Cursed love

      Кое-как приведя разбежавшиеся мысли в кучу, Антон провёл ладонями по лицу и с надеждой посмотрел на пионервожатого. Арсений выглядел до безобразия «нормальным», выспавшимся и вовсе не уставшим, что добавляло парню какой-то уверенности, что всё с ним будет хорошо. Рядом с любителем пионерии Шастун и вправду чувствовал себя под какой-то защитой, будто вокруг него образовывался большой невидимый барьер, пройти через который мог лишь вожатый. Поймав на себе заинтересованный взгляд парня, Арсений выпрямился и сложил руки в замок, ожидая дальнейших действий от своего гостя. Он и хотел бы рассказать обо всём, что произошло в этих стенах, да не мог… пока у него не спросят.       Антон, как будто прочитав мысли Арсения, плюхнулся пятой точкой на холодный пол и вытянул длинные ноги, а после уставился на них, как будто боясь смотреть в сторону любителя пионерии.       — Ты обещал рассказать, — совсем тихо прошептал Шастун, но вожатый его услышал и согласно кивнул, что Антон, конечно же, заметил боковым зрением. — Что произошло в этом чёртовом доме? — повысив голос, парень метнул взгляд на Арсения.       Выдержав недолгий зрительный контакт, вожатый почти незаметно улыбнулся и опустил глаза, как будто в смущении, а после тяжело вздохнул и хрустнул пальцами.       — Всё случилось тридцать два года назад, когда тебя даже и в проекте не было, — вожатый грустно ухмыльнулся и снова тяжко вздохнул. — Боже, это было так давно… А я всё до сих пор досконально помню. Это наверно из-за того, что я… — запнувшись, Арсений покачал головой и вновь устремил взгляд на парня.       — Призрак? — закончил за него Шастун; ни одна мускула не дрогнула на его лице, когда он произнёс это незамысловатое слово.       На пару секунд в комнате повисла гробовая тишина, за которые Антон успел сотню раз пожалеть, что произнёс это вслух. С каждой новой миллисекундой ему начинало казаться, что он высказал самое идиотическое предположение, которое только могло появиться в его голове. Антон уже ждал, что паренёк рассмеётся и назовёт его дураком, как тот неуверенно кивнул, а после быстро замотал головой.       — Нет… точнее, да и нет. Это сложно объяснить, — он пожал плечами. — Да я и сам не уверен, кем являюсь. Понимаешь, Антон, я отличаюсь от этих детей: предметы не проходят сквозь меня и я не могу просто щёлкнуть пальцами и переместиться в пространстве. Иногда мне даже чудится, что я самый обычный человек и могу просто сбежать из этого треклятого места.       — Но?..       — Я не могу этого сделать. Я не призрак, но и не живой человек, скорее… — Арсений вздрогнул, когда услышал истерический смех своего гостя, что закрывал лицо ладонями и мелко дрожал; через пару секунд смех перерос во всхлипы и негромкое рыдание.       Решив, что дальше продолжать пока что не стоит, вожатый поджал губы и опустил взгляд вниз. Ему было жалко Антона до боли в грудной клетке, до чёртового жжения слёз в глазах. Этот молодой парень был ни в чём не виноват, как, собственно, и сам Арсений, да и многочисленные пионеры, что по воле сучки-судьбы остались навсегда блуждать в этом огромном особняке. Без возможности выбраться и найти желанный покой. Набрав в лёгкие воздух, пионервожатый медленно поднялся со своего места и за два шага достиг девятнадцатилетнего юношу, который в данную минуту напоминал самого настоящего ребёнка. Осознав, что Арсений оказался рядом, Антон затих, но через несколько секунд вновь захныкал.       Нервы Шастуна пошли по самой настоящей пизде, и он просто-напросто не смог сдержать рвущиеся наружу чувства.       Арсений прекрасно понимал его пошатнувшееся состояние.       Почти невесомо дотронувшись до плеча парня, вожатый уселся рядом с ним и хотел было подбодрить, сказав пару ласковых, но не успел даже глазом моргнуть, как подрагивающее тело прижалось к нему и уткнулось носом в рубашку. Арсений чувствовал, как по щекам юноши текли слёзы, что окропляли его рубашку. Немного помедлив, он начал гладить Антона по спине, вспомнив, что когда-то в детстве его самого успокаивали такие простые прикосновения, и повернул голову в сторону окна. Солнце уже полностью выглянуло из-за верхушек деревьев и теперь делилось своим теплом с округой. Вожатый бы мог даже предположить, что это хороший знак, если бы не знал, что ничего хорошего с ним уже давно не происходило.       