О прошедшем и грядущем

Кромешная тьма была первым, что встретило Рикона после пробуждения. Он не удивился. В последнее время это стало, пожалуй, слишком привычным: он не видел дневного света все три месяца, что пробыл в заточении за стенами Винтерфелла. И знал, что увидит лишь затем, чтобы умереть. Но что-то пошло не так. Видимо, боги решили иначе. Было очевидно, что стояла глубокая ночь, и потому Рикону не представлялось возможным позвать хоть кого-нибудь. Его мучила дикая жажда, а тело совершенно не слушалось: слабость после перенесённой лихорадки не желала размыкать своих крепких объятий. Но одно было хорошо — он находился не в темнице, а в мягкой, удобной постели где-то в верхних покоях. И это означало то, что Винтерфелл снова принадлежал ему. От этой мысли Рикон ощутил улыбку на губах. А ему-то казалось, что уже разучился это делать. И всё же её сопровождал привкус горечи. Рикону понадобилось время, чтобы осознать: после всего им пережитого жизнь изменилась к лучшему. Он снова был дома, и не в окружении предателей, а рядом с братом и сестрой. Только после их рассказа Старк понял, на каком ничтожно тонком волоске от смерти он висел. — Мы уже не надеялись увидеть тебя живым, — честно сказала Санса. Санса... Теперь такая взрослая и статная девушка, лицо которой он совершенно забыл за годы разлуки, и только длинные рыжие волосы создавали в его мыслях размытый образ из прошлого. Рикон смотрел в озёрную гладь её серьёзных не по годам глаз и пытался уловить в ней что-то, как ему казалось, ускользающее. Но ещё не понимал, что именно. Наверное, со стороны он выглядел настороженным и диковатым, но ничего поделать не мог. Он не чувствовал себя в безопасности даже после воссоединения с семьёй. Даже сейчас не знал, сможет ли доверять кому-то, кроме себя. Он не стал тянуть и сразу спросил, где. Где Болтонский бастард? Куда вы его дели? Взгляд Джона был понимающим: ему наверняка знакома жажда мести. Но он замялся, не решив сразу, что ответить. Санса так же молчала, и Рикон понял: всё. Возможность упущена. Позже, когда перед сном сестра перевязывала ему не зажившую до конца рану от стрелы, Рикон спросил её в лоб: — Почему ты лишила меня этого шанса? Не подождала? Я имел не меньшее право, Санса. — Ты тоже должен понять, Рикон, — сдержанно ответила та. — Я не могла ждать ни минуты. Мне хотелось покончить с ним здесь и сейчас. Само его присутствие оскверняло наш Винтерфелл. — Он держал меня в плену. Он убил Ошу. Он мне жизнь осквернил. Санса поджала губы. Наверняка гневный тон брата её обидел. Но она не показала этого. Она просто хотела завершить их разговор. Больше они не обсуждали Рамси. Но Рикон продолжал размышлять. «Она придумала ему славную смерть от его же оружия. Будь у меня Лохматик, не пришлось бы и натравливать. Но раз нет — расправился бы сам. Растерзал. Как волк». Представлять кровь на своих руках было легко и непринуждённо, это нисколько не пугало. Напротив — даровало мрачное удовлетворение. И тем не менее, ложное, ведь не обрушить отмщение на того, чьих не осталось и костей. Видимо, этому незавершённому делу суждено было преследовать Рикона до конца его дней. Слишком много призраков теперь окружало его, но некоторые были родными. Он слышал их голоса по ночам, различал едва видимые шепчущие тени, внимал зову. Он верил, что ему не кажется, что они действительно звали, но каждый раз отвечал в мыслях: «Нет. Я живой. Живой. Живее всех живых». Он мог повторять это бесконечно, настойчиво, почти с яростью. И они оставили его. Растворились во тьме, снова уйдя в не ведомое никому пристанище. Рикон надеялся не ведать как можно дольше. Ускользнув из когтей смерти, он стал наконец лордом Винтерфелла, как ему и надлежало. Это дело не обещало быть простым для мальчика, какому не исполнилось и пятнадцати, но Рикон не сомневался: раз он выжил, значит, справится. И ничьих ошибок не повторит. — Я не буду даровать прощение лордам-предателям, — твёрдо сказал он, не обращая внимание на недоумение Джона, не ожидавшего услышать именно эти слова, и возникший за долю мгновения протест Сансы. — Рикон, мы не можем сейчас терять людей. Война не закончена... — попыталась возразить сестра, но он прервал её: — Зачем нам люди, нарушившие клятву? Вот Маленький