За право выбора

Хисильдэ коротко взмахнула рукой, призывая к себе спешно собранный отряд. Не отряд это и был, по ее мнению, так — наспех выбежавшие соседи, которые без малейших колебаний почему-то объединились под ее руководством. Может, потому, что она всех будила. Было у девы такое свойство — быстро просыпаться. Ее называли синдэ, она родилась в Менегроте, да и по матери имела исконно синдарские корни нельяр из народа Эльвэ — но куда большее, как ей самой всегда казалось, она унаследовала от отца из авари. Хисильдэ была уверена, что привычку просыпаться и хвататься за оружие, даже во сне услышав непривычные звуки, она унаследовала именно от него. Она многое успела сделать. Врагов от своих было отличить легко — отлично откованные доспехи, плащи всех оттенков красного. Умирать было нестрашно. В конце концов, что в этом такого особенного? Отец умер в бою. Мать... ну, она всегда была немного не от мира сего. Аэренор попытался ее прикрыть, когда от их отряда осталось всего пятеро. Хисильдэ отпихнула его плечом, но не спасла — слетевшая с плеч голова Аэренора ударила ее в висок, а кровь залила лицо, ослепляя, заставляя отступить. Хисильдэ заметалась, неловко, не так учил Маблунг, взмахивая мечом. Поразила она кого-то или нет — Хисильдэ даже не поняла. Отлично ориентируясь на звук, она слышала, что кто-то зашел сзади, но не успела развернуться и проморгаться от залепившей глаза крови друга. Ее ударили по ногам сзади, но не мечом, ногой, заставляя упасть на колени. - Это она! - послышался отчаянный и жестокий голос. - Она знает! - Тварь морготова... придержи, сопротивляется, как дикая кошка! Хисильдэ придержали — ногой в сапоге за плечо, тяжело наступая. Кость тонкой ключицы эллет болезненно хрустнула, но извивавшаяся на полу дева не сдавалась — меча ее лишили, но не лишили возможности пользоваться руками и зубами. - Ах ты... - под ребра ее ощутимо пнули. - Кусается! Волколаки у нее в родне, что ли... Свяжи ей руки, пока я ее не добил! - Не смей ее добивать, - послышался рядом другой мужской голос, очень красивый и чистый. - Сильмарилла нет в покоях аданского выродка, я был там. - … вам морготов, а не наследие вашего … короля, … его … Камня Света! Вы на … - Заткни ее, а то до такой степени я уж синдарин знаю! Хисильдэ, так и не отеревшей лицо от заливавшей его чужой и своей крови, чем-то темным закрыли лицо — вероятнее всего, сброшенным плащом. Сразу стало трудно дышать — плащ был по-зимнему плотным, да и мех щекотал лицо. Хисильдэ уже слышала, что в Менегрот ворвались нолдор, желавшие взять в неравном и нечестном бою сокровище, добытое родителями короля Диора в страшной крепости Ангбанд. Но ей было все равно — орки, нолдор, кто-то еще — она бы повела себя одинаково. И сейчас она замерла, замолчала, чутко прислушиваясь, готовясь к новому отражению атаки — беззащитная, безоружная, связанная, распростертая на узорчатом полу залов дворца Менегрота. Она слышала только голоса. - Это ты сделал? - послышался голос. Он звучал спокойно, ровно, уверенно. - Ты, друг моего брата? - Лорд Нельяфинвэ, вы же знаете... - Знаю! Неужели ты думаешь, Тьелко хотел бы этого? Чтобы за его смерть платили жизнями детей, даже детей врагов? У него у самого было четверо младших братьев! - голос возвысился и внезапно сорвался. - Ты такой же, не зря вы дружили, только ты его ничуть не понимал! Хисильдэ дернулась от приближающихся тяжелых шагов, послышался звук удара, шум падения, стон, но предсмертного хрипа не последовало. - Где ты их оставил? - совсем рядом с ней раздался