Продолжая поглаживать Антона по спине и слушать его тихие всхлипы, Арсений прислонился затылком к стене и устремил взгляд куда-то вперёд, смотря как будто сквозь предметы. В его голове было чарующе пусто. Пожалуй, впервые за последние десять лет.       Через пару минут Шастун затих и, вытирая мокрые дорожки на щеках, отстранился от вожатого. Его заплаканные глаза бесцельно блуждали по полуразрушенной комнатке. Парень как будто боялся посмотреть на своего спасителя от ночного кошмара. Антону было вовсе не стыдно, что он расплакался, как истеричные дамочки в голливудских ужастиках; он всё ещё удивлялся, как не сиганул вниз из окна третьего этажа. Его нервы были ни к чёрту, поэтому он был уверен, что с лёгкостью мог спрыгнуть откуда угодно.       Он впал в отчаяние, то самое состояние, когда абсолютно плевать, что может произойти в следующую секунду. Даже если бы где-то позади кто-то крикнул «Снято!» или Арсений бы превратился в косматого зверя с метровыми когтями и зубами, ему было бы всё равно.       Совсем.       — Что здесь произошло тридцать два года назад? — шмыгнув носом, вопросил Шастун и посмотрел в глаза вожатому.       Арсений подумал о том, что испугался бы, если бы не утратил эту способность после… смерти? Глубоко вздохнув, пионервожатый отвёл от Антона взгляд и подобрал к себе ноги, положив на колени руки. Он досконально помнил каждую минуту того судного дня и точно знал, когда «что-то» явно пошло не так, но не мог раскрыть рта, дабы начать повествование. Сложно рассказывать о чём-то ужасном. Пусть и произошедшем больше тридцати лет назад.       Шумно вдохнув, вожатый сдавил пальцами переносицу и опустил взгляд на свои пыльные ботинки.       — Как ты уже знаешь, меня зовут Арсений. Арсений Попов. И я умер тридцать два года назад двенадцатого июня, — вожатый периферийным зрением заметил, как Антон вздрогнул, но не отвёл взгляда. — Ещё с самого утра дети начали рассказывать страшилки про хозяина усадьбы, мол, был затворником последние годы жизни и умер он в этот день, и пролежал один в своей комнате около недели, прежде чем его нашли. Родственников у графа не было, а близких друзей и подавно, поэтому усадьба после его кончины была отдана пионерии, — Арсений как-то грустно усмехнулся. — Это был мой первый опыт в роли пионервожатого. Как видишь, ничего хорошего из этого не вышло, — Попов пожал плечами.       Поджав губы, Арсений прикрыл глаза и покачал головой. Антон ясно понимал, что вспоминать об этом вожатому было тяжело, но вопившее чувство любопытства не позволяло остановить рассказ. Хотелось знать всё, чтобы точно определить размер задницы, в которую он попал. Что-то подсказывало, что её размер был сопоставим с размером Юпитера. Внезапно парень вздрогнул, осознав, что сам когда-то слышал похожую историю и смерти пионеров. Если Антон не ошибался, то эта была самая страшная страшилка, которую он только услышал в детском лагере в своё время.       — Я знаю что-то подобное, — негромко прошептал Шастун, не моргая. — Когда-то давно я слышал страшилку про старого графа и его собаку. Они жили вдвоём в усадьбе посреди леса, и когда граф умер, то его пёс бесследно пропал. Говорили, что по ночам около усадьбы по сей день можно услышать истошный вой, а если кто-то решался зайти в его дом, то живым его уже не находили. Через неделю где-то около трассы обнаруживали труп с разорванным животом и отсутствующими лёгкими, — Антон нервно сглотнул. — А те, кто слышали эту историю, должны были обходить стороной чёрных собак тридцать дней, иначе могли повторить судьбу смельчаков.       — Интересная история, — Арсений хмыкнул. — Я бы даже испугался, если бы мог. Но это лишь выдумки, в реальности всё было куда хуже, — и так бледное лицо Попова стало белее, чем мел.       — Что может быть хуже?       