Семья делает тебя таким, какой ты есть. Она дает тебе плоть, и кости, и формирует твою душу. Джозеф Дилейни
— Ты боишься? — тихо спросила Мира. Он не знал, что ответить. Он не видел брата около трех лет… А может больше? Он точно не помнил — здесь, среди вьюги и холода, время замедляется и ты теряешься в нём, словно в лабиринте. За окном экипажа летали огромные клочки снега, морозный ветер охлаждал всё вокруг. Шерстяная дублёнка, и та не грела. Рука в перчатке медленно леденела. А другая… На неё смотреть было противно. Бран не мог привыкнуть к тому факту, что всё, что ним происходит — его вина. Он лишился ног потому, что лазил на стены, в то время, как мама запрещала. Он решил понаблюдать за Белыми Ходоками, хотя Трёхглазый Ворон запретил — и тогда у него появилась метка. Либо смерть за Стеной, либо проход без руки сквозь неё. Выбор не велик. Невыносимо было чувствовать себя ещё большим калекой, видеть, как сочувственно смотрят на него изумрудные глаза. «Это унизительно». — Думаю — да, — задумчиво ответил Бран. Лошади отбивали тихий ритм по заснеженной дороге. — В последний раз я была в Винтерфелле вместе с братом… — грустно произнесла девушка и прижала к себе лук. Она смотрела на белых «птиц», которые плавно сплывали с седых небес. «Это я виноват. Я. Я!», — хотелось закричать, пронзить гнетущую тишину своим голосом и прекратить винить себя. Но он не мог… Заметив повинное лицо Брана, Мира резво добавила: — Я не виню тебя, и ты прекрати! Он лишь хмыкнул, уставившись на свою ладонь в перчатке. «Легко сказать: „Не вини себя!“ А как же перестать это делать, если это правда?» — Я не могу… — Бран, сегодня ты встретишься с братом… — она не успела договорить, как Старк её перебил. — А ты — нет! — выпалил он, а потом неслышно добавил: — Из-за меня. Уголки её губ упали, а в глазах затрепетали слёзы. Бран испугался; он никогда не видел плачущую Миру. В воспоминаниях ненароком всплыли воспоминания о сестрах, а именно — о Сансе. Он иногда видел, как она плачет. А вот Арья никогда не плакала: если ее кто-то обежал, она лупила его всеми силами. Арья чем-то была похожа на Миру… Вот только девушка теперь открылась для него с другой стороны. Ему почему-то захотелось её обнять и утешить. — Мира, прости, пожалуйста. Я не хотел. Но девушка уже вытерла слёзы и покрасневший носик, и сидела с гордо поднятой головой. Её глаза вновь наполнились радостью, и она молвила: — Ничего, — её руки обняли ладонь Брана и она продолжила: — Не смей винить себя, Бран! Ты, наконец, увидишь брата; вернешься в родной замок. Когда я сказала… Ну то, что сказала, — чувствовалось, что она тщательно подбирает слова; видимо, она понимала, что чувствует Бран. — Я не хотела тебя задеть. Просто вспомнила. Её лицо просияло доброй, теплой и ласковой улыбкой. Она потянулась и обняла Брана так крепко, что ему показалась, что она его задушит. А сердце тем временем ускорилось, по коже прошли приятные мурашки, и он ответил на тисканье девушки так нежно и чувственно, как только мог. Снаружи веял обжигающе-ледяной холод, а между ними будто играло дикое пламя. Такое нежное. Такое приятное. Оно сполна наполнило сердце желанным жаром и неспешно растекалось по телу. Она отстранилась от него, и ласково улыбнулась, глядя на него будто любящим, летне-травянистым взглядом. Эти мягкие глаза напоминали о давно минувших, теплых днях долгого лета… … Серый Ветер и Лето резво вздымали пыль во внутреннем дворе Винтерфелла. Громкий стук деревянных мечей разносился повсюду. Призрак одиноко лежал около громоздких пустых бочек из-под эля, изредка поглядывая на отчаянно сражавшихся, проворных мальчишек своими алыми глазами. На тех самых бочках сидели Бран и замурзанная Арья. — Где ты успела так замараться? — поинтересовался мальчик, глядя на бледно-голубое, испачканное платье сестры и на её растрепанные волосы. Робб и Джон бесшабашно пыхтели, столкнувшись в быстром танце тренировочного оружия. — Мне пришлось сбегать через окно, — мило улыбнулась сестра. Видимо, она