1887 год

Шерлок Холмс Майкрофт вернулся через два дня, вечером. Уотсон из самых лучших побуждений поинтересовался, не хочу ли я сходить в клуб один, но я попросил его составить мне компанию. Он покладисто согласился. Уотсон вообще в последнее время был чертовски покладист, и я испытывал дикое раздражение по этом поводу, которое, как волнами, сменялось чувством вины. Но я держался оба дня в рамках разумного, и мы даже навестили наших дам. Я не забыл о своем обещании: побывал в нотном магазине, где видел дуэт Брамса, купил два экземпляра и преподнес один миссис Форестер. Лестрейд не давал о себе знать. Видимо, ему пока не удалось ничего выяснить, и я опасался, что он придет ко мне за помощью. Мы приехали в «Диоген» около девяти вечера, я тихо надеялся, что успевший поужинать брат не засадит нас за стол. Уотсон-то не так давно встал из-за стола, а я решил попоститься. Конечно, от стандартного вопроса «не голодны ли мальчики» и стандартного же ворчания по этому поводу спрятаться не удалось, но вскоре мы с братом уже сидели на диване с бокалами коньяка, а Уотсон расположился у камина. Он начал разговор первым, расспросив Майкрофта о поездке. Надо было рассказать о письме, об убийстве, но я никак не мог сосредоточиться — меня сбивала мысль о том, что за стенкой в приемной сидит Грей, ожидая распоряжений от обожаемого шефа. На самом деле Грей мне ничем не мешал, а вот поди ж ты — не мог я думать ни о чем другом. Кажется, мне пора снижать дозу, если я не хочу через месяц окончательно свалиться с нервным срывом. — И что произошло здесь в мое отсутствие? — услышал я голос брата и тряхнул головой. — Многое. Погоди. Ты не можешь отослать своего любимца, рабочий день ведь давно завершен? Мы потом проводим тебя домой и, если хочешь, останемся на ночь. Брат в первый момент не смог скрыть радость, и я в который раз поразился, как в нем вспыхивает в такие моменты свет, словно огонь в камине. Меж тем на зов явился Грей. — Алан, дорогой, я на сегодня закончил, так что вы езжайте к себе, — мягко сказал Майкрофт. Грей быстро взглянул на Уотсона, на меня, встретился с моим нарочито прямым взглядом и со словами «да, сэр» исчез с глаз. Надо же — «Алан, дорогой». — Он по тебе соскучился, — усмехнулся я. — Что ж, я по нему тоже… в какой-то мере. — А по мне? — С каких пор ты в этом сомневаешься, мой мальчик? И по тебе, и по Джону. В глазах брата читалось «тебе не стыдно?». — Извини. И вообще — «журите, журите, ваше сиятельство». — Да что произошло? Ты на себя не похож. И тут настал момент достать письмо. Я, честно говоря, надеялся, что Майкрофта посетит какая-нибудь идея насчет Паука, но увы, так что мы час проговорили о положении в Ист-Энде, раз уж убийцы Мейси обитали там; я напомнил Майкрофту, что уже раз предлагал ему помощь в создании сети уличных осведомителей, правда теперь мне предстояло работать над этим уже с Макдональдом. Конечно, мы с Майкрофтом не могли в присутствии Уотсона коснуться в разговоре некоторых вещей, и хотя я понимал, что поговорить наедине стоило бы, но пока что я не имел на это ни сил, ни решимости. Впрочем, брат спросил, к чему привела моя поездка в Эдинбург, и я сообщил примерно то же самое, что днями ранее Уотсону. Такие совместные посещения клуба и квартиры Майкрофта продолжались примерно месяц. С перерывами на отъезды брата по делам. Я немного сократил дозу, а иногда вообще отказывался от укола, потому что работы прибавилось. Лестрейд вскоре выяснил фамилию убитого, нашел комнату, которую Мейси снимал. Мой «блестящий логический вывод» касательно его жизни в Индии подтвердился. Лестрейд опросил хозяина меблированных комнат об убитом жильце. Тот мог сообщить немногое: жилец был приличным, много разъезжал по работе, не скрывал, чем занимается, гости его не посещали — только однажды приходил какой-то джентльмен, которого хозяин видел лишь мельком. На вопрос «кто это приходил, не родственник ли?» жилец ответил, что это старый знакомый по колониям. Ответ Мейси мог быть как правдой, так и ложью, чтобы хозяин отстал и не задавал лишних вопросов. Несмотря на успехи, Лестрейд пребывал в самом мрачном расположении духа. К тому же я сказал ему, что ничем не смогу помочь, ведь даже не найдено место убийства. Мне оставалось только радоваться, что в квартире не нашлось никаких документов или использованных железнодорожных билетов, особенно до Эдинбурга. Так что я постарался выкинуть все это из головы до поры до времени, и мы продолжили с Макдональдом поиски подходящих людей, которые могли бы снабжать его информацией о положении дел в Ист-Энде. Мне как раз попалась на глаза молоденькая