1887 год

Майкрофт Холмс Когда Джон спросил меня, что означало мое «тем более», я не знал, что ответить. «Тем более, что я уже получаю душевное тепло от вас, доктор»? Прозвучало бы как-то слишком даже для меня. Не хватало еще, чтобы Джон начал от меня шарахаться. Когда он ушел, я вернулся в кресло у камина. Пора было отправляться домой, но как-то не хотелось. Разговор с Джоном задел меня, и я никак не мог сосредоточиться и понять, чем именно. Все время было ощущение, будто я упускаю что-то. Джон упрекнул меня в странной вещи, и хоть я и не обиделся, но не думать об этом не мог. Что-то тут было не так, но что? И почему эта мысль не давала мне покоя, мешая сосредоточиться на действительно важных вещах? Прошлое действует на меня? Значит, надо его отсечь. Я вдруг принял решение, встал и позвонил секретарю. Грей никогда не уходил, не сказав мне об этом, а чаще всего не уходил вообще, пока я не закончу работу. Я задумался... взять его с собой? Я не поддерживал дружеских отношений с секретарем, но совершенно точно доверял ему полностью и знал, что он мне очень предан. Но нет, в этом путешествии мне спутник был не нужен. Грей вошел, я велел завтра доложить премьеру, что беру отпуск по семейным обстоятельствам на несколько дней — точно не знаю на сколько. А сейчас пойти и приказать приготовить мой экипаж, а лакею — быстро собрать вещи, необходимые для поездки на два-три дня. Я видел, что Грей очень встревожен, но он не спросил, куда и зачем я еду. Я был, видимо, в совсем невменяемом для себя состоянии, потому что совершенно не подумал о том, что надо хотя бы написать записку брату и Джону, сказать, что я уезжаю ненадолго. Обычно я всегда предупреждал их о своих отлучках. — Только что прислали бумаги от источника в Эдинбурге, сэр, — Грей вручил мне папку, держа в другой руке собранный саквояж. — Хорошо, я посмотрю их в дороге, — кивнул я. Мой вечно невозмутимый секретарь проводил меня вниз и усадил в экипаж. Через час я уже выехал за пределы Лондона. Я решил не ехать поездом, его пришлось бы ждать до утра, да и где я там возьму потом экипаж? Я приехал в деревню поздно вечером, миновав старый постоялый двор, велел кучеру подъехать к маленькому зеленому дому с крыльцом в четыре ступеньки. Я не был тут много лет, но письма по этому адресу посылал регулярно, и миссис Лорси описывала мне свой дом и садик рядом, я даже помнил, что перед домом она посадила в этом году пионы. Наша старая экономка наверняка меньше всего ожидала увидеть меня, да еще в столь поздний час. Она обрадовалась и испугалась одновременно. Я отвечал на ее вопросы, улыбался и даже поцеловал старушку, когда она стала извиняться за то, что кровать в ее комнате мала для меня. В имении жили чужие люди, и я еще не решил, пойду ли туда. А вот на старое кладбище я собрался пойти сразу. Собственно, я, наверное, за этим приехал. Я попросил разрешения срезать несколько цветов в саду. Я вышел с ножницами к клумбам, на которых буйно цвели пионы. Но миссис Лорси остановила меня и, взяв свечу, повела за дом к розовому кусту. Конечно, она поняла, зачем мне понадобились цветы. — Она больше любила розы, Майкрофт. Было уже совсем темно, когда я, срезав цветок, пошел к старому сельскому кладбищу… Сторож, слава богу, еще не спал. Я позаимствовал у него фонарь и побрел по дорожкам. Могилы я нашел сразу: видно было, что за ними ухаживают, но не слишком уж часто. Ветер за последние дни нанес на плиты сухие листья и всякий сор. Я поставил фонарь у маминой могилы, опустился на колени и стал сметать с белой плиты листья и сухую кору. Очистив надгробие, я положил на него розу. Подняв фонарь, я взглянул на могилу бабушки. Удивительно, но плита была совсем чистая — так, пара сухих веточек. Я убрал их, поколебался и посветил в другую сторону. Отцовская плита была серой, запорошенной листвой почти полностью — над ней веток нависало больше всего. В шесть утра я вышел за ограду и спустился к реке. Отсюда до имения было совсем близко — но через кусты. Я по-прежнему не знал, нужно ли заходить туда, пожалуй, что и нет. Я привел мысли в порядок и получил ответы на свои вопросы, следовало бы вернуться к миссис Лорси, разбудить Питера и ехать обратно. Но ноги понесли меня к реке. Старая ива, сидя на стволе которой я любил читать. Надо же, тогда ствол казался мне широченным. Я осторожно потряс дерево — не сломаю? Нет, ива была крепкой, я уселся и стал смотреть на реку. 1874 год Я приехал в имение и убедился, что наша экономка всё подготовила к похоронам. В глубине души я не сомневался, что она справится, но в дороге нервничал и торопился. — Миссис Лорси, а где Шерлок? — спросил я экономку, когда немного разобрался с делами. — Я не посылала ему телеграмму, — замялась та. — Вам я послала по распоряжению хозяина, но, когда я переспросила его — послать сыну или сыновьям, он ответил, что только вам. Я не решилась пойти против его последней воли. Знаете, когда он заболел, он стал таким… — Знаю. На похоронах присутствовали я, миссис Лорси, пара наших арендаторов и священник. Друзей у отца не было, даже приятелей не было. После похорон огласили завещание, и оно стало полной неожиданностью, учитывая нежелание отца, чтобы младший сын проводил его в последний путь. Я не стал задерживаться, забрал бумаги, велел экономке разобраться с прислугой по своему усмотрению и обещал, что вскоре приеду или дам ей знать о дальнейших планах Шерлока насчёт имения. В Челтнеме я сел на поезд и отправился в Кембридж. Я совершенно не мог предугадать, как сложится наш разговор с братом. Наверное, стоило дать ему телеграмму — он мог приехать через день, или в вечер похорон. Но что его ожидало? То же самое известие, что отец не хотел его видеть. В дороге я старался не слишком задумываться о причинах, которые побудили отца поступить с нами именно так. Старался, но получалось плохо. И в университет я приехал уже вечером, ещё более растерянным, чем был после того, как получил телеграмму. Зная привычки Шерлока, я рассчитывал застать его на кампусе. Постучав, услышал: — Входите! Я толкнул дверь и вошёл. Брат был одет как будто на прогулку. — Здравствуй, Шерлок… о, ты собрался уходить? — Майкрофт? — он не ожидал увидеть меня и был потрясен. — Что ты здесь… ох, проходи! Я собирался пойти послушать бродячего музыканта в городе, но это подождет конечно же. Я поискал место, куда сесть, и примостился на краю кровати. — У меня плохие новости, мой мальчик. Шерлок опустился на стул. — Что-то... с отцом? Я кивнул: — Его вчера похоронили. — Ох... — Шерлок побледнел, — без нас? — Не совсем… я был на похоронах, миссис Лорси послала мне телеграмму, но уже после того, как отец умер. Прости, мне нужно было уведомить тебя, но я думал, что ты получил такую же. — Нет... не получил, — тихо ответил брат. — От чего он скончался, Майкрофт? Он не поднимал на меня глаз и не пытался сесть рядом. Я не обижался, понимая, что Шерлок потрясен известием, каковыми бы ни были его отношения с отцом. – У него был удар, как рассказала миссис Лорси, парализовало правую половину тела. Но он не велел ей писать нам… — Еще бы... Прости, Майкрофт, мне очень жаль... Если бы я знал, то приехал, честное