прерывающийся убийственный шепот. - Найди и верни. Или не возвращайся сам. Я знать не хочу убийцу детей. Будь ты проклят, Отаньяро, друг моего отца и моего брата! Ты убил деву Нимлот, что встала за своих детей... - Я не убивал ее, - послышался шепот еще ближе — отчаянный, оправдывающийся, мятежный. - Лишь оттолкнул! Я не знал, что так выйдет... Я не убил бы безоружную деву, даже жену врага. - Они не враги нам! Это мы — враги! Иди прочь! Вернешься с детьми Диора — получишь право остаться. Нет, оставь, твой меч более не принадлежит тебе, не поднимай его. О Эру, Отаньяро, что сказала бы тебе сейчас твоя дочь, мать Тьелпэ! Что сказала бы тебе твоя жена, оставшаяся в Амане, очарованная твоей жестокой страстью и убитая ею же! Я сам превратился в чудовище, но до тебя мне далеко! Недаром отец говорил со слов своего отца, что ты хотел остаться с авари. Отныне ты не эльда, да и не был им! Прочь! Прочь с моих глаз! Послышалось шуршание, шевеление, еще один короткий стон, словно кого-то лежавшего ударили ногой, шаги, ропот, мгновенно затихший, а потом наступила тишина. - Сардафион, - голос — глубокий, золотистый, раздался чуть дальше. - А ты-то что общего обрел с Отаньяро? - Лорд Нельяфинвэ, - голос отвечавшего прервался, и пленница Хисильдэ сама невольно затаила дыхание, чувствуя, как рядом раскрывается душа. - Нельо! Хочешь — суди и меня! Твое право. Ты же знаешь меня с тех лет, что мы камни на берегу Эльдамара собирали вместе, когда еще волосы до пояса не дорастали. Неужто думаешь, что я бы... не знал я. Амбарусса, младший, сказал, что здесь та отчаянная девчонка, предводительница синдар, что помогла сбежать отряду вместе с Сильмариллом и дочерью Диора. Я рванулся сюда... не успел... Отаньяро я доверял, да и не было причин мне не доверять ему. Нельо! Не отворачивайся от меня, лучше подойди ко мне с мечом, так легче будет, да и тебе проще. Карай, как нужным считаешь сейчас, вот я, на коленях перед тобой. Только скажи... что они сделали? - Тьелко, Морьо и Курво... погибли. Их... их нет... больше... здесь. Мы ворвались в Чертог короля вскоре после их схватки, я еще умирающего Морьо застал, - голос рядом, чуть выше, выровнялся. - Поговорить даже с ним успел, в последний раз. Потом мы стали прорываться дальше, времени не было. Тьелко с Диором в бою сошлись, судя по позам, добили друг друга... А Отаньяро... он... он детей Диора захватил, старших мальчиков, и никто не знал, куда они делись. Потом уже узнал... О Эру, Сардафион, встань с колен, возьми свой меч! Я верю тебе. Вижу, что ты не знал. Ох, знал бы я, к чему приведет последняя пьянка Тьелко с Отаньяро в Амон Эреб, не ушел бы тогда с говорить с Морьо! Он правду сказал — я не учитываю только проклятия валар! Да поднимайся же ты. Это что? Это она? Брось. Помогите ему подняться. Словно вдохнули стены, окружавшие Хисильдэ, словно обрели плоть статуи, и всеобщий вдох знаменовал разрядившуюся обстановку. - Иди. Я вскоре присоединюсь. Их оставили где-то в лесах — двоих мальчиков лет шести по меркам эдайн. С серебряными волосами, как у Тингола. Близнецы. Они должны быть где-то здесь. Найди их. - Я найду, - послышался рядом твердый ответ. - Обещаю, Нельо. А если не найду, не вернусь. - Ты — возвращайся. Помни, Сардафион, что мне нужны воины, и даже если ты не найдешь, ты мне нужен. Знаю, это куда тяжелее, чем уйти, но ты сделаешь это. - Как скажешь, мой лорд. Позвякивание, шорох и шелест снова затихли. Хисильдэ постаралась подавить в себе радость — трое из предводителей нападавших погибли! — вспомнила о горестном. Погиб