Cursed love

      Чей-то низкий хохоток набатом стучал в черепной коробке, заставляя жмуриться и сильнее сжимать волосы руками, тянуть их, будто бы пытаясь вырвать. Как будто это как-то могло привести мысли в порядок, вытащить неприятный смех из сознания, прекратить этот кошмар наяву. Антон проклинал себя последними словами, забившись в тёмный угол комнаты; он боялся закрыть глаза, дабы снова не увидеть под веками девочку с топориком. Она будто бы преследовала его, поселилась в его голове, заменив внутренний голос, и тихо-тихо нашёптывала что-то об интересной игре в догонялки.       В догонялки со смертью.       А Антон никогда не отличался хорошей физической подготовкой: сигареты, заменившие воздух с тринадцати лет, и крайняя степень неприязни к спорту делали своё дело. Он, сам того не подозревая, давно обрёк себя на такой неожиданный и быстрый финал. Где-то глубоко внутри задушено хрипела мысль о спасении, но парень даже не обращал на неё внимания, предпочитая считать, что автор его истории уже совсем скоро поставит точку в последней главе и, довольно улыбнувшись своим садистским наклонностям, уйдёт пить кофе на кухню. Антон уже и не надеялся на то, что проживёт хотя бы ещё один день. Он даже не пытался бороться, смирился со своей участью. Его затягивала чёрная бездна, и Шастун даже не сопротивлялся; он чувствовал, как цепкие руки страха оплетали его тело, сковывали конечности, не давая даже возможности пошевелиться. И в этот момент он истинно понял, как сильно ненавидел это блядское чувство, когда холодок ползал по коже длинной склизкой змейкой, а сердце стучало так быстро, что не было слышно ничего, кроме этих чёртовых ударов.       Страх.       Шастун даже не помнил, когда Арсений выскочил из комнаты, оставив его на растерзание собственным мыслям. Он просто ушёл, сказав, что скоро вернётся, но так и не вернулся. Хотя Антон был уверен, что прошло уже достаточно времени для того, чтобы не просто успеть обойти огромную усадьбу, а даже слетать на Марс. На самом деле парень даже не следил за часами; он как будто и вовсе выпал из реальности, жил не по земному времени, а по числу ударов собственного сердца. Норма в минуту — семьдесят. А у него зашкаливало за все двести. Моторчик стучал настолько громко и быстро, что Шастун начинал задыхаться; в ушах стоял шум собственной крови, а перед глазами летали уже не просто «мушки», а самые настоящие жирные мухи. Они жужжали, забирались внутрь через приоткрытый рот и заполняли собой лёгкие, желая разорвать их изнутри. Прекратить жизнь ещё одного несчастного.       Парень искренне не понимал, чем заслужил такое необыкновенное путешествие в своей жизни. Казалось, что сучка-судьба наказывала молодого человека за его разгильдяйство, полное отсутствие самосохранения и нескончаемую любовь к ужасам. Она решила преподать ему очень хороший урок, который он, безусловно, запомнит на всю оставшуюся жизнь и после будет обязательно следить за дорогой и не витать в своих мыслях… если выживет, конечно. Всё это напоминало очень сильный бэд трип, когда вмазываешься какой-нибудь синтетической дрянью и ловишь нихуёвые такие приходы. Антон никогда не был фанатом такого сомнительного отдыха, но иногда закидывался с друзьями на вписках, когда вечеринки казались чересчур скучными. В последний раз он просидел несколько часов в подъезде какого-то дома и что-то бесконечно бормотал себе под нос, зачастую переходя на смех; ему казалось, что ноги атрофировались, а подъездные стены вызвали ментов, чтобы его приняли. После он долго удивлялся, как только жители действительно не подумали вызвать полицейских.       