1887 год

1860 год Я приехал на каникулы после окончания восьмого класса, чувствуя облегчение от мысли, что целых два месяца проведу дома, никто не будет зазывать каждый вторник поиграть в футбол, а главное — в комнате я буду спать один и можно читать за полночь. Родные стены настроили меня на благодушный лад. Шерлок, казалось, очень вырос и ещё больше похудел. Я смотрел на него и думал, что в его годы уже закончил первый класс, а отец даже не озаботился домашним обучением для младшего сына. А почему? Шерлок очень умный мальчик, просто немного нервный. У него опять сменилась нянька — пятая за последние три года. Не задерживались они в нашем доме. То ли беспокойный ребёнок не нравился, то ли строгий хозяин. Вечером, собираясь ложиться, я вспомнил, что у меня ещё остались кое-какие незаконченные дела, а я не любил оставлять их на потом, поэтому я стал убирать в ящики стола привезённые учебники и тетрадки. Открыл нижний, хотел положить туда книги по математике, вынул оставшиеся с прошлого года черновики. Из стопки на пол вдруг высыпались спички — восемь штук. Это ещё что? Я решительно не помнил, чтобы клал их в ящик, тем более прятал среди бумаг. Собрав спички, я хотел было отправиться вниз и узнать у прислуги, кто копался в моём столе, но, выйдя в коридор, заметил, что из-под двери в комнату Шерлока пробивается свет. Подумав, что это вина няньки, которая не погасила лампу, я осторожно, чтобы не разбудить брата, открыл дверь. Тот и не думал спать: лежал и смотрел на огонь. Не нянька, а недоразумение... Увидев меня, Шерлок быстро вытащил из-под подушки книгу, но тут же сунул её обратно, понимая, что поздно изображать затянувшееся чтение. Он посмотрел на спички в моих руках и всё же пробормотал: — Я читал… Что ж, стало ясно, кто устроил склад в моём столе. — То есть это вот — твоё? А я уж думал, у нас в доме завелось привидение. Ходит по комнатам и подкидывает спички в ящики. Я вошёл и сел на кровать. — Ты почему не спишь, малыш? Уже очень поздно. Шерлок осторожно вытянул из моих пальцев сначала одну спичку, затем вторую. — Моё, — сказал он, обернувшись и посмотрев на подоконник, при этом продолжая спасать своё имущество. — Я не хочу спать. — Значит, лампу ты зажёг сам, когда ушла мисс... Джейми, кажется? Она говорила, что мальчика с утра не добудиться, да и после завтрака он клюёт носом. — Ты часто не спишь? — Я посмотрел на свою руку, в которой не осталось ни одной спички. — Угу, — ответил Шерлок, выбрался из-под одеяла, подошёл к окну и стал засовывать спички головками наружу в щель под подоконником. — Пожалуйста, не забирай их. — Хм... спичками играть опасно, малыш. Старыми вообще можно было отравиться, знаешь? — Почему? — задал Шерлок обычный для детей вопрос. — Ложись, я тебе объясню. Брат лёг, я забрался с ногами на его кровать и принялся объяснять про спички, одновременно пытаясь придумать, как бы договориться с ним и забрать опасную игрушку. — Головки старых спичек делались из белого фосфора. А чтобы они не сгорали сразу, сперва палочку макали в серу, смешанную с воском, клеем и бертолетовой солью, а потом в белый фосфор, тоже с бертолетовой солью и клеем. От трения загорался фосфор, а от него уже смесь серы с воском, а только потом загоралась сама палочка. Так спичка горела дольше, и ею проще было не обжечь пальцы. Но старые спички были очень опасными, они могли загореться даже от трения друг о друга. Шерлок слушал мою лекцию по химии с необычным для такого маленького ребёнка вниманием. Понимал ли он хоть что-нибудь? Ну, хотя бы слово «опасно» — уж точно. — Новые спички делают из красного фосфора, он гораздо менее ядовитый, и спички уже не загораются сами... но всё равно, дорогой, честно говоря, им не место в детской. Да и лампа... ты ведь можешь заснуть с книгой, а она так и будет гореть? А если случайно упадёт? — Она сама не упадёт. И я за ней... — тут Шерлок обернулся и посмотрел на шишечку кроватной спинки. — А в железной коробке фосфор опасный? Н-да, всё равно ведь спрячет. — Шерлок, это хорошо, что ты любишь читать, но