ожидала от Брана какой-то реакции, но он — тот, кто провел немалую долю своей жизни лазая по стенам — лишь хмыкнул. «Ничего удивительного. Это же Арья». — Ты не боишься, что септа Мордейн тебя накажет? — Пускай лучше меня заставит убираться в конюшне или отправит к молчаливым сестрам, но я больше не могу слушать эти унылые лекции про танцы и манеры на празднествах! — хохоча, произнесла Арья. Бран засмеялся вместе с ней. Он знал, что септа ничего не сможет сделать сестре. По крайней мере, того, чего бы она не смогла пережить. Вокруг парил душистый запах лета и зелени. Дул ленивый ветер и щекотал лицо детям. Серый Ветер, повалив Лето на спину, решил побороть Нимерию, которая надоедливо приставала к Призраку. Его глаза были опущены и словно ничего не замечали. Мягкое солнце лучезарно светило на беззаботных, незнающих горя младших Старков. — Я хочу малиновый пирог, — неожиданно произнесла Арья. — С чего это вдруг? — удивился Бран. Он никогда не замечал за ней любви к сладкому. Обычно самой большой сладкоежкой в семье была старшая сестра. — Мне надоели лимонные пирожные. Мы все время только и делаем, что едим их, — устало вздохнула девочка. — Принцесса Мирцелла пытается быть похожей на Сансу, потому все время их жует… Бран подозревал о чем сейчас думает сестра: о том, как можно хотеть быть похожей на Сансу? Арья считала её скучной и бестолковой— по правде он иногда тоже так думал. Особенно, когда они с Джейни Пуль кокетничали с парнями или наигранно смеялись. «Фу, девчонки такие глупые! Все, кроме Арьи…», — размышлял Бран. И то… Она была похожа на девочку только по утрам. когда септа её насильно одевала в платья и зачесывала. Через час по замку бегал испачканный и злой мальчишка, со смазливым личиком. Бран мысленно посмеялся. Он только что сравнил свою сестру с юношей. Стало еще смешнее и он не сдержался. — Почему ты смеешься? — любопытно спросила Арья, закладывая прядь своих темных волос за ухо и случайно прикусывая губу (она часто так делала, когда что-то сильно её интересовало). — Я не понимаю, как кому-то может нравится Санса! Она же скучная! — хохотал мальчик. Сестренка подхватила волну смеха. — Вот ты и не понимай! А Мирцелла все время говорит, какая Санса настоящая леди! — произнося эти слова, девочка поморщилась. Бран закатил глаза, когда Арья в очередной раз упомянула принцессу. В последнее время она часто навязывалась в общество к юноше. Робб подшучивал над ними, говоря, что она влюблена в него. В эти минуты Бран сильно краснел и пытался перевести тему. Ведь единственной девчонкой, с которой он мог найти общий язык, была Арья. Все женские занятия казались ему нудными, и порой он задумывался: «Почему дамы не умирают от уныния в раннем возрасте?» Легкие порывы воздуха нежно ласкали рыже-каштановые волосы Брана. — Хороший выпад! — одобрительно крикнул Робб своему сопернику. Его лицо раскраснелось, а сбитое дыхание выдавали прерывистые фразы. — Неожиданный приём! — удивленно выпалил Джон. Мокрые черные кудри намертво прилипли к лицу. Буквально в то же мгновение он оказался на земле с деревянным клинком у горла, и громко засмеялся. Призрак навострил уши и изучающе смотрел на парней. — Чудненько! — иронично и весело молвил бастард. Робб подал руку Сноу и помог ему подняться. Тот был весь в грязи. Вскоре во двор ворвались Рикон и Лохматик, играющие в догонялки. Солнце светило так ярко, словно это были последние лучи перед долгой тьмой; Старая Нэн вязала рукавички, которые летом были ни к чему, Робб и Джон, уставшие и радостные, подошли к Арье и Брану. Сноу первым делом потрепал сестре волосы, а она лишь рассмеялась, но, когда поняла, что руки Джона были все в земле, то толкнула его в плече с громким: «Эй!» Все трое парней покатились со смеху. Заинтересованный Рикон обернулся посмотреть, что происходит. Арья спрыгнула с бочки, схватила комок грязи и кинула, в умирающего от хохота Джона, но промазала… Она попала в Робба. Тот хитро на неё посмотрел и загреб огромную жменю земли для