слово. Надеюсь, он не очень мучился. Я потянулся к Шерлоку и взял его за руку. — Ты прости меня. Мне нужно было дать тебе телеграмму. Шерлок мгновенно, как подкинутый пружиной, пересел ко мне на кровать. — Не нужно, раз он не хотел. Он стыдился меня. Пусть спит спокойно, я не стану его тревожить. Как ты? — Не думаю, что стыдился на самом деле… — я сжал его руку. — Но ты прав: пусть спит спокойно. Я привёз бумаги — отец оставил всё тебе. — Что? Прости... в каком смысле? — брат был совершенно сражен известием и, кажется, не совсем понимал содержание отцовского завещания. — Так он решил. — Я не понимаю… — Такова его последняя воля. На самом деле, я-то понимал отца, но Шерлоку ни к чему было лишний раз копаться в хитросплетениях отцовских чувств. — Но это ничего не значит, — сказал я. — Даже если бы он завещал имение мне, все равно это вклад в твое образование. Нет, может быть, ты хотел бы… оставить… — Оставить? — Шерлок очнулся от раздумий. — Он завещал мне имение? Только мне, без тебя? Но это нелепо, Майкрофт! Он даже не хотел меня видеть, даже перед... даже на похоронах! Это что — такое последнее издевательство?! Тут он резко замолчал, поняв, видимо, что кричит на покойника, а больно делает мне. — Прости, Майки. Я просто... растерялся. Делай все, как знаешь. Лично мне имение не нужно. Ноги моей там не будет. — Не издевательство… нет. Он понимал, что я продам Ивы. И в таком состоянии человек не всегда осознает, что делает. Но, мой мальчик… я хотел попросить тебя… — я собрался с духом… — поехать туда со мной. Шерлок посмотрел на меня исподлобья — не отказывая, впрочем, но и не давая согласия сразу. — Может быть, он хотел, чтобы ты не был вынужден тратить на меня все, что зарабатываешь. Такая забота о тебе... странная немного, конечно, потому что результат все равно тот же самый... — Наверное, об этом он и думал… — Поехать... зачем? Там же уже... все? — Понимаешь, там ведь не только его вещи. Это дом, где мы выросли с тобой. Там осталось… я подумал, ты захочешь тоже взять что-то на память о маме. И просто… мы жили там с тобой, остались вещи, которые дороги только нам. Шерлок кивнул. — Я заберу свою детскую скрипку. Ту, что подарила бабушка. Только она пока побудет у тебя, мне ведь хранить ее негде. Наверное, надо забрать книги... и мамино приданое... я не знаю. Ты потом отдашь мне что-то, когда у меня будет своя квартира, да? Конечно, если ты поедешь туда, я поеду с тобой... И, наверное, надо как-то рассчитать слуг? — Миссис Лорси частично справится с этим. — Я осторожно обнял Шерлока. — Конечно, пусть вещи побудут у меня. Но ты сам выбери потом, что захочешь взять себе, когда… у тебя будет своя квартира. Помнишь страшного медведя? — Ты мне его отдашь? — Шерлок не выдержал и улыбнулся. — Ты бы мог его забрать и сюда, только в твоей комнате шкура не поместится. Шерлок в детстве обожал эту шкуру, а я, побывав в имении, успел заметить, что она содержится в прекрасном состоянии. Сначала брат боялся медвежьей головы, но потом я сказал ему, что договорился со шкурой и та будет охранять Шерлока. — Когда мне было лет шесть, ты находился в школе, а... — брат запнулся, — отец уезжал куда-то, я даже ночью однажды заснул у камина — вдруг кто-то придет, тогда медведь меня защитит... Майкрофт, наверное, сейчас надо поехать к тебе? Мы успеем на последний поезд. Погоди, я только соберусь. Я нехотя разжал руки. Что ж, он хотя бы дал обнять себя… — Конечно, мой мальчик. Телеграмму куратору отправим уже из Лондона. Брат торопливо переоделся, нашел на полке черный галстук. На вокзал мы приехали за полчаса перед отходом поезда, я выкупил все купе... — Выйдем на площадь на несколько минут? — попросил Шерлок. Я не сразу понял, о чем он говорит. — Да… время еще есть. Пойдем. На площади и правда играл уличный скрипач. Цыган. — Странно, — сказал Шерлок. — Я собирался сегодня послушать его. Мне о нем рассказывали. У него старая скрипка... совсем плохонькая, но он так играет... Студенты ходят слушать его уже несколько дней. Хотели даже собрать денег ему на приличный инструмент... Пойдем, поезд подали, наверное. Я послушно пошел следом, обратно на вокзал. Цыган играл и правда прекрасно — даже на мой вкус дилетанта. Даже слишком хорошо… Когда мы уже приближались к перрону, я понял, что шаркаю ногами, как старик, и постарался взять себя в руки. В вагоне мы сели друг напротив друга. Я сразу закрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Некоторое время мы ехали молча. Потом Шерлок тронул меня за рукав, но я притворился спящим. Я чувствовал, что еще немного, и сорвусь, а мне не хотелось пугать мальчика. Вдруг я почувствовал прикосновение к виску — кончиками пальцев. Поглаживание. — Да, мой дорогой? — это вырвалось само собой. Он тут же сел рядом и обнял меня. — Поспи, Майки, ты устал. Я просто хочу... быть поближе. — Мне не уснуть в поезде, — ответил я и опустил голову на плечо брату. — Вчера была среда, ты, наверное, послал мне письмо. Оно уже у меня на квартире, но я не успел его прочитать. — Да, я писал о журнале, который взялись выпускать в университете, и про этого цыгана, что хочу сходить послушать его... и поучаствовать в покупке скрипки, если он мне понравится... ты прочитаешь потом. А знаешь, в детстве я очень боялся, что ты захочешь жить в деревне, когда закончишь учиться... а я к тому времени вырасту и уеду в город, и опять мы будем не вместе... — Какой из меня землевладелец, что ты? Нет, дорогой, нам с тобой предстоит покорять Лондон. А ты собираешься писать для студенческого журнала? — Им не будет интересно то, что я могу написать. Там редактором один мой знакомый, мнит себя писателем в будущем, он давал мне почитать то, что собираются публиковать... сплошная беллетристика, дорогой, а самое научное в нем — трактат о природе любви. Суть сводится к тому, что природу любви понять невозможно. Стоит читать четыре страницы, чтобы сделать такой вывод? — Писать трактат о любви после Стендаля? — усмехнулся я. — Это дурной тон. Поезд тряхнуло на стрелке, и я стиснул зубы от боли в голове. А у меня даже коньяка с собой не было. Я застонал. — Что ты? Что такое? — встревожился Шерлок. — Да просто голова болит. — Ты совсем не спал? Сейчас домой приедем, я тебе воды нагрею... надо принять горячую ванну и выспаться. Он опять стал поглаживать меня по голове. Боль от этого вовсе не усиливалась, а, наоборот, будто уходила куда-то, утекала в пальцы Шерлока. — Вот и вся природа любви, — сказал он вдруг. — Да, мой дорогой, ты прав. — От усталости я даже не мог поблагодарить его за заботу или возразить, что не стоит так беспокоиться обо мне. — Помнишь, давно когда-то ты сказал: жалко, что люди не могут соединяться друг с другом как сообщающиеся сосуды. Чтобы поделиться силами... поровну. Нет, не стану я писать в этот журнал. Они тратят кучу слов на то, что можно сказать парой фраз... а понять вообще невозможно. — Помню. Кажется, говорил. Ты тогда был ребенком, да. Я не к тому, что не сказал бы о том же взрослому. — Какая разница, ребенок, взрослый... Я помню все твои слова, все сказки, которые ты мне рассказывал в детстве... Как у тебя это получалось — сесть и начать рассказывать сказку? Я