Chronic

Юнги, как обычно, хотел получить всё, но по пути, кажется, растерял все возможные шансы на желаемое. Раз за разом наступает на одни и те же грабли, однако если не на них, значит на что-то похуже, не иначе. Ему даже думать не нужно с чего всё началось, он уже давно знает ответ — с того времени, когда он был похож на Чонгука. Может быть, поэтому он так к нему прикипел, хотел помочь, наверное, а случилось то самое «похуже». Тогда, в самом начале, был Хосок, его чудесные улыбки и по-настоящему счастливый Юнги. Рассветы в укрытиях, в каких играют маленькие дети, представляя себя шпионами секретных организаций, только у них уже не первые сигареты, они думают, что выросли и это совсем не секрет. Почему так, сказать сложно, можно, конечно, подумать, что мать постоянно работает, не бывает дома, недоглядела. Сослала к тёте, зная, что той до него вообще нет дела, но «по-другому было нельзя». Мин считает, что она была права и благодарен за свою временную ненужность, другой город — всё равно что другая жизнь, всё же так он смог встретить Хосока, танцующего где бы не играла музыка: в продуктовом магазине или на многолюдных улицах, в проезжающих мимо машинах. С Мином невозможно поддерживать нормальные отношения долго, его начинало бросать из стороны в сторону, он на бесконечном повторе крутил одну мысль, быстро раздражался, и некуда было эти эмоции выплеснуть. Хосок узнавал в чём дело с одного взгляда, Юнги это немного пугало, не знает нравилась его проницательность больше или злила. Но сам Чон в основном нравился. Кожей чувствовал его эмоциональное состояние и подстраивался идеально, словно был его частью. Когда Юнги слишком быстро передвигался по комнате, громко хлопал дверью, часто пытался вдохнуть наконец и успокоиться, Хосок молчал, но не игнорировал. Всегда знал, что сказать, чтобы не лезть в голову, но поддержать, бренчал ему на гитаре лучшие песни. Подростком, Юнги был версией Чонгука, только более безумной и запутанной. Он не хотел понимать, но чтобы понимали его. Искал чего-то, что будет быстрее гнать кровь по венам, но уже с застоявшейся красной и разбитым сердцем. Жизненноважный орган начал отказывать, когда случился Хосок, лучший друг и лучший человек, которого он знает. Юнги старался избегать, Хосока иногда выходило, а вот собственные мысли нет. Откровенно себя ненавидел и бесстыдно любил человека за душу, но хотел лишь его тело.

-flashback-

Однажды Юнги не выдерживает, набирает заученный наизусть номер: -Да? -К тебе можно? — скребёт короткими ногтями по задней крышке телефона. -Да, приходи, на тебя рамён делать? — Хосок спрашивает как-то заботливо, Юнги сквозь голос чувствует его хорошее настроение и шуршание пачки с лапшой на фоне. -Нет, я сыт, — голоден, как дикое животное, но ему нужна совсем не еда. Он уже одет и руки дрожат от напряжения, когда он открывает входную дверь. -Хорошо, жду. За порогом свинцовое небо, было бы неплохо, ударь в него сейчас насмерть молния. Но пустота улиц и накрапывающий дождь даруют лишь молчаливое осуждение, изредка проходящие мимо люди просто смотрят перед собой, но Юнги кажется, будто все они знают. Кто он и чего хочет, поэтому противно на него смотреть. Перед домом, что за пару кварталов от его собственного, останавливается. Заходит под козырёк подъезда и выкуривает две сигареты, потому что одну, лишь на половину истлевшую, тушит неизвестно откуда взявшаяся капля. Нарочито медленно поднимается по ступенькам, думает почему оказывается на третьем этаже перед знакомой квартирой так быстро. Двери еле касается, но, возможно, так ему только кажется. Она распахивается у него перед лицом. Хосок. -Заходи, ты весь мок… — не успевает, прижат позвоночником к стене в прихожей. Ноги подкашиваются, потому что в процессе спотыкается о кроссовки, но его уверенно хватают за руки, до синяков, и ставят обратно. Юнги дышит перерывами и отказывается смотреть в глаза. -Что ты делаешь? — у Хосока тон дружелюбно-насмешливый, — Решил поиграть в реслинг? Так больно, внутри как будто что-то важное разъедает кислотой. Прикусывает щёку, во рту металлический привкус, нерешительно стягивает с хосокова плеча серую мешковатую футболку. Взрыв. Припадает губами к ключицам, чувствует как спадает чужая улыбка. «Прости». Вылизывает шею, сильнее вжимая в плоскость «Прости, прости, прости». -Юнги, — интонация звенит льдом в ушах, — Прекрати. Тот не останавливается, лезет к застёжке джинс, всё ещё пробуя Хосока на вкус, как верный, но не привитый от бешенства, пёс. Хосок стоит без малейшего движения, но когда холодный руки лезут под ткань, произносит: -Да ты не шутишь, — хватает за челюсть, второй рукой сковывает запястья, пробирающиеся ему за пояс джинс, — Нет, — Юнги замирает будто раздробили молотком заведённый механизм. Опускает руки, заплывшим взглядом смотрит на чужое плечо в красных пятнах, от сожалеющего взгляда Хосока отшатывается как от удара. Нет. Не так. Он должен ненавидеть. Он уходит прежде, чем Хосок успевает что-то сказать, прежде чем сам содрогнётся первым всхлипом. Его не нужно жалеть.

***

Дни идут. Три дня, пять, неделя. Хосок звонит один раз, но слышит тишину на том конце и вскоре понимает, что молчит сам. Хосок волнуется и не знает, где Юнги, его нет дома, весь оставшийся день ходит по его излюбленным местам. Он находит его около десяти вечера, сгорбившегося, бледного, разбитого. Заброшенный дом, на краю небольшой возвышенности, вроде обрыва, можно свесить ноги из дырявой стены и болтать ими в воздухе, то самое укрытие, где сигареты вперемешку с рассветами и у всего вкус счастья. Он сидит спиной и не видно его лица. Хосоку страшно, если честно, каким оно может быть в этот момент. Молча садиться рядом и обнимает. Встречает слабый, но самый отчаянный из всевозможных, протест. Цепкие пальцы, пытаются сбросить его руки, толкают в грудь, губы дрожат и умоляют не трогать, повторяют без конца «презирай меня» и «омерзительно», прерываясь рыданиями. — Я никогда не буду презирать тебя, Юнги. -Прости, я такое натворил, пиздец… — до побелевших костяшек сжимает ткань хосоковой кофты, — Я сделал это с каким-то незнакомым парнем. -Это не важно, я буду честен с тобой, потому что ты мой друг. Я тебя не понимаю, но раз что-то случилось, так должно было быть и это нормально. Я всё ещё с тобой и ты меня не потеряешь. Правда в том, что дома его не оказалось не только сегодня, но ещё неделю назад. Он встретил того самого жгучего блондина, которого ему в будущем напомнит Сокджин, а знакомство их пройдёт точно так же. Юнги — едва шестнадцать, ему — слегка за двадцать и по ёбаным внешним признакам он ничего. И тогда ему этого достаточно, чтобы напиться и быть разложенным во всех позах каким-то не известно кем. Этот неизвестно кто улыбаться совершенно не умеет и только ухмыляется, с садистскими наклонностями и очень красивым голосом. Вот и всё, что он о нём знает. С Хосоком он связан навсегда, как с единственным, знающим его с изнанки. С Тэхёном одной лестничной площадкой в Тэгу, а после чувством вины, даже больше из-за того, о чём знает, а не из-за того, что делает. Чонгук и Тэхён — это случайности не случайны и судьба — штука сложная. Юнги Тэхёна ещё не знал, в то время когда цвет его волос был красно-каштановый, а Чонгук целовал его лопатки. Видел пару раз, познакомился, когда перепутали их почту. Они учились в одном университете, Чонгука уже не было, он пошёл своей дорогой и казалось их пути больше никак не пересекутся. Пока однажды Юнги не надел костюм, улыбался в тот день непозволительно часто и пришёл на выпуск Тэхёна. Большой концертный зал, народу ещё совсем мало, он вместе с Тэхёном обменивается приветствиями с теми, кого знал с младших курсов, пока ещё учился. Вдруг младший дёргает его за рукав и у него светятся глаза. -Хён! Смотри, — он ведёт его за собой и отпускает только у самой сцены. -Тэхён, ты чего? Хочешь себе персональную церемонию устроить? — парень скачет вверх по ступенькам, Юнги до последнего момента не понимает, что происходит. Внутри, что-то разбивается на осколки, когда Юнги слышит знакомый мотив простенькой мелодии. Тэхён сидит за пианино. Это был он. Юнги, конечно, знает о Чонгуке всё, но тот чёртов аферист и кое-чего ему не рассказал. Есть такие вещи, о которых никому не хочешь рассказывать. Не потому что они плохие, вовсе нет, а потому что хочешь, чтобы они принадлежали тебе одному. Так Юнги узнал, что Тэхён — настоящая, вывернувшая на изнанку смехом в коридорах, первая любовь Чонгука.