Не успел Антон спросить, как в его голове уже возникли тысячи картин убийств, пыток и прочей нелестной прелести, которую он успел увидеть за свою жизнь любителя ужасов и мистики. Пожалуй, эта история, в которую он сам и влип, даже не напугала бы его, если бы он лежал на диване в своей квартире и смотрел за игрой актёров на экране компьютера. Но сейчас, находясь в этой чёртовой усадьбе в роли главного героя, ему было страшно, до усрачки страшно.       — Когда детей убивают на твоих глазах, а потом обвиняют тебя в их смерти, — Арсений закрыл лицо ладонями, но даже не подумал прерываться. — Всё началось после обеда, когда повара уехали в город за продуктами, а к моей коллеге, второму вожатому, приехал парень. Конечно, она попросила меня подменить её и ускакала в сторону трассы, — он шумно вздохнул. — Знаешь, Антон, уже тогда я почувствовал что-то неладное, но не придал этому никакого значения. Мало ли что может почудиться… А потом я обнаружил, что все двери и окна в усадьбу закрыты, вот тогда-то и стало страшно.       — Ты не подумал, что кто-то просто мог пошутить? — Антон не удержался от вопроса: долгие годы задротства по миру ужасов давали о себе знать.       — Они были закрыты не на ключ и даже не на цепочку, — он горько усмехнулся. — Двери были просто закрыты, и в любой другой момент хватило бы лёгкого толчка, чтобы они открылись. Но не в тот раз, — Попов обратил глаза к потолку, с которого свисало какое-то тряпьё. — На улице по-прежнему было солнечно и тепло, а не ужасно холодно и облачно, как описано в разных книгах при наступлении неприятностей. Вот только в самой усадьбе стало невероятно морозно. Я готов поклясться, что видел облачка пара, что вырывались из моего рта при разговоре и дыхании. Заметил эту чертовщину не один я, но и дети.       Арсений отвёл взгляд в сторону, шумно втянул носом воздух и закрыл лицо ладонями. Он молчал. Антон поджал губы, понимая, что говорить в данный момент ничего не следовало. Кожу на лице неприятно тянуло после слёз, отчего парень протёр щёки тыльной стороной ладони и устремил взгляд на окно. На улице всё было настолько прекрасно, что Шастун невольно подумал, что если на секунду забыться, то можно и впрямь поверить, что он находился у бабушки в деревне, а не в каком-то богом забытом месте в компании кучи призраков и… не призрака Арсения.       — Я растерялся и ничего не смог объяснить им, чтобы успокоить. Да я и сам совсем ничего не понимал, — тихо подметил вожатый. — Ребята начали метаться по дому, кричать и плакать. Это была паника, которую я даже не знал, как остановить. С каждой минутой в усадьбе становилось всё холоднее, а двери и окна как будто отказались подчиняться законам вселенной. Их нельзя было ни открыть, ни разбить, ни выбить. В какой-то момент я даже начал думать, что всего лишь сплю и вижу кошмар, пока не увидел тучного человека в огромном халате со злым взглядом. Меня прошиб холодный пот, а перед глазами замелькали чёрные «мошки». Стоило мне моргнуть, как он исчез. Я был уверен, что просто схожу с ума. Если честно, я даже не помню, как сорвался с места и начал собирать всех детей в актовый зал. Наверное, это было большой ошибкой, — Арсений всхлипнул, но слёз в его глазах не было.       — Этот человек и был графом? — негромко, как будто боясь спугнуть, спросил парень, на что получил утвердительный кивок. — Это было ошибкой, потому что в актовом зале был он?       — Нет, — Попов покачал головой. — Там была та девочка с топориком, которую ты видел в самом начале. Она не была в отряде и я даже не знал её раньше, — голос вожатого стал громче, с минуты на минуту грозясь перейти на крик. — Это была умершая внучка графа, после смерти которой он и стал затворником. У него была семья — эта девочка. Как оказалось позже, она погибла в этом самом лесу от рук какого-то охотника. Он нечаянно попал в неё, когда стрелял в кабана, — Попов снова заговорил шёпотом. — Сенников не смог смириться со смертью единственного родственника и… сошёл с ума. Он хранил труп внучки в одной из комнат на втором этаже и свято верил, что она могла поправиться и вновь звонко рассмеяться. Это продолжалось пару месяцев, пока граф что-то не подхватил и скоропостижно не умер. Когда обнаружили его труп, в доме стоял отвратительный смрад. Никто не решился распространять информацию про труп девчонки.       