много раз пытался так, и ни разу у меня не получилось сочинить ничего внятного даже заранее. — У меня никогда не получилось бы рассказать что-то такое просто так. У меня вообще многое получается только с тобой, мой мальчик. — Ну, тогда, может быть, есть надежда, что и у меня когда-нибудь получится, когда я буду рассказывать сказки своим племянникам, а? А если окажусь совсем бесталанным, то буду пересказывать им твои сказки, и честно говорить: «Их сочинил ваш папа для меня, когда я был маленьким!» Я тебя очень люблю, Майкрофт. — Спасибо, родной. У тебя тоже есть дар — голове стало легче. Надеюсь, что обошлось без эффекта сообщающихся сосудов. А то мы так и будем перекидывать эту мигрень, как мячик. Я понимаю многие вещи, — я усмехнулся, — прямо как царь Соломон, но одну не постигаю: почему тебе так хочется меня женить? Да еще, чтобы я обзавелся потомством. — Потому что я лучше всех знаю, каким ты будешь отцом. Мне... — он слегка запнулся. — Мне повезло... с тобой. И я хочу, чтобы еще кому-то так же повезло. Это ведь большая редкость, Майкрофт: умение так любить ребенка, дружить с ним... – Может быть. Но я не готов к тому, чтобы «есть мы с тобой, и есть остальные люди» превратилось в «есть мы все вместе и остальные». Дело, наверное, даже не в моем рыбьем темпераменте, а в том, что я не готов, я не могу впустить в наш с тобой мир кого-то еще, то есть я сам не хочу впускать. — О, я бы сказал, у тебя темперамент вовсе не рыбы, а, скорее, большого такого мудрого кашалота, — рассмеялся Шерлок. — Ты спокоен... если тебя не разозлить, а? Как странно, мой дорогой... я хочу сказать — обычно ведь бывает наоборот? Дети ревнуют и не хотят, чтобы у родителей был кто-то еще, чтобы любовь делилась на многих, а не доставалась одному... А я хочу... наверное, потому что мне кажется — тебе это необходимо. Просто ты пока еще не понимаешь этого. Но я ведь хорошо тебя знаю, не хуже, чем ты меня, правда? В последнее время Шерлок то и дело заводил разговор о том, что мне стоило бы жениться. Он, наверное, сам того не осознавал, но при этом удивительно напоминал нашего отца, пусть и руководствовался другими мотивами. — Тебе кажется, что моя любовь к тебе… ммм… — я задумался, подбирая глагол, — застилает от меня какие-то важные вещи? — Нет, почему? Просто я хочу, чтобы в твоей жизни было больше любви. Я уверен, что твоя любовь ко мне не уменьшится, когда у тебя будут дети. Любовь, Майки, это ведь не как бутылка с водой, из которой сколько отольешь — на столько станет меньше. Любовь — это как колодец, из которого чем больше черпаешь — тем сильнее прибывает. — Возле колодцев иногда происходят споры: кому черпать первому и сколько черпать. Я хочу быть уверенным, что, если встречу женщину, которая для начала хотя бы мне понравится, она примет наши с тобой отношения, как должное, и не будет ревновать. И я хочу этого в немалой степени для себя. — Ну тут я согласен. Без этого не получится. Ты просто не полюбишь ту, которая захотела бы оттолкнуть меня от колодца. Но ты не поверишь, Майкрофт, но и женщины умеют дружить. И уж точно многие из них понимают, как важна любовь к близким для любого человека... особенно любовь к тому, кого ты вырастил. Придет время — и ты встретишь такую женщину. И дети у вас будут. И я. Я у тебя всегда буду. — Почему же я не поверю? У нас мама такая была, и бабушка. Именно такие женщины. — Я выпрямился и притянул Шерлока к себе и поцеловал. — Ты мой родной. Шерлок не отстранился. Видимо, он решил, что сегодня такой день, когда можно позволить себе всякие нежности. — Я буду счастлив, когда перееду наконец в Лондон, — сказал он. — Как это все-таки несправедливо, что двадцать лет мы живем в разных местах и не можем просто так встречаться каждый день, без всякого дела... — Потерпи немного. Я тоже скучаю по тебе, но с твоим умом — грешно махнуть рукой на образование. — Я терплю. Я доучусь, ты не будешь за меня краснеть. Просто иногда терпения не хватает. Люди вокруг... их мозги иногда кажутся слишком медленными и неповоротливыми. — Дело не в том, буду ли я краснеть, Шерлок. Я хочу, чтобы ты определился, чем хочешь заниматься дальше. А люди… ну, что же, они такие, но не все же? Просто ты выбрал такой факультет — там нужна обстоятельность, может быть, даже неторопливость, способность вместить в голове большой объем знаний, разложить по «ящичкам». — По ящичкам — я согласен, но почему так неторопливо? Я в общем понимаю теперь, почему ты учился сразу на трех специальностях. Хотя для меня три — это, конечно, нереально. Но факультативно на химию мне хватает времени. И... я определился, я думаю. Но я доучусь, Майки! — Вся моя энергия ушла в мозг, — усмехнулся я. — Ну... и бог с ней. Мозг в конце концов важнее всего. Вот я представляю, когда-нибудь у меня будет... своя приемная, как у врача. Люди станут приходить ко мне и рассказывать о своих проблемах — о загадочных случаях, которые произошли с ними, и я помогу им распутать клубок и найти истину. А по вечерам я буду приходить к тебе ужинать! — Загадочные случаи зачастую являются... — начал я. Я недоговорил, потому что проводник пошел по вагону, предупреждая, что поезд прибывает в Лондон. Мы добрались до дома, и Шерлок тут же пошел греть воду. Теоретически я умею делать все. На практике же я ленюсь. Брат не понимал, как я вообще существую с минимумом прислуги. Но мне хватало лакея Джонсона и приходящей уборщицы, которую тот же лакей для меня нашел. Ел я в клубе. Но на кухне всегда имелся запас элементарных продуктов, который регулярно пополнялся. Я всегда мог, в случае бессонницы или необходимости работать ночью, заварить себе чаю, съесть какую-нибудь выпечку или сэндвич с сыром или ветчиной. Пока Шерлок таскал ведра с горячей водой, я осматривал содержимое кухонных шкафов, раздумывая, чем бы его накормить. — Брось, дорогой, уже ночь, — сказал брат, появляясь на пороге кухни. — Завтра будем думать о еде, иди, ванна готова. Я переоделся в сорочку и халат, пошёл в ванную, но на полпути остановился. — Твой халат на месте в шкафу, и вообще те вещи, которые у тебя здесь остались, в порядке. А Джонсон займётся завтра твоим костюмом и обувью. Но Шерлок меня буквально развернул носом к двери в ванную. Погрузившись в воду, я понял, что этого мне и недоставало. Правда я быстро начал дремать. Уйти под воду я не боялся, из-за того, что занимал ванну целиком. Но я все-таки уснул, потому что очнулся, только когда Шерлок потряс меня за плечо, однако я не слышал, ни как он стучал в дверь, ни как вошел в ванную. — Майкрофт... вода остывает, дорогой. Я еле разлепил веки. — Надо же, заснул… — поискал глазами, во что бы завернуться. Забыл взять… — Я сейчас принесу. Брат поцеловал меня в лоб и пошел искать простыню. Когда я вышел из ванной, он спросил: — Сделать тебе чаю? Или ложись сразу, я разобрал твою постель. — Спасибо, милый, — покачал я головой, — но не нужно. Меня ведь два дня не было, и Джонсон, конечно, не стал связываться с молочником. — Тогда спать. Все дела завтра. Брат ушел в свою комнату. Я бы предпочел, чтобы он остался со мной, но не решился попросить. Впрочем, я был так измучен, что уснул сразу. Совершенно без снов, будто