Но сейчас он точно помнил, что ничего не принимал, и это пугало ещё больше. Хотя, казалось бы, куда уж больше. Ему чудилось, что он уже успел испытать все стадии и уровни страха, побывал в таком дерьме, откуда не спасают, где погибают или сходят с ума. И он был на грани. Только он сам не понимал чего: потери здравого смысла или смерти. И каждый из двух исходов казался ему куда гуманнее, чем вариант оставаться в трезвом уме и твёрдой памяти и прекрасно понимать всё, что происходит вокруг. А вокруг происходило самое настоящее безумие, от которого у любого нормального человека рано или поздно бы поехала крыша.       Антон чувствовал, как его собственная уже готова срываться со стропил, но почему-то продолжала оставаться на месте, продлевая мучения.       Не в силах больше сдерживаться, парень протяжно застонал и всем телом прижался к кирпичной стене, давно изрезанной трещинами и покрытой паутиной. Хотя ни одного паука не было поблизости. Чудилось, что даже эти существа, которых боялась большая часть женщин, обползали это страшное место стороной. Неожиданно даже для самого себя он усмехнулся, а после с силой зажмурился и закрыл лицо руками. Перед глазами заплясали яркие пятна. Ладони неприятно саднило и тянуло от полученных ран, но ему было абсолютно плевать на эту маленькую неприятность. Ранки, только-только затянувшиеся корочкой, снова начали кровоточить, но Антона это не пугало — ему казалось, что он и так весь в крови. Собственной и ещё чей-то. Этих пионеров и Арсения.       Шастун буквально чувствовал, как липкая жидкость стекала по его коже, затекала в уши, нос, рот. Не давала нормально жить. Он утопал в ней, как в море без дна. Захлёбывался и ничего не мог с этим поделать — сил не осталось даже на последний толчок к поверхности.       Он ясно ощущал, что проебался, не послушав Позова. Проебался, когда в очередной раз наплевал на мнение лучшего друга, а потом отказался поворачивать обратно в город, когда это было так необходимо. Антон проебался по всем фронтам, и причиной тому была его чёртова гордость. Парень всю жизнь считал, что он прав. Всегда и во всём. Не слушал посторонних, делал наперекор, назло. Постоянно пытался кому-то что-то доказать. И теперь он проклинал себя за свои же принципы и характер.       Шастуну хотелось, чтобы всё это закончилось. И ему было всё равно как. Он готов был крупно опозориться или признать чужую правоту, что не делал никогда за свои девятнадцать. Он готов был послать собственную гордость на три всеобще известных буквы, только бы выбраться из этого треклятого места.       Готов был на всё, только бы вдохнуть воздух полной грудью и снова очутиться на трассе.       Голова шла кругом, а мысли перескакивали с одной на другую, не давая возможности сосредоточиться хоть на секунду и успокоиться. Паника захлестнула его с головой; парень из последних сил метался по закоулкам своего воспалённого сознания, пытаясь найти выход, но всё было без толку.       Выхода не было.       — Антон? — до боли знакомый голос прокатился по небольшому помещению, больно резонируя в уши; сердце пропустило пару ударов, и парень вздрогнул всем телом, широко раскрывая испуганные покрасневшие глаза. — Боже, Шастун! Как ты меня напугал! — вошедший шумно выдохнул и вымученно улыбнулся, после чего в два шага преодолел расстояние между ними и сел рядом, не спеша прикасаться. — В новостях передали, что твою машину нашли на трассе, все документы и телефон были в салоне, а самого водителя не оказалось на месте. Я уже невесть чего успел надумать! Какой же ты мудак, Шастун! — закончив, он наконец-то крепко обнял Антона.       