Джон Амбер был одним из таких. Но что ты можешь знать. Скажи, сестра, тебя приводили в собственный замок со связанными руками и мешком на голове? Как последнего дворового оборванца. В Сансе взыграла злость напополам с отчаянием. — По-твоему, мне жизнь мёдом казалась? — её лицо даже порозовело. «От тебя хотя бы что-то зависело», — успел подумать Рикон, но, к счастью, Джон решил вклиниться в их ссору, не дав упрёку вырваться наружу. — Возможно, он прав, Санса. Рядом должны оставаться самые верные. Сейчас северные лорды наперебой готовы служить Старкам, вот только всё это обесценится, если мы не накажем нарушивших клятву. Рикон посмотрел на брата с благодарностью. Всё же рассудительность Джона вызывала у него уважение, но, если быть до конца честным, Рикона устраивала скорее сговорчивость. Поддержка была необходима ему, чтобы чувствовать себя значимым. Пережитое одиночество и ощущение полной безвыходности оставили неизгладимый отпечаток. — Даже твой дед, Санса, не ответил на призыв о помощи, — продолжил Джон. — Простите, это моя вина, — произнесла Бриенна, которая всегда сопровождала Сансу и сейчас присутствовала при их совете. — Я должна была уговорить лорда Бриндена поддержать леди Винтерфелла против предателя-Болтона, помочь отвоевать замок и не справилась с этим заданием. Воцарилось молчание. Что-то когтем проскребло царапину на сердце Рикона. Леди Винтерфелла. Его даже не брали в расчёт. Но не хотелось подавать вид, что нечто его задело. Сейчас нужно было поставить точку на вопросе с северными лордами. — «Север помнит», говорят они? Вот и отлично. Я покажу, что ничего не забываю. Рикон позволил себе ухмыльнуться после сказанного. И было в этом что-то странное, неестественное. Раньше он никогда бы не смог улыбаться так, говоря о предстоящей смерти кого бы то ни было. Но тогда он не понимал ещё, какое сладкое чувство справедливости приносит вершение чужих судеб. И на этот раз ему удалось поймать то самое в глазах Сансы. Что-то сродни неверию. Отчуждению. Сомнений уже не было. Наверное, она ожидала увидеть младшего брата другим. Но жизнь не стоит на месте. Жизнь его и изменила. Так что Рикон в ответ лишь пожал бы плечами. Возможно, сейчас он был более настоящим, чем когда-либо. Несмотря на довольство собственным принятым решением, было и то, что расстраивало Старка. Он не желал видеть людей. Постоянное присутствие целой толпы народа в замке, заинтересованные взгляды, поклоны, шум и суета — это раздражало до невозможности. Лишало чувства свободы. Рикону хотелось бежать подальше, в спасительную тишину и спокойствие зимнего леса, где можно быть предоставленному самому себе. Что он и делал. Это казалось иронией: будучи пленником, Рикон мечтал вернуть те времена, когда замок был для него оживлённым, полным знакомых лиц и звуков домом, а не отдающей могильным холодом — дыханьем скорой смерти — темницей. Но оказалось, одиночество настолько его поглотило, что иной жизни он уже не представлял. Ничьё общество не казалось лучше своего собственного. Может, будь рядом Оша или Лохматик, всё шло бы иным путём. Но их не было. А призраки не способны помочь. Иногда желание обратиться волком, бежать на звериных лапах, рвать зубами плоть и ощущать вкус крови, как раньше, во снах, становилось настолько сильным, что Рикону хотелось выть и рычать от бессилия. С гибелью своего лютоволка он лишился этой способности. А она приносила такое необходимое успокоение. Сейчас ничто не могло его успокоить. Совсем отчаявшись, он пробовал есть подстреленного из лука зайца сырым, вспоминая, с каким удовольствием делал это, находясь в волчьей шкуре. Вспоминая жажду мести. Но организм яростно отторгал вкус меди во рту, а жёсткое мясо не поддавалось без настоящих клыков. Отплёвываясь и размазывая кровь по подбородку, а после оттирая её снегом, Рикон действительно жалел, что он не волк. Меж тем его состояние не укрылось от Сансы. Совершенно случайно Рикону удалось подслушать то, что она говорила Джону, ещё не зная, что младший Старк вернулся в замок. Ему стоило благодарить своё обыкновение подходить к покоям бесшумно, и он застыл у порога, услышав приглушённые голоса. — Джон, с ним и в самом деле что-то не так. Я не напрасно беспокоюсь. Он постоянно от всех