провалился в колодец. Крик за стенкой выдернул меня из сна, и я тут же вскочил с постели, выбежал в коридор и сразу — в спальню Шерлока. Когда нужно, я могу быть очень быстрым. Брат сидел на кровати – это я мог разглядеть и в темноте спальни. Я не стал зажигать свечу, присел рядом с Шерлоком. — Ничего, это сон, — пробормотал я, прижимая его к себе. — Он ушёл. — Да, он ушел, — Шерлок ухватился за меня, как в детстве. — Даже... поспать тебе... не даю... — Ну, что ты… — я огладил брата по спине, по плечам. — Ляжешь у меня? Он только покивал. — Ну, пойдём, — шепнул я, поцеловав Шерлока в лоб. Мы перебрались ко мне в спальню. Я всегда сплю с открытым окном, но перину уже нагрел. Шерлок прижался ко мне, и его вдруг начало колотить. — Мне показалось, что я не смогу проснуться. Глупо, я знаю... — Ничего, мой мальчик, сейчас пройдёт, — шепнул я, прижимая Шерлока к себе. — Что тебе снилось? Прижался губами к его лбу — в испарине. — Он стоял, смотрел... Мне казалось, что он меня не отпускает... — Отец? — догадался я. — Не бойся, он просто приходил посмотреть на тебя. Думаю, ему есть о чём сожалеть. — Да, о том, что я остался тут и мешаю тебе! — Нет, родной, нет. О том, что он был к тебе несправедлив. Он не был плохим человеком, мой мальчик, но он был слабым человеком. Возможно, он даже нуждался в лечении нервов, но он совершенно махнул на себя рукой после смерти мамы. Я думаю, жизнь ему была в тягость, на самом деле. — Он был загадкой для меня, Майки. Но действовал на меня совершенно гипнотически. Я даже не знаю, как отношусь к нему. Я всегда так его боялся, что ни о чем другом не думал. И ведь я был уже почти взрослым, а боялся, как в раннем детстве — до ужаса. А ведь если подумать — я даже не знаю, почему. Он никогда не тронул меня пальцем... ну, до того последнего раза. Он кормил, одевал, учил, покупал книги, которые я прошу, ноты, скрипку... В общем-то, ведь он не сделал мне ничего плохого, Майки. Почему он до сих пор внушает мне такой ужас? Почему у него такая власть надо мной? — Потому что ты не был равнодушен к нему, тебе хотелось получить от него хотя бы одобрение. И когда ты был ребёнком, ты просто не понимал многих вещей в силу возраста. Мне жаль, что у нас разница только семь лет, я давно бы забрал тебя к себе. Может, дело было ещё и в том, что я слишком похож на отца, и мы с ним были как два полюса, слишком противоположные во всём. — Из-за меня тебе пришлось его бросить... — пробормотал Шерлок. — Послушай меня, родной: даже если бы можно было вернуть всё обратно, я снова и снова сделал бы тот же выбор. Он единственно возможный для меня. Отца я любил — не настолько сильно, чтобы не видеть его недостатков, ошибок, соглашаться с ним в том, с чем заведомо не был согласен. Я выбирал между такой вот холодноватой любовью и любовью, которая смысл моей жизни. — Знаешь... там, в этом их журнале... в этом трактате о любви... был вопрос. Мол, надо ответить на него, и тогда ты поймешь природу любви. На что ты способен ради человека, которого любишь. И на что ты не способен ради него. Я несколько дней пытался ответить на эти вопросы, и не смог — ни на один. — Это глупые вопросы. Если ты можешь на них ответить, то ты никого не любишь. А когда придёт время принимать решение, ты не будешь задавать их себе. Шерлок сказал после недолгого молчания: — Я знаю, почему он не хотел, чтобы ты приехал раньше... он любил тебя, и не хотел, чтобы ты видел его больным или немощным. — Наверное… — Спасибо этим идиотам, что накормили меня когда-то червями... без них мы так и жили бы на одной переписке. А когда ты уехал в Оксфорд и не мог приезжать все время, я очень скучал... — признался Шерлок, — ходил туда в деревню иногда, смотрел на окошко нашей комнаты... Взрослый ведь уже был... Да я и сейчас скучаю. Надо было мне в Лондонский университет поступать, вот! — Ну, ты сравнил. Ничего, осталось ведь немного, мой дорогой. И потом — химия же. Хочешь я буду приезжать к тебе почаще? — Хочу! — вырвалось у брата. — Вот и договорились, — улыбнулся я. — Это ведь не только потому что я такой эгоист, ты ведь тоже скучаешь, правда? — Шерлок уже совсем успокоился и начал засыпать... — Я очень скучаю, Шерлок. И если ты хочешь меня видеть почаще, я только счастлив. Спи, мой хороший. Мы проснулись уже не к завтраку, а скорее к ланчу. Уборщица в квартире побывала, судя по некоторым приметам, но будить меня не стала. И она не имела привычки задавать какие-либо вопросы. — Поедем ко мне в клуб, поедим, а потом отправимся на вокзал? — предложил я Шерлоку, видя, что кухня его очень интересует. Проголодался мальчик. — Давай в клуб. Тем более, что я там так еще и не был. Хотя... там у тебя же разговаривать нельзя? Может, поедим в каком-то месте попроще? — Это в основных помещениях разговаривать нельзя, а в комнате для посетителей и у меня в комнатах можно. Собравшись, прихватив в саквояже кое-что из необходимых вещей, мы поехали в «Диоген». Открытие клуба от меня тоже потребовало некоторых вложений, но со временем я мечтал переехать к нему поближе, найти квартиру на Пэлл Мэлл. Это довольно утомительно – ездить туда-сюда на извозчике. Пока мы шли по коридорам до моих апартаментов, Шерлок разглядывал здешнюю обстановку, едва ли не открыв рот. Я был доволен произведенным впечатлением. — Ты тут... работаешь? — выдавил он наконец, заглянув ко мне в кабинет. — Стараюсь тут, конечно, но не всегда получается провести в «Диогене» целый день. Однако к чаю я всегда приезжаю, а домой отправляюсь после ужина. Тут есть ещё одна комната, я всё больше думаю устроить в ней спальню — на случай, если работы много. Определённо, года через три-четыре я перееду куда-нибудь поближе к клубу. — Надеюсь, у тебя в новой квартире тоже будет для меня комната, — пробормотал брат. — Ты мог бы не напоминать мне о комнате — разумеется, мой дорогой. — Уютно тут... и камин... А молодой человек в приемной? Это и есть твой секретарь? Совсем мальчишка... Я обернулся к двери, ведущей в приёмную. — Да, Алан Грей. Мальчишка и есть — он окончил коллеж, дальше учиться не стал, но быть секретарём — это его призвание. Очень аккуратный и ответственный. Я позвонил и буквально через пару минут лакей вкатил столик. Завтрак, а точнее уже ланч на двоих, а ведь никаких распоряжений заранее я не давал. Шерлок был впечатлен вторично: — Вышколенные у тебя сотрудники... — Любой посетитель может захотеть позавтракать или поужинать, так что поварам не составляет труда накрыть на двоих. Поскольку я единственный из учредителей, кто бывает в «Диогене», шеф-повар постепенно приноравливается к моим потребностям. Садись, мой мальчик, я уже умираю с голода. Потом я отдам Грею несколько распоряжений и поедем на вокзал. Шерлок, видимо, тоже умирал от голода, ел с аппетитом. — Я понял, почему ты не держишь повара дома. Я бы тоже ел только тут на твоем месте. — К чему мне повар? — я пожал плечами. — А завтрак по воскресеньям и Берта может приготовить. — Ладно-ладно, знаю я тебя. А с ней ты... как? Все-таки посторонний человек в доме. — Я к ней привык уже. Она справляется с моим хозяйством — я ведь почти не бываю дома. — Ты писал, что нанял уборщицу, а она, выходит, вообще все делает? — Стиркой она не занимается — отвозит вещи в прачечную. Готовит раз в неделю, так что посуды после меня всего чуть-чуть, ну, разве что лишняя чашка появится, если я работаю ночью. – Я улыбнулся. — Спиртовку я освоил, мой мальчик. — Ну да, пора уже — к двадцати семи годам. Вот закончу учиться, перееду к тебе и буду греть тебе чай — обратно разучишься... Хотя, нет, по ночам я тебе не дам работать! По ночам спать надо! — Ты не поверишь, я даже научился кое-что готовить. — Поверю. Ты если хочешь — всему можешь научиться. Вопрос — зачем тебе это. Так и... не проходит это твое нежелание контакта с людьми? — О… я постоянно с ними контактирую, даже слишком много. Я ведь не сижу всё время в кабинете и не перебираю бумаги. Хотя бы дома я могу побыть иногда один? — Я просто спрашиваю, дорогой... Я-то там в университете тоже обхожусь без прислуги, а поскольку ходить ужинать куда-то мне обычно лень, то и я теперь умею готовить... ну как готовить, сам понимаешь, не фазанов с трюфелями, — кивнул Шерлок на блюдо. — Но в лавке всегда можно купить свежий хлеб и сыр... а недавно я вдруг решил приготовить салат. Получилось, хотя я думаю, что это была первая и последняя такая попытка. — Хорошо, что хотя бы о сыре и хлебе вспоминаешь, — проворчал я. — Как можно не ужинать? — Да легко, на самом деле... Определённо, стоило приезжать в университет ради того хотя бы, чтобы водить брата ужинать. Времени на полноценный ланч, то есть чтобы посидеть подольше, у нас не было. Нам и так придётся ночевать в старом доме. Закончив трапезу, мы отправились на вокзал. В дороге мы молчали. Я даже взялся читать газету, чтобы отвлечься от посторонних мыслей или опять не расклеиться. Я твердо решил больше не позволять себе распускаться и держать эмоции в узде. Мы вышли на знакомой с детства станции... Ещё с вокзала я отправил телеграмму миссис Лорси, и конюх отца встречал нас на двуколке. До дома мы доехали также в молчании. Наша экономка встретила нас на крыльце. Шерлок поцеловал ей руку, чем донельзя смутил почтенную женщину. Миссис Лорси была умной, поэтому обошлась без вздохов и причитаний, а просто сказала, что наши комнаты готовы, что одну служанку она уже рассчитала и выплатила ей выходное пособие. Мы вошли в гостиную, и я немного растерялся, не зная, чем заняться в первую очередь. Может, следует разобрать бумаги отца? — Майкрофт, — позвал Шерлок, — давай поднимемся наверх? Дела от нас не убегут. — Да, дорогой. Мы поднялись на второй этаж. Я ещё в прошлый приезд заглядывал в наши с Шерлоком комнаты. У него мебель накрыли чехлами. Кажется, отец вообще ничего там не трогал, а у меня почему-то регулярно убирались. Всё это произвело на меня очень тяжёлое впечатление два дня назад. Сейчас, слава богу, в комнате Шерлока чехлов уже не было, с другой стороны — видно, что всё на месте. Шерлок подошел к кровати, отвинтил шишечку и достал спичку. — Помнишь? – Конечно, мой мальчик, — подойдя к брату, я положил ладони ему на плечи. От прежней мебели сохранилась только кровать: когда Шерлок стал взрослым, остальную поменяли. Стол был пуст, но в ящиках наверняка лежали какие-нибудь старые тетради. Шерлок подошел к комоду и достал футляр со скрипкой из нижнего ящика. Когда мы уезжали из имения навсегда, он оставил ее тут по моей просьбе, а я потом купил ему другую. Шерлок растеряно разглядывал инструмент. Он не ожидал увидеть скрипку на месте, думал, что отец от нее избавился. — Майкрофт... можно мне подарить ее? — Музыканту из Кембриджа? — спросил я. — Подари, конечно. — Спасибо, дорогой. Комната... совсем нежилая, да? Пойдем в твою? Мою тоже было сложно назвать жилой. Впрочем, запах был немного другой — регулярные уборки и проветривание сказывались. – Ночевать всё равно будем у меня? — спросил я. — Угу. Даже не сомневайся. Я еще и сказку на ночь с тебя потребую. Расскажешь? Про того волшебника... он ведь все еще живет на той горе? — Даже не сомневайся, — ответил я в лад. — Волшебник завёл себе новые очки, но всё ещё бодр. — А младший брат все еще не загадал свое желание. Глупый мальчишка, так и не решил, чего ему больше всего хочется... — Нет, он мудрый мальчик. Он оставил желание на крайний случай. Братья ведь многое могут и сами, особенно когда они вместе. Они не хуже волшебника справляются. — Конечно, им же помогают луна и солнце! Не будешь смеяться? Я иногда надеваю медальон... когда мне предстоит что-то... важное для меня. Но вообще-то пусть никакой крайний случай никогда не наступает, правда? — Он подошел к окну, потрогал раму... — А твою комнату протапливали все время. Во всяком случае — регулярно. И раму покрывали олифой в прошлом году. — Да, — отозвался я. И протапливали, и содержали в порядке, так что если бы я вздумал вернуться… Я потёр глаза, словно не выспался. — Ты точно хочешь продать имение? — спросил брат. — Точно, Шерлок. Им надо заниматься, отец дела запустил, и пока не поздно, надо продать. — Тогда ищем покупателя. Что со слугами? Надо им заплатить какое-то пособие, наверное? Я не представляю, как это делается... особенно пока мы не продали имение. — Пока подождём. Если новые хозяева захотят нанять другую прислугу, тогда уже и рассчитаем. Это если мы найдём покупателя быстро. Мой помощник этим займётся. Я вышел в коридор и отпер ключами с отцовской связки дверь в комнату матери. Тут всё оставалось по-прежнему с тех пор, как она умерла — то есть мебель была укрыта чехлами, а в шкафу… я открыл дверцу… да, коробки стояли на месте. Я даже не представлял — что там? Наверное, какие-то памятные вещицы. — Может, заберём их в Лондон прямо так, а посмотрим дома? — спросил я. — Да, Майки, — отозвался Шерлок. — Дома все это разберем. А как ты думаешь, где бабушкины картины? Помнишь, у нее висели дома картины ее брата, мне они очень нравились в детстве... но потом я их никогда не видел. Вряд ли отец их продал? — Хм… Тут ещё наверху, на чердаке есть кое-какие сундуки. Я никогда не интересовался, что там. Может быть, там есть вещи и бабушки. Чердак, конечно, назывался так условно, потому что там было устроено что-то вроде кладовок, которые запирались на ключ. — Надо бы посмотреть, — сказал я, — а то вдруг там останутся какие-нибудь семейные письма или что-то ещё личное. — Письма надо поискать, — согласился брат. — Хотя... вряд ли отец был настолько сентиментален, чтобы хранить письма. А дневников он, по-моему, никогда не вел? Кстати, а мои детские дневники... они у тебя? — Да, и твои дневники, и твои письма — всё это у меня. Отец никогда не вёл дневник, и бабушка наша тоже, кажется. Мама тоже. Но письма найдутся, я думаю. Мама писала бабушке в Лондон, та ей отвечала. — Поищем. Давай вместе, не станем разделяться. Только, знаешь что... нам еще надо навестить нашу иву. — Обязательно. Пойдём сейчас? — Пошли… Погоди! — Шерлок метнулся в мою комнату и открыл комод. Так и есть — чистые свежие полотенца. — Мы же должны там искупаться! — Искупаться? — я немного опешил. Конец мая, конечно, но я бы не сказал, что наступила жара. — Думаешь, стоит? — Майки, мы, может быть, никогда больше к этой иве не попадем. Давай, простимся с детством! Да не бойся ты, не простудимся. Сделаем