Шастун чувствовал тепло чужого тела, как крепкие руки сжимали его в своих объятиях, а обжигающее дыхание опаляло кожу где-то в районе шеи. Железная оправа чужих очков неприятно давила на ухо, но Антон даже не воспринимал это, как реальность. Мысли по-прежнему носились в голове бессвязным потоком, а глаза отказывались верить в происходящее. Мелко затрясшись всем телом, парень наконец-то ответил на объятия друга и, не закрывая глаз, уткнулся носом куда-то в район чужого плеча. Слёзы отчаяния и боли бессознательно катились по щекам, окропляя чужую джинсовую рубашку. Шумно вздыхая, Антон хватал ртом воздух, не в силах произнести ни слова, выдавить ни звука. Он как будто онемел от радости или непонимания. Отказывался принимать, что перед ним сидел действительно живой человек, а не кучка призраков или не призрак Арсений.       Позов.       — Как ты?.. — хрипло просипел Антон, а после глубоко вздохнул и протяжно закашлялся; лёгкие как будто перестали функционировать на пару мгновений, из-за чего парень подумал, что умирает. Но после всё стало хорошо, а с души как будто свалился огромный булыжник. — Что ты здесь делаешь? — наконец произнёс Шастун и медленно отстранился от Димы.       Антон прищурился, внимательно вглядываясь в лицо лучшего друга. Ему казалось, что он не видел его уже долгие и долгие годы, позабыл ранние морщинки и неизгладимую складочку меж бровей. Чувство облегчения и спокойствия всего на секунду захлестнуло парня с головой, а после корявые и длинные руки страха вновь схватили его, заботливо обнимая, не желая отпускать. Он мелко затрясся, а сердце продолжало отбивать чечётку где-то в горле. Но Антон старался не обращать внимания на своё состояние, смотря в глаза Позова. Единственной надежде на своё спасение. В глазах Дмитрия, подобно самому Шастуну, плескался океан отчаяния, что было вовсе не свойственно ему. Антон невольно вздрогнул, но решил не обращать на это внимания, спросить обо всём позже, когда треклятый старый дом останется далеко позади.       Антон просто хотел выбраться.       — Я искал тебя, — выдохнул Позов и покачал головой, а после зажал переносицу пальцами, невольно поднимая очки вверх. — Неужели ты пропадал здесь эти три дня? — неожиданно громко и зло вопросил парень, хмуря брови. — Тебя обыскались родители! Они уже думали, что их сын… Они думали, что больше не увидят тебя живым! Чем ты думал, когда шёл сюда? Что тобой двигало, что ты решил бросить машину на трассе? — с каждым новым вопросом взгляд некогда спокойного, хоть и ворчливого Димы становились всё злее; по коже Антона пробежал холодок, а волосы на загривке встали дыбом. — Какого чёрта ты творишь?       Слова набатом стучали в голове Шастуна, оглушая. Мысли впервые за последнее время затихли и не подавали признаков жизни, только истерический девичий смех звучал где-то далеко в отголосках сознания, заставляя продолжать трястись. Антон ничего не понимал, просто тупо смотрел на нежданного гостя и больше не мог пошевелиться. Шестое чувство настойчиво кричало, что во всей этой ситуации было что-то не так, но парень старательно затыкал ему рот.       Он просто хотел спастись.       — Три дня? — по-прежнему осипшим голосом спросил Шастун и испугался собственного голоса; ему казалось, его за него говорил какой-то совершенно незнакомый ему человек. — Родители? Они знают… Как три дня? — он перескакивал с мысли на мысль, не в состоянии сосредоточиться на чём-то одном.       Три дня.       Мысли снова проснулись, выбили дверь с ноги, и теперь терроризировали голову молодого человека, грозясь разорвать её изнутри. Шастун невольно ухмыльнулся, представив, как органично смотрелись бы ошмётки его мозгов на этих грязных и обветшалых стенах старой усадьбы.       Он сходил с ума, и теперь никак не мог отрицать этого.       — Да что с тобой происходит? — голос Позова прозвучал крайне грубо, а в следующую секунду Шастун почувствовал, как его щёку обожгло отрезвляющей пощёчиной.       