***
Время близилось к обеду, когда слуга доложил, что прибыл граф Майенн. Одо медленно поднялся и шагнул навстречу. Мужчины замерли друг против друга. Перед а-герцогом стоял уже не тот вспыльчивый юноша, который покинул дом почти шесть лет назад. Ройс возмужал, плечи налились зрелой силой. Это был взрослый, уверенный в себе альфа. Одо чувствовал его властную силу. Она просто-таки физически давила, заставляя подниматься дыбом шерсть вдоль всего позвоночника. Резкая складка у рта Ройса говорила о жесткости характера, легкие морщинки у глаз и между бровями — о пережитом и передуманном. Но в глазах было тепло и некоторая робость. Герцогу нравился этот новый человек, которого он увидел в своем сыне. И альфа из него вышел что надо. Граф же отметил, что отец почти не постарел. В свои пятьдесят с небольшим он все еще выглядел красивым и подтянутым. Вот только капитана расстроил его осунувшийся и какой-то пришибленный вид. Ройс было отнес это на свой счет, но потом что-то заставило его усомниться. — Здравствуй, отец, — как-то вопросительно проговорил он. — Здравствуй, сын. Я очень рад видеть тебя. — Я приехал, чтобы… В общем я познакомился с Фелисом и понял, что это прекрасный омега и верный, любящий муж для тебя. Я принял твой выбор и очень рад за вас. Кстати, поздравляю с будущим пополнением семейства. — Ох, Ройс, похоже я сам только что все испортил, — и а-герцог в отчаянии опустился в кресло. Ройс растерянно огляделся. — Ничего не понимаю, — пробормотал он. — Я получил письмо от Фелиса. Он просил приехать немедленно. Что здесь произошло? Уитуорт покачал головой и глухо заговорил: — Я повел себя как полный идиот и оскорбил его. А потом еще накричал на этого его секретаря, и у того чуть не приключился выкидыш. Теперь… Но Ройс уже не слушал его. Он вылетел в коридор, и дом потряс его испуганный рев: — Кристиан! А-герцог потрясенно смотрел ему вслед. Прыгая через ступеньки, капитан одолел лестницу и ворвался в спальню своего омеги. Ему навстречу резко поднялся о-герцог. — Тихо! — негромко предупредил он. Граф растерянно замер, глядя на кровать, в которой лежал бледный Кристиан. — Как ты? — Ройс опустился на колени у изголовья, нежно касаясь его лица. Юноша тихо улыбнулся. — Не волнуйся, мне уже лучше, только придется немного полежать. Ройс, — Кристи дотронулся до руки альфы, — не вини отца. Все вышло так нелепо… — Я ничего не… Но он не договорил, омега его явно не слушал — его тревожный взгляд был обращен Ройсу за спину. Граф обернулся и увидел в дверях смущенного Уитуорта… Капитан медленно поднялся и сместился, словно загораживая собой Кристиана. Шерсть на холке поднялась дыбом, а верхняя губа приподнялась, инстинктивно обнажая зубы. — Фелис, — попятившись, взмолился Одо Уитуорт, — я чувствую, что чего-то не знаю или не понимаю. — О-барон Кристиан де Випон — жених твоего сына, Одо. Ребенок, которого он носит, зачат на Тортуге. От него. Герцог явно был поражен. — Ты знал все это время? — спросил он хмурого Фелиса. — Да, Одо, — холодноватый голос о-герцога по-прежнему был вызывающе спокоен. — Почему же не сказал мне? — Это была не моя тайна. — Хорошо, но… как получилось, что… В общем, о-барон, о вас в свете говорили всякое, а теперь еще это, гм… деликатное положение… Что могло толкнуть омегу вашего воспитания и происхождения на… внебрачную связь? Ройс, сжав кулаки, дернулся, но Фелис мягко придержал его локоть и заговорил: — Обстоятельства их знакомства… — Любовь, — голос Кристиана был тих, но все услышали его. — Что? — неуверенно переспросил а-герцог. — Меня толкнула на это любовь, ваша светлость.***