грог потом. Давай-давай, пошли! Мы отправились к реке. Меня, конечно, тронул пыл Шерлока и то, что он принялся вспоминать наше детство, но некто в моей голове нашёптывал, что я уже взрослый солидный господин, и мне стыдно должно быть купаться без штанов. Около ивы Шерлок сразу стал раздеваться. Я медлил, немного жалобно посматривая на брата. — Давай, Майкрофт! Ну? — подбодрил он. — Тут никого нет. Давай же, мы сто раз тут купались! Я нехотя принялся раздеваться. В общем-то погода стояла теплая, и течение тут всегда было тихим. Наш «пляж» по бокам слегка зарос камышами. Когда я был маленьким, отец где-то умудрился достать чистый песок, его привезли на двух больших подводах и высыпали на илистое дно и немного на берег. Воспоминания, да… Когда я вошёл в воду, то совершенно не почувствовал, холодная она или не очень. Я так задумался, что очнулся только от громкого всплеска: Шерлок поскользнулся на дне и ушел в воду почти с головой. Он, правда, сразу встал, но я успел очнуться и кинулся к нему. – Шерлок! Господи, ну что ты… Цел? Поплыли… — Я случайно поскользнулся. Майкрофт, клянусь, я случайно! — Конечно, случайно, — не понял я. — Поплыли, а то ещё ноги сведёт. Вода действительно была холодная, так что минут через пять мы сдались и вылезли на берег. — Лови полотенце! — Шерлок бросил мне одно. Никогда я не одевался с такой быстротой — лишь только вытерся. — Бррр… — я подвигал плечами под пиджаком. — Теперь бегом в дом и готовить грог. Уже не совсем как в детстве... но зато согреемся! Давай, нас еще шкура ждет! — Бегом?! — возопил я. Нет, пробежаться до дома я сумел бы, конечно. Шерлок кинулся по тропинке к крыльцу, я еле поспевал за ним. — Господи, Шерлок… — я нагнал брата уже в прихожей и долго не мог отдышаться. Но зато согрелся. Шкура, правда, ждала скорее его, чем меня. Мишки на нас двоих бы не хватило. — Тебе надо больше двигаться, — наставительно сказал брат. — Приедешь в Кембридж — будем гулять по городу. Такой красивый сильный мужчина — и одышка. Майкрофт, так нельзя. Мы вошли в дом, и Шерлок сразу потащил меня в гостиную. Камин горел — спасибо экономке. Шерлок открыл бар и достал нужные бутылки. — В Оксфорде студенты варили грог? — спросил он. — Наверное, — я кашлянул, — что-то ведь они пили во время своих пирушек. Энергии Шерлока просто не было предела: как можно столько двигаться? У него как будто есть ключик, и кто-то его завёл. — Пошли, я научу тебя. Варить грог надо уметь, мой дорогой. Три факультета закончил — и не научился главному, что умеет каждый первокурсник! Давай, пойдем, пойдем! — он потянул меня на кухню. Я поплелся следом и с облегчением опустился на первый же подвернувшийся стул. А энергия Шерлока не иссякала. Он устроил мне целую лекцию с демонстрацией, сварил грог, напоил. Получилось крепковато, но согревало очень хорошо. Слава богу, пришла миссис Лорси и погнала нас с кухни, заявив, что ей пора готовить ужин. Немного согревшись, я уже без излишних протестов полез за братом на чердак. За дверью под пыльными чехлами стояла какая-то мебель — кажется, секретер, и видимо, большое напольное зеркало. Но ближе к двери мы обнаружили два сундука. Выволокли на свободное пространство, нашли пару старых стульев — крепких, но обшарпанных. Сундуки не были заперты на ключ. Я открыл крышку у того, что больше размером. — А вот и картины... — довольно кивнул Шерлок. — Надо запаковать хорошенько, их мы увезем. Эту вот я помню, она у бабушки висела в детской... ну, в той комнате, где я спал. Повесишь у меня в комнате, хорошо? Собственно, это был этюд. Дед потом написал на его основе очередную картину из жизни бедуинов. В отличие от его академических работ этюд выглядел вполне живым и непосредственным. Что-что, а лошадей дед писать умел. — Хорошо, мой мальчик. В сундуке также стояли старые гравюры в рамах и под стеклом. Бог знает, где их покупала бабушка. Но вот с водопадом, наверняка, в Швейцарии. — Почему их не повесили? Картины не должны лежать в сундуке. — Шерлок заглянул мне через плечо. — Какое красивое место... — Рейхенбахский водопад, — сказал я. — Это недалеко от Розенлау, кажется. Я почему знаю — бабушка рассказывала, она привезла эту гравюру из своего свадебного путешествия. — Хотел бы я там побывать когда-нибудь. – Что может быть легче, чем поездка в Швейцарию? — Ну, один не поеду, а свадебное путешествие мне-то уж точно не светит. Так что выберем время когда-нибудь, ладно? — Возможно, почему бы нет? — Я достал деревянную шкатулку. — А вот и письма. — Они были сложены стопками и перевязаны лентами. — Надо же. Письма сохранились... Что ты собираешься с ними делать? — спросил Шерлок. — Возьмём с собой, почитаем дома. Вряд ли тут что-то особо личное — в те годы было не принято выходить за рамки внешних приличий даже в частной переписке. Посмотрим для начала, от кого они. Из второго сундука вылетела моль. Я усмехнулся. — Понятно, что тут, — отогнул бумагу. — Да, тут старые вещи — и подпорченные. — Я запустил руку под старые платья, выпустив ещё несколько бледных бабочек. Ничего, кроме одежды. Мы решили отдать этот сундук на откуп слугам. Найдут что-нибудь приличное — пусть забирают, а остальное выбросят. Потом мы стали обладателями двух бронзовых подсвечников — кстати, довольно изящных, хотя каждым можно было проломить человеку череп, большой коробки с письменным прибором в стиле ампир — хм, такой я бы поставил у себя в кабинете. Даже в клубе. — А это что? — спросил Шерлок, выуживая заинтересовавший его предмет. — Туфля с загнутым носом. Что-то восточное? Почему одна? — Да кто знает? Может, и от деда осталась — какой-нибудь реквизит из мастерской. — Я осмотрел туфлю. — Отдашь мне ее? — неожиданно попросил Шерлок. — Я в ней буду кисет прятать. — Забирай, — рассмеялся я. — А ты читаешь поэзию? Признавайся. Это же Браунинг — про холостяка, держащего табак в персидской туфле. — А это что? — ушел брат от коварного вопроса. — Смотри, детские рисунки. Майкрофт, ох... это мои. Бабушка их хранила, надо же. Гляди — это ты и я. Я тебя веду к пруду смотреть лягушек. Я помню, как рисовал это! — Шерлок, кого из поэтов ты любишь? — не унимался я, забирая рисунки. —Тебя надо было учить ещё и этому. Но ты ведь неплохо делаешь наброски, мне нравится смотреть на них в твоих письмах. — Да ну, это только так... для тебя. Не люблю я никаких поэтов — информации ноль, одни эмоции, и не всегда внятные. Жалко рисунки сжигать, оставь парочку на память, вот этот и еще вот этот — с ивой. — Сжигать? — возмутился я. — Ещё чего выдумал. Я их заберу. У меня же хранятся твои детские письма. Теперь и рисунки будут. Шерлок, тебе уже двадцать лет — будь мужчиной, признайся, что любишь поэзию. — А ты вообще любишь приключенческие романы! — брат вспыхнул. — Да, и совершенно этого не стыжусь. — А я стыжусь... на самом деле я понимаю, что смысла в рифмованных строках мало, и что там может нравиться? Почему мы реагируем на зарифмованную чушь сильнее, чем на научные статьи или какие-то путевые заметки, к примеру? Нет, я вообще думаю, что в моем возрасте читать беллетристику уже нет смысла. В детстве, когда идет... становление личности, и книги... ну помогают понять и принять