Пропущенные сцены

      Я ненавижу Глубинные Тропы. Темнота, тесные коридоры, Порождения тьмы, обвалы, постоянный риск заблудиться – как будто одного этого мало, чтобы не любить это место. Но на самом деле хуже всего Шепот Скверны. Здесь он становится громче, почти заглушая мысли и лишая сна. Я знаю, мне надо закрыть глаза, иначе потом буду тянуть отряд назад, волочась сонным мешком, но не могу. Даже накопившаяся за день (или вернее то, что мы решили считать днем) усталость не помогает уснуть. Ноги болят, голова раскалывается, но я упрямо держусь за остатки сознания, изучая подсвеченные голубоватым светом трещины в потолке. Пытаюсь найти в их переплетении какие-нибудь успокаивающие фигуры, вроде цветов или котят, но они упорно собираются в нечто зловещее, вроде морд генлоков, на которых я насмотрелся за последние дни еще на пару жизней вперед.       В конце концов воображение окончательно сошло с ума и нарисовало омерзительную Матку, даже более тошнотворную, чем в реальности. Её «украшенная» многоярусными подбородками морда в упор уставилась на меня, отказываясь стираться из сознания. Желудок откровенно скрутило, хотя, может виной тому были полусырые глубинные грибы, и я перевернулся на бок, опасаясь, что дальнейшее лицезрение этого куска потолка вынудит расстаться со съеденным ужином. Попытка свернуться поудобнее на голом полу провалилась, и я снова уставился куда-то в стену, по которой ползла извилистая жила лириума.       Если и есть что-то хорошее в Глубинных Тропах, по сравнению с обычным подземельем, так это наличие света. В особо глубоких заброшенных тоннелях лириумные жилы встречаются так часто, что почти не возникает нужды в факелах или кострах для освещения стоянок.       Я помню, как впервые увидел сырой лириум не в виде тусклого порошка, а украшающий стены из грубого камня, подобно живой лозе. Чистая магия, заключенная в голубоватый светящийся минерал. Это было завораживающие. Это и сейчас невероятно красиво, хотя и приелось за пару дней почти непрерывного созерцания. Но, по крайней мере, рядом с лириумом исчезает то странное неуловимое чувство, напоминающее удушье, происходящее от Справедливости.       Мой взгляд лениво проскользил по всем отросткам голубоватого «дерева» (их насчиталось двадцать три), опустился до пола, зацепил носок сапога негромко храпящего Варрика, даже во сне не убирающего руки с Бьянки, и перешел на спящего уткнувшись носом в сложенные руки Карвера. Подземное приключение тяжело давалось этому парню, но он предпочитал умереть с лицом героя, нежели просить помощи у меня или своего брата. Я затрудняюсь сказать, кто из нас стоял в этом списке последним. Удивительно, как даже во сне спиной кверху Карвер по-прежнему умудрялся иметь вид независимый, упрямый и глупый одновременно. Хотя, когда большую часть личности составляет задница, не удивительно, что она является самой выразительной частью тела. Например, у его брата в первую очередь притягивает взгляд лицо. Его сложно не запомнить – точеные черты, бледные губы, свисающие на лоб седые до белизны пряди волос, контрастирующие с сероватыми бровями и черными ресницами, ярчайшие голубые глаза. Даже странно, как он сумел так долго прятаться от храмовников с такими-то приметами. Хотя Гаррет как-то жаловался на дороговизну и едкость краски, скрывающей неестественный для его возраста цвет волос. Но как он прятал свои глаза?       Воспоминание пришло не вовремя. И без того весь последний час я пытался контролировать себя, не позволяя смотреть на стоящего на страже Хоука, а это было не просто в небогатом на детали коридоре. Но я знал, что если буду глядеть на него, то точно не усну до своей стражи. Теперь, чтобы избежать соблазна, пришлось повернуться лицом к стене, почти утыкаясь носом в каменную пыль. Но в голову против воли проникли приукрашенные воображением картины, как Хоук смотрит прямо, не сжимаясь и не опуская голову, и его глаза будто сияют внутренним светом. Темно-голубые у зрачка, более светлые в середине и снова стремительно темнеющие к самому краю радужки - как чистый лириум. Это гипнотизирует. Внутренний голос, происходящий от Справедливости, назвал мой интерес одержимостью. Очевидно, в Тени ему не случалось сталкиваться с понятием симпатии. Даже не будь Гаррет магом, я скорее всего был бы очарован его решительностью, спокойствием, неожиданным состраданием и манерой речи, веселой и убедительной одновременно. Магический дар делал соблазн совершенно невыносимым. Сейчас я, пожалуй, даже рад, что мой разум слит со Справедливостью – не будь его, какой-нибудь демон Желания не преминул бы воспользоваться моей слабостью.       - Андерс, ты не спишь? – раздался едва различимый шепот Хоука.       В первый миг возникло желание сделать вид, что его не услышал. Но разговор показался хорошей идеей утомить мозг, чтобы он, наконец, рискнул отправиться в Тень. Так что я все же ответил, оборачиваясь и приподнимаясь на локтях:       - Нет. Мне плохо спится на Глубинных Тропах.       - Не могу себе представить кому хорошо, - усмехнулся Гаррет, глядя куда-то в темноту уходящего вдаль коридора. – Тем более Бартранд не был столь любезен, чтобы позволить нам захватить из лагеря спальные мешки.       - Я бы взял еще воды и побольше припасов. Здесь на недели пути не найти ничего съедобного кроме грибов и нагов.       Перебрасывание шутками о нашем бедственном положении за последние дни вошло в привычку у всего «отряда». Это хоть как-то развеивало отчаяние, давящее, словно тонны камня над головой. Однако Хоук не продолжил ставшую привычной игру. Вместо этого обернулся ко мне, неожиданно спросив:       - Ты как-то говорил, что тебя мучают кошмары из-за Скверны. Можешь сказать, на что они похожи? Что-то вроде того, что преследует нас в Тени?       Я не хотел отвечать на этот вопрос никому, даже Хоуку. Как не хотел посвящать его в подробности побега из Ордена или рассказывать о годе одиночного заключения в Круге. В душе каждого есть темные углы, и меньше всего они нуждаются в доброжелателе с лампой. Но слово «нас», употребленное так легко и просто, подкупало. Мне нравилось слышать, как Гаррет спокойно признает свою принадлежность к магам, не пытаясь отделиться и сделать вид, что он лучше или не такой как все.       - Они не имеют ничего общего с обычной Тенью, - честно ответил я, пытаясь найти взглядом, что же раньше привлекало внимание Хоука в пустом коридоре. Но, не увидел ничего, кроме еще пары жил лириума. – Чаще всего я слышу пение. Оно успокаивает, зовет, обещает и шепчет о чем-то сокровенном, в чем я боюсь себе признаться... Но вместе с этим я чувствую, как оно пожирает мою душу. Буквально, кусок за куском. С каждой нотой этот голос проникает все глубже, заменяя собой все то, что делает меня человеком.       На некоторое время повисло неловкое молчание. На лице Хоука проявилось то самое выражение, когда собеседник даже в худшем кошмаре не видел того, о чем ты говоришь, но искренне пытается проявить сопереживание. Оно всегда возникало у Стража, когда тот слушал истории о Круге.       - Прости, это, наверно, очень тяжело, - наконец нашел какие-то слова Гаррет. Очень банальные, кстати, но мне все равно было приятно даже от попытки понимания. Это гораздо больше, чем предлагает большинство.       - На самом деле, не многим страшнее демонов, - вру я, улыбаясь. – Полагаю, даже твой брат бы справился…       - Если вы, двое магов, сейчас не заткнетесь, я засуну вам ваши же посохи по самые навершия вместо кляпов! – раздалось яростное рычание со стороны Карвера. Мы даже не заметили, когда он успел проснуться.       Беззвучно рассмеявшись, Хоук поднялся с места, снял с себя верхнюю кожаную куртку и, свернув её, протянул мне.       - Держи, может на ней тебе будет удобнее.       - А как же ты? – спросил я скорее по инерции, зная, что Гаррет уже заранее придумал остроумный ответ.       - За меня не волнуйся. Сквозняк поможет не задремать в карауле, к тому же, потом я смогу на правах ответной услуги попросить твой перьевой воротник.       - Заткнитесь! – уже почти в полный голос раздалось со стороны младшего Хоука.       Лежать на жестком валике было все равно удобнее, чем на голом камне. Я почувствовал, как постепенно тело уступает усталости, замедляя дыхание, слепляя веки. Мир постепенно разбивался на цветовые пятна, которые одно за другим гасли в наступающей темноте. Я больше не отказывал себе в желании смотреть на Гаррета, находя умиротворение в наблюдении за его неподвижной фигурой. Ресницы постепенно смыкались, наполняя разум странными видениями. Перед самым погружением в глубины Тени мне показалось, что холодный свет лириума пугающе-ярко отразился в голубых глазах Хоука. Но я не успел ни разглядеть, ни осознать свое предсонное видение, резко проваливаясь в полное голосов и шепотов нечто. Только обрывок мысли прощально согрел пониманием - случайно или нет, но в момент, когда я думал о нем, Хоук тоже смотрел на меня.