король Диор, но она почти не испытывала горечи — король и должен погибнуть, если его королевство разорено — к таким случаям Хисильдэ была безжалостна. Королева Нимлот... как она была похожа на мать Хисильдэ! Хисильдэ, лишившаяся обоих родителей, за их тень готова была встать на смертный бой, и потому не сочла поступки королевы ни безрассудными, ни неумными. Мальчики... еще вчера Элурин играл с нею. Хисильдэ раздражалась, да и вообще, незамужняя и бездетная, она не понимала детей и не умела с ними общаться. Нет, они могли быть милыми — любые маленькие эльдар или эдайн, когда спали, трогательно высовывая ножку или ручку из-под покрывала, цепляясь за ее меч или глядя серо-голубыми глазами. Хисильдэ не любила детей, ни балованных близнецов короля, ни еще пока не проявлявшую определенных черт характера трехлетнюю его темноволосую дочку. Но этих детей она знала. Если бы они, все трое, выросли и стали бы, по ее мнению, недостойными, она бы не любила их. Если бы выросли и стали достойными — любила бы. Из боящегося боли ребенка-нытика может вырасти отважная личность, как и из честного и умилительного — подлая. Хисильдэ просто ждала, пока они вырастут... только вот не вырастут уже. Впрочем, вспоминая свое раннее детство, Хисильдэ знала — умирать в детстве легко. Это как спросить у мамы «Мама, мы умрем?» и умереть. Даже, наверное, и не больно почти. Впрочем, именно из-за этого неосознавания и не было прощения убийцам ребенка. Может быть, крошка Эльвинг с ее черными косичками еще жива, если их не нагнали. Отряд, что отправила Хисильдэ по тайному ходу, в основном состоял из женщин, и не женщин-воинов. Они, конечно, уйдут, спрячутся, но если их настигнут... впрочем, нолдор нужен лишь Наугламир и Сильмарилл, что она повесила тяжким грузом на шейку трехлетней принцессы Дориата. Нагонят, сорвут — может, и не станут убивать... Впрочем, да, убивать почти наверняка не станут, оставят на растерзание оркам, бросят без помощи, испуганных, одиноких, не самых сильных духом синдэр, которые едва ли сумеют добраться до Фаласа. Если бы с ними была Хисильдэ! Одно сверкание меча девы-воительницы вселило бы надежду. - Сними, - раздался повелительный голос. Хисильдэ напряглась, и не зря — ткань плаща с ее головы скинули, разметав и без того не собранные после сна волосы, но руки не отпустили, так и удерживали на коленях. В подземном Менегроте никогда не гас свет — что при короле Элу, что при его внуке. Сейчас здесь было по-зимнему холодно, когда тепло можно было найти только дома у очага, и плиты пола были ледяными. Туника, наброшенная на ночное одеяние, не согревала. Кровь на лице застыла, обратившись в сухую корку, и ресницы на левом глазу едва пожелали разлепиться. Хисильдэ увидела его. Многое о нем она слышала по передающимся из уст в уста слухам — уже больше напоминавшим предания. Старший сын преступника Феанора, высокомерный нолдо, фактически — их король, особенно после смерти короля-с-золотыми-косами. Многое слышала Хисильдэ, и ничему не доверяла. Рыжий — он снял шлем, и она видела волосы — тут слухи не врали, высокий — тоже верно... Неужто и остальное верно? Хисильдэ на секунду мысленно «дорисовала» кисть руки вместо наруча, «убрала» шрамы — и поняла, что когда-то этот эльда был потрясающе красив. Классической эльфийской, неинтересной красотой. Впрочем, даже в той неинтересной красоте наверняка было что-то оригинальное. Да и сейчас он весьма неплох — боевые шрамы красят. По крайней мере, воительница Дориата считала именно так. Глаза — серые, пронзительные, хоть и запавшие — на месте, лицо неровно пересечено давним толстым шрамом. Левое острое ухо разрублено пополам, и тоже явно давним ударом. Традиционно длинные волосы — темно-рыжие. Никогда она ранее не встречала таких эльдар, с таким же оттенком цвета волос, как у нее самой, даже у отца чуть темнее были. Красив, морготов нолдо, ничего не скажешь. Наверное, когда-то это был довольно смазливый эльда, сейчас же — настоящий воин. Хисильдэ вспомнились насмешки Маблунга, который учил ее ратному делу — наставник насмехался над тем, что ученица никогда не выйдет замуж, ибо отчаянно желает подчиниться такому воину-эльда, каких в Белерианде не сыскать. Даже советовал ей, желая разжечь ее пыл в поединке, идти соблазнять темного вала Моргота. Нет, Маблунг хвалил ее, и не раз, и во многом ее была заслуга в том, что Дориат отстояли... Хисильдэ тогда долго стояла на коленях перед телом Маблунга, а чуть позже стала предводительницей той эльфийской армии, что без всякой жалости разорила и выжгла подземный гномий город Ногрод. Хисильдэ никогда не забывала, кто она. Родственница королевы Нимлот по матери. Принцесса авари — существуй такое звание — по отцу. Отец остался с родителями, что отказались, в отличие от своего младшего брата. Родители отца сгинули, она их не знала. Отец долго был королем народа квэнди. Те квэнди, по скупым рассказам отца, сильно отличались от тех, что пришли с Запада, от богов. Детей сородичи отца рождали в любви, но не тянули с браком, когда любили и хотели. Были браки и вторые, и даже в редких случаях третьи, если расставались, и это не приносило горестей, ибо было проще и чище для всех. Любили родственников, даже сводных, даже дальних, но дружба и брак были важней и выше кровных уз, ибо были избранными узами. Умирали рано, торопились жить и любить. Нет, не старели, как — недавно выяснилось — стареют эдайн, просто умирали. Кто в схватке со зверем, кто — женщины большей частью, но и мужчины тоже — по собственной великой воле, оставляя преемников. Оружие умели делать, умели им владеть, а лучше всего — умели предчувствовать нападение. С детства Хисильдэ, родившаяся в Дориате, знала о валар, о Создателе, но превыше всего ценила не западный Валинор, а родную землю, и вместо пышных славословий, глядя на звезды, восклицала по-простому «Слава тебе, королева Элберет!» Позже Хисильдэ узнала, что владычица Элберет, зажегшая звезды, невероятно красивая, темноволосая, стройная в своем зримом облике дева, супруга владыки Манвэ. Но это все ничуть не поколебало языческие убеждения Хисильдэ. Темноволосая? Что же, с любым ведь цветом волос можно быть ослепительно красивой. Невероятно прекрасная? Какой же еще может быть королева Арды — разумеется, прекрасная. Супруга Владыки Манвэ? Она плохо знала, кто это, но, наверное, достойный Владычицы супруг, которого она любит. А как же иначе? Женщины ведь всегда кого-то любят. Если не супруга, то отца, брата. Друга, в конце концов, или подругу. Всегда кто-то находится. Любовь — это ведь то самое, ради чего живут, совершенствуются, думают, производят потомство. И умирают. Приплывших с Запада нолдор Хисильдэ несколько презирала. Они не умели жить. Конечно, они умели многое, и она зачастую покидала границы Дориата, чтобы подглядеть... Да отец ее... тоже... Зачарованный мастерскими и кузницами нолдор, отец пошел вместе с Маблунгом на Пятую Битву с Морготом. Бился, наверное, хоть и не рядом с этим рыжеволосым нолдо, но за одно дело. Он всегда был честным, отец Хисильдэ. Счел нужным остаться — остался. Счел нужным воевать — пошел воевать. И