проститутка, недавно приехавшая в Лондон из провинции. Девушка только вышла на улицу и пока не успела обзавестись сутенером. Ее звали Мэри Келли. Я нашел ей «покровителя» — молодого парня по имени Робби Уоткинс. Он недавно вышел из тюрьмы, куда угодил за кражу. Мы уже пересекались пару раз, и Уоткинс умудрился мне даже помочь, дав нужные сведения. Для Мэри сняли комнатку, и статус ее значительно повысился по сравнению с уличными девицами. Так что и принимать у себя она стала публику поприличнее: кабатчиков, хозяев мелких лавочек и прочих подобных типов. Я посоветовал Робби внимательно следить за клиентами и постараться выделить среди них людей чем-то полезных, любящих поболтать. Днем я пропадал в злачных местах нашей столицы, но к четырем часам неизменно возвращался на Бейкер-стрит, приводил себя в порядок, и мы с Уотсоном, который к тому времени возвращался от пациентов, ехали или к нашим дамам, или в «Диоген». Впрочем, стоит признать, что в клуб мы ездили реже. Уотсон, конечно, навещал Майкрофта и один, иногда мы приезжали в клуб порознь, но неизменно возвращались после ужина на Бейкер-стрит. Через месяц после убийства Мейси, в субботу, Майкрофт прислал нам особое приглашение на ужин, обещая удивительные блюда. Ему доставили откуда-то свежую чернику. Мы вынуждены были отказаться с извинениями, так как нас ждали в Кенсингтоне, и визит перенесли на воскресенье. Мы с Уотсоном явились в клуб с повинной, но, боюсь, «повинную» у обоих получилось изобразить не очень хорошо. В последний месяц, помимо работы, мы вели на удивление насыщенную светскую жизнь. Когда я говорил Майкрофту, что женское общество приятно, я ничуть не кривил душой. — А что у тебя с черникой? — бодро спросил я после взаимных приветствий. — Пироги? — У меня все с черникой, — отозвался Майкрофт. — Пироги, десерты, суп и дичь. Вы пробовали суп из черники с сельдереем на бульоне из перепелов, Джон? — Господи, — пробормотал Уотсон. — Дичь я еще могу представить себе, но суп! — Сколько же тебе этой черники доставили? — удивился я. — Два ведра. Свежайшая... вчера была таковой во всяком случае. Раз вы вчера так уверенно утверждали, что сегодня освободитесь, — это не новое расследование. И не опера — иначе вы бы так и написали. Опять ужинали у дам? — Оперу мы слушали в пятницу, — сказал я. — Уотсон даже не заснул — постеснялся при дамах. Джон бросил на меня уничтожающий взгляд. — Да, я не люблю оперу. Зато выдерживаю симфонические концерты. — Да полно, позавчера давали банального «Ксеркса», только дам на него и водить. — Конечно, банального. То-то вы вчера банально играли в дуэте с Айрин «Ombra mai fu». — Дети, не ругайтесь, — Майкрофт произнес это таким тоном, каким священник говорит «дети мои». — Мы и не думали, — заявил я. — Это принципиальный вопрос… Но Джон не выдержал и рассмеялся, а я следом. — Ну, в любом случае я уверен, что в Кенсингтоне вас так не накормят, — сказал Майкрофт. — И такой черники ни у кого в Лондоне нет! К столу, друзья. Мы расселись и после пары ложек супа вынуждены были в который раз признать, что клубный повар — лучший в Лондоне. — Джон, вы завтра увидите ваших дам? — поинтересовался Майкрофт. — Завтра нет. Возможно, во вторник, — ответил Уотсон. — Почему же нет? — я покосился на него. — Нога у Сесила в порядке, а он давно просится в зоосад. — Ну, если решите завтра навестить их — там на столе я приготовил коробку с черникой для мальчика. Если не поедете — отошлете с посыльным. — Майкрофт? Я пристально посмотрел на брата. С чего вдруг такой широкий жест? — Что? — Ты ничего не хочешь нам сказать? — А что такого? — брат пожал плечами. — Черники много. Пусть ребенок попробует. Ну что ты так подозрительно смотришь? Я бы сам послал, но я с ними не знаком. — Можно и познакомиться, если ты не против, — улыбнулся я, радуясь, что брат, как говорится, «созрел». — Если вы будете проводить там все свое свободное время, — проворчал Майкрофт, — я просто обязан буду сделать это, может, в другой раз и меня пригласят... в зоосад. — Ну, дорогой, представь себе: Уотсон выгу… прогуливается … ой… — Джон наступил мне на ногу под столом, — с мисс Мэри и мальчиком по парку, а тут вдруг идут два Холмса. Какая неожиданная, но приятная встреча. — Почему бы и нет, дорогой? Думаешь, ребенок не поверит, что ты мог привести меня в зоосад посмотреть... кто там вообще водится? Понятия не имею. Никогда не был в зоосаде. — Любой скажет, что у нас бурный роман, у обоих сразу, — пробормотал Уотсон. — Ну и хорошо, что скажет, — покивал Майкрофт. — В нашей ситуации лучшего и желать нельзя. Другое дело, что бурные романы обычно заканчиваются