броска. Так началась настоящая грязевая война. Тут и там свистели огромные лепешки из грязюки. В ней участвовали даже лютоволки, радостно мотая хвостами. Испуганные слуги умоляли детей остановится, но всё было напрасно. — На! Получи! — торжественно закричала Арья, попав Брану в живот. Тут за её спиной возникла взволнованная септа Мордейн с перепуганными глазами, злющая леди Кейтелин, осуждающе взирающий на своих детей Нэд Старк и десяток слуг. — Леди Арья! — зароптала старая септа. — Робб! Бран! Рикон! — разъярённо закричала мать, а потом перевела уставший взгляд на Джона. Бран заметил, как отец смотрел на бастарда. В его глазах сияло неодобрение, и жалость, и понимание. Всё это уловил мальчик. Он подозревал, что леди-мать будет винить Джона в случившемся, но сейчас его это не волновало. Он смеялся, наблюдая за тем, как септа тащит грязную и упирающуюся Арью. Казалось, весь замок сбежался посмотреть на это представление… … Эти воспоминания были такими теплыми; он словно возвращался в те беззаботные времена, в стены родного Винтерфелла, где повсюду слышались приятные голоса родителей и звонкий смех братьев и сестер. Но рядом была лишь Мира с блестящими изумрудными глазами. А за пределами повозки жестоко плясала свой ледяной танец вьюга.***
Экипаж подъехал к замку. Тяжелые ворота закрылись. Тишина. Лошади заволновались. Сердце выскакивало из груди. Вот. Через годы разлуки он вновь встретит семью. Мира понимающе взглянула на него. Должно быть, ей тоже хотелось увидеть кого-то родного и близкого. Бран искренне сожалел, что не мог предоставить ей такой возможности. Дверца повозки скрипнула и в неё заглянул взрослый, потрепанный жизнью мужчина. Он забрался внутрь и взглянул на Брана любящими отцовскими глазами. Мальчику на минуту показалось, что на него смотрит Нэд Старк. Но это было лишь мимолетное желанное видение. Это был Джон. Красивый взрослый парень. С несколькими шрамами на лице и убранными волосами. Бран и не думал, что его сводный брат так изменился. Его темные кудри больше не лезли на глаза, а уголки губ опустились ещё ниже, будто он хотел сообщить что-то ужасное. Сноу обнял его. Просто и по-братски. Как он часто обнимал Робба. Юноша последовал его примеру. Всё же в бастарде было что-то родное. Что-то отцовское. Что-то такое, отчего слёзы в глазах пробудились — и он зажал его очень-очень крепко, словно это последняя их встреча. Словно это хороший сон, среди безграничного множества кошмаров, которые терзали сердце. — Ты дома… — шепнул Джон. От этих слов стало тепло; и неважно, что на улице бушевал мороз и неприкрытые конечности отмерзали в мгновение ока. «Я дома», — эти два слова были важны, как никогда ранее. Он никогда не ценил то простое, что у него было — родной кров. Он всегда рвался к приключениям, хотел стать рыцарем и поскорее покинуть Север. Но именно сейчас, обнимая брата, хоть и сводного, он действительно чувствовал, как ему не хватало этого края. Ведь он даже его ещё не видел — но он чувствовал, ощущал, что он там, где его место. Он дома…***
Нежный, ласкающий свет горящего очага тускло оттенял огрубевшие черты лица брата-бастарда. Или кузена? Кто он теперь Брану? Он не знал точного ответа. Сказал ли он Джону? Нет. Да и зачем? Кто бы ему поверил? Посмеялись бы над глупым мальчишкой и всё. Оглядывая новоиспеченного Короля Севера, он пытался углядеть малейшее сходство с парой из его марева. На женщину он был очень похож, словно идентичная капля воды. А вот на мужчину… У него не было светлых волос или лиловых глаз, он был настоящим Старком. Только необычайно красивое лицо брата, хоть и изнеможенное от тягот жизни, отдаленно напоминало прекрасного молодого человека, стоящего напротив девушки с гербом лютоволка на груди. Он раньше не понимал, почему все служанки засматривались на Джона. Он красив, умен (конечно, не настолько, как Бран, но всё же), великолепно обращается с оружием. Что ещё нужно для настоящего мужчины? В этом жестоком мире выживает сильнейший, но мальчик