О прошедшем и грядущем

— Это мой дом, — сказал Джон, когда они подъезжали к Винтерфеллу, вековому сердцу севера, в котором он вырос, которое отвоевал и в котором стал королём. — И он всегда готов принять вас. Теперь короля у Винтерфелла не было: он преклонил колено и назад дороги нет. И было непривычно знакомить новую королеву с вечно нерушимым оплотом Старков, тех, кого она должна ненавидеть. Ведь так? Они тоже участвовали в событиях, повлёкших за собой падение её семьи. Но Джон ни разу не спрашивал Дейенерис о её отношении к этому. Между ними было заключено соглашение, в этой войне они бок о бок, о мести не идёт и речи. Её слову он почему-то верил, хотя знал эту женщину совсем мало. Но достаточно было посмотреть ей в глаза, чтобы узреть там спокойную уверенность и нерушимость, прогонявшие любые сомнения. Она не казалась примером безумства Таргариенов, о каком все были наслышаны. Однако всё равно оставалась неизведанной для Джона, и потому разум велел ему быть настороже. «Мы союзники, но играть с огнём я не намерен. Пока он не обращён против моей семьи, мы дружны». Дейенерис молча глядела на стены замка, растущие по мере приближения к ним всей их свиты, и никак не выражала эмоции от увиденного. Лишь тихая внимательность сопровождала её взгляд. Джон впервые подумал, что королева выглядит окутанной незримым облаком усталости. Всё в её виде выдавало это: поникшие плечи, хмуро сдвинутые брови и синеватые тени под глазами, слишком резко выделявшиеся на белой, словно только что вытканное полотно, коже. Сражение, непростые переговоры, потеря дракона — всё это явно вымотало Дейенерис, и Джон позволил себе мысль о том, не была ли она уверена, направляясь в Вестерос, что задуманное исполнится легко и быстро. Не собиралась ли уже в это время восседать на Железном Троне, воспевая утраченное предшественниками и вновь обретённое могущество? Вместо этого она сейчас на далёком севере, среди разошедшейся зимы и её неприветливых холодов, только на пути к завершению войны, которое неизвестно когда предвидится. И всё же она ни разу не жаловалась на постигшее её нелёгкое бремя. Истинное душевное состояние Дейенерис можно было лишь угадывать. — Что вы думаете о Винтерфелле? — спросил Джон, почувствовав непреодолимое желание начать разговор, пока мысли окончательно не унесли его из реальности бурным потоком. Громадное строение, не способное быть скрытым белизной самых глубоких снегов, уже можно было хорошо рассмотреть. — Это красивый замок, древний и величественный. Ваш дом сумел сохранить такое наследие спустя века. Ты рассказывал, что Винтерфелл был сожжён и отдан врагам, а Старки оказались разбросаны по свету, но вот… он снова ваш. Вы вернули свой дом. Джон услышал в её словах уважение и одновременно грусть. Ему не составило труда понять, что Дейенерис говорит и о себе тоже: у них общее дело, только своё она ещё не завершила. И это её тяготило. Джон принялся лихорадочно раздумывать, стоит ли ему подбодрить королеву или это напротив рассердит её как неуместное указание на слабость с его стороны. Нужна ли ей, такой гордой и непреклонной завоевательнице, жалость Джона Сноу, пробывшего королём едва ли несколько лун? Но Дейенерис сама избавила его от неловкости, продолжив: — Кто управляет замком в твоё отсутствие? — Моя сестра Санса, конечно. Она оставалась там единственной из Старков, пока не вернулся мой брат. Мы даже не знали, жив ли он, и мне не терпится с ним повидаться. Дейенерис отвела глаза куда-то вдаль после сказанного им, как будто её вдруг посетила некая напряжённая мысль. Королева была абсолютно недвижима, лишь длинные серебристые волосы трепетали на ледяном ветру да облачка пара сопровождали дыхание, а взгляд со стороны казался застывшим, словно примёрзшим в одной точке. Она могла бы показаться заледеневшим изваянием, и Джону вдруг подумалось так странно и причудливо, что север губит королеву своим колким морозом и ледяным ветром, тушит живительное для неё пламя, не давая зародиться даже огоньку. — И у меня был брат, — одними губами прошептала Дейенерис, так что Джон удивился, как он смог услышать эту фразу, явно не почудившуюся ему среди свистящего шума только-только