свадьбами... или расставанием. Вряд ли бывает бурный роман, тянущийся годами. А жаль. — Боюсь, что в нашем с миссис Форестер случае свадьба невозможна, — заметил я. — Так, достаточно, — сказал Уотсон. — А то я подумаю, что в зоосаде назначены смотрины. — Да не обязательно в зоосаде... — начал Майкрофт, но осекся, поймав его взгляд. — Что? Что я такое сказал? Уотсон, конечно, рассмеялся, но несколько нервно. — Во всех этих шутках есть рациональное зерно, — сказал я, закуривая между вторым блюдом и десертом. — Мисс Морстен любима, но общественный статус ее далек от совершенства. Когда мальчик вырастет, она, конечно, может остаться на положении компаньонки, но только, если Джейн Форестер и дальше будет третировать мачеху, нашим дамам придется несладко. Мисс Форестер подалась в религию, а нет ничего более ужасного, чем старая дева, помешанная на пуританизме. — Тебя действительно больше всего заботит общественный статус мисс Морстен? — спросил Майкрофт. — Давай начистоту, Шерлок. Что я пропустил со своими поездками? — Я говорю чисто теоретически, Майкрофт. Что положение у дам не слишком прочное. Только и всего. — Ну-ну… — Что значит «ну-ну», Майкрофт? — не выдержал Уотсон. — Да нет, я просто... не совсем понимаю, отчего мой дорогой брат так воодушевлен... впрочем, давайте пока ограничимся черникой? — Почему мне не быть воодушевленным? — удивился я. — Прелестные женщины, без предрассудков, приятные собеседницы. Мисс Морстен, например, изумительно говорит по-французски. У нее в Индии была гувернантка-француженка, а потом отец поместил ее в хороший пансион в Англии. — Жаль только, что с ним случилась эта трагедия, — кивнул Уотсон. — Представляете, Майкрофт: она получает телеграмму, что отец приехал в Лондон, спешит к нему и застает его мертвым в отеле. Удар. Сбережений как таковых нет. Пришлось идти в гувернантки в восемнадцать лет. — Да, трудная судьба, — кивнул брат, — ей, совершенно очевидно, повезло, что она попала к миссис Форестер... А как вы думаете, Джон, хорошая завязка для романа? Я имею в виду — вдруг не естественная смерть, а убийство? Или что-то таинственное... ну, например, он просто исчез и много лет никто не знает, где он... — О боже, Майкрофт, — простонал я. — Еще только не хватает каких-нибудь сокровищ раджи. — А что? Сокровища — это интересно. Джон? Вы-то согласны? Читатели будут в восторге! Ты ничего не понимаешь в книгах, мой мальчик, но подал прекрасную идею. Бедный Уотсон уже не знал, куда себя деть. — Вы мне предлагаете придумать дело от начала до конца? Да меня Шерлок убьет! — А я вам помогу его придумывать, — усмехнулся Майкройфт. — Обоих-то не убьет? Кстати, Джон, можно вас на несколько минут? Я хотел посоветоваться по поводу лекарства. Шерлок, поскучай пока. Лекарства… как же… Я еще не растерял остатки мозгов. Наверняка брат собирался спросить, как часто я употребляю кокаин. Они вернулись минут через пять. — Ты все узнал, что хотел, дорогой? — спросил я, усмехнувшись. — Нет, — мрачно отозвался Майкрофт. — Но рассчитываю узнать все до отъезда. Я, кстати, уезжаю на десять дней во вторник. Надеюсь, вернувшись, буду представлен дамам. — А как же смотрины послезавтра? — Если только утром, мой мальчик. Впрочем, в зоосад ведь ходят по утрам? — Опять эти поездки, — нахмурился я. — Шерлок, а ты не мог бы переночевать у меня сегодня? — спросил брат. — Из чисто сентиментальных побуждений. Я уезжаю... мы не увидимся потом не меньше чем две недели. А? Бедный Уотсон — у него все на лице было написано. То-то Майкрофт на него не смотрел, нервы берег, совершенно не понимая, что они пострадают еще больше, если я останусь на ночь именно сегодня. Но что поделать... Я кивнул. — Уотсон, не забудьте чернику, пожалуйста.

***

После ужина мы еще сидели какое-то время, потягивая коньяк, обсуждали поездки на море и несовершенство наших мужских взглядов на положение женщин в разных культурах, в разные эпохи... конкретно о знакомых дамах, правда, речь больше не заходила. Под конец говорили уже почти только Майкрофт с Уотсоном, а я сидел и смотрел на незажженный камин. Около десяти мы вышли на улицу, доктор нес коробку с отборной черникой. — Завтра утром отвезете ягоды для мальчика и навестите меня до того, как поедете к леди Невилл, это важно, Джон, — сказал Майкрофт. — Хорошо? Могут измениться некоторые обстоятельства, а я узнаю об этом только после одиннадцати утра. Я жду вас между одиннадцатью тридцатью и четырнадцатью часами — как у вас получится. Договорились? Мы усадили Уотсона в кэб, а сами вошли в дом и поднялись в квартиру. Я чувствовал приближение стадии раздражительности — дома я бы просто лег на диван и спокойно переждал. Это определенно нечестно: Майкрофт же понимает, что я не могу ему отказать — именно потому, что придется объяснять причину. А завтра все аукнется Уотсону. Хотя... он с утра будет занят. Возможно, подвернется работа, или же я поправлю самочувствие к его возвращению. Я очнулся от своих мыслей, стоя посреди прихожей с тростью в руках. — Задумался... — Я повесил шляпу на вешалку. Мы вошли в гостиную. Обычно Майкрофт тут же садился на диван, но сейчас занял место в кресле у камина. — Ты можешь просто лечь спать, Шерлок, — предложил он. — Майкрофт, извини, ты правда не понимаешь, что делаешь и говоришь? — протянул я. — Просто лечь спать я мог и дома. И если ты думаешь, что я дошел до того, чтобы таскать с собой шприц, ты ошибаешься. Так что, если ты не возражаешь, мы поговорим о деле. Я сел в кресло напротив. — Ну, люди носят с собой лекарства, что тут такого, — пожал плечами Майкрофт. — Заведи себе футляр какой-нибудь кожаный... Я же просто попросил побыть со мной. Мне уезжать скоро... Ты, может быть, считаешь, что я выдумываю... но я скучаю по тебе. И мне в последнее время не хочется все время оставаться одному. Я расхохотался: — Майкрофт, ты предлагаешь мне носить с собой ампулу и шприц? Почему-то эта мысль меня вначале донельзя рассмешила, и я не сразу успокоился. — Наверное, ты правда хотел поговорить... Только что ведь собирался меня отправить в постель, как будто я могу сейчас заснуть. Господи, эти люди меня с ума сведут. — Не предлагаю, просто высказываю свое мнение, мой мальчик. Если человеку нужно лекарство, оно должно быть под рукой. Я разведу огонь — ничего? Или будет слишком жарко? — Мы можем открыть окно. Мне начинало казаться, что со стороны брата это такой опыт наблюдения за повадками наркомана. — Куда ты едешь на этот раз? — спросил я. — В Норвегию. Мне до смерти надоели эти поездки, но ничего не поделать. Правда, скоро они закончатся, и я займусь только внутренними делами. Майкрофт растопил камин и пересел на диван. Мне пришлось сесть рядом. Вот и стоило огонь разжигать? — Как можно поменять внешность, Шерлок? — неожиданно спросил Майкрофт. — Парик не подойдет, всякие накладные усы — тоже. Я знаю, что некоторые мужчины подкрашивают волосы, чтобы скрыть седину, правда выглядит это как-то не слишком естественно. Но ты химик. Ты мне можешь сделать краску для волос такого рыжеватого оттенка, чтобы не смывалась водой и можно было подкрашивать самому, а то у меня волосы отрастают быстро? И если можешь, то реально ли это сделать до вечера вторника? Я даже рот открыл от неожиданности. — Майкрофт, чего проще-то? Хна — и никакого риска облысеть. Даже укрепляет волосы. А за две недели ты не обрастешь. — Увы, солнышко, хна не сделает меня рыжим. Слишком темные волосы, наверное. Нужна какая-то химия посложнее. Это нереально? Извини, заранее я не знал. Хочется быть минимально похожим на себя, максимально на ирландца — какими их представляют на континенте. — Перекись водорода, — предложил я. — Будешь как копна соломы. Потом покрасить хной. Но тогда ты станешь солнышком. Майкрофт, ты потом не сможешь выйти из дома. Разве обязательно так нелепо менять внешность? — Нелепо — нет, не надо. Просто в восприятии норвежцев ирландец должен быть рыжим. Вот я и подумал, что так можно сделать. Придумаю что-то другое. Усы отращу. Что еще меняет внешность? Пенсне надеть? Я заметный, ты ведь понимаешь. Мне надо как-то легко и быстро изменяться внешне... И я же не знаю, где могу застрять надолго. И общаюсь не только с политиками или... но и с обычными людьми, лакеями в отелях, прислугой. — Попробую, — кивнул я. — Результат будет, а за дальнейшее состояние твоей шевелюры не ручаюсь. — Да бог с ней, с шевелюрой. Обрею потом наголо в крайнем случае. — Наголо?! — ужаснулся я и невольно протянул руку, потрогав волосы Майкрофта. — Не надо, ради бога. Я что-нибудь придумаю. Мы помолчали, глядя на пламя. — Иногда я ночую тут на диване, лежу и смотрю на камин, пока не усну, — сказал вдруг Майкрофт. — Огонь как живой. — Как я говорил когда-то, что тебе надо жениться, так и до сих пор считаю. Ночевать в гостиной на диване? Какой ужас. — Жаль, что я тебя не послушался. Но уже поздно. Какая уж теперь женитьба, дорогой? — Ты еще молодой мужчина, ты красивый, добрый. Ты вообще исключительный человек, ну а зану... педантизм — это от одиночества. Майкрофт рассмеялся. — Спасибо, дорогой. Я тоже тебя люблю. Но дело не в этом. В молодости я считал, что легко справлюсь с одиночеством, и не хотел жениться без любви. Сейчас я понимаю, что присутствие человека рядом