себя таковым не считал. Калека… О какой силе может идти речь? Он до конца жизни обречен жить ущербной жизнью, если останется здесь. Но его планы были совсем иными. Он посмотрел на остатки вареной красной фасоли, одиноко отдыхающей в железной тарелке и отставил её. Резкий скрежет прорвал завесу гнетущей тишины, и Джон взглянул на него стальными холодными глазами. Теперь они были другими. В них не было озорного и детского огня, и лишь в глубине слабо мерцал теплый огонек. — Ты не хочешь есть? Можно попросить приготовить что-то другое, — как можно нежнее предложил… Эм-м. Кузен? — Нет, я не голоден, — холоднее, чем хотелось, ответил Бран. Мира тихо шепталась со своей кузиной Эрис. Рыжеволосой высокой девушкой с милой россыпью веснушек. Она была грубее, чем Мира, но в тоже время она была и красивее, чем Ридд. Глупо было отрицать это. — Что такое, Бран? Ты здесь уже три дня, и за это время проронил не больше дюжины слов. Что тебя гнетет? — Ничего, — резко ответил Бран. Почему он такой грубый? Возможно, он знал ответ. Джон многозначительно глянул на Миру и Эрис: они поняли просьбу и встали из-за стола. Затем вышли слуги. Призрак, не ожидавший такого движения, навострил уши и тщательно следил за каждым человеком, выходившем из зала. Они остались одни. — Теперь ты мне расскажешь? — Что рассказать? — фыркнул Старк. Джон устало уставился на него и отпил глинтвейна. Призрак, успокоившись, опустил голову на свои сероватые лапы, и его алые глаза скрылись под тяжелыми веками. Огонь всё ещё тихо играл в камине. — Я провел столько времени вдали от людей, окруженный снегом, зверьем и мертвыми, что забыл, что такое человеческое общение, — оправдываясь, произнес Бран и отвел взор. — И это всё? Бран опустил синие глаза на колени и руку, а потом слабо помахал головой в знак отрицания. — И что же? — Я завидую тебе, — неожиданно даже для самого себя, почти беззвучно вымолвил парень. Он признался Джону и самому себе. Вмиг пропала та незримая ненависть, непонятная до сих пор. Она незаметно пожирала сознание и портила настроение. «Зависть? Всего-то?» — он мысленно засмеялся. Его поразил звонкий хохот Джона, который он не ожидал услышать от этого взрослого мужчины. Тут, перед ним, сидел ясно улыбающийся братец-бастард. Это непредсказуемое действие повалило ледяную стену, которую выстроило время, и он также лопнул со смеху. — Ты завидуешь мне? — удивленно, а также иронично изрек Сноу. — Я всё время завидовал тебе, Роббу, Рикону… Я всегда хотел быть, как вы… Бран опешил. — Но ты и был, как мы… — он осекся, вспомнив, что Джон всегда был бастардом, всегда был болезненным напоминанием для Кейтелин Старк о неверности мужа. Но сейчас это утверждение было неверным. — Я бастард, и всегда им буду. Ты наследник Винтерфелла и… — он замолчал, потому что его голос наполнился горечью. Бран знал, какими усилиями он достиг того, что имел сейчас. Должно быть он хотел сказать, что Сноу не Старк, что средний сын Кейтелин и Эддарда, наследник и должен быть Королем Севера. Но это было бы глупостью. Они оба это знали. — Джон, — не по годам мудрым голосом начал парень. — Ты Король, я не хочу лишать тебя этого, и не хочу что-бы кто-то сомневался в твоих правах этот престол. Я хочу отречься от своих прав наследника. — Но… Бран… Ты законный ребёнок, у тебя больше прав, чем у кого-либо. — Вот именно. Я не хочу и никогда не стану хорошим лордом, тем более — Королём. Мне уготована другая судьба. Я не для этого вернулся. Смиренным взглядом Джон осмотрел брата и отступился: — Хорошо. Я приготовил для тебя подарок. Бран приподнял одну густую, рыжеватую бровь. Добродушно улыбнувшись, Джон позвал своего слугу — и тот вкатил в обеденный зал странное приспособление, похожее на кресло; но оно медленно двигалось. «Я смогу самостоятельно передвигаться по замку!» — необычный восторг захватил сознание парня. Через пару минут он сидел на мягкой подушке и благодарил Джона. Пускай он ему по крови кузен — но, по-настоящему, он был братом. Всегда им был.