начинавшейся метели. О её брате Джон ничего не знал, кроме того, что его давно нет в живых: Дейенерис была последним «драконом», как она говорила о себе, имея в виду Таргариенов. Настоящих драконов было два, и Джон искренне считал, что для людского мира такого числа более чем достаточно. Они были опасны в своей разрушительности, но по справедливости следовало признать: за победу над Белыми Ходоками он согласился бы и на целую армию драконов. В этом они несомненно были ценны. А Дейенерис… скорбит ли она об утрате так же, как и Джон? — Двух своих братьев я потерял, — Сноу чувствовал потребность поделиться этим кусочком боли, который он предпочёл бы спрятать подальше в закромах души. — Второй был совсем мальчишкой. Будь хоть один из них жив, мне не пришлось бы становиться королём. Но так распорядилась судьба, и она же всё расставила по местам. У каждого из нас свой путь, своя задача. Мне нужно защитить свой дом и людей, вам — вернуть законный трон, и в этом мы помогаем друг другу. Несмотря на всех, кого потеряли, мы ещё можем продолжать своё дело в этом мире. Дейенерис посмотрела на него пристально, словно пытаясь проникнуть в глубину сознания, уловить там что-то, ей недоступное, но очевидно влекущее, так что Джону стало не по себе, но он не подал виду. — Что-то подсказывает мне, что наше столкновение — не случайность. В тебе тоже есть что-то особенное. И мы скоро это узнаем. Джон пожал плечами, улыбнувшись: слова королевы показались ему внезапными, почти надуманными, но её явно неподдельный интерес неожиданно пробудил в нём радость. Именно в этот момент их союз казался крепким перед лицом любых возможных невзгод. Что заставило его так думать? То, как смотрела Дейенерис — не как королева на поданного, а как человек на человека? Её голос, зазвучавший вдруг иначе? Как будто после этой короткой беседы они стали ближе друг другу. — Не думаю, что я настолько особенный, как вы, последняя из драконов. По правде говоря, я никогда не считал себя таковым. И моя роль в этой войне бок о бок с вами скорее подарок судьбы, никак не миссия, что дана с рождения. — Судьба — это и есть то, что определяет нашу миссию, — произнесла Дейенерис словно самой себе, уже не глядя на него, и добавила с резко возникшей жёсткостью: — Тогда, в начале… если бы я следовала роли, что была отведена мне, но не мной, меня бы здесь сейчас не было. Джон уже догадывался, что путь Дейенерис не был простым, что ей так же, как и ему, приходилось принимать непростые решения и делать выбор. Он не знал всю её историю и впервые почувствовал желание узнать. Как боролась женщина в чужих краях, ещё до рождения оставшаяся без всего, как проложила себе путь к дому, которого никогда не видела, и скольким ей пришлось пожертвовать? Тирион убеждал его, что Дейенерис — та, кто нужен Вестеросу, земле, израненной тёмным временем войн, в каком не видно было просвета. Но Джон подумал тогда: «Она просто приехала сюда с армией и тремя драконами, собираясь захватить трон. Почему я должен думать, что она лучше Ланнистеров? За их победу тоже говорила армия. И ещё золото». Он в то время не задумывался, что картина далеко не так проста, какой кажется на первый взгляд. Два человека могут прийти к одному, но за плечами у каждого — разный путь. «Мы обязаны прийти к победе вместе, и, когда всё разрешится, она сядет на трон, а я окончательно вернусь домой, и всё это будет нашей общей заслугой. А пока я должен не позволить суровому северу погубить тебя». Когда они въехали во двор и спешились, Джон без слов сорвал с себя плащ и накинул на плечи Дейенерис. От него не укрылось, что лёгкая дрожь пробирала её время от времени. Как бы там ни было, север не для всех. — Здесь, на севере, драконы тоже мёрзнут, — улыбнулся он, гадая, зачем вообще сказал это и ждать ли ему в ответ драконье пламя за дерзость. — Пожалуй, я с удовольствием позволю тебе так думать, — с добродушной усмешкой ответила Дейенерис. Но плащ всё же незаметно запахнула поплотнее. Джону осталось лишь наблюдать за идущей впереди королевой, размышляя о том, что ожидаемый холод его не задел: был побеждён теплом, пришедшим изнутри. А одарила его им она, сама того не зная.