Вздохнув полной грудью, Антон мгновенно приложил чрезвычайно холодную руку к щеке и огромными глазами уставился на Дмитрия, будто видел его впервые в своей недолгой жизни. По телу будто пустили заряды электрического тока; миллионы маленьких игл пронзили кожу, заставив вздрогнуть в очередной раз. Мгновенно подорвавшись с места, Шастун схватил за руку ничего не понимающего Позова и потащил его за собой, к выходу из комнаты.       — Нужно убираться, — просто отозвался Антон, продолжая прижимать одну руку к щеке, что горела огнём. — Если не уйдём сейчас, то не уйдём уже никогда. Дом не отпустит нас. Тут есть призраки, а еще Арсений. Но он тоже как бы призрак, но не совсем, — затараторил парень, толкая дверь вперёд и переступая порог комнатки. — Тут когда-то был пионерлагерь, а потом произошло массовое убийство, и во всём обвинили Арсения, но он не был виноват, а ещё зде… — он осёкся на полуслове, осознав, что его рука больше не сжимает чьё-то запястье. — Поз?..       Нервно сглотнув, Шастун медленно обернулся назад и увидел лишь собственную руку, безрезультатно сжимающую воздух. Никакого Позова и в помине не было. Резко прижав руки к груди, парень широко открытыми глазами осмотрел длинный коридор, а после зажмурился, вновь услышав в голове невыносимо громкий хохот девочки с топориком. Под веками сверкнуло лезвие топора, отчего парень бессознательно сделал несколько шагов назад, упираясь спиной в стену. Что-то холодное будто бы протиснулось сквозь него, отчего стало невыносимо больно дышать. Разомкнув веки, он встретился взглядом с карими глазами призрака.       Девочка с топориком стояла около него на расстоянии вытянутой руки.       Сердце гулко стучало в грудной клетке, а в голову медленно приходило осознание, что его надурили. Самым гнусным и грязным образом. Ему подарили надежду, примостили крылья к спине, а после злобно рассмеялись в лицо и выдернули их с мясом. Перья посыпались на пол, а на спине появились две открытые раны; они кровоточили и надрывали. Шумно выдохнув, Антон еле успел среагировать и дёрнуться в сторону прежде, чем кровавое лезвие звякнуло о стену в месте, где всего мгновение назад была его голова. Голубая краска посыпались на пол, а девчонка нахмурилась и обиженно взглянула на свою жертву. В голове появилась мысль, что она обиделась на парня, потому что тот всё-таки решил бороться за свою жизнь.       А призраки вообще могут обижаться?..       Парень даже не успел найти ответ на этот странный вопрос, как малолетняя убийца негромко хмыкнула и опять схватилась за топорик, собираясь размозжить голову незваному гостю. Не собираясь дожидаться, пока Арсений найдёт его мёртвое изуродованное тело, или он сам уже в виде призрака не найдёт пионервожатого, Антон сорвался с места и рванул вперёд по коридору, к двери, которая, по всей вероятности, вела к лестнице. Шастун не помнил, откуда пришёл пару часов назад; он бежал чисто интуитивно, надеясь не наткнуться на компанию призраков где-то за углом или не напороться на что-то острое, неожиданно появившееся в воздухе. Он уже не знал, чего именно было ожидать от этой старой усадьбы. Да и не хотел, по правде говоря.       Его единственным желанием — было желание выбраться.       Не останавливаясь, парень плечом толкнул дверь и вывалился на узкую лестничную клетку. На небольшом, но высоком подоконнике, перекинув ноги через разбитую раму на улицу, сидел чернявый мальчишка и держался маленькими ручонками за собственную шею, словно пытаясь удушить или прикрыть какую-то рану. Паренёк лишь грустно посмотрел на Антона, но даже не собирался предпринимать попытки убить его или задержать; можно было подумать, что этот дом насильно сдерживал не только одного Шастуна. Если остальные дети без зазрения какой-либо совести кидались на него с острыми предметами, то этот казался вполне безобидным и… несчастным. Ему определённо хотелось покоя.       