погиб, в этой их Нирнаэт Арноэдиад. А Хисильдэ, никогда не понимавшая нежную, трепетную, тонко чувствующую мать, держала ее за колени, рыдала, не отпуская. Но та ушла из Дориата. Ушла и умерла на кургане, сложенном из тел эльфийских воинов на бывшей равнине Ард-Гален... И за это свою мать Хисильдэ тоже уважала. Дочь ее уже выросла, да и вовсе не была беззащитным созданием. Но тогда Хисильдэ хотелось закричать: «Ammё, не оставляй меня! Я не понимала тебя, но я наверстаю!» Но мама ушла. К своему возлюбленному и мужу, изгнанному своим народом королю авари, что был слишком падок на знания, тяга к которым заставила его сблизиться с другими народами, а потом и пересечь горы. Он жаждал знаний лаиквэнди и синдар, он преодолел многие и многие лиги, но, повторяя в чем-то судьбу короля Элу, встретил на границе Дориата нежную, пугливую прекрасную синдэ — и великий, беспокойный ум отказался от своих притязаний. Отреченный король авари женился, видя и полагая высшим счастьем благосклонность юной синдэ. Она была покорена его манерами охотника, авар же был покорен статью и красотой не знавшей опасностей, танцующей в лесах светловолосой богини-девы. Брак их, заключенный еще под звездами, много позже дал потомство в виде дочери Хисильдэ — отец называл свою дочь всю жизнь Хисильвэ. Хисильдэ пришла в себя, почувствовав, как пальцы касаются ее лица. Она отвернулась, показывая, что вполне владеет собой. - А, это ты, … лорд нолдор. - Защитница престола Тингола, - рыжеволосый нолдо встал, не реагируя на оскорбление. - Где Сильмарилл? Скажи — и мы уйдем. Оставим в живых тебя и твой народ. Не будь Клятвы — меня не было бы здесь, но я не могу избегнуть ее, как бы ни хотел. - Ваша …. Клятва никому не …., …. никуда. Надеюсь, ты понимаешь, что я говорю. А ты! Ты, рыженький! Лорд Маэдрос, собственной персоной, не так ли? - Верно, синдэ, - глаза Майтимо заинтересованно блеснули, и ближайшие воины переглянулись с радостью и усмешкой. - Лорд без земель, и даже лорд без крепости. Как там та отдаленная земля называлась, Химринг?.. Боюсь, девам ты разонравишься, - нарочито посочувствовала Хисильдэ. - Впрочем, твой папаша постарался, старший сыночек у него весьма ничего даже после плена Моргота. - Поднимите ее, - коротко приказал Маэдрос. - Не выламывай ей руки! Что же, синдэ, нравлюсь? Извини, сейчас у меня нет времени на тебя. - Так добей, - коротко отозвалась она. - Много времени это не займет, а я все равно тебе ничего не скажу. - Скажешь, - ровно отозвался он, отворачиваясь и собираясь уходить. - Приглядите за ней. Пригодится. - В плену у Моргота научился? - едко бросила она ему в спину. - Что же, посмотрим, как у тебя получится. Маэдрос резко развернулся, и Хисильдэ подумала, что он сейчас ее ударит, даже хотела этого. Ее уже давно отпустили и подняли на ноги, впрочем, приглядывая. Правая рука девы повисла плетью, почти без возможности двигаться, а в плече пульсировала острая боль, сейчас, впрочем, из-за бессильной ярости и гнева почти не замечаемая. Не ударил. Ожег взглядом, словно пламя в душу впечатывая. Хисильдэ замолчала, сама не понимая, почему — не молчала бы и не покорилась она врагу никогда. Рыжеволосый лорд отвернулся, отводя свой страшный взгляд, но уйти не успел. В северных переходах послышалось оживление, голоса, и в зал ввалились еще несколько нолдор, а с ними... Хисильдэ сразу поняла, что значит появление Меледира. В последние годы, после ухода королевы Мелиан и войны за Камень, все поселения оставшихся в Дориате были сосредоточены вокруг Менегрота и тщательно охранялись. Отряды сыновей Феанора появились в Менегроте внезапно — вряд ли они сумели бы незамеченными пройти с востока, а это значило, что они перебили весь отряд охранения с той стороны, да так быстро и слаженно, что те не успели даже подать весть в Менегрот или подать сигнал соседнему отряду. Меледир же принадлежал к северному, самому большому и серьезному охранению, и вряд ли мог знать, что случилось этой ночью в столице. - Хоть кого-то нашли, - облегченно выдохнул предводитель отряда нолдор, завидев Маэдроса. - Этот, - нолдо кивнул на Меледира, - не местный. Сопротивляться не пытался, похоже, даже не знал. Мы его разоружили, тряхнули — сказал, что с вестью к королю Диору. - В том не было тайны, - пробормотал синда. Казалось, он был не в себе, пошатывался, как вусмерть пьяный. Глаза его в ужасе обозревали то, что творилось вокруг — кровь на полу и стенах, мертвые тела... Хисильдэ похолодела. Ох, говорила же, говорила и королю, и королеве о том, что третья вылазка орков обязательно будет, что первые два нападения с севера, легко отбитые заградительными отрядами, были не более чем пробой сил — предводители тварей всего лишь оценивали, на что способны защитники Дориата. Деву никто не удерживал, она прошла вперед, к своему собрату, и перед ее стремительным шагом расступились, взглядывая на своего лорда — но и он не возражал. - Меледир, отвечай мне и быстро! Приди в себя! - Хисильдэ положила руку ему на плечо. - Третье нападение, так? - Так, - воин, похоже, начинал приходить в себя. - Мы делали все согласно приказам. Меня отправили с вестью, остальные отступают, ведя только дистанционный бой из луков. Силы намного превосходят наши, подняться придется всем... - Они уже не поднимутся, - ответила Хисильдэ, коротко, не позволяя себе сожалений. - Менегрот захвачен. Короля Диора и королеву Нимлот убили. Да стой ты ровно, не шатайся, не время! Нужно оповестить окрестные поселения с юга и запада, а с востока... или там уже никого не осталось? - Хисильдэ обернулась на Маэдроса. Он со скептическим интересом, как наблюдают за чьими-то неразумными действиями, ответил: - Думаю, остались. Я не планировал трогать ваших поселений, рассчитывая ударить по Менегроту внезапно, а синдар просыпаются далеко не сразу. Мои расчеты оправдались. - Значит, и с востока тоже. Мы все сможем укрыться в Менегроте, здесь можно держать осаду. У нас есть четыре-пять часов, по моим расчетам. - Хорошо, - так же спокойно ответил лорд нолдор. - Займись этим, дева. Можешь быть свободна. Я отзываю своих воинов. Этого времени нам хватит, чтобы уйти. - Что? - Хисильдэ задохнулась, глаза ее распахнулись, и даже слепившиеся ресницы полностью расклеились. - И ты уйдешь? Не станешь сражаться с тварями Моргота? - Я достаточно сражался с тварями Моргота, - ответил Маэдрос. - И достаточно пролил крови своих воинов — и в Пятой Битве, и сегодня. Если бы мы обрели Камень в Менегроте, я бы остался. Ныне нам нечего здесь делать. Отправлюсь на юг — больше им некуда было пойти, попробую отыскать тот отряд, что ты отправила искать убежища вместе с Сильмариллом. Буду медлить — не найду. - Знаешь, - у Хисильдэ даже не находилось слов. - Я бы поверила в твои слова, если бы не слышала недавно того, что ты говорил своим слугам. Если ты сделаешь это, погибнут не только сыновья короля. Ты обречешь всех детей, что есть в Дориате, на кошмарную смерть. Вы наверняка убили почти всех, кто мог вам сопротивляться в Менегроте. Боеспособные воины есть только в поселениях в округе. Даже если я тебе больше не пленница, я не успею сделать всего одна. - Просишь о помощи? Мне незачем помогать тебе. У меня другие цели. А ты можешь заняться своими. - Если бы я знала... я бы не отправила. И если дети Диора живы, я смогу... попробовать. Попробовать вернуть твой Камень. Позже. Никакие проклятые самоцветы жизней тех, кто еще не может стоять за себя, не стоят. - Я не могу тебе верить, - Маэдрос пожал плечами, но разговор явно начинал его увлекать. - Как и ты мне. - Хочешь, чтоб я поклялась? Меледир, начавший соображать из услышанного, что произошло, схватил Хисильдэ за плечо, причем за раненое, но она, только слегка поморщившись и почти не замечая боли, сбросила его руку. - Не клянись, - поморщился Маэдрос. - Вот только тебя и не хватало... - А я и не собираюсь клясться, что верну тебе твой Камень. - Вот как? - Маэдрос понял, что она собирается сделать. - Учти, если ты это сделаешь, я не позволю тебе погибнуть сегодня же. Ты слишком много знаешь того, что может быть для меня полезным. И я не освобожу тебя от клятвы. - Я понимаю. - Где ее меч? Кто с ней сражался? Подай... да не мне, ей! Хисильдэ приняла свой меч в левую руку — было непривычно, но правая ее не слушалась. На секунду она замялась, слабость проникла в сердце, румянец окрасил щеки, и дева, отчаянно опуская взор, тихо произнесла: - Может, прикажешь оставить нас? - Нет, - отверг ее предложение Маэдрос. - Все должны это услышать. - Хорошо, - прошептала она, до боли закусывая губу и протягивая свой меч рукоятью вперед. Майтимо только сейчас сообразил, что держит в руке собственный, легко вогнал его в ножны и принял в руку меч девы. Меледир, только сейчас сообразивший, что происходит — когда Хисильдэ опустилась на колено, машинально рванулся, чтобы поднять ее, но его удержали. Мысли в голове Хисильдэ путались. Форма, в общем-то, была вполне вольной, но нужных, не раз слышанных слов в голове не возникало все равно. Наконец они появились. - Сим присягаю верно служить государю нолдор, лорду Маэдросу, по слову его говорить и молчать, являться и уходить, исполнять и карать — в нужде или счастье, во времена войны и мира, в радостный или смертный час. Отныне и навсегда, пока государь мой не отрешит меня от данного слова, или смерть одного из нас не избавит меня от присяги, или же не рухнет мироздание. В том буду верна себе, Хисильдэ, дочь Хильвэ и Анариэль, дева из Дориата. Голос Хисильдэ не дрогнул. Она давно была воительницей, носила оружие и присягала и королю Элу, и королю Диору. Но такая клятва считалась не навечной, а всего лишь «пожизненной», и несколько часов тому назад Хисильдэ от нее освободилась. - Слушаю и принимаю присягу твою, Хисильдэ, я, Маэдрос, сын Феанора, - дева только сейчас невольно отметила, с каким странным акцентом говорит ее уже нынешний лорд на синдарине. Он несколько замялся на ее имени — услышал его впервые. - И будет клятве твоей в награду любовь за верность, почести за доблесть и кара за преступление ее. Хисильдэ приняла меч и вложила его в ножны, поднимаясь на ноги. - Теперь вы мне верите? - с вызовом спросила она. - Чуть более верю, чем раньше, - спокойно ответил Маэдрос. - Аэндор, отведи Хисильдэ в залы перед королевскими покоями, ты ведь знаешь, где это. Там... была битва, многие пали, есть раненые. Там наши целители. Ей, судя по всему, нужно вправить кость и перевязать руку. - Я вполне способна сражаться! У меня еще одна рука есть... - У меня тоже, - на лице Маэдроса появилась тень кривой ухмылки, и он повернул к ней взгляд холодных серых глаз. - Это приказ. Не начинай с неповиновения.