Лишенный счастья

Не дождавшись ответа, дернул дверь за ручку. Та, жалобно заскрипев, отворилась. Сказать приличествующее: «Здравствуйте» не успел, а рассмотрев представшую перед глазами картину, и вовсе отказался от слов. Те щекотно застыли на языке, пока я, сглотнув, таращился в полумрак большого зала. Необычное строение избы исключает наличие сеней. Наверно, сохранять тепло в доме должна не слишком справляющаяся с этим делом веранда. Вход открывает вид на широкое помещение, перегороженное диваном с меховой обивкой. Расположен он как-то неприветливо – спинкой к посетителям. Перед ним широкий стол с длинными скамьями по краям. На другой стороне монументального места для обеда симметрично расположился второй диван, идентичный первому. Оба отличались чересчур пестрой расцветкой, давненько потерявшей яркость. Бревенчатые стены темные, будто закопченные. Бар у дальней стены поблескивал крутыми боками бутылок, по обеим сторонам от него притулились две узенькие лестницы. Продавленные по центру деревянные ступени вели на второй, скорее всего, жилой этаж. Но дар речи потерять заставила не обстановка, вполне подходящая небольшой деревеньке в глухом лесу. На дальней от входа мебели недвусмысленно двигалась парочка. Не стал присматриваться к силуэтам, но частое неровное дыхание, перемежающееся с тихим постаныванием, не оставляло простора воображению, выдавая происходящее с головой. За-ме-ча-тель-но. Рад за них, но… Ладно. Дело не мое. Кто я такой, чтобы осуждать кого-то? Мне ли лезть в чужой м… бордель со своим уставом? Возможно, у них такие непотребные нравы широко распространены. Припомнились наглые притязания Хоркса на доставшееся мне тело. Но, конечно, удивили. Прямо так, заходи-смотри, кто хочешь. Впрочем, и выбирать им место для интима тоже не мне. Держать свечку над героями-любовниками я не собирался, так что лишь вздохнул тяжко и вышел. Сколько мне придется ждать комнатушки на ночь? Надеюсь, Ассия не задержится, и разврат устранит в кратчайшие сроки. Вновь оказавшись на веранде, открытой всем ветрам, вспомнил о конспирации. Марк предложил скрывать принадлежность к нечисти самым простым и действенным способом – носить парик. Как и следовало ожидать, клок белоснежных коротких волос слегка съехал набок. Разглядывая мутное отражение в слюдяном оконце, поправил положение. Надеюсь, никто ничего заметить не успел. У меня еще и брови от фальшивых вихров отличались сероватым оттенком. Но тут уж ничего не поделаешь. Понадеялся, что никто не заинтересуется столь незначительными деталями внешности. Вообще я предпочел бы укоротить собственную шевелюру, поэтому выспрашивал, как на кольцо Истинной пары эти отростки нарвали. Оказалось долго и трудно, с применением своеобразной медитации и мысленным разговором с самим собой. Может, еще с волосами общаться начать? Я, конечно, много странного видел, но это не значит, что во все это верю! И все-таки попытался. Попытки предсказуемо ни к чему не привели, пришлось оставить волосы в покое. Хотя если бы получилось отодрать хоть один волосок, то его бы хватило на целый браслет. Мне повезло. Сильно замерзнуть не успел. Бабка Ассия явилась раньше, чем я превратился в ледяной столб. Зайдя в дом, степенная пожилая женщина, коей она показалась ранее, внезапно превратилась в боевую бабулю. Не стесняясь моего присутствия, довольно крепкими ругательствами и с помощью полотенца разогнала занимавшую диван парочку. Я не присматривался, но из криков участников разыгравшейся сцены понял что, кхм, парочка была однополой. Что-то везет на представителей голубой братии в этом мире. В своем о таких людях только слышал. Неужели и вправду настолько свободные взгляды? Тем временем женщина, продолжая ворчать на внука, показала комнату. Довольно чисто и уютно. Мебели немного, но на ночь за глаза хватит. Сундук вместо привычного шкафа, добротная кровать из дерева с сероватым от частой стирки бельем. Даже лубяной бачок для умывания за неприметной дверкой в углу присутствует. Самое то. Одобрительно кивнув, выплатил резными костяными треугольниками задаток за полученный ключ. По словам красноволосого братца, окончательный расчет производился после ночевки, за завтраком. Оставаться в номере до того, как стемнеет, я не планировал. Спустился за багажом. Поднял по жалобно скрипящей от любого движения лестнице. Расположив нелегкий тюк в отведенном для него месте, запер дверь и отправился распрягать кожена. Ух! Тяжеловато. Едва расцепил намертво стянутые за поездку узлы. Затем стянул подобие седла и уздечки, завел зверя в стойло и постарался очистить от колючек и грязи его косматую шкуру. Последняя подмерзла и подсохла, так что ни в какую не отваливалась. - Скребок дать? - насмешливо осведомился кто-то за спиной. - Пригодился бы. - Доброжелательно отвечаю, поворачиваясь к обладателю высокого мужского голоса. Внук Ассии высок не только голосом, но и ростом. Рельефность мышц просматривается, самодовольная улыбка красит и без того привлекательное лицо (сразу ясно, что в нем привлекает де… парней неправильной ориентации), светлые волосы едва достают до плеч. Значит, если шевелюра ниже плеч, именуют нечистью? - Насмотрелся? - ехидно бросает он после осмотра. Снова улыбается, вытаскивает из-за спины и кидает мне плоскую деревянную расческу с далеко расположенными зубцами. Ловлю обеими руками и благодарю: - Спасибо. – И тут же добавляю учтивый ответ на насмешливый вопрос. - Разглядел. После чего отворачиваюсь и продолжаю заниматься шерстью Гунко. Буквально спиной чувствую перемещения парня. Он как будто ищет что-то в закутках, а не найдя, присаживается рядом. - Я Лескотт, а ты? – предложение познакомиться сопровождается протягиванием ладони для рукопожатия. - Анд... реас. – Запинаюсь, додумывая подходящее для этого измерения окончание имени, но руку не протягиваю, замечая очевидное. – Испачкаешься. - Очень пррриятно, Анррри. – Мурлычет парень, изображая мартовского кота, прячет кисть в рукава похожей на толстовку куртки с капюшоном, и подтягивается еще ближе. - Мне тоже. – Немного отклоняюсь от любопытного собеседника и оправдываюсь, кивая в сторону кожена, стараясь не обидеть нового знакомого. – Извини, но у меня тут дело. - Вижу. Если понадобиться экскурсия, хоть и маленькая у нас деревенька, только кликни. Вскакивая с места, Лескотт резко разворачивается и торопливыми шагом идет к выходу. - Буду иметь в виду. – Растерянно кидаю ему вслед, а потом передергиваюсь, встряхиваясь от странного ощущения, будто ко мне подкатывал парень. Этого же быть не может? Снова принимаюсь рьяно чесать ездовое животное. Через битых два часа пальцы отваливаются, запястья болят и я думаю, что проще было бы найти речку поглубже и утопить звереныша ненадолго, чтобы смыть с него дорожную пылищу. Было бы намного проще. А сейчас устал как собака, а Гунко хоть бы хны. Сзади постучали об косяк, возвещая о своем присутствии. Поворачиваюсь, стараясь двигаться как можно медленнее, более плавно перекатывая позвонки под кожей. - Совсем сдох? – осведомляется задорно вновь прибывший. Узнаю этот голос. Снова Лескотт. Продолжая полулежать у стойла с головой на собственном плече интересуюсь: - М-м-да, похоже на то… А ты чем занят был? – вопрос выскакивает сам собой, от вежливости, привитой с детства. Сам же я уже не тут. Глаза закрываются, но тру их тыльной стороной ладони, пытаясь оттереть нависшую дымку сна. Не спать же в скотнике. Прохладно тут, а у меня иммунитет слабоват. - Давай, взбодрись! – поднимают меня с земляного пола, усыпанного лежалой соломой. – Гулять пойдем. - Куда? – мой непонимающий шепот. Ноги подгибаются, сил нет. Куда в таком состоянии? - На улицу. Просвежимся. – Решает он за обоих, подхватывая меня под локоть. - А-а-а, ладно. – И правда не помешает. Опора смущает, но без неё, наверно, упаду и развалюсь на части, поэтому не трепыхаюсь. Меня выводят на открытую веранду. Ветер, проникая в наше укрытие, хватает в холодные объятия, гоняя мурашки по телу, снимает усталость. Остается лишь ноющая боль в суставах. Ах, как хорошо… - Зачем приехал? – неожиданный вопрос не сбивает с толку. Ну, разве что на пару мгновений. В голове слишком ясно для того, чтобы впадать в ступор. - Прорицательница. – Вспоминаю о цели визита. – Она ведь где-то здесь живет? - Нет. – Огорчает реплика, чтобы позже дать парню вволю посмеяться. Лескотт подмигивает, потешаясь. - Не уверен, что еще живет, но показать её ветхий домишко смогу. - Веди! – изображаю какого-то позабытого мной вождя, выбрасывая руку вперед. - Ага. – Соглашается он и, посмеиваясь, бормочет. – Что это было? Вспоминаю, что не дома. Таких жестов тут попросту не понимают. Настроение немного испортилось, так что другие попытки разговорить гасил односложными ничего не значащими репликами. В конце концов, провожатому надоело кидать слова в пустоту и он прекратил докапываться, начав насвистывать песенку под нос. Заговорил снова, только когда мы добрались до очень грязной улочки, состоящей из трех потрепанных временем избушек. Тупик венчала ветхая хижина с покосившейся крышей. Именно на неё указал Лескотт, прежде чем попрощаться. - Ну, вот и пришли. Бывай! – Хлопок по плечу и он разворачивается в обратную сторону. Кажется, мой гид рад от меня отделаться. Впрочем, и мне легче от нашего расставания. Не люблю, когда втягивают в разговоры. Тем более, что все, о чем было бы приятно побеседовать, слишком личное или секретное. Добравшись по относительно сухим участкам проселочной колеи, подошел к месту обитания ведуньи. Однако дом выглядел нежилым, и когда я постучал в дверь, она приоткрылась с душераздирающим скрипом. Внутри сиротливо клубилась пыль, и сияла в отблесках закатного Селена паутина. Даже заходить не стал. Разочарованный, пошлепал по расхлябанной дороге к выходу из тупика. Мне несказанно повезло, что навстречу шел житель Рейлинь. Мужичок в засаленном тулупчике, несший на своем горбу огромный мешок. Тощий, но ловкий, он шнырял между луж по относительно сухим комьям грязи, напоминая мне утреннего мальчугана. - Извините! Вы не подскажете, где сейчас ведунья? – Торопливо тараторил я, стараясь привлечь внимание. – Она жила тут, в этом домике. - Розетта? Уехала полоумная в Грейтс. – С пренебрежением заявил носильщик, даже на секунду не приостанавливая шаг. - Почему? – вырвалось у меня, хотя я не собирался допрашивать кого-либо о ней. - Накликала беду, и вместе с другими уехала. Кроме Ассии и еще некоторых старожилов никого не встретишь. Но вот погоди, наедут охотники на нечисть и начнется тот еще кавардак! Снова это слово. Нечисть. Оно резануло уши, так что я захотел выведать немного больше о предсказании и предстоящей суматохе. Преследуя информатора по пятам, продолжил сыпать вопросами. - А что предсказала? Где нечисть нашли? – последний вопрос с трудом удалось выговорить более-менее спокойно. Это как у следователя интересоваться о преступлении, если сам в нем замешан. На том и погореть можно, припомнил я детективы. - Кровавую ночь предсказала. Приснилось ей, что утонет Рейлинь в крови, а виной тому будет нечисть. – Он повернулся в самый неподходящий момент, так что я чуть не сбил его с ног, задев плечом. Коротко извинился, но он будто не заметил, погружаясь в воспоминания. - Вообще-то, у неё не бывало осечек. Все сбывалось. Но сейчас люди не верят ей. А чего? Сама виновата! Предсказывает небылицы какие-то. Сначала прибытие кого-то из другого мира, потом эту ночь смерти. В общем, рехнулась, как пить дать. Но все опасаются, и на всякий случай уезжают из этого гиблого места. К тому же далеко мы от тракта, а это сказочка – отличный повод покинуть захолустье. Давно пора. И с важным видом он взошел на запачканное следами крыльцо. Я обдумывал сказанное. Значит, ведунья в Грейтсе. Что ж, это мне на руку, все равно собирался покинуть Рейлинь, как только взойдет солнце. Собирался уже вернуться в снятый номер, но дверца небольшой избушки, куда зашел мужчина, приоткрылась. Наружу выглянул мой первый провожатый. Пугливый мальчишка во все глаза смотрел на меня. - Привет. Эм, как жизнь? – нарушил я неловкое молчание, а сам искал повод устраниться поскорее. Подумает еще, что его преследую и доказывай потом, что не верблюд. Мало ли чего. Не дождавшись ответа, решил принять за молчание за повод, повернулся и пошел. Однако тихий сиплый голосок остановил: - Дяденька, а дяденька! - Да? – в недоумении повернулся. Паренек будто решался на что-то. - Довезите меня и папу до Грейтса, пожалуйста! Мы вам дорогу покажем и лепешками накормим! Пешком мы не успеем до Кровавого дня. А я не хочу умирать, и кроме папы у меня никого нет. Сердца не смогло не откликнуться на столь искреннюю просьбу о помощи. - Конечно. Без проблем! Завтра на рассвете у выезда из Рейлинь, хорошо? - Да! Спасибо вам! Мы обязательно будем! – звонкий голосок раскрасил душу в радужные цвета. Видимо, сипел он от волнения. Я был рад, что предстоит ехать не одному, а в столь дружелюбной компании. - До завтра. - До завтра, добрый дяденька! В хорошем расположении духа я направился в сторону гостиного дома. Все делая на автомате, думал только о том, как здорово будет в Грейтс с новыми знакомыми. Может, подскажут, где приют найти. Чувствовал, что в том городке мне обязательно повезет. Но, вполне возможно, что просто давно не испытывал по-детски чистой радости и сегодня со мной ею от души поделились. Рано утром я встал такой же бодрый и даже счастливый, почти как накануне вечером. Собрал вещи, запряг кожена и учтиво попрощался с Ассией. Хозяйка передала мне прощальные слова от Лескотта и привет от него же. Оказывается, через пару дней её внук тоже собирается сорваться с места и приехать в Грейтс. Он там живет и всего лишь навещал бабулю. Я передал ему привет в ответ и пяткой подтолкнул Гунко к воротам. У выхода меня ждали двое. Вчерашний пацаненок с мужичком, рассказавшим мне про ведунью. Разместив их поклажу рядом со своей, я придержал кожена, чтобы они смогли забраться и закрепиться на его спине. Ехать в компании намного интереснее, чем одному. Всю дорогу мальчик не умолкая рассказывал об этих чудищах – нечисти. А мужчина сдабривал эти фантастические повести забавными комментариями. Изредка даже заражался азартом сына и пересказывал сплетни о случайно забредших в селения нелюдях-воинах, которым никто не смог бы перечить. Я так и не разобрался, зависть ли это у простого люда, или страх, но, похоже, нечисти они сторонились как огня. Также беспокоила догадка о том, что если «страшные нелюди» не сильно отличались от людей по силе, их попросту изгоняли. Как того же Маркуса с его кудрявыми волосами чуть ниже плеча. Подозреваю, что Ида никто не прогонял. Скорее всего, он сам ушел вслед за братом. Слишком трудно младший Кордель привыкает к людям. В обед вся дружная компания на ходу поела лепешки. А к вечеру отец и сын валились от усталости, так что на охоту мы с коженом пошли только вдвоем. После все вместе поели поджаренного мяса и сладко уснули. Но утро в туманном рассвете пришло недоброе. Пришлось пожалеть о том, что позволил Саллиусу и его отцу ехать со мной. Парик я забыл в гостинице. Единственное, что не выдало сразу это капюшон поверх волос, заплетенных в косу. Мы с отцом мальчика набирали воду в ручье. Я наклонялся к самой струе живительной влаги, а он относил полные фляги к костру. Капюшон сполз ниже и мужчина, видимо, обнаружил лишние сантиметры шевелюры. Гулом прошелся по голове удар бурдюка с водой, прогоняя все мысли. Когда я очнулся от охватившего жаром полдня, вокруг не было ни души. Ослепительно яркое солнце пекло спину и голову, без того раскалывающуюся от боли. Хорошо, что вода рядом. Умылся, напился и почувствовал себя немного лучше. Злиться не мог, лишь печаль сильнее сковала плечи и утяжелила груз проблем и несчастий. Почему со мной все время происходит что-то подобное? С горя подумаешь, что прокляли. Не без труда добрался до места нашей стоянки. Как и следовало ожидать, шустрые рейлинцы, рейляне (?) украли Гунко и бросили меня одного. С чего я решил, что мне повезет? Никогда прежде не чувствовал подобной горечи. Понимаю их и их страхи, но разве это оправдывает то, что они оставили человека без еды и питья в лесу? Мне же даже воды набрать некуда. Ах, да! Ладно, не человек. Нечисть… И все же… Я бы так не поступил, но и речь не обо мне. Тяжело покряхтывая, ровнее встал на ноги. Все тело до сих пор ныло от неудобной позы, в которой отлежал все, что мог. Голова еще кружилась, но мне пришлось двигаться. До Грейтса оставалось двое суток в пути верхом на кожене. Без него я доберусь в лучшем случае за пять дней. О худшем думать не хотелось, но… Стоит честно признать, я вполне могу заблудиться. Неточность в направлении может увести в самую сердцевину Забытой чащи, простиравшейся на многие километры отсюда. Широка как наша тайга. Можно вообще никогда уже не выйти из леса. С таким неутешительным прогнозом я выдвинулся в путь. Правда, через пару мучительно преодолеваемых километров я обнаружил, что произошло что-то «приятное» и с обобравшей меня парочкой. Саллиус висел на дереве вверх ногами и смешно дрыгал ими, сгибая в коленках. Как он умудрился попасть в захват веток на уровне груди? Непонятно. Жертва кожена боялась, что на землю не спущу, но я рассеял его сомнения. Спустил. Не изверг же. Кровоизлияние в мозг – штука серьезная, таким не шутят. Паренек расчувствовался, благодарил через слово, но и кое-что выведать удалось. Подозрение, что его папка испугался, подтвердилось. За зверя кровожадного держат что ли? Со страху напал, сына в охапку и поскакал... Сам того не замечая, я качал головой. Осознал свой невольный жест, когда Саллиус горячо заверил, что возрзил против необдуманного решения, потому-то и схватился за ближайшую ветку, как только папаня отвлекся на отчего-то взъярившегося и ставшего неуправляемым кожена. И вот теперь отпрыск труса обыкновенного упрашивает найти его папашу. Я чувствовал, что на грани, но не гнева, как по идее должно было быть, а усталости. Устал терпеть, устал скрываться, устал быть один, да и мало того, что один, так ведь среди враждебно настроенных личностей, или попросту чуждых мне. Терпение уже давно должно было закончиться, но почему-то я его не терял. Наверно, потому что Саллиус нисколько меня не боялся, всячески помогал, считай, мешался под ногами, и выглядел несчастней некуда. Я не смог отказать ему в просьбе. Его отцу грозила серьезная опасность. Считается, что кожены не признают чужаков. На самом деле, как-то Марк поведал, что все владельцы этих ездовых хищников – нечисть, ну или близкие к этому люди. Думаю, Лескотт смог бы управлять этой тварюгой, а вот Иду она бы не подчинилась. Потому-то он всегда гуляет на своих двоих. Применив навыки следопытов, мы прошли без малого километров двадцать, отдохнув лишь на полянке, полной зеленых ягод. Саллиус сказал, что они съедобны, и мы вдвоем объели все кусты. Дело было к вечеру, когда на весь лес раздался звериный рев. Из последних сил добежав до источника звука, мы увидели, в чем дело. Кожен отгонял от раненной большущей белухи мелкую черную кошку, похожую на рысь. Шла борьба за добычу. Дождавшись победы и насыщения Гунко, смехотворно смотрящегося с тюками на спине, подошел к животному и успокоил. Кожен отнесся настороженно, но вскоре расслабился, охотно принимая нехитрую ласку. Похоже, звери тоже не слишком любят одиночества. Поглаживая шелковистую шкуру, выкупал измученного «коня» в ближайшей речке. Кожены отлично ориентируются в пространстве и легко находят источники воды. Мне бы такую полезную способность, мог бы стать лучшим проводником для туристов. После купания оглядел местность на предмет оброненных вещей. Рядом не валялось ничего из того что мы укладывали. Папаши Саллиуса тоже нет поблизости. Мальчик чуть не расплакался, поэтому я усадил его на кожена и заставил последнего искать «добычу» по запаху. Гунко не подвел. Мужчину мы нашли в километрах трех от места охоты. Его тело истекало кровью от исхлеставших до мяса веток, под алыми струйками расцветали пятна гематом от сильных ушибов. Нога его тоже неестественно вывернута. Весь в испарине, мой «враг» тяжело дышал и, по-видимому, находился в забытьи. Думаю, его сбросило на полном ходу. Привязаться не успел, так стремился сбежать с места преступления. Однако он еще жив, поэтому я принялся оказывать первую помощь. Сдавливающий жгут из тряпки чуть выше ран тех, что поглубже, чистая повязка на места там, где содрана кожа. Ничего сложного, но вот наложить шину на ногу оказалось труднее. Я не знаю, что там. Это вполне может быть не банальный вывих (и тут не помогу, не костоправ), а сломанная кость. Пришлось повозиться, действовать аккуратнее. Через день мы добрались до хижины в лесу. Гунко привел. Отец моего спутника так и не очнулся толком, только в бреду просил пить. Получив требуемое, тут же снова утихал. На наше счастье, там проживал лекарь. Почтенный старец в расшитом кафтане с высоким воротником подлатал пострадавшего за три дня, в последний из которых к нему явился ученик в идентичном одеянии. В тот день лекарь опоил людей каким-то зельем. Я молча взирал на сонных спутников, оставаясь лишь наблюдателем. Все это время я вел себя, будто сам по себе. Часто отлучался по нуждам Гунко, пропадал на охоте, собирал травы, которые показывал мне местный целитель. Пусть делает, что хочет. Надоело быть лишним, лезть не в свое дело. Только когда приезжий докторишка отнес Саллиуса с отцом к телеге и уложил их вещи вместе с ними, я тоже подготовился к отъезду, но уехать вместе с ними мне не дал Нессариус. Хозяин лесной хижины безмолвно потянул за рукав моего видавшего всякое полушубка и отвел к поляне с нарождающимися саженцами. И я остался помочь ему с выращиванием лекарственных трав. Про себя звал старика немым, так как за всю неделю он ни сказал ни слова, предпочитая изъясняться жестами. Как ни странно, весна вдруг разом накрыла лесные прогалинки. Так что травы разрослись повсюду вместе с разноцветьем первых распустившихся цветков. Работы хватало. В этом райском уголке я быстро обо всем забыл, опомнившись однажды вечером от вида перстней, запрятанных в подкладке полушубка. Хотел убрать зимнюю одежду в ящик, заменяющий лекарю шкаф, и нащупал что-то твердое. Распорол швы. И словно очнулся от сна. Вспомнил забытое и удивился спокойствию покинувших меня спутников. После того, как выпили зелье молчуна Нессариуса, они перестали видеть угрозу в моем лице. А старик, несмотря на то, что однажды застал меня, приводящим в порядок гриву волос, не отреагировал на это так, как жители Рейлинь. Теперь я смог удивиться и этому, а ещё тому, как притупились мои переживания. В последние недели чувствовал себя роботом. А ещё осознал, что многому научился. Поблагодарив удивительного лесного лекаря, нашёл в себе силы его покинуть. Вместе с кольцами нашёл и волосы Маркса, данные на память. И очень уж тревожно стало вдруг за братьев.