О прошедшем и грядущем

Проснувшись, Мирцелла почувствовала нестерпимый жар. Бивший в глаза резкий свет заставил её зажмуриться, отчего она не успела толком ничего увидеть. Сперва принцесса испугалась, что в комнате начался пожар, но вскоре поняла, что это опаляющее тепло источает её собственное тело. Первая мысль — откинуть поскорее одеяло, мешавшее прохладе и оказавшееся, к несчастью, неимоверно тяжёлым для ослабевшей руки. Мирцелла никогда не чувствовала себя хуже. Кроме того, правая сторона лица горела огнём, и, попытавшись коснуться её, она с ужасом поняла, что всё закрыто повязкой. Тогда-то и стали приходить воспоминания. Точнее, лишь обрывки. Вместе с принцессой Арианной и её сообщниками она едет на свою коронацию, их перехватывают по пути, начинается погоня и последнее... свист меча в воздухе, удар и падение с лошади. Холодок резко накатившего страха лихорадочно затанцевал по её спине. Что они натворили? Где сейчас принцесса Арианна? И что стало её с лицом? Мирцелла знала, знала, как никто другой, что это плохая затея. И всё же позволила себе поддаться уговорам. А теперь оставалось лишь благодарить милосердную Деву за то, что она жива, и молиться, чтобы под повязками не скрывалось ничего ужасного. Осмотревшись, Мирцелла поняла, что в покоях никого больше нет, даже неустанно бдящей прислуги, но это лишь порадовало. Меньше всего ей хотелось звать кого-то, чтобы её видели в таком состоянии, чтобы выслушивали сбивчивые объяснения по поводу всего произошедшего, это было выше её сил. Откинувшись на подушки, она часто задышала, что было верным знаком подступавших рыданий. Вообще-то Мирцелла и в детстве очень редко плакала, а сейчас она совсем повзрослела и уж точно бы себе этого не позволила. Но ведь ранее с ней и не случалось такой беды. Однако вот-вот готовые сорваться с ресниц слёзы вмиг высохли, когда одиночество Мирцеллы нарушил человек, которого она никак не ожидала увидеть. Оберин Мартелл переступил порог её комнаты с выражением тревожной задумчивости на лице, но, застав девушку очнувшейся, на долю мгновения взирал на неё с удивлением. А затем оживился и поспешно подступил к постели; Мирцелла заметила, что он напряжённо всматривается в её лицо, и ей снова стало страшно. — Принцесса, — учтиво обратился к ней Оберин, — мне так радостно видеть, что сознание к вам вернулось. Мы все очень за вас переживали, особенно мой брат и Арианна. Я немедленно им сообщу. Но прежде, как вы себя чувствуете? — Я... — Мирцелла откашлялась, услышав, как хрипло и режуще с непривычки звучит её голос, — честно сказать, прескверно, принц Оберин. Но это совсем неважно, вы ведь наверняка знаете, что случилось, и я должна объяснить... — Нет нужды, — тут же перебил он, закачав головой, — вам нет нужды оправдываться. И об этом позже. Ваше здоровье сейчас превыше всего, — он коснулся её лба, и этот жест показался Мирцелле невероятно трепетным, пусть и был мимолётным. — Я вижу, что вас лихорадит, надо позвать мейстера, а вы ждите и ни о чём не волнуйтесь. Оберин улыбнулся ей, так чарующе, заманивая бездной своих чёрных-пречёрных глаз, как умел лишь он, и Мирцелла почувствовала, как тяжёлые тиски потихоньку отпускают сердце. Он всегда был к ней добр и даже в этот раз не поменял своего отношения, зная, как она повелась на безрассудную идею Арианны, из-за чего сама пострадала. Наверное, когда у человека восемь дочерей, способных на всяческие шалости, он волей-неволей учится спокойнее относиться к таким происшествиям. Хотя едва ли хоть одна из них посягала на корону, ей не принадлежащую. Мирцелла тихо вздохнула, наблюдая за тем, как Оберин задёргивает шторы, даже не спросив, мешает ли ей чрезмерный свет, но каким-то чутьём угадав это. Перед тем как выйти за двери, он оглянулся на неё, и Мирцелла очень понадеялась, что он так же уловит её безмолвную просьбу поскорее