может быть необходимо, просто чтобы не сойти с ума, глядя на огонь. И, возможно, я женился бы просто так... не знаю. Но моя жизнь изменилась. Очень не вовремя... но увы. Работы много, но людей не хватает, да и я недоверчив, ты же знаешь. Я должен проверять все лично. Ближайшие годы у меня будут... ну представь, я женился, а потом в какой-нибудь Норвегии мне дали палкой по голове, или саблей по шее где-нибудь в Сибири. Хватит того, что вы двое станете меня оплакивать. Куда еще жену... Раньше я в таких ситуациях терялся и не знал, что сказать брату. А если брался с ним спорить — это заканчивалось плачевно. Но в этот раз, видимо, кокаин «помог», и я возразил — правда, мягко: — Майкрофт, ты же видишь людей насквозь, ты можешь найти себе надежных помощников. Глава ведомства — или что там у вас будет? — не должен заниматься такими вещами. Хотя, наверное, ты утрируешь. С одной стороны, я тебя понимаю... Люби я женщин, передо мной бы тоже встал вопрос — как совместить. Но я бы женился. И нашел бы способ развести работу и семью. Но ты просто побаиваешься женщин. — Да какая разница в этом случае, мужчин или женщин? — поморщился брат. — Совместимость она и есть совместимость. Ну разве что о детях не надо беспокоиться, что сиротами останутся. Я не боюсь женщин, брат. Я боюсь привязывать к себе людей и сам привязываться больше ни к кому не хочу. Конечно, у меня есть помощники, и нужных людей вербуют они. Я встречаюсь с резидентами уже на финальном этапе, мне надо самому оценить их возможности. Я же не могу вызвать их для этого в Лондон. А с другой стороны... я и сам боюсь не справиться. Очень боюсь. До такой степени, что тебя уже зову для моральной поддержки, хотя у тебя своих забот полно... А ты так уверен, что я не справлюсь, да? Тут я все-таки завелся. — Я тебе еще в прошлый раз сказал, что ты можешь мной располагать. Это первое. Если хочешь знать мое мнение, оставь внешнюю разведку — заложи основы и оставь. Ты все равно ничего не сможешь реально изменить, но вот что касается обстановки внутри страны... Я не считаю наше правительство эталонным, уж извини, но, когда крысы начинают подгрызать днище корабля, это уже никуда не годится. Та же Ирландия вполне законно с моральной точки зрения настаивает на элементарных правах, но господа террористы подкладывают свинью своим же. Извини, я, может, несу бред, но я не знаю, как сказать, чтобы не пуститься в политический диспут — только этого нам не хватало. Майкрофт пытался что-то возразить, но промолчал, тем более что меня было сложно остановить. Правда, это даже не напоминало дежавю. Мы уже откровенно переливали из пустого в порожнее. — А что касается привязанности... — продолжал я. — До встречи с Джоном я тоже думал, что мне никто не нужен и я вообще не способен на чувства, кроме родственных. Но любовь не отмеряется человеку по лимиту от рождения — вроде как один вместит в себя столько-то, а другой — столько-то. Ты вот полюбил Джона, но это же не значит, что мне стало доставаться меньше твоей любви. Ты просто не сможешь удержать в себе любовь, она будет возрастать, и найдется еще кто-то... — Ты что, не понимаешь, что я говорю? — Майкрофт не выдержал и вспылил. — Вот я женюсь, еще детей, не дай бог, рожу, а потом меня убьют где-нибудь. Я за тебя всю жизнь боялся, что ты один останешься! Слава богу, появился Джон, у вас все было хорошо, и ты был здоров, когда я ввязался во все это. И не вчера, Шерлок! Сейчас проект на такой стадии, которая требует моего непосредственного вмешательства. А тут твой срыв, потом вся эта история с письмами... Ты колешься постоянно — я что, слепой, по-твоему? А как ты себя будешь чувствовать, если меня не станет? Джону мало бед с тобой, так ему еще о моей семье какой-то заботиться? Нет уж, спасибо! Обойдешься без племянников. Воспитывай вон... в зоопарк води. Есть кого теперь. — Вот пошлет муж нашего сына в погреб за пивом, — язвительно процитировал я по-немецки фразу из сказки. — Сесил — милый ребенок, только принимать более действенное участие в его судьбе я не смогу, к сожалению. Это поставит в двусмысленное положение его мать. Буду, как твой профессор математики, писать письма со смешными рисунками. — Не знаю, в чем была бы двусмысленность положения его матери, но надеюсь, что ты никогда не позволишь себе обманывать ребенка таким образом, — процедил Майкрофт и встал. — Фиктивным может быть брак, но не отношения с ребенком, который примет тебя за отца. Прости, мне не надо было просить тебя оставаться со мной сегодня. Будешь уходить из гостиной — погаси огонь в камине. Он вышел, а я откинулся на спинку дивана