не проще ли заниматься этим днём, когда светло? А то няня говорит, что утром ты спишь на ходу чуть ли не до ланча, и я теперь понимаю почему. — Утром хорошо спать, а ночью хорошо читать. Ночью тихо. Он опять вылез из-под одеяла, подошёл к сундуку, где хранились его игрушки и всякие сокровища, которые являются таковыми только для маленьких детей… для большинства маленьких детей. У меня, кажется, таких не было. Порывшись в сундуке, Шерлок достал коробку из-под леденцов с собакой на крышке, а оттуда извлёк три винные пробки. И ещё прихватил барабанную палочку. Он вернулся со всем добром на кровать и принялся, сопя от усилий, откручивать шишечку. Та была тугой и не поддавалась. — Помоги, пожалуйста. Я хотел было сказать, что и мне это не под силу, но потом решил, что обманывать брата глупо. Однако идея хранить спички в кровати казалась мне какой-то уж больно неподходящей. — Погоди, малыш, давай придумаем что-то другое? В конце концов, пусть пока лежат у меня, на прежнем месте. Ко мне никто не полезет, а если надо будет — зажжём лампу вместе. Я, в общем, даже не спорю, что ночью читать хорошо, но глазки-то у тебя сонные. Может, для разнообразия сегодня ты поспишь ночью? Утром проснёшься и дочитаешь. Я скажу няне, чтобы не мешала тебе. А? Шерлок сердито посмотрел на меня, нахмурился, вложил в пальчики, кажется, все свои силы, и шишечка поддалась. Он засунул в железную трубку кроватной спинки пробку, покрутил, а потом стал давить на неё барабанной палочкой, будто загоняя в пушку снаряд. Нажал посильнее, и пробка не только проскочила внутрь, а вообще упала куда-то в кроватные дебри. — Вот противная! На его глазах выступили слёзы. — Ну... ничего, не расстраивайся, — я погладил брата по голове. — Если так уж нужно, найдём завтра другую пробку, вырежем точно по размеру. Но ты мне можешь объяснить, зачем тебе непременно надо иметь спички прямо под рукой? Лежали же они раньше в моей комнате. — Мисс увидит, что я полез в твой ящик, и отругает. Эти были на всякий случай спички, а так я беру по одной внизу. А если не получается — из ящика. Там запас. — Ну, если тебе будет нужно, ты скажешь мне, и я сам достану. Но только... Шерлок, ты что, каждую ночь читаешь? Так нельзя, дорогой. Мерцающий свет вреден для глаз. Да и спать надо ночью, а не утром, когда птицы за окном кричат. И потом, разве мы не будем ходить гулять по утрам, как в прошлом году? — Ну и что? Пусть кричат. Зато утром светло же! — Вот именно, что светло. При свете спать даже жалко, ведь всё хорошо видно, и можно делать кучу разных вещей. Кажется, я впервые оказался в положении тугодума. Шерлок смотрел на меня с невыразимым упрёком, он с трудом сдерживался, чтобы не заплакать, и поэтому разозлился — то ли на себя, то ли на меня — и сломал барабанную палочку. — А ты сам не спал! И зачем ты зашёл? Всё хорошо же было! — Я зашёл, потому что думал, ты спишь, а няня не погасила лампу. Хотел даже попенять ей завтра. Шерлок, погоди, не сердись. Но он спрятался под одеяло и отвернулся, пришлось встать и обойти кровать с другой стороны. Я присел на корточки и отодвинул одеяло. Ну вот, конечно… плачет. И что я такого сказал? Шерлок снова отвернулся. Не бегать же теперь вокруг кровати? Я сунул руку под одеяло и стал гладить брата по спине. — Шерлок, что ты, маленький? Я тебя обидел? Я не хотел, ты же знаешь. Что не так? Шерлок вдруг заплакал в голос. — Ничего не так! Уезжай в свою школу! Ты всё равно меня не любишь! И никто не любит! Я, как был в халате, забрался к Шерлоку под одеяло и обнял его. Он пытался вырваться, но шестилетний ребёнок не смог бы побороть тринадцатилетнего, тем более моего роста и комплекции. Я развернул брата и прижал его голову к своей груди. — Не надо так говорить, малыш, это ведь неправда. Я очень тебя люблю, очень. Я не хотел тебя обидеть, мой дорогой. Я же не виноват, что учусь в школе... все учатся. Ты тоже будешь учиться, когда совсем выздоровеешь. Не плачь, маленький. У тебя болит что-то? Кто-то обижает тебя? Скажи мне. — Ничего не болит… Шерлок стал было успокаиваться, но, видимо, какая-то мысль — та самая, которую я никак не мог уловить, — не давала ему покоя. Он вздрогнул и попытался отодвинуться. — Никто меня... не обижает... Не надо только гасить лампу, пусть свет будет, пожалуйста. Господи, что я за тупица! Мальчик просто боялся темноты! А я-то радовался, что смерть бабушки не сказалась на его здоровье так губительно, как смерть мамы. — Не буду гасить, малыш, обещаю. И мы завтра придумаем, где спрятать спички. Знаешь, когда я был маленький, тоже не любил темноту. Я тогда спал в этой комнате. Может, это комната такая, что в ней неприятно в темноте? Я тоже долго не засыпал, только у меня лампы не было. — Совсем не было? — перепугался Шерлок. — А почему ты боялся темноты? А какой ты был маленький? Когда я ещё не родился? — Когда ты родился, я уже учился в школе. А это было раньше, и я был младше тебя на год. Тут была моя детская. Знаешь, мама хотела тогда родить ещё одного малыша, но у неё не получилось, и я очень переживал: за неё и за неродившегося брата. Мама мне тогда сказала, что его забрали ангелы. И я стал думать по ночам, что они и за мной придут. Я долго ни с кем не делился своими страхами, но наконец решил признаться маме. А она сказала мне, что ни за что не отдаст меня никаким ангелам, потому что когда на земле ребёнка кто-то очень любит, то никто не сможет его забрать. Она говорила, что, когда я однажды заболел, ангелы за мной приходили, но она просила меня остаться с ней, и я поправился. Я тогда спросил её, почему она не заступилась за моего брата. «Потому что он ещё не появился на свет и не знал, что кому-то очень нужен. Но у тебя обязательно будет брат, чтобы как можно больше людей любило тебя и не отдавало ангелам, если они прилетят за тобой». И мне уже не было страшно. А потом родился ты, и стало совсем хорошо. Ты ведь не отдашь меня никаким ангелам? — Я никому тебя не отдам! — закричал Шерлок и тут же испугался, что услышит нянька, и прошептал: — Никому! Он прижался ко мне и какое-то время молчал, а я подумал: не слишком ли всё это для шестилетнего? — А почему же тогда ангелы забрали маму и бабушку, мы же их очень любили? — спросил он наконец. — Я думаю, ангелы приходят только за детьми. Взрослые уходят сами, когда очень устают. Но тебя никто не уведёт, и меня тоже. Потому что мы друг друга никогда не отпустим. Тебе не надо бояться. Скажи мне, почему ты не хочешь гасить свет? — Потому что я боюсь умереть. Когда умираешь, сразу темно. Я однажды представил, что умру и меня положат в гроб. И все будут горевать… ну, не все… некоторые. Но я ничего про это не узнаю. И вообще меня совсем не будет. Я понял, что Шерлок говорит о своей странной болезни, которая так напугала нас с бабушкой. — Ты ни в коем случае не умрёшь, мой мальчик, никакая темнота не справится с тобой. Темнота — это неприятно, но не страшно. Смотри: за окном луна и звёзды — это ведь тоже свет, да ещё какой. Но тут я заметил, что Шерлок сжался в комок и стал хватать ртом воздух. Начиналась колика... Колик он боялся до ужаса, принимаясь рыдать при первых спазмах, и, конечно, провоцировал этим ещё более сильный приступ. Отец наш придерживался мнения, что чем больше в такой ситуации ребёнку выказываешь сочувствия, тем хуже ему будет. Его вообще по какой-то причине очень раздражала болезненность младшего сына: может быть, думал я, он вспоминает, как болела мама. Я в своё время перенёс только корь, отец тоже отличался отменным здоровьем и на рыдания мальчика реагировал всегда одинаково: «Поболит и пройдёт! Прекрати ныть, мужчины не плачут». Что ж, малыш научился плакать от боли тихо, и порой няня даже не знала, что у него снова колики, и не приносила вовремя ни горячие полотенца, которые помогали уменьшить боль, ни даже воды умыться. Начались эти приступы два года тому назад, сразу после смерти матери, но, когда я приезжал зимой, Шерлок о них почти уже забыл. И вот после похорон бабушки, стало быть, они возобновились. А ведь отец и словом не обмолвился об этом, хотя я спрашивал о здоровье брата в каждом письме. — Что, Шерлок, больно? Не бойся, мой хороший, мы сейчас прогоним этот приступ, вот прямо сразу. Я повернулся на спину и уложил Шерлока сверху, закутав в одеяло. — Ничего, я буду вместо грелки. Я теплее, чем нагретые полотенца, правда? Полежи так, потом поглажу — и всё пройдет. Смотри: и лампа горит, и луна светит, и я с тобой. Ты держись за меня, а я тебе расскажу сказку, хочешь? Про двух братьев, как они ходили к волшебнику просить об исполнении желаний. Хочешь, мой родной? Шерлок лежал тихо-тихо. Он вытер глаза — не иначе боялся мне рубашку намочить. У него в книжке была любимая картинка, где маленький мальчик лежал на спине большого сенбернара. Наверняка он сейчас вспоминал её — мне показалось, что в его голосе звучала улыбка. — Расскажи, — попросил он. Прижимая к себе брата, я стал придумывать на ходу. — Жили-были в одной деревне два брата, старший и младший. Старший брат родился, когда на улице было темно и тихо, светила полная серебристая луна. Родители назвали его М (Moon), в честь луны. Сначала М рос один, а когда подрос, стал просить родителей подарить ему брата. «Я буду с ним дружить, мы будем играть вместе», — говорил он. И родители подарили ему маленького брата. Младший брат родился утром, светило яркое солнце, птички пели от радости, что появился новый человечек. Он родился и сразу улыбнулся. И родители назвали его S (Sunshine) — в честь солнечного света. Братья жили очень хорошо. М нравилось играть с малышом и помогать ему становиться взрослым. Брату S тоже очень нравилось дружить с М, но он думал: «Скорее бы мне вырасти, тогда М будет со мной интересно!» В один совсем не прекрасный день младший брат заболел — когда он начинал много думать, пугался чего-то или что-то расстраивало его, у него начинала болеть голова. Старший брат очень жалел младшего и всё размышлял, как бы сделать так, чтобы у S ничего не болело и он был таким солнечным и счастливым мальчиком, как раньше. Как-то раз мальчики сидели у воды на стволе старой ивы и вдруг увидели, что по тропинке идёт сын местного арендатора, а в руках у него большой кусок медовых сот. «Откуда у тебя столько мёда?» — спросили братья. «Я иду от старого волшебника с зелёной бородой, который живёт на высокой горе, я попросил его выполнить моё желание, и теперь у меня каждый день будет большой кусок медовых сот!» — «А что это за волшебник?» — удивился братец S, ведь он считал себя уже совсем взрослым и не очень-то верил в их существование. «Он для каждого, кто к нему придёт, исполняет одно самое заветное желание!» — сказал сын арендатора и побежал дальше по дорожке. А братья остались сидеть у пруда. «Знаешь что, — сказал через какое-то время М своему брату, — давай найдем этого волшебника?» S засмеялся: он знал, что его брат — ужасный сладкоежка, и представил, как М будет каждое утро находить около своей кровати пирожные. «Ладно, — согласился S, — давай. Я тоже чего-нибудь у него попрошу». Он ещё не придумал своё самое заветное желание, но решил, что подумает о нём по пути. И братья отправились искать волшебника. Шли они, шли, и вошли в лес. А тут как раз наступила ночь, стало совсем темно. Младший брат хотел уже испугаться, но старший взял его за руку. «Не бойся, — сказал М. — Ночь — это совсем не страшно. Сейчас я попрошу луну, и она нам посветит». Он попросил, и среди деревьев появилась лунная дорожка, и братья пошли по ней. Им было не страшно, а наоборот, весело и интересно, ведь лунный свет очень красивый. Утром мальчики вышли на опушку. Дальше надо было идти через большое поле, на котором не росло ни одного деревца. Ночь закончилась, стало светать, но зато пошёл мелкий холодный дождик. А братец М, надо сказать, очень не любил, когда его пиджак и галстук мокли под дождём, а уж как он не любил ходить в мокрых туфлях — это просто не передать словами. Тогда младший брат сказал: «Моя очередь. Я попрошу солнышко, и оно прогонит тучи!» Солнышко услышало просьбу своего тёзки, тут же выглянуло из-за тучек и ярко светило братьям всю дорогу. Наконец братья пришли к горе и увидели, что около неё и правда сидит старичок с длинной зелёной бородой. «Ура, теперь, М, у тебя каждый день будет много-много пирожных, бисквитов и мёда, а на завтрак тебе всегда будет доставаться самый большой пудинг!» — обрадовался S. Старичок посмотрел на них и сказал: «Знаю, знаю, вы братья — лунный и солнечный. Что вы хотите у меня попросить? Но помните, я выполню только самое заветное желание!» — «Дорогой волшебник, сделай так, чтобы мой брат никогда больше не болел», — сказал М. «Что ж, — ответил ему волшебник, — мне нравится твоя просьба. Но тебе придётся мне немножко помочь: когда у твоего брата снова заболит голова, поцелуй его — и у него сразу всё пройдёт». «Но ведь я уеду в школу, — расстроился М. — Что же делать?» «Хорошо, — сказал волшебник, — если тебя рядом не окажется, на небе появится луна, и твоему брату полегчает. И даже при свете солнца твой брат сможет увидеть её, когда она будет ему нужна. Годится?» «Годится, — кивнул старший. — Теперь он всегда будет знать, что я рядом с ним, и у него ничего не будет болеть!» А младший слушал это и радовался, что брат придумал такую замечательную просьбу. Но тут он вспомнил, что сам пока не загадал желание. Не просить же теперь пирожные для брата… Я замолчал, потому что Шерлок совсем притих, и я подумал было, что он заснул. Но стоило мне остановиться, он поднял голову. — Как ты думаешь, дорогой, что попросил младший брат? — Сначала S хотел, чтобы волшебник сделал его маленьким-маленьким, вот таким! А брат его спрятал бы в карман и забрал в школу. Но S испугался, что не расколдуется и никогда не вырастет, — сказал Шерлок, потихоньку откручивая мне пуговицу на вороте рубашки. — Потом он хотел попросить, чтобы они с братом всегда любили друг друга. Но тут и волшебника не надо. И тогда он попросил отложить желание на потом, вот. Когда ему пригодится. Я улыбнулся. Про карман мне в голову не пришло, но, в общем, что-то похожее я и думал, Шерлок просто читал мои мысли. — Именно так он и сделал, ты прав. Волшебник согласился отложить на потом желание младшего. «Раз ты ещё не знаешь, чего хочешь больше всего на свете, но проделал этот трудный путь к горе, я дам тебе одну вещь. Когда придумаешь заветное желание, сожми её в кулаке и скажи, о чём просишь. И твоё желание сбудется». И волшебник дал S маленький серебряный медальон. Я замолчал и посмотрел на Шерлока, потом вытащил из-под рубашки медальон на цепочке, который не снимал уже два года. Раньше его носила мама, и внутри лежали две маленькие прядки волос, моя и брата, которые срезали с наших голов при рождении. Я надел медальон Шерлоку на шею. — Носи, мой хороший, — сказал я, поцеловав его. — Пусть твои желания сбываются. Ну что, перестало болеть? — Уже совсем не болит. — Шерлок обхватил меня за шею и тоже поцеловал. — Только скажи няне, что ты мне его отдал. И отцу тоже. Ладно? Чтобы не ругали. Он перекатился на кровать. — Погаси лампу, пожалуйста, только не уходи сразу. — На всякий случай он вцепился в мою руку. — Лучше совсем не уходи. — О медальоне не волнуйся. Я представил, что по этому поводу скажет отец… Впрочем, не его дело. Медальон мама дала мне сама, и я знал, что она не была бы против. — И я не уйду. И вообще, пока каникулы, я буду каждый вечер тут сидеть, пока ты не заснёшь. Хочешь? Будем о чём-нибудь разговаривать. А луна нам будет светить. Или звёзды. Шерлок замотал головой. — Лучше оставайся со мной, пока ты дома. Хотя... не разрешат. Ладно... тогда разговаривай со мной. Но если я проснусь ночью, то я к тебе приду, можно? — Конечно можно, странный вопрос. Я же рядом, за стенкой. Ты всегда можешь ко мне приходить, и потом всегда сможешь, если захочешь, даже когда совсем вырастешь. В любой момент. Я погасил лампу и лёг обратно. Шерлок тут же уткнулся мне в плечо. Я просыпаюсь рано, во сколько бы ни лёг, успею встать до прихода няни. Впрочем, кому какое дело, где я ночую. Хорошо, если бы Шерлок писал мне подробнее обо всём, что происходит с ним. Я открыл было рот, чтобы попросить об этом, но тут увидел, что брат уже спит.