Был поздний вечер. Кристиан, утомленный новыми переживаниями, спал, а отец с сыном все еще сидели у камина. — Что ты собираешься теперь делать? Вся история отношений Ройса и его юного пленника уже была рассказана. Не осталось без внимания и участие Минела и Гарри Ричардсонов в его судьбе, так что вопрос отца был вполне закономерен. — Для начала помирю вас с Фелисом, — рассмеялся граф. — Я чувствую, что теперь мы до конца жизни будем заняты. Постоянно придется мирить кого-то. А потом, — уже посерьезнев продолжил он, — потом побуду с Крисси. Свадьбу теперь уж точно придется отложить до тех пор, пока он не поправится, а то и до рождения ребенка. Подождем… Мои усилия в столице ни к чему не привели… — И все же, мальчик мой, как ты мог поставить его в такое положение? Беременный, без мужа, без родителей. И даже без метки… Если бы не Фелис… — Мне не хочется думать об этом. Страшно… Я был влюблен, но беспредельно высокомерен и глуп. Мне казалось, что отдавшись своему чувству, я стану слабее, уязвимее, дам ему власть над собой. В то время как он просто любил меня. Меня, отец, не графа, а пирата, бродягу без семьи и без будущего. Теперь я не отпущу его от себя ни на шаг, и пусть свет с его мнением катится ко всем чертям! — И все же метку ты ему так до сих пор и не поставил — твой запах на нем я чую, но мальчик по-прежнему пахнет свободным омегой. — Хочу сделать все как положено — в храме, во время свадьбы. Чтобы кольцо на палец и метку в основание шеи. Вот только разберусь с Ричардсоном и… — А ты не думал о том, чтобы просто отказаться от этого договора и от наследства Кристиана? Мы достаточно богаты, чтобы… — Никогда! И даже не ради денег, хотя они очень пригодятся хотя бы его братьям. Нельзя оставлять безнаказанным такого мерзавца. — Может, ты и прав… Но… Но что же мне делать с Фелисом? — Извиняться и говорить о любви. — Но он не хочет слушать. — А ты все равно извиняйся, а потом извиняйся за то, что извиняешься… — Откуда такая мудрость, сын? — От собственной глупости, отец! Посмеявшись, мужчины пошли спать. Наутро за завтраком Ройс с совершенно серьезной миной подозвал к себе Мирти и громким шепотом сообщил, что собирается вступить с ним и Джеком в новый сговор, на сей раз с целью помирить неких супругов. Мирти улыбался, потупив глазки. Одо нервно пинал сына ногой под столом. О-герцог же сидел с каменным лицом. Однако капитану показалось, что в уголках его губ тоже притаилась улыбка. — Фелис, — бросился он напролом, — как вы считаете, как надо реагировать на вопиющую глупость? — По обстоятельствам, — ответил тот, не поднимая глаз. — Но вы, по крайней мере, согласны со мной, что это была именно вопиющая глупость? — Нет. Это было вопиющее оскорбление. — Ваша светлость, — укоризненно продолжил новоявленный дипломат, — вы слишком умны, чтобы вас оскорбляли глупости. Злили — да, но оскорбляли? — Хорошо. Будем считать, что я не оскорблен, а зол. Что это меняет? — Многое. Ответные действия, например, в том и в другом случае различны. — А именно? — Ну, оскорбленный омега должен гордо подняться и уйти навсегда, а вот разозленный… — Ройс! — придушенно произнес Одо. — Не мешай, отец. У нас очень интересный философский диспут. Итак, что же должен сделать разозленный омега? Фелис молчал. — Я знаю прекрасное средство, — невинным голосом продолжал капитан. — Это овсянка, милорд. Фелис удивленно поднял глаза. — Не смотрите на меня, как на недоумка. Я знаю, что говорю. Всего одна кастрюлька овсянки, плотно надетая на голову обидчику, творит просто чудеса! Главное, чтобы овсянки было много... И она не была очень горячей. Быстро глянув на мужа, Фелис, наконец, не выдержал и расхохотался. После подобных слов пасынка он ожидал увидеть все, что угодно, но не выражение робкой надежды, явственно проступавшее на физиономии высокородного а-герцога. Когда веселье улеглось, Фелис был вынужден признать, что уже не может так сильно сердиться на мужа, но тому еще придется очень сильно потрудиться, чтобы заслужить прощение. — А вам, граф, — торжественно произнес Фелис, — положена награда за блестяще проведенную миротворческую операцию. Вот, держите, — и, торжествующее улыбаясь, о-герцог протянул Ройсу найденный им договор а-барона де Випона с Гарри Ричардсоном. — О! — только и смог выговорить он. — Альфы! — воскликнул Фелис. — Что бы вы делали без нас, омег?! Да вы даже с ложки есть не научились бы! — Признаю и преклоняюсь! — ответил Ройс.***