убегает, проводит целые дни в богороще, даже разговаривает с неохотой. И, когда я смотрю в его глаза, порой вижу... — Что? Ну что же ты видишь? — Джон явно не относился к словам Сансы столь серьёзно, как она ожидала. — Это не Рикон, не тот мой маленький брат. Я не знаю. Не знаю, в чём дело, но смотрит он волком. — Санса, ему нужно время, чтобы освоиться. А нам, в свою очередь, проявить терпение. Он слишком много пережил для своих малых лет. — Я всё это понимаю. Я рада, что мы не потеряли нашего брата. Но я боюсь, что ноша лорда Винтерфелла для Рикона слишком тяжела. Джон нахмурил брови, напряжённо задумавшись. Рикон ждал: возразит ли? Брат молчал. Этой ночью он засыпал с неспокойными мыслями. Но ознаменовалась она по-настоящему значимым событием. Рикон не помнил, когда в последний раз ему снился брат, с которым он давно разминулся. Бран, бесследно исчезнувший где-то за Стеной и не оставивший следов. Даст ли судьба им встретиться вновь? Рикону не хотелось гадать, чтобы окончательно не подвергнуть себя сомнениям. Ведь надежда была столь призрачной. И даже во сне он не мог отпустить обиду и боль. — Почему, Бран? Почему ты не позволил мне идти с тобой? Почему отправил на гибель? — вопрошал Рикон со слезами на глазах, снова превратившись в маленького ребёнка, ни за что не желавшего расставаться со старшим братом. — У каждого из нас была своя дорога, — спокойно отвечал Бран. — Но уже скоро пути наши опять сойдутся. — Я увижу тебя? — Рикон почти кричал. Метель стеной заслоняла от него лицо брата, сумерки сгущались, и в подступающей тьме сверкало нечто синее. Он не услышал ответа. Из ниоткуда появившиеся мертвецы кругом сцепились вокруг Брана, раздался звук, похожий на хруст льда, завыл ветер и всё исчезло. Рикон проснулся в холодном поту. «Это было неспроста, — решил он. — Бран в опасности, но его можно спасти. Я должен рассказать Джону. Мы найдём его». Но искать не пришлось. Следующим же днём прилетел ворон со Стены. Их брат, живой и невредимый, находился там. Уже точно зная, что эта встреча будет, Рикон долго думал о том, что скажет Брану при ней. Что почувствует, увидев его снова. Внутренний голос настойчиво советовал ему: сказанное во сне должно остаться во сне. Бран ни в чём не виноват. Бран бы не сказал о нём того же, что и Санса... Рикон не сразу пришёл к решению о том, как отреагировать на подслушанный им разговор. Но всё вырвалось само. — Я заметила, что ты выглядишь радостнее после новости о Бране, — Санса вызвалась проводить Рикона до ворот вечером, когда он собрался на свою обыкновенную прогулку после ужина. — Может, его возвращение сделает тебя счастливее. — Как я могу быть счастлив, когда сестра в меня не верит? — Рикон сказал это, не моргнув глазом, но холодок быстро пробежал между ними. Санса остановилась, глядя на брата внимательно. — Я всё слышал. Ты считаешь, что я не достоин быть лордом Винтерфелла. — Я говорила вовсе не так! — Санса вспыхнула, сверкая глазами. — Но я и правда считаю, что ты слишком юный. И на твою долю выпало много... несчастий. Такое не проходит бесследно. Рикон прищурился, взглянув так пристально, что сестра не выдержала и отвела глаза. Да, про свой страх она Джону не врала. — Конечно, мне хочется тебе верить, верить, что твои намерения чисты. Но... однажды мне подумалось, что ты, наверное, и не хотела моего возвращения. Быть может, всё сложилось бы лучше, если бы я погиб перед битвой? — Что ты такое говоришь? — задохнулась возмущением Санса. — Всегда говорю то, что думаю, — непреклонно выстоял Рикон. — Ты моя сестра, и я не хочу никаких размолвок с тобой. Но просто помни, что я разучился полностью доверять. И я не допущу предательства. Мне хватило. На этом их разговор завершился, и Рикон надеялся, что больше к нему возвращаться не придётся. После того как Старк высказал терзавшее его, часть груза словно свалилась с души. Этой ночью он не стал бежать. Душа и тело требовали покоя. Волчья сущность не пробуждалась, помутняя рассудок, и сознание казалось чистым и незамутнённым, будто воды горного родника. До рассвета он простоял на коленях пред ликами Старых Богов, прося у них благословения быть мужественным и стойким лордом и Хранителем Севера. И они, глухие ко всем прошлым молитвам, в этот раз ответили.