вернуться. К сожалению принцессы, мейстер не позволил ей взглянуть в зеркало, когда делал перевязку, и она не сомневалась, что тот получил такое указание от Оберина. Это её почти рассердило. К чему отгораживать её от того, что рано или поздно придётся узреть? Она давно не малое дитя, которое нужно оберегать от горькой правды. И в то же время в какой-то частице её души поселилось наивная надежда, что всё окажется лучше, чем ожидаешь. Пока ты не столкнёшься с худшим, надеяться можно. Мейстер дал Мирцелле какое-то снадобье от лихорадки, и её снова стало клонить ко сну. Она жалела, что Оберин так и не появился, зато её посетил сам принц Доран, и она ощутила одновременно облегчение, что он не держит на неё зла, и стыд за добросердечность, какой принцесса, по её мнению, не заслуживала. Однако, когда она спросила, где же Арианна, лицо Дорана слегка посуровело. — Моя дочь сейчас находится под стражей, так же, как и леди Обара, Нимерия и Тиена, — пояснил он и добавил, видя явное огорчение Мирцеллы: — Это необходимая мера и временная, так что не переживайте. Вашей вины в случившемся нет, я знаю, как Арианна умеет уговаривать, и это мне следует просить прощения за то, что её необдуманные действия поставили вашу жизнь под угрозу. — Нет, я совсем на неё не сержусь. Пожалуйста, скажите, что я не сержусь, — из последних сил прошептала Мирцелла, чувствуя, как уже проваливается в сон под силой лекарства. Последним, что она расслышала прежде, чем погрузиться в безмятежный потусторонний мир сновидений, было дружелюбное «отдыхайте, принцесса». Ещё несколько дней Мирцелла почти не покидала постель, вставая лишь для того, чтобы умыться и посмотреть в окно, наслаждаясь птичьим щебетанием и прекрасным видом, открывавшимся с высоты башни Солнечного Копья. К принцессе заходил Тристан, неизменно пытаясь её подбодрить и то и дело увлекая игрой в кайвассу, но ей было тяжело с ним видеться. Тристан приходился ей будущим мужем, и она понимала, что, как бы он ни был с ней мил, всякому принцу нужна красивая невеста. А она теперь, возможно, обезображена на всю жизнь. И стоило ожидать того, что Тристан от неё откажется. Мирцелла никак не намекнула на свои мысли, предпочтя держать их в себе, но они безусловно на ней отражались, делая улыбку искусственной, а взгляд потухшим. И только Оберин мог заставить её забыть свои печали. Мирцелла не могла этого объяснить, но он притягивал её, как свет притягивает мотылька. В нём она видела воплощение мужественности, благородства и, в чём боялась себе признаться, красоты. Конечно, любой девочке нужен свой рыцарь-герой, которым она будет восхищаться, вот только Мирцелла уже повзрослела, а это ребячество с ней осталось. И почему ей так грустно становилось от осознания, что Оберин наверняка воспринимает её как одну из своих дочерей лишь с тем различием, что она гостья в чужих землях, которую по долгу приходится опекать? Она и правда была только гостьей, пока не став женой Тристана. Ни больше, ни меньше. И сама возможность породниться с Мартеллами должна быть ей приятна, ведь ей пришлась по нраву вся их семья. Но каково быть женой Тристана? (Мирцелла ни на минуту не забывала о своих сомнениях, но будущее представляла по-разному). Он ведь не Оберин... И как ей объяснить самой себе такие мысли? Как вообще можно о таком думать? Не переходит ли она запретную грань? Впрочем, Мирцелла старалась попусту себя не терзать. Благодаря неравнодушию окружавших её людей она быстро поправлялась и не чувствовала себя одинокой. Когда Оберин ввиду своей занятости не мог её посещать, он отправлял к Мирцелле своих младших дочерей, с которыми скучать не приходилось. Вместе с тем она ждала, когда наконец освободят принцессу Арианну и им удастся поговорить. Ей это было необходимо, потому что помыслы о том, что их дружба каким-то образом пошатнётся, угнетали. А Мирцелле хотелось избавиться от большинства гнетущих дум, если не от всех. И за быстро пролетевшим временем её совершенно застал врасплох тот день, когда в очередной раз пришедший мейстер объявил, что повязки можно снять насовсем. В этот миг остатки храбрости покинули принцессу быстрее, чем она успела что-то сообразить. — Может быть, мне стоит ещё походить перевязанной? — она умоляюще смотрела на мейстера. — Глупо оттягивать неизбежное, принцесса, — вдруг послышался голос Оберина, и Мирцелла, обернувшись, увидела его стоящим у двери. Красный Змей, как его прозвали, умел появляться совершенно бесшумно. И она, всегда с нетерпением его ожидавшая, сейчас не была уверена, что время подходящее. Просто потому, что боялась его реакции. Гораздо сильнее, чем Тристана. Внезапное, странное и причудливое осознание. Достаточно было лишь представить отвращение в его взгляде, и становилось больно. Ей так не хотелось выглядеть дурно перед тем, кого она почти боготворила в глубине души. И он, кажется, распознал все страхи Мирцеллы по её беспокойным глазам, отчего ей стало ещё более неуютно. — Оставьте нас, — коротко приказал Оберин мейстеру, и тот, поклонившись, покинул покои, тихо затворив за собой дверь. Принц сделал несколько шагов в сторону Мирцеллы, не глядевшей на него — она устремила отрешённый взгляд к окну, силясь сдержать непрошеные слёзы. Наверняка она сейчас имела вид обиженного ребёнка, не способного примириться с действительностью, но ничего с собой не могла поделать. И, когда Оберин аккуратно приподнял пальцами её подбородок, заставив взглянуть на себя, её едва не бросило в жар. Он впервые был к ней настолько... близок. И ей хотелось провалиться сквозь землю. — Что тебя пугает? Шрамы? Поверь, порой они вовсе не так страшны, как кажется. Идём, я помогу тебе, — его абсолютное спокойствие благотворно подействовало на Мирцеллу, и она, сев на край кровати, позволила ему осторожно размотать повязку. Но, когда долгое время ощущавшуюся на коже ткань сменила прохладная пустота, сердце заколотилось вдвойне быстрей. Мирцелла не сводила глаз с Оберина, ожидая увидеть ужас на его лице, но ничего подобного так и не разглядела. Лишь сосредоточенность, с которой нахмурились его тёмные брови. Её дрожащие пальцы сами собой потянулись к щеке, поднимаясь выше, и, едва нащупав рубец, отдёрнулись, словно обжёгшись. Это не просто царапина. Это клеймо, на всю жизнь заклеймившее её красоту. Есть ли смысл на него смотреть, когда всё и так ясно? Мирцелла почти до крови закусила губу, не заметив, как Оберин настойчиво вложил зеркало в её руки. — Ты должна посмотреть, — сказал он, и выбора у неё не оставалось. В отражении она увидела бледную девушку с рассечённой поперёк правой щекой и почти начисто обрубленным ухом. Последнее ещё не казалось столь страшным, этот изъян можно спрятать под волосами. Но лицо её было безнадёжно испорчено. Она больше не прежняя прекрасная принцесса, взявшая лучшие черты от матери. Плакать уже не хотелось. Её обуревало иное чувство. Наверное, самое несвойственное Мирцелле из всех существовавших. Гнев. — Что ж, я увидела, — бесстрастно произнесла она. Мгновение — и зеркало полетело в стену, разлетевшись на сотни осколков. Одного раза ей хватило. Собственный поступок стал изумлением для Мирцеллы, всегда отличавшейся безукоризненными манерами, но, как ни странно, не удивил Оберина. Он продолжал так же спокойно глядеть на неё, а ей захотелось вскочить и сбежать подальше, в самое тёмное и скрытое место в мире, где никто её не увидит, не услышит, где нет зеркал. Но Оберин не дал ей встать, сжав её маленькие руки в своих, поглаживая пальцами тонкие запястья. — Хочешь разбить ещё что-нибудь? Если это помогает, я прикажу принести больше зеркал. Она не понимала, насмехается он над ней или говорит всерьёз. Истинные мысли Оберина вообще было