Антон мелко задрожал и невольно обнял самого себя, словно это как-то могло помочь успокоиться. Находиться в этом доме стало куда страшнее, чем ещё пару минут назад. Даже красота природы за окном больше не вызывала ощущения присутствия где-то в другом месте. История про графа пронзила Шастуна до глубины души, пробралась под кожу и неприятно холодила внутренности.       — Зачем они это сделали? — совсем тихо вопросил Антон, посильнее сжимая свои плечи ладонями.       — Они слышали смех. Весёлый детский смех. Это то, что хотел старый умалишённый граф при жизни. Это то, что он стал ненавидеть после смерти. Обычный смех, — Арсений шмыгнул носом. — Тогда, в актовом зале, произошло самое ужасное, что человек только может увидеть в своей жизни. Маленькая девочка с счастливой улыбкой махала топориком в разные стороны, вонзая его в тела пионеров, а её старый дедушка с упоением наблюдал за этим действием со сцены. Дети бежали в рассыпную, пытались спрятаться, но у них не получилось. Каждого настигала девочка с топориком. Это до сих пор стоит у меня перед глазами. Всё происходит как будто в замедленной съёмке, — он хмыкнул. — А самое страшное, что я ничего не могу сделать…       Антон нахмурился, представив себе эту картину, а после, закрыв рот ладонью, глубоко вздохнул. Тошнота подкатила к горлу. Парень сглотнул, но кислая горечь не пропала. Прислонив вторую ладошку ко рту, Антон повернул голову в сторону Арсения и встретился с голубыми глазами в нескольких десятках сантиметров от себя. Его глаза были до отказа наполнены печалью прошедших лет.       — Арсен… — не договорив, Шастун нервно сглотнул и перевёл взгляд на свои порванные штаны, через дырки в которых виднелась изодранная кожа. — Арс, как ты умер? — голос дрогнул.       Вожатый вздрогнул, услышав сокращение своего имени, и для пущей уверенности, что обращались именно к нему, оглянулся по сторонам. Как и следовало ожидать, в комнатке больше никого не было.       — Я умер последним. Девчонка вонзила в меня топорик, когда двери в усадьбу магическим образом вновь отворились, а по деревянному полу послышался топот ног, — он в очередной раз шмыгнул носом, а по его щеке потекла солёная капелька моря, что всё это время плескалось внутри Арсения. — Никто даже не попытался меня спасти. Все подумали, что это я лишил жизни невинных детей, а потом решил прикончить и себя, — ещё одна капелька сорвалась с ресниц на рубаху. — Да и странно было бы, если бы хоть у одного человека появилась мысль, будто это сделал кто-то другой: я был один с детьми. Меня признали сумасшедшим, лагерь прикрыли, а через пару лет, как оказалось, пионерия и вовсе прекратила своё существование, — Попов спрятал лицо в ладони.       — Если бы мы жили в Америке, то тебя посадили бы на шесть пожизненных, — не подумав, изрёк Антон и горько усмехнулся, осознав всю боль этой ситуации.       Антону было невероятно трудно представить, что перенёс на своей шкуре его новый знакомый. Было больно даже подумать о том, как страшно Попову было в те минуты, когда чёртовы призраки, мистические существа, оказались вполне реальными и ловко кромсали людей на куски.       — Я даже не знаю, что было с моими родителями, когда им рассказали, что их сын не порядочный мальчик, которого они растили, а безжалостный убийца, для которого нет ничего святого, — он грустно улыбнулся, видимо, вспомнив маму с папой. — Как бы я хотел узнать, что они всё ещё живы и здоровы… и не отреклись от единственного сына.       — Я думаю, с твоими родителями всё хорошо, — честно озвучил свои мысли парень и тут же вздрогнул, вспомнив про своих, которые, вероятно, уже потеряли своего сына.       По телу пробежала крупная дрожь, а сердце бешено забилось в грудной клетке. Резко схватив Арсения за предплечье, Антон заглянул к нему в глаза.       — Мне срочно нужно домой!       — Не получится, — Попов пожал плечами и быстро отвёл взгляд в сторону. — Дом не отпустит тебя, пока ты не пробудешь в его стенах три дня. По истечению этого срока ты сможешь уйти, если выживешь, конечно.       Три дня.