Было решено, что с началом военных действий все же торопиться не будут. Фелис настоял на том, что Кристиану надо позволить спокойно родить, а уж потом объявлять о помолвке и давать ход делу с наследством. — Чтобы затеять тяжбу, придется посвятить о-барона во все. А в его нынешнем положении известие может оказаться слишком волнующим. Ройс был вынужден согласиться, после чего поднялся и пошел к Кристиану. — Фелисси, — робко заговорил герцог. — Что ты хочешь, презренный? — тут же ответствовал тот. — Как ты себя чувствуешь, дорогой? — Спасибо, неплохо несмотря ни на что. — Как мне заслужить прощение? — Еще не придумал. Впрочем, для начала… Помнишь ту упряжку серых в яблоках, о которой я тебе говорил еще два месяца назад?.. А-герцог вздохнул и молча возвел очи к небесам.***
Зима сменилась весной. На лужайках вокруг большого дома расцвели крокусы и нарциссы. Кристиан уже совсем округлился и переваливался, как утка, когда осторожно ходил по комнате. Каждый день Ройс, предварительно тепло укутав, брал его на руки и выносил на прогулку. В уединенном уголке начинающего зеленеть сада стояла широкая удобная скамья, где, нежась на уже ощутимо пригревавшем солнышке, влюбленные сидели часами. После ланча омега отдыхал, а граф объезжал вместе с отцом поместье, навещал соседей, следил за строительством флигеля, которое было затеяно еще два года назад, но заглохло из-за полного отсутствия интереса у Одо. Как ни странно, такая тихая, размеренная жизнь просто очаровала недавнего пирата и бродягу. Ройс съездил и в свое поместье, расположенное несколько севернее отцовского. Благодаря толковому управляющему, дела шли неплохо, но отсутствие хозяйской руки чувствовалось. Дом требовал ремонта, сад — более внимательного ухода, и граф с удовольствием погружался в эти хлопоты. Он возвращался к обеду, и когда обнимал Кристиана, тот с наслаждением вдыхал вместе с природным ароматом своего альфы запахи свежего ветра и разгоряченной лошади. И если бы полное довольство жизнью тоже имело запах, о-барон тоже обязательно почувствовал бы и его. Живот у Фелиса тоже был уже хорошо заметен. Причем он утверждал, что растет он у него значительно быстрее, чем у Кристиана. По вечерам омеги, обложенные подушками, сидели у камина и оживленно болтали. А альфы, потягивая портвейн, выглядели до неприличия довольными. Время шло незаметно. Ясная, свежая весна уступила напору лета. Кристиан познакомился с акушером, которому предстояло принять у него роды. Событие ждали где-то в конце июня. В Дорчестер вновь приехал Джек. Все дела в столице были завершены, и он с удовольствием окунулся в семейную атмосферу поместья. Были новости и от маркиза де Монтроза. Адвокат Смит провел тщательное расследование дел судовладельческой компании Ричардсона. Ситуация в ней была такова, что если бы ему пришлось выплатить Кристиану всю сумму, указанную в договоре, он остался бы в лучшем случае без долгов. Это пугало о-герцога и тешило мстительные помыслы Ройса. Капитан уже две недели ночевал в комнате Кристиана — срок подходил, и юный омега все больше волновался. Он засыпал в кольце рук своего альфы. А тот еще долго лежал без сна, размышляя об их дальнейшей жизни или, положив руку на высокий живот, зачарованно ощущал движение плода, жившего, похоже, совершенно самостоятельной жизнью. Так миновал июнь. Наступил жаркий и удушливый июль — макушка лета, а роды все не начинались. Кристиан уже весь извелся и, несмотря на заверения врача, что такое случается довольно часто, не мог избавиться от тревоги.