Когда безумный девичий смех раздался совсем близко, Антон тряхнул головой и, не решившись оборачиваться, бросился вниз по лестнице. Его ноги зачастую проваливались в дыры в ступенях, а перила ходили ходуном. Казалось — одно неверное движение, и всё рухнет к чёртовой матери, забирая тебя с собой. Вниз. Раньше времени роя тебе могилу, потому что выбраться из-под завалов уже не получится.       Услышав, как что-то тяжёлое рухнуло прямо около его ног, Шастун резко дёрнулся вправо, забегая в дверной проём второго этажа. Не тратя времени зря, парень попытался открыть первую дверь с выцветшей табличкой на ней, но ручка не поддалась, будто бы кто-то крепкий удерживал её с обратной стороны, не давая возможности спастись. Невольно оглянувшись назад, Антон шумно вздохнул и, еле сдерживаясь, чтобы не завопить от собственного бессилия, кинулся открывать другие двери. Но и те отказались подчиняться, будто законов физики для них и вовсе не существовало. Словно бы они открывались по щелчку пальцев или при произнесении какого-нибудь древнего заклинания, но не с помощью грубой силы.       Осознав, что он не сможет укрыться на этом этаже, Антон хотел было рвануть обратно на лестницу и спуститься на первый, дабы найти Арсения и спрятаться за его призрачной грудью, надеясь, что он сможет как-то защитить и спасти.       Как уже спас его однажды.       Но не успел парень сделать и шагу, как в дверном проёме появилась крайне недовольная и малость взъерошенная девчонка с топориком. Жадно схватив ртом воздух, Антон невольно сделал несколько шагов назад, начиная отступать. Он уже и не слышал стук собственного сердца, лишь неприятный шум, похожий на помехи старого советского телевизора, к которому в комплекте не шёл пульт и приходилось переключать каналы вручную, вставая с насиженного места. Внезапно вспомнив детство в деревне и свою бабушку, Шастун дёрнулся и чуть не споткнулся о собственную ногу, вовремя сумев удержать равновесие. А девчонка, завидев это, лишь громко расхохоталась и, видимо, убедившись в поражении своей «мышки», медленно двинулась в сторону незадачливого любителя ужасов.       Антон дрожал как осиновый лист, еле шевелил ногами и вздыхал через раз, будто организм забывал, как это делается. Перед глазами летали «жирные мухи», а самому парню чудилось, что он мог запросто с секунды на секунду свалиться в обморок. И больше никогда не очнуться. И только желание не давать маленькой убийце шанса прикончить его так просто не позволяло Шастуну сдаться. Он из последних сил старался оставаться в сознании, как можно дольше смотреть в глаза девчонке, в которых не было ни вселенской печали, ни разочарования, ни злобы — лишь пустота. Две чёрные дыры, бездны, в которые затягивало всё без разбору, отбирало последние жизненные силы и приговаривало к смертной казни.       Приказ на отсечение головы самому Антону уже был подписан.       Шастун делал один шаг назад, в то время как девчонка делала два вперёд, продолжая безумно улыбаться и крепко сжимать в своих ручках топорик с окровавленным лезвием. Если бы только Антон не знал всю правду, то подумал, что нарвался на очередную сумасшедшую и попытался как-то отговорить ребёнка от совершения преступления. Вот только в случае с этим ребёнком такой план действий не годился. Ведь разговаривать было бесполезно. Предлагать что-то взамен своей жизни — тоже.       Ведь призракам не нужна чистая вода или вкусная еда, медикаменты или любые технологии этого развитого века. Призракам не нужны были разговоры или моральная поддержка. Лишь желание найти наконец свой вечный покой.       Но этой девчонке не нужно было даже этого.       Шаг — два. Вздох. Шаг — два. Выдох. Шаг — два. Тупик.       Антон вздрогнул всем телом, когда его спина упёрлась в подоконник, а руки легли на деревянную поверхность рамы, из которой по счастливой случайности не торчало стекло. Задержав дыхание, он огромными глазами смотрел на чёртову детскую улыбку, что с каждой секундой становилась всё ближе и ближе к нему; казалось, если он всё-таки выживет, то всю оставшуюся жизнь будет видеть в кошмарах внучку графа Сенникова. И в последний путь, когда наступит его время, проводит тоже она. Если люди представляли себе смерть, как костлявую женщину в чёрном длинном пальто с косой в руках, то Антон с этого момента не мог представить в этой роли никого другого, кроме этой малолетней убийцы.       Когда расстояние сократилось до одного метра, Антон двинулся назад, садясь пятой точкой на узкий подоконник. Он грозился вывалиться из окна второго этажа, не дожидаясь смерти от окровавленного лезвия. На мгновение он даже подумал специально выпрыгнуть из окна, дабы лишить девочку возможности прикончить его собственноручно, но в последний момент передумал и замер. Сделав последний неглубокий вздох, парень зажмурился, готовясь к худшему.       Три. Два. Один.       Топорик с характерным звуком упал на пол, а чьи-то чрезвычайно холодные и сильные руки схватили Антона за грудки, вытаскивая из оконного проёма. Вздохнув полной грудью, Шастун бессознательно прижался к чужому телу и медленно открыл глаза, понимая, что его снова спасли.       Спас не призрак Арсений.       — Зачем ты вышел из комнаты? — беззлобно, но твёрдо вопросил Попов, попытавшись отстранить от себя дрожащее тело, но парень не поддавался, схватившись за его рубашку, как за спасительный круг. — Тут небезопасно, Антон, — чуть позже добавил он, бросив попытки оторвать от себя перепуганного Шастуна.       Парень продолжал мелко дрожать, до конца не осознавая, что всё это происходило на самом деле, а не было посмертной фантазией его воспалённого мозга. Сжимая рубашку пионервожатого с такой силой, на которую он только был способен, Антон наконец решился взглянуть в лицо своему спасителю, но не смог чётко рассмотреть даже черт его лица. Картинка плыла, изображение находилось в расфокусе.       — Я подумал… Позов приехал, и я… — дрожащим голосом поведал парень и тут же замолчал, где-то в глубине души осознавая, что Арсений его всё равно не поймёт.       Шумно вздохнув, Попов лишь покачал головой и, поджав губы, медленно развернулся. Окровавленный топорик остался лежать около окна, даже несмотря на грязь и кровь продолжая поблёскивать в лучах яркого солнца. День был в самом разгаре.       — Не доверяй тому, что видишь, — просто откинулся пионервожатый, выводя парня на лестничную площадку и направляясь обратно на верхний этаж. — Этот дом… Он сделает всё, чтобы ты поверил в реальность происходящего, залезет тебе в голову и вытащит самые сокровенные воспоминания, обратив их в жуткий кошмар. Он не будет ждать наступления ночи. Он будет орудовать постоянно, стараясь как можно раньше довести тебя до безумия, — Арсений шумно вздохнул. — Даже если тебе очень захочется, всё равно не выходи из моей комнаты — это единственное безопасное место в доме. И, пожалуйста, Антон, не доверяй тому, что видишь, — повторил он и грустно взглянул на мальчишку, что продолжал сидеть на подоконнике.       Видимо, этот несчастный и вправду был не таким, как остальные дети.       — А тебе? — неожиданно прохрипел Антон, даже не думая отстраняться от Попова; казалось, дай ему волю, и он заберётся на пионервожатого, как коала на дерево, обхватит его всеми конечностями и не захочет слезать. — Почему я могу доверять тебе? — его голос звучал хрипло и испуганно.       