сложно разгадать. Она привыкла. Но то, что происходило сейчас, было по меньшей мере удивительно. И остановить себя в последовавшей затем тираде ей не представлялось возможным. — Смеётесь надо мной, принц Оберин? А мне вот вовсе не смешно. Но я вас понимаю. Над самой безобразной принцессой в мире каждому охота потешаться. Я с нетерпением буду ждать, когда ваш племянник сообщит, что свадьба отменяется, ведь девушка с таким лицом нужна только глупцу, — невесть откуда взявшееся рвение покинуло Мирцеллу так же быстро, оставив после себя невыносимую горечь. Она добавила уже серьёзно, но едва слышно: — Хотя едва ли я имею право жаловаться на несправедливость. Это наказание, посланное мне богами за то, что я пошла на предательство своего брата. На измену королю. Оберин опустился на пол у кровати, продолжая держать её руки и при этом широко улыбаясь. — Выходит, я глупец? — Что? — рассеянно переспросила Мирцелла, прокручивая в голове собственные, на одном дыхании вылетевшие слова. — Ведь мне так нужна эта «безобразная» принцесса, — он ласково погладил её по щеке, отчего Мирцелла вздрогнула, глядя на него в непонимании. — Потому что мне совершенно плевать на её шрамы. Ты не понимаешь, насколько красива. Случайное облако не способно затмить солнце. Как и этот след на лице — тебя. А глупцом будет Тристан, если такой пустяк заставит его от тебя отвернуться. — Ты и вправду считаешь это пустяком? — недоверчиво спросила Мирцелла, хотя душа её готова была запеть от сказанного Оберином. Но она не понимала до конца, искренен ли он или же старается её утешить. — Милая, я хорошо знаю, что такое шрамы. Множество таких я сам оставил на других. Мужчину, который испугается подобного, нельзя считать за воина. И, словно в подтверждение своих слов, он потянулся к ней и оставил поцелуй прямо на раненой щеке, вызвав в ней такую бурю чувств, что Мирцелле показалось, будто лихорадка вернулась к ней. Как после этого она сможет хотя бы взглянуть на кого-то другого? — Я не боюсь того, что подумает Тристан. Больше всего я страшилась того, что обо мне подумаешь ты, — ей уже нечего было скрывать. — Я думаю, что ты красива, — она не поверила в то, что он поцеловал её снова, но это случилось. — Этого достаточно? — Да. — И не придумывай посланное богами наказание. Ты так быстро открестилась от решения Арианны, потому что испугалась, но ведь это было и твоё решение тоже. Я поддерживаю её в том, что ты законная наследница Железного Трона. Просто ей следовало посоветоваться со мной, прежде чем проворачивать такое дело. Но такова уж наша своевольница Арианна. — Я совершила ошибку. Мой брат Томмен — законный правитель Семи Королевств, — возразила Мирцелла, борясь с желанием во всём соглашаться с Оберином. — Только не здесь, — усмехнулся он, и в чёрных глазах блеснула опасная хитрость, от какой Мирцелле стоило держаться подальше, но было поздно: он безвозвратно поймал её в свои сети, — не в Дорне. В Дорне, моя принцесса, действуют не все законы. И тебе ещё предстоит вкусить всю свободу этих замечательных краёв. Ты и представить не можешь, сколько великих дел нас ждёт впереди, — Оберин уже пересёк все возможные границы, развязно играя с её волосами и почти выдыхая слова ей в губы, а Мирцелла подумала, что может случиться, если кто-то вдруг войдёт в её покои и застанет их в таком виде. — Вы затеваете опасную игру, принц Оберин, — только и смогла прошептать она. — Тебе она понравится, — пообещал тот с ухмылкой, не сходившей с лица. Мирцелла и не думала, что один взгляд в зеркало может настолько всё изменить. Сомневаться не приходилось: затеи Арианны не идут в сравнение с тем, на что способен Оберин, самый опасный змей. Юная принцесса боялась предугадать, что её ждёт дальше, отрезанную от дома в далёком Дорне, во власти этого человека. Утонет ли она окончательно? Или напротив воспарит..?