался сильным игроком, и побить его оказалось не просто, даже когда Эрик не был так рассеян, как во время их первой игры.       – Пойдёшь к нему? – спросила Мойра, когда Эрик смял всё железо перед собой в большой шар и решительно запустил его в угол, давая понять, что тренировка закончена. – Не уверена, что регулярно навещать телепата – хорошая идея.       – Не думаю, что свидания с ним представляют опасность. Во всяком случае, большую опасность, чем вообще пребывание с ним под одной крышей. Его диапазон достаточно широк, чтобы достать нас и здесь, если у него возникнет такое желание, так что не имеет значения, буду ли я в тот момент в своей постели, или в его камере.       – Это обнадёживает.       – Мойра, если бы он хотел нам зла, у него была уже масса возможностей его причинить. Он мог бы прикончить меня ещё в Майами, а тебя – сдать Шоу, когда ты следила за ним в Оксфорде. Но он не сделал ни того, ни другого. И он дал нам хороший совет привлечь других мутантов.       – И ты доверишь ему свою жизнь?       – Может быть, даже с большей готовностью, чем иным из здешних агентов.       Они подошли к питьевому фонтанчику, и Эрик выпил из горсти, а потом плеснул себе водой в лицо.       – Его не выпустят, Эрик, – после непродолжительного молчания негромко сказала Мойра. – Сейчас руководство просто не знает, что с ним делать, но они слишком бояться – и его, и мутантов вообще. Я не знаю, как убедить их дать тебе карт-бланш в этом деле. Возможно…       – Что?       – Возможно, ему будет лучше попросту бежать отсюда. Но я тебе этого не говорила.       – Я подумаю, что тут можно сделать, – пообещал Эрик. – Мы подумаем.       Чарльз ждал его, как всегда такой невозмутимый и доброжелательный, что Эрик не в первый раз задался вопросом – а каков же он настоящий? Уж слишком его спокойствие было похоже на маску, намертво приросшую к лицу. Быть может, настоящий Чарльз Ксавьер – отъявленный хулиган. Или авантюрист. Весельчак и балагур, или, напротив, язва и нытик. Но вся искренность была тщательно затоптана и заточена куда-то в дальние уголки его души, а снаружи осталась непробиваемая как скафандр броня самообладания и любезности.       – Ты сегодня позже, чем обычно, – приветствовал его Чарльз.       – Дела задержали.       Ксавьер кивнул. Вероятно, он уже прочёл всё, что хотел знать, в мозгу Эрика, но продолжал поддерживать вежливую беседу.       – Неважно выглядишь.       – Голова дурная, – признался Эрик. – Вероятно, перетрудился на тренировке.       А может, дело было в нервах. Всё-таки он не вожатый бойскаутов, чтобы разруливать конфликты в юношеском коллективе, а последнее время на нервах был и весь его мутантский отряд. Алекс психовал из-за того, что ему всё никак не удавалось локализовать воздействие своей плазмы, и срывался на Хэнка, которого почему-то выбрал мишенью для выражения своего дурного настроения. Шон психовал из-за страха перед новыми полётами, и срывался на Хэнка, как на изобретателя полётного приспособления. В результате Хэнк из-за их двойного прессинга тоже начинал психовать, у него всё валилось из рук, и хотя он ни на кого не срывался, психовать начинал и Эрик, опасаясь, что к часу Х все они будут не готовы, и придётся ему либо переть на Шоу в одиночку, либо, что ещё хуже, тащить за собой этот детский сад, так и не ставший слаженной командой. А если прибавить к этому, что от Шоу до сих пор не было не слуху ни духу, и при этом политическая обстановка стремительно накалялась… Что ж удивляться, что в последнее время Эрик плохо спал ночами.       Но обсуждать все эти трудности Леншерру ни с кем не хотелось. И потому он отдал должное такту телепата, когда тот начал расспрашивать лишь о тренировках.       – Теоретически ты можешь всё, – сказал Чарльз, внимательно выслушав Эриковы сомнения. – А вот на практике… Знаешь, я по опыту могу тебе сказать, что порой мутанту мешают даже не столько ограничения его силы, сколько сомнения в её действенности. Неуверенность в себе. Именно с этим в первую очередь и нужно бороться. В тебе огромный потенциал, Эрик, жаль, что ты не развивал его раньше. Но лучше поздно, чем никогда.       – И ты можешь подсказать способ, как преодолеть неуверенность?       – Ну, это ты, думаю, и без меня отлично знаешь, – улыбнулся Ксавьер. – Столь уверенного в себе человека, как ты, поискать – не найти.       Эрик хмыкнул.       – Но ты совершаешь другую ошибку. Ты слишком эмоционален. Когда у тебя что-то не получается, ты злишься, и тебе кажется, что злость предаёт тебе сил. Это и правда так, но эффект слишком кратковременный. Он может быть хорош в критической ситуации, когда ты выжимаешь себя и прыгаешь выше головы, но делая так постоянно, далеко не уедешь. Если ты закрепишь ассоциативную связь злость-сила, ты рискуешь быстро выгореть и стать не сильнее, а слабее, чем ты есть. Истинный контроль находится в точке между злостью и умиротворённостью.       Эрик задумчиво повертел в руках только что снятую с доски пешку.       – И ты можешь показать, как её найти?       – Могу, – сказал Чарльз и выразительным жестом поднёс два пальца к виску. – Ты позволишь?       У Эрика что-то ёкнуло внутри, но он мужественно кивнул:       – Конечно.       Чарльз прикрыл глаза. А в следующий миг Эрик почувствовал…       Он не знал, как описать это состояние. Оно не было похоже на то грубое вторжение, что он пережил в Майами и повторения которого втайне опасался. Нет, Чарльз действовал крайне мягко и деликатно, оказывается, он умел и так. Просто в голове у Эрика вспыхнули воспоминания, необычайно яркие, словно подсвеченные и наполнившиеся жизнью картины. Череда сцен из предвоенного детства прошла перед его внутренним взором, постепенно слившись в одну. Праздник Хануки в их доме, и мать доверяет ему зажечь свечи, и отец ещё жив, все живы и счастливы, и кажется, что так будет всегда. Нет страшной памяти о лагере, нет пустоты от ушедших близких, лишь покой, уют и безопасность. И от этого чувства веяло силой, теплом и уверенностью. Так, наверное, перелётная птица ощущает прилив энергии, завидев сквозь туман далёкий берег впереди, обещающий отдых от долгого полёта над морем.       – Спасибо, Эрик, – Чарльз опустил руку. – Это были прекрасные воспоминания.       Эрик лишь молча кивнул. В горле стоял комок, и мир, когда он вынырнул из глубин своей памяти в реальность, на какой-то миг показался ему холодным и неуютным.       – Помнишь это чувство? Попытайся воскресить его в следующий раз, когда будешь применять свою силу. От твоей уверенности в себе может зависеть твоя жизнь.       – Да ты просто кладезь премудрости, Чарльз.       – Стараюсь, – телепат улыбнулся.       – Может, в следующий раз прислать тебе моих ребят? Им бы тоже не помешала уверенность в своих силах.       – А и пришли. К примеру, с Маккоем я бы с удовольствием пообщался.       – Если ему разрешат. Впрочем, ты же можешь говорить с ними и мысленно, верно?       – Я-то могу, но всё же удобнее беседовать лицом к лицу. Особенно для тех моих собеседников, кто не привык к телепатии. Но я и над этим подумаю. А что до уверенности… Твоим ребятам в первую очередь нужен опыт.       – Согласен, но на наработку опыта может просто не хватить времени. Вот мы и изощряемся как можем.       – Кстати, об изощрении – а может, Кэссиди стоит попробовать взлететь с большей высоты? Чтобы он успел настроить тон своего голоса.       – А если не успеет?       – Привяжите к нему страховку. А вот Алекс… Надо подумать, чем ему можно помочь.       Следующая неделя завертела Эрика новым вихрем, так что на визиты в подземелье не осталось времени. Родное моссадовское начальство наконец проснулось и затребовало давно ожидаемый подробный отчёт, чем именно Эрик столько времени занимается в Америке. Руководство Управления тоже принялось ненавязчиво интересоваться как успехи у мутантской команды, а похвастаться пока было особо нечем, разве что собственными достижениями. Шон Кэссиди идею Ксавьера увеличить высоту воспринял безо всякого энтузиазма, и стало ясно, что на вышку его придётся затаскивать силой. Зато с Алексом наметился неожиданный прорыв. Зайдя однажды к Маккою, Эрик к своему удивлению нашёл там Саммерса, на пару с Хэнком с упоением вычерчивавшего какие-то схемы. На вопрос чем это они занимаются, парни в два голоса принялись объяснять что-то о сенсорах, отмечающих выход энергии, и собирающих её в единый пучок, о фокусирующей панели… Правда, Алекс довольно скоро сбился и замолчал, предоставив объяснения Хэнку. Эрик внимательно выслушал и признал, что новое изобретение имеет смысл.       – Неплохо придумано, – он одобрительно похлопал Маккоя по плечу. Тот по своему обыкновению смутился.       – Вообще-то, это не только мной придумано…       – А кем ещё? – Хэнк опустил глаза на пол, и до Эрика дошло. – Ясно… Хэнк, мне нужно поговорить с тобой наедине.       Испытание фокусирующей плазму панели устроили уже на следующий день, и результаты оказались обнадёживающими. Правда, поразить цель Алекс всё равно не смог, но, по крайней мере, теперь его плазма вырвалась направленным пучком строго вперёд, а не расходилась в разные стороны, поджигая всё в радиусе десятка метров.       Найти возвышенность для первого полёта Шона в плоском как стол Лэнгли было довольно проблематично, и пришлось обращаться на ближайшую авиабазу, где держали сконструированный Маккоем суперсамолёт. К счастью, её командование к выкрутасам парней из ЦРУ относилось с философским спокойствием, и потому просьбу предоставить для испытаний опору повыше восприняли с пониманием. Единственным условием было не портить обвешивавшие опору гроздья радаров и прожекторов. Эрик с чистым сердцем пообещал. А вот от идеи тарзанки скрепя сердце пришлось отказаться – да, она могла бы спасти Кэссиди, но на привязи тот далеко не улетит, а ведь целью было именно научить мальчишку летать. Пришлось опять ограничиться батутом внизу.       – Вы уверены, что я полечу? – спросил нервно топтавшийся у края площадки Шон.       – Без сомнения, – соврал Эрик.       – Я вам верю.       – Спасибо.       – А ему – нет! – Шон ткнул пальцем в Маккоя. Тот вскинулся было, но наткнулся на предупреждающий взгляд Леншерра и промолчал. Шон постоял ещё немного, переминаясь с ноги на ногу, а потом, всплеснув руками, возопил:       – Я же погибну!       Это могло продолжаться ещё долго, а потому Эрик счёл за благо поступить в лучших традициях инструкторов-парашутистов. То есть решительно шагнуть к накручивавшему себя парню и со словами «Дай-ка я тебе помогу» пихнуть его в спину.       – Мистер Леншерр! – ахнул Маккой, когда Шон с воплем перевалился через край и полетел вниз.       Падать Шону предстояло несколько секунд, и за это время он, как и предвидел Чарльз, сумел побороть первый приступ паники. Достаточно, чтобы хотя б попытаться сделать то, что от него требовалось – расправить руки и заорать, что было силы. И вот, когда Эрику уже показалось, что рыжик сейчас врежется в батут, безумная идея вдруг сработала. Чёрно-жёлтые крылья, закреплённые на руках Шона, выгнулись как паруса, полёт перешёл в планирование, словно Кэссиди съехал по невидимой горке, некоторое время он летел параллельно земле, а потом взмыл на новую горку, только на этот раз ведущую вверх. Достиг верхней её точки, плавно перевернулся в воздухе – и вопль ужаса сменился воплем восторга.       – Что? – пожал Эрик плечами в ответ на выразительный взгляд Хэнка. – Важен результат, не так ли?       Вот теперь можно было с чистой совестью рапортовать об успехах. И, как это нередко бывает, с этого дня словно бы был перейден какой-то порог, и удачи последовали одна за другой. Шон быстро постигал искусство полётов, несказанно полюбив это занятие, а через какое-то время и Алекс принёс приятное известие, что может поразить цель. Что и сделал, явно впечатлив пришедшую полюбоваться на решающее испытание верхушку Управления во главе с самим Маккоуном.       – Ну что, я всё ещё клоун? – спросил отловивший его после показательного выступления Хэнк.       – Да, ты всё ещё клоун, – подтвердил Алекс, выдержал драматическую паузу и от души добавил: – Но ты молодец!       А потом испытания пришлось завершить, потому что события, до того неторопливо набиравшие ход, вдруг помчались вперёд, как сорвавшийся с тормозов поезд. И стало ясно, что хорошо ли они успели подготовиться, плохо ли, но врага придётся встречать с тем, что есть.       – Позиция нашей страны такова, – решительно вещал с экрана президент Кеннеди. – Любая ядерная ракета, что пересечёт линию блокады вокруг Кубы, будет считаться актом нападения Советского Союза на Соединённые Штаты. Что повлечёт за собой полномасштабный ответный удар…       – Вот и конец дипломатическим танцам, – вздохнул Эрик, и сидящая рядом Мойра кивнула. – Зато теперь мы точно знаем, где найдём Шмидта.       – Полагаешь, он будет у Кубы?       – Да. Я не зря изучал его досье и расспрашивал Ксавьера. Шмидт позёр, обожающий себя и своё хитроумие. Он не упустит возможности насладиться результатами своих трудов из первого ряда, – Эрик поднялся. – Скажешь нашим, чтоб легли спать пораньше? Нам надо выспаться, вылетим завтра на рассвете.       – А ты?       – А мне нужно встретиться с Маккоуном, обсудить последние детали.       И, не давая Мойре задать уточняющий вопрос, он быстро вышел. Предстояла решающая битва с директором ЦРУ, в успех которой Эрик, признаться, уже не верил. И твёрдо решил в случае неудачи действовать на свой страх и риск. Но Маккоун словно почувствовал его решимость, и вдруг капитулировал, да так внезапно, что Эрик сперва не поверил своим ушам.       – Вы и правда считаете, что не сможете без него обойтись?       – Я в этом убеждён.       – И вы уверены, что он не преподнесёт никаких сюрпризов?       – Ручаюсь за него.       – Ну, что ж… Под вашу личную ответственность, Леншерр.       Видать, Маккоун и впрямь готов ухватиться за соломинку, решил про себя Эрик, и считает, что хуже уже не будет. Ну, оно и к лучшему. Теперь оставалось только завернуть в подвал, поделиться с Чарльзом радостной новостью, а потом заскочить к Маккою – и можно с чистой совестью отправляться отдыхать.       «Напряжение растёт по мере того, как советский корабль с ядерным оружием приближается к Кубе. Все дипломатические усилия предотвратить ядерную войну пока не принесли результата. Американский народ готовится к возможности ядерной бомбардировки. Поступает множество сообщений о панических закупках продовольствия и прочих товаров. Полки магазинов пустеют, люди делают запасы в бомбоубежищах, которые не использовались со времён Второй Мировой войны. За всю свою историю Америка не подвергалась более серьёзной опасности. Наша армия…»       Телевизор в который раз работал прямо-таки на удивление, чётко транслируя и изображение, и звук. Рейвен вздохнула, крутя в руках бокал с шаманским, из которого едва отхлебнула – в отличие от Анхель, допивавшей уже третий фужер. Ну, ещё бы, с тайной снисходительностью подумала Рейвен, не часто той приходилось пробовать дорогие вина. Сидевший между ними Шоу с довольной улыбкой откинулся на спинку дивана и положил ногу на ногу. Ещё недавно появление потенциальной конкурентки, возможно, встревожило бы Рейвен – Анхель была молода, привлекательна, раскованна, и поглядывала на Себастьяна с явным интересом. Опыт общения с постоянно пытавшейся подвинуть её Эммой научил Рейвен, что в безопасности она может себя чувствовать лишь тогда, когда радом нет никакой другой женщины, претендующей на внимание ей любовника. Не то, чтобы Рейвен была против переключить это самое, иногда даже слишком назойливое внимание на кого-то другого. Но вот то, что в этом случае под угрозой оказывалось её собственное привилегированное положение, было куда серьёзней. Она знала, как Себастьяну нравится держать людей в постоянном напряжении, играть ими, разделять и властвовать, утверждая своё превосходство. Да и в том, что бывшая стриптизёрша, клюнувшая на возможность выскочить из грязи в князи, при первой же возможности вытрет об неё ноги, Рейвен тоже практически не сомневалась.       Но сейчас вся эта суета уже не имела значения. Завтра всё кончится. Завтра они приведут в исполнение давно вызревавший план Чарльза, и либо победят, либо погибнут.       – Мир созрел для войны, – сказал вдруг Себастьян, эхом вторя её мыслям. – И никто меня не остановит.       Анхель льстиво усмехнулась.       – А как же Чарльз? – спросила Рейвен.       – Он присоединится к нам, как только Америка падёт. Не волнуйся, дорогая, всё с ним будет в порядке.       – Я не могу не волноваться. Лэнгли наверняка станет одной из первых и главных мишеней для советских ракет.       – Милая, но ты же сама убедилась, что он заперт в подземелье. Уверен, там ему будет не хуже, чем в любом другом бомбоубежище. Первые взрывы он переживёт, а радиация ему не страшна.       – Но всё же, Себастьян… Можно я навещу его этой ночью? Проведаю, как он там.       – Рейвен, дорогая, это слишком рискованно. Да и чем это ему поможет?       – А вдруг у меня получиться его выпустить? Вдвоём мы сможем сбежать оттуда. Но даже если и нет, я хотя бы удостоверюсь, что с ним всё в порядке, – Рейвен прильнула к Шоу, пристально заглядывая ему в глаза. – Милый, ну пожалуйста…       На какую-то секунду ей показалось, что он колеблется, особенно когда она его поцеловала. Но потом Себастьян усмехнулся и отрицательно покачал головой.       – Нет. Тебе лучше отдохнуть перед завтрашним днём. Но обещаю, что первое, что мы сделаем, когда высадка в Штатах станет безопасной – отправимся за ним.       Рейвен со вздохом откинулась на спинку дивана, понимая, что придётся удовлетвориться этим.       – А теперь, дамы… – и Себастьян по очереди чокнулся с ними стаканом с виски. – За наш завтрашний успех!       «За успех, – повторила про себя Рейвен, выпивая шампанское до дна. – Но только не за тот, о котором ты думаешь, вонючий козёл».