какие-то моральные устои... Но сейчас это уже не нужно. Так что я предпочту читать научные сборники. — А музыка? Ты ведь любишь музыку — как она сочетается с холодным анализом? Мальчик мой, что с тобой такое творится? — Музыка живет отдельно, Майкрофт, она сама по себе. Она... не мешает. Ну, почти не мешает. Впрочем, я не играю посторонним, только себе... ну или тебе. Нельзя отвлекаться на все это... на красивые образы, на то, что трогает... выбивает из колеи. Это отнимает силы, время и... делает слабее. — Глупости! — заявил я с горячностью. — Уж никак не склонность к анализу делает нас близкими людьми. — Нас — нет, конечно. Мы родились близкими людьми. Думаю, ты меня любил бы, даже если бы я был глупым, ненаблюдательным и вообще не похожим на тебя. Я тебя не стесняюсь, Майкрофт, ты пойми меня правильно. Я в тебе уверен. А вот в себе — не всегда. Бывает, что я не справляюсь сам с собой, а ты ведь не можешь вечно водить меня за руку. Я должен уметь отгораживаться. Не от тебя, пойми, от тебя — никогда. От себя, от того, что внутри меня, от того, что делает меня слабым. Тебе такое не нужно, ты сильный человек, ты справляешься с чем угодно. Я не могу так, как ты, ты ведь знаешь... Эмоции меня разрывают изнутри, и я иду вразнос. Если ты рядом — все нормально, вспышка — и покой. А если тебя нет... мне не справиться. Проще не доводить до этого. — Смотря, что тебя излишне волнует. Некоторые чувства не стоит держать в себе. — Да я на все реагирую... как… как неврастеник. Отцовская оценка. Видимо, тот высказывался по этом поводу не только в разговорах со мной, но и Шерлока прямо в глаза так называл. — Ты можешь носить маску, быть сдержанным внешне, — сказал я, — но чувства будут пожирать тебя изнутри, и ты сгоришь. Вот ты говорил про поэзию. Но и музыка, и стихи вызывают в нас сильные чувства, и это будто открывает клапан, выпускает лишнее давление. — Беда в том, мой дорогой, что я не умею его сам закрывать, этот клапан. «Может, влюбится, и это у него пройдёт?» — подумал я. Правда, что это такое с ним? Ну, лет в четырнадцать он пытался прислушиваться к критике отца, а сейчас-то? — Послушай, в университете ведь наверняка есть театральное общество? — спросил я. —Почему бы тебе не попробовать себя там? Это будут эмоции, но как бы не твои, а героя. Ты артистичен, у тебя получится. — Там есть театр... но я пока не задумывался. Играть роли? Хм... грим... может пригодиться. Главное, Майкрофт, ты не обижайся, если кажется, что я холоднее, чем... чем обычно. Это... может быть не навсегда, но для меня сейчас как защита. – Я не обижаюсь, я волнуюсь за тебя. Защита от чего, мой мальчик? — От себя самого, дорогой. От того, что я не справлюсь с эмоциями и буду срываться постоянно. Ты же знаешь, каким я был всегда с самого детства... таким и остался. Это еще спасибо, что меня теперь не тошнит по любому поводу... но остальное-то все при мне. Я должен научиться побеждать эмоции, потому что, когда они побеждают меня, остановить взрыв я уже не могу, а успокаиваться приходится часами. Да, когда ты рядом — все проще. Но я же не могу все время сидеть в твоем «Диогене»... — Не побеждать, Шерлок. Управлять. Победив эмоции, ты только навредишь себе, потому что себя ломать нельзя. И кроме того, ты преувеличиваешь степень своей нервозности. — Не преувеличиваю, к сожалению. Может, это связано как-то... с желаниями... я не знаю. Но увы. И чтобы управлять, сперва ведь надо победить? Подчинить себе. Потом можно управлять. Как норовистым конем. — Коней укрощают терпением и лаской. А насчёт желаний ты прав, возможно. Кхм… Мне было неловко спрашивать брата о том, о чём он сам расспрашивал меня в отрочестве. — Ну, я себя тоже не кнутом истязаю. Мне так проще, Майки. Я только не хочу, чтобы бы ты думал, что я отдаляюсь от тебя. — У меня нет причин так думать, Шерлок. — Нет, конечно нет. И ты у меня мудрый человек, ты все всегда понимаешь. Но сказать я все равно должен был. — Однако мы с тобой засиделись на чердаке. Давай спустим нашу добычу вниз? В два захода мы отнесли находки в комнату Шерлока. Потом отправились в библиотеку. Ее, конечно, следовало забрать, хотя многие книги я потом купил себе повторно. Тут же нашлись и ноты: и мамины, и Шерлока. Отец даже разложил их по авторам. Некоторые пьесы были еще совсем детские, и, подумав, мы с братом решили дать в газету объявление, и семья, где ребенок учится играть на скрипке, могла бы забрать ноты себе. — А сколько лет у нас проработала миссис Лорси? — спросил Шерлок. — При мне она была всегда... — При мне не всегда. Мне было лет пять, когда она пришла в дом. Я понимаю, о чём ты думаешь. Конечно, нужно позаботиться о ней. — Даже моего незаконченного юридического образования хватит, чтобы составить документ. Мы можем передать ей один из коттеджей в пожизненное пользование и продавать поместье с условием ее безвозмездного проживания там. — Думаю, так и нужно сделать. Ты посмотришь бумаги по арендаторам? — Обязательно. После ужина Шерлок решил повторить эксперимент с грогом — точнее эксперимент с моим алкогольным растлением. На сей раз мы расположились в гостиной, у камина, где красовался страшный медведь. Шерлок уселся на шкуре, прислонился головой к сиденью кресла, а мне пришлось довольствоваться соседним. — Кстати, о театре — у вас там, я так понимаю, по-шекспировски? — спросил я. — Кто играет женские роли? Студенты первого курса? — Наверное. Ну, а кто еще? Я не присматривался... женоподобные молодые люди не в моем вкусе, — засмеялся Шерлок. — Многие потом мужают, хотя не все. И какой же типаж нравится тебе? — Мне нравятся не хрупкие, скорее наоборот — более мужественные, такие... с выправкой, что ли. Светловолосые... с добрыми глазами. — Милый, тебе нравятся военные? — удивился я. — Может быть. А что такого? Ну, это не главное... но в общем да. Меня это... возбуждает. Я растеряно улыбнулся. Не потому, что меня смутило слово. Просто я совершенно отчётливо понял, что Шерлок уже мужчина. И куда состоятельнее, чем я в некоторых смыслах, несмотря на свои предпочтения. — Я пытался экспериментировать... — продолжал брат, — понять, на что способен. Теперь точно могу сказать — женщины в этом смысле меня совсем не интересуют. До смешного — смотрю на девушку и вижу, кем она работает, из какой семьи, чем увлечена, как провела утро и все такое... а смотрю на отставного офицера и какое-то время думаю — ух ты! И только потом все остальное. — Надо же… Я думал, боксёр там… или фехтовальщик. Военный. Но почему? В смысле — кто-то ведь должен был быть первым? Кто произвёл впечатление. — Ну, впечатление... это еще перед колледжем было, он как раз был отставным офицером, в старшем классе вел у нас верховую езду. Но это именно впечатление, он и не смотрел на меня... Ну а сейчас нет, ничего такого серьезного, но таких, как я — не единицы в Кембридже. Во всяком случае, желающих попробовать хватает. Мне хотелось бы чего-то более постоянного. Правда я теперь не думаю, что это совсем нереально — встретить кого-то, с кем отношения не ограничатся только плотской близостью. Хотя, должен признаться, что я вовсе не монах, и плотские радости для меня немаловажны… Тебя не шокируют такие признания? — Почему меня это должно шокировать? Но из твоих слов я делаю логический вывод, что Месгрейв — тот приятель, о котором ты писал, тебе просто приятель. — Да, так и есть. Хотя он... в общем, просто я тоже не в его вкусе. — Не в его вкусе или не его профиль? — Не в его вкусе. Он любит как раз таких... хм... как ты. Я чуть не поперхнулся грогом. — Господи, помилуй! — Ну, не надо так пугаться, дорогой. Я имел в виду — солидных, вальяжных... привлекающих благородной красотой. — Он что же… он, как это называется… предпочитает женскую роль в сексе? — Да, именно. Он вообще не любит проявлять... активность сам. Хотя в чем-то я его понимаю. Я бы тоже не отказался встретить такого мужчину, которому... — тут Шерлок осекся и посмотрел на меня. — Извини. Я пьян, видимо. — Нет-нет, все понятно, — сказал я. — Которому бы ты мог довериться. — Да. Довериться. Полностью. Но это скорее всего несбыточные мечты. — Почему же несбыточные? Никогда не стоит терять надежду. — Я слишком привык все контролировать. И... я знаю, что такое — полное доверие. Поэтому мне очень сложно представить, что я встречу кого-то, к кому смогу относиться хотя бы вполовину с тем доверием, как к тебе. А без доверия нет и полной отдачи... я так думаю. — Надеюсь, что встретишь. Я тебе этого желаю от всего сердца. — Я не очень надеюсь, Майки. Но мечтать себе не запретишь. — Он пересел ближе и прислонился головой к моим коленям. — Но мне очень повезло. Практически никто из таких моих знакомых не имеет возможности рассказать что-то о себе близким. Я запустил пальцы в его волосы, поглаживая. — Понимаю. Я бы одобрил даже… не знаю — кого угодно, лишь бы человек был хороший и брату нравился… господи, кажется, я тоже напился.

***

— Дорогой мой, ты хоть ел сегодня? После ночи общения с призраками и нескольких часов медитации у реки я был абсолютно уверен, что заснул и слышу голос брата во сне. — Это моя реплика, мой мальчик... — собственный голос привел меня в чувство. Я резко обернулся и увидел за спиной брата. Так это не сон? — Господи! Как ты сюда попал? — Приехал. Уотсон в гостинице, — ответил он, снимая перчатки и пряча их в карман. Наклонившись, он поцеловал меня и прижался на мгновение щекой к щеке. — Ты остановился у миссис Лорси, вероятно? — Ну, во всяком случае, там остановился мой экипаж. Я подвинулся, и Шерлок сел рядом. Вот и место на стволе кончилось. А в детстве он казался таким большим. Я посмотрел на туфли брата. — Ты был на кладбище? — Был, — кивнул Шерлок, беря меня за руку, — Джон проявил чудеса дедукции, а в большей степени — здравого смысла. Он посмотрел на меня таким взглядом, о котором вчера я мог только мечтать, а сейчас я будто и ничего не почувствовал. Что ж, выходит, мне удалось достичь желаемого, я смог похоронить прошлое? Я прислушался к себе. Мой брат, которого я все так же люблю, который все так же мне дорог. Но все прежние переживания ушли, оставив только легкий дым воспоминаний. — Любовь моя, пойдём домой. Ты устал. И опять — будто не брат говорит это, и не я слышу такие слова из его уст. — Наш дом теперь очень далеко отсюда, Шерлок. Я повел плечами. Спина затекла. Не хватало только, чтобы она разболелась тут и понадобились растирания. Впрочем, Джон где-то поблизости. Глупость какая-то... — Джон вне сомнения обладает кучей самых лучших качеств, включая здравый смысл... жаль только, что, судя по всему, умение хранить секреты от тебя, не входит в число его многочисленных достоинств. Я достал часы, прищурился, глядя на стрелки. — Ничего себе... — Не сердись на него... Майкрофт, Джон правильно сделал, что рассказал. Идём, дорогой, тебе нужно отдохнуть. Шерлок встал, все еще держа меня за руку. — Да я и не сержусь. Просто констатирую факт. И не шучу, кстати. Я встал и пошел вслед за Шерлоком. — Вчера... нет, позавчера наш дорогой доктор высказал несколько очень дельных мыслей по поводу нашего происшествия. Сначала я сомневался... Но сейчас у меня сложились в общем две версии, правда в одной не хватает кирпичиков. Думаю, у тебя тоже? Впрочем, проверить придется все равно обе. И проверять будешь ты, мой мальчик, лично, потому что поручить это своим людям я не смогу. Не нужны нам лишние посвященные, не правда ли? — Хорошо, я проверю. Но у меня тоже не хватает кое-каких зацепок, и если ты выслушаешь... — Подожди, — остановил я брата. — Придем в гостиницу, поговорим все вместе. Ты же не собираешься делать из этого тайну от Джона, я надеюсь? — Нет, конечно. Поговорим, но не раньше, чем ты поешь. Как твоя спина? — Затекла спина, но в общем могло быть и хуже. Массаж пока не требуется. Завтрак... завтрак... какой завтрак, обед уже. Ну, что-то придумаем. Только не в гостинице, пожалуйста. Тебя там не узнали? А меня узнают наверняка. Я собрался идти дальше, но Шерлок схватил меня за руку. — Подожди! В таком состоянии я тебя к Джону не пущу. Ему хватит демонстраций наших семейных скелетов, тебе так не кажется? Я уже догадываюсь, что ты напридумал себе за последние несколько часов. Может, я вёл себя последние пятнадцать лет, как идиот, не знаю. Но тебе я не позволю. Иначе я стану думать, что ты мне лгал из лучших побуждений, когда говорил, что отец неправ насчёт выражения эмоций и прочего, и что ты с ним не согласен. Я остановился, мы стояли теперь лицом к лицу. — Я никогда не лгал тебе. Мог что-то не сказать, это правда, но если говорю, то всегда именно то, что думаю. Ты много лет убеждал меня, мой дорогой, что проявление эмоций мешает тебе. И согласись, ты действительно приходил ко мне только тогда, когда у тебя что-то случалось, не дай бог, плохое, когда тебе было тяжело, плохо, страшно. Когда тебе нужна была помощь старшего, поддержка. Я никогда не откажу тебе в этом, Шерлок, я готов что угодно сделать для тебя. Но я не хочу, чтобы получалось, будто я жду, когда тебе будет плохо, чтобы помочь и чувствовать себя нужным таким образом. Меня это категорически не устраивает. И я не хочу делать то, что мешает тебе, и раз эмоции связаны для тебя с детством как с чем-то плохим или тяжелым, я не хочу... — Да, чёрт возьми, эмоции мешают мне в работе, Майкрофт! — вдруг вспылил Шерлок. — Если бы я всякий раз проявлял... позволял себе отпускать чувства при виде убитого человека, или при виде рыдающей женщины, я бы уже давно оказался в Бедламе! Но при чём тут семья, бога ради?! При чём тут наши с тобой отношения?! Отец был прав, ты знаешь? Со своей колокольни он был прав — он видел только нежеланного, истеричного, по его мнению, мальчишку. Но у меня был ты! Ты принимал меня таким, какой я есть, ты не пытался исправить меня, заставлять быть кем-то другим. — Он взял меня за плечи. — Мой брат, мой друг, моя опора... Почему вдруг что-то должно измениться? Почему это не может быть взаимным? Родной мой, если тебе нужна опора — вот он я. Как же мало мне нужно, чтобы сутки размышлений и принятое решение оказалось отброшено за ненадобностью. Я сделал полшага и тоже обнял брата и прижался щекой к его волосам. — Я всегда боялся сломать тебя. Но мне нужна опора. Оказалось, что нужна, — сказал я шепотом. — Не бойся, — улыбнулся Шерлок и крепко обнял меня. — Идём, а то Джон уже волнуется.