Протащив тяжёлое тело по коридору, Арсений толкнул дверь в собственную комнату и затащил туда Антона. Здесь всё было по-прежнему, только вот Шастун больше не чувствовал ни капли защищённости. Эта комната превратилась в такую же, как и все остальные. Стала ещё одним местом, где его запросто мог прикончить призрак или кто-то ещё. Если, конечно, в этом доме был ещё кто-то, кроме духов.       — Потому что я хочу тебе помочь, — отозвался Попов и в очередной раз попытался оторвать от себя Антона, но и на этот раз попытка не увенчалась успехом. — С меня хватит смертей. Я не хочу, чтобы здесь умирал ещё кто-то.       Шастун, казалось, этого даже не услышал, продолжая смотреть в какую-то точку на стене. Арсений слышал гулкое биение чужого сердца и тяжело вздохнул, прекрасно понимая, какой страх сейчас одолевал молодого человека. Это было самое ужасное чувство на планете, и пионервожатый не мог так просто оставить Антона одного, оторвать его от себя и снова позволить забиться в тёмный угол. Это было выше его сил.       Прижавшись спиной к стене, Арсений медленно сполз по ней вниз, утягивая с собой податливое тело Антона. Парень продолжал прижиматься к Попову всем телом, боясь отпустить хоть на секунду. Казалось, этот человек не призрак был единственным, кто сможет защитить его самого от очередного появления его личного кошмара наяву. Он искренне хотел в это верить и не хотел думать, что пионервожатого вовсе не существовало, и это было лишь очередной выдумкой его больного мозга.       — Тебе нужно немного успокоиться, — тихо прошептал Арсений и медленно погладил ладонью по спине Шастуна. — Антон, попробуй… просто попытайся поспать. Откинь все мысли из головы и попытайся, иначе ты просто сойдёшь с ума за эти три дня. А это никак не поможет тебе выжить.       Антон хотел было усмехнуться, выдать что-то колкое по поводу предложения поспать, но не смог. Ни один мускул на его лице не дрогнул, изображая подобие радости, а из приоткрытых губ так и не смогло вырваться что-то язвительное. Он был не в состоянии. А мозг понимал, что Арсений был чертовски прав.       — Я не смогу.       — Сможешь, — тут же парировал Арсений и прикрыл глаза, прислоняясь затылком к стене. — Закрой глаза и отключи мысли. Я буду рядом, к тебе никто не сможет подойти. Пока я рядом, обещаю, никто тебя не тронет, — он глубоко вздохнул. — До ночи я буду с тобой, и за это время тебе необходимо восстановить силы. Ты на грани, Антон.       Шастун снова хотел что-то ответить, но так и не смог заставить себя раскрыть рот. Он лишь шумно втянул носом воздух и закрыл глаза, утыкаясь носом в чужое плечо. Он и вправду считал, что не сможет уснуть или хотя бы просто успокоиться, но уже через пару минут провалился в сон без сновидений.       Когда хватка Антона ослабла, пионервожатый облегчённо вздохнул, но даже не подумал отстраняться. Парень был на грани, и Арсений не хотел оставлять его одного, снова отдавая на растерзание старой усадьбе. Она хранила в себе страшные тайны, некоторые из которых Попов не смог разгадать даже за тридцать два года. Казалось, что это здание с каждым новым годом пополняло свои закрома новыми ужасами, удивляя и ужасая непрошенных гостей.       Арсений был по горло сыт смертями ни в чём неповинных людей, что по чистой случайности оказывались в усадьбе. Кто-то заблудился, кто-то целенаправленно ехал сюда посмотреть на заброшенный пионерлагерь, в котором когда-то было совершено массовое убийство. Они все оказались мертвы в конечном итоге. И Арсению это надоело.       Он дал себе обещание, что во что бы то ни стало сделает так, чтобы Антон выжил.       Хотя бы он.

До наступления темноты оставалось около десяти часов.