и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Ни кочерга, ни стена не слишком подходящие орудия, чтобы размозжить себе голову. Я поднялся и поплелся за братом. Остановил, когда он уже брался за край одеяла, обхватил за плечи и задышал в затылок. — Прости... я уйду, если хочешь, только прости... Майкрофт не сразу, но повернулся, обнял меня и уткнулся лбом мне в шею. У меня сердце болезненно дернулось, когда я понял, что он плачет. — Хороший мой! Прости меня, идиота. Я крепко прижал брата к себе. Мне многое хотелось сказать, объяснить, только это расстроило бы его еще больше. С Уотсоном я тоже не мог говорить о некоторых вещах. С начала лета время тянулось чудовищно медленно, кто-то вторгался в нашу жизнь, топтался грязными ботинками, а я все время оказывался на шаг позади. Я боялся не столько за себя, сколько за Уотсона. Я бы отпустил его — совсем. Но не мог. Прижавшись щекой к волосам Майкрофта, я закрыл глаза. Если бы можно было не думать хотя бы минут десять. Вообще ни о чем не думать. Бог знает, сколько мы так простояли. Наконец Майкрофт смог заговорить. — Так нелепо все это, брат. Я боюсь за тебя, ты за меня, мы оба боимся за Джона, скрываем что-то друг от друга. Я скоро превращусь в сумасшедшего, я совсем перестал доверять людям. Я всегда стремился максимум всего сделать сам, но я не справляюсь. Ты мне предлагаешь помощь, но как я могу теперь ею воспользоваться, когда такое происходит?.. Меня несет потоком. Шерлок, это как... как вот слезы, которые просто не остановить: вроде понимаешь, что надо, но не понимаешь — как. — Давай ляжем. — Я погладил Майкрофта по спине и поцеловал. — Я только схожу в свою комнату за сорочкой. Ляжем и поговорим. Хорошо? — Погоди, мне умыться надо. Я скоро приду. Когда Майкрофт вернулся из ванной, я уже был в постели. — А знаешь, легче стало. Надо же... — Он лег рядом и посмотрел на меня. — Вот и хорошо, — я погладил его по щеке. — Боюсь, что не скоро засну. Если буду мешать, отправь меня в мою комнату. — Думаешь, я спать хочу? Ты извини, что сорвался на тебя. Что-то вы меня с этими вашими дамами... напугали немного. И не только в дамах дело. Конечно, ты мог не прислушиваться к моему совету не ездить в Эдинбург в одиночку… Прости, что я задам тебе такой вопрос: между тобой и Брайаном ничего не было в этот раз? Я не выдержал и рассмеялся: — Ничего, дорогой! Неужели ты полагаешь, что у меня остались к нему какие-то чувства? Правда, он предлагал остаться. И вообще расписывал, как часто вспоминал меня и тому подобное. Никто его больше так не любил… в общем, чепуха это все. — Ну и слава богу, — проворчал Майкрофт. — А ты не жалеешь, что так все вышло тогда? С Брайаном? — Нет, не жалею. А о чем там можно жалеть? И потом, ты прав — было увлечение, но не любовь. — И все же извини, что занудствую, но почему ты поехал один? Если за тобой следили, это же подчеркивало, что именно Брайан значит для тебя что-то... что-то большее, чем друг, с которым ты живешь в одной квартире. Так что такой поступок выводит из-под удара Джона, но зато завязывает узел на твоей шее еще крепче. — Ну вот ты и сам ответил на свой вопрос, дорогой, — спокойно ответил я. — Джон должен быть вне подозрений. Особенно на случай брака, который будет выглядеть совершенно естественно. — То есть... — Майкрофт запнулся, — ты уже все решил? — Ведь есть еще этот Паук. Пока Джон рядом, я вынужден действовать с оглядкой. Майкрофт, я тебя прошу: не задавай мне бесконечные вопросы — ты же понимаешь, что я не могу уехать из страны, хотя это решило бы разом все проблемы. Брат повернулся ко мне и наконец-то обнял. — Все, больше никаких вопросов. На твоем месте, Шерлок, я бы поступил так же. Я готов поддержать тебя и помочь вывести Джона из-под возможного удара. Я придвинулся ближе и уткнулся Майкрофту в грудь. — Спасибо, что поддержал меня. Больше никаких тайн. Брат охнул и прижал меня сильнее. — Ничего, котенок. Мы все продумаем, все будет так, как мы с тобой захотим. Я, конечно, больше напоминал драного кота, чем котенка. — Милый, все-все, дай мне успокоиться, прошу тебя. Мне еще тебя в рыжего ирландца превращать, а я пока даже не представляю как. Джон Уотсон Я ждал у входа в зоосад, высматривая в толпе Мэри… мисс Морстен и Сесила. Холмс и миссис Форестер обещали прийти чуть позже. Майкрофт уже ждал в условленном месте: перед клеткой со львом. Любой мальчик прежде всего захочет взглянуть на царя зверей. Мы договорились с Майкрофтом о «легенде»: он якобы проиграл мне пари, и я заставил его пойти на прогулку, и не куда-нибудь, а в зоосад. — Вот он! — услышал я знакомый голос и обернулся. Сесил, как полагается воспитанному ребенку, указывал в мою сторону не пальцем, а кулачком, и подпрыгивал на месте от волнения. Немного запыхавшаяся мисс Морстен радостно мне улыбнулась. Я поспешил навстречу. Наши отношения уже дошли до такого этапа, когда джентльмен ждет позволения называть даму по имени. И хотя Мэри пока что не предлагала, я про себя часто называл ее именно так. — Доброе утро, доктор Уотсон! Какой замечательный день выбрали вы с мистером Холмсом для прогулки. Отличная погода. — Доброе утро! День и правда обещает быть прекрасным, — улыбнулся я в ответ, пожимая протянутую мне руку. — Здравствуй, Сесил! — Здравствуйте, доктор Джон! Я рассмеялся: язык у мальчика до сих пор был синим. — О, черника тебе понравилась, я вижу. Кого ты хочешь посмотреть сначала? И мальчик тут же попросился ко льву. Перст судьбы, не иначе. До льва мы, правда, добирались медленно, потому что выяснялось, что зебра смешная, а у гималайского медведя кожаные пятки. Наконец мы почти подошли к нужной клетке. Я приметил Майкрофта, который устроился в тени на скамье, опираясь руками о трость. — Ага, вон сидит джентльмен, который вчера проиграл мне пари, — сказал я. — И в чем заключалось условие его проигрыша? — спросила мисс Морстен. — Что он придет в место, где никогда в жизни не был. Вы не сердитесь, что нас будет четверо? — Нет, но этот джентльмен мне кого-то напоминает, — мисс Морстен улыбнулась. — Профилем. — Острый женский взгляд. Ничего не скроешь. Мы подошли к Майкрофту. — Мистер Майкрофт Холмс, мисс Мэри Морстен, — представил я их друг другу. Мисс Мэри сняла перчатку и протянула руку. И тут случилось невероятное: Майкрофт встал, снял, в свою очередь, перчатку и внезапно поцеловал протянутую ручку. Я оторопел и несколько рассеянно обменялся с ним рукопожатием. — А вас как зовут, молодой человек? — Майкрофт наклонился к мальчику. — Сесил Форестер, — ответил малыш. — Здравствуйте, сэр. Надо сказать, он все еще слегка картавил. Мисс Морстен, с одной стороны, расстраивалась, но при этом она говорила, что для французского произношения лучше не придумать. Она машинально одобрительно кивнула, слушая, как ее воспитанник знакомится. Боюсь, она не слишком-то поверила в пари. — Приятно познакомиться, Сесил Форестер, — Майкрофт протянул мальчику руку. — Меня зовут мистер Майкрофт Холмс. Чтобы не путаться в Холмсах, ты можешь звать меня мистером Майкрофтом. Ну или мистером Майки, если тебе удобнее так. Когда я был таким, как ты, меня так все называли. Я спрятал улыбку в усы. — Мистер Май..кфт, Майки. Мистер Майки. Сесил взял старшего мистера Холмса за руку, и для этого ему пришлось потянуться вверх. — Идемте смотреть на льва, мистер Майки? — Идемте. Майкрофт улыбнулся, и мы отправились к клетке следом, но хорошо слышали разговор. Я предложил мисс Морстен руку, она взяла меня под локоть, а я ободряюще тронул ее пальцы, затянутые в перчатку. Она, кажется, волновалась, не слишком ли мальчик навязывается незнакомому. — Ты тут впервые, Сесил? — Я тут никогда не был раньше. — Нет, дорогой, ты просто не помнишь, — поправила мальчика мисс Морстен. — Ты был тогда совсем маленьким, испугался чего-то, заплакал, и мы увезли тебя домой. — А я вот точно впервые, — улыбнулся Майкрофт. — И льва видел только на рисунках. Вот слонов я видел живьем. Но слоны, конечно, вовсе не страшные. — На самом деле слоны бывают страшными, — шепнула мне Мэри. — Они легко бесятся, особенно в засуху. Маленькой я видела, как слон раздавил человека. — Она сказала громче, обращаясь к Майкрофту: — А где вы видели живого слона, мистер Холмс? — В Индии, мисс Морстен. — Майкрофт обернулся к нам. — Года три назад. Три, доктор? Я ездил туда по делам и провел больше месяца. Но из животных видел только слонов и коров, — прибавил он, обращаясь уже мальчику. — Вообще-то, мисс Морстен, я большой домосед. Страшно не люблю ездить. Но иногда приходится. Майкрофт и правда побывал однажды в Индии. Но я не упоминал об этом даже в тех рассказах, которые писались в стол и хранились в сейфе на Пэлл-Мэлл. — Три, — подтвердил я. — И заставили нас поволноваться. — А я никогда не видел корову, — сказал Сесил. — Мистер Майки, а у вас есть дети? Мисс Морстен чуть слышно ахнула и посмотрела на меня. — Нет, Сесил, пока нету. Интересное это «пока». Слышал бы Шерлок. — У меня есть младший брат, но он уже совсем взрослый. Тот мистер Холмс, которого ты уже знаешь. Он тоже, как я, никогда не был в зоосаде. Кажется. Не был, доктор? — Был, конечно, — рассмеялся я, — пробегал мимо. Мы же рядом с парком живем. — А коров я видел в детстве, — продолжал Майкрофт, — у нас в поместье. Еще я видел собак, кошек, змей и птиц. И лошадей, конечно. И еще лягушек, — тут он понизил голос, — но их я ужасно боюсь. А ты кого видел? Сесил принялся перечислять: — Кошек, собак, разных птиц, лошадей — их все видели, — важно добавил он. — Еще я видел дельфинов. В Брайтоне. Мы с мамой и Мэри катались на яхте и видели. Змей я не видел, они страшные. — Дельфинов? О, это любопытно. Я слышал, они очень умные. А от змей, конечно, лучше держаться подальше. Но если змею не трогать, она никогда не укусит человека. Змеи никогда не нападают первыми, только защищаются. А сегодня я видел медведя, когда шел сюда, и еще волков. Ты уже видел волков, Сесил? Мальчик замотал головой. — Нет. Они как собаки, да? Мисс Морстен посмотрела на меня, я понял, что она хочет, и наклонился. — Чему вы все время улыбаетесь, доктор? — шепнула она. — Удивительное зрелище. — Мужчина, который любит детей, — удивительное зрелище? — Нет, конкретный мужчина за ручку с ребенком. — Волки и собаки похожи, — принялся рассказывать Сесилу Майкрофт, — но волки живут всегда стаей, ну или хотя бы парой. Им скучно поодиночке. Тут в зоопарке есть несколько волков, даже один совсем белый, очень большой, на лбу черная отметина. Для человека, который пришел в зоосад впервые, Майкрофт был на удивление осведомлен. Я с усмешкой подумал, не послал ли он на разведку Грея, чтобы тот ознакомился с местной фауной? На аллее стало посвободнее, и мы с мисс Морстен подошли ближе. — Пойдем посмотрим волков? — предложил Майкрофт мальчику. — Вы не против, мисс Морстен? — Конечно, нет, — улыбнулась Мэри. — Собаки тоже не могут жить в одиночестве, только для них стая — это люди. Только вот бродячие становятся похожи на волков, верно? Майкрофт кивнул: — Они сбиваются в стаи для защиты от врагов, а врагов видят почти в каждом. — В Англии я почти не встречала бродячих собак, а в Индии иногда случается, что деревня пустеет... жаркий климат, эпидемии, вот тогда собаки остаются без хозяев. Если город рядом, им повезет, а в джунглях им не выжить. Мы отправились искать нужные клетки, и, когда по указателю вышли к волкам, я прежде всего увидел знакомую высокую фигуру. — А вот и Холмс с миссис Форестер. — Представь меня своей матушке, Сесил, — попросил Майкрофт. Ребенок наконец-то заметил мать, оторвавшись от восторженного созерцания «мистера Майки». — Мама! Миссис Форестер наклонилась и поцеловала его. — Ты мой котик! Познакомь меня с твоим новым другом. — Мама, это мистер Майки! Мистер Майки, это моя мама, ее зовут Айрин! Шерлок подошел ко мне и тихо хмыкнул. — Очень рада познакомиться с вами, мистер Майки, — миссис Форестер протянула Майкрофту руку. Она протянула ее для пожатия, и Майкрофт почтительно ответил на приветствие, а я второй раз за утро поразился, как легко он позволяет себе подобный контакт с посторонними. — Взаимно, миссис Форестер, — улыбнулся Майкрофт. — У вас замечательный сын. Здравствуй, Шерлок. — Он пожал брату руку. — Не ждал тебя тут увидеть. Доктор прав: оказывается, ты ходишь в зоосад. Вы уже видели льва? Такой важный... лежит, спит. Не то что волки. Смотри, Сесил, как они бегают по вольеру. Красавцы. — Что ему еще остается, как не спать? — усмехнулся Шерлок. Бедный Сесил разрывался между братьями, как будто ему предложили стол с пирожными, и он не знал, какое выбрать. — Смотри, смотри, — добродушно потрепал его по голове Шерлок, — будем считать, что мы поздоровались. Миссис Форестер и мисс Морстен переглядывались — для кого-то, может, и незаметно, но они очень напоминали нас с Шерлоком в определенные моменты. — Сесил, попроси мистера Холмса приподнять тебя, — сказал Майкрофт, — ты увидишь — там дальше, в углу клетки, волчица с маленькими волчатами. Отсюда не видно, а сверху — очень даже. — Иди сюда. — Шерлок отвел Сесила к соседней клетке, подхватил его и приподнял. — Видишь? — Нет. — Туда смотри, вон выглядывает из-за спины матери. — Щеночек! Шерлок рассмеялся. Миссис Форестер кивнула, извинившись, и отошла к клетке с волками. Майкрофт остался стоять рядом с нами. — Знаете, мисс Морстен, — сказал он, — доктор Уотсон заставляет меня гулять почти каждый день. Обычно я ворчу и отбиваюсь, но сегодня очень рад проигранному пари. Такая очаровательная компания. И замечательный мальчик, любознательный. Давно я не общался с детьми. Шерлок устроил Сесила на руках поудобнее, чтобы тот мог обхватить его за шею. Судя по долетавшим репликам, говорили они уже не о волках. — ... где ты оцарапал коленку? В саду? Опять лазил на дерево? Миссис Форестер обернулась, посмотрела в нашу сторону и улыбнулась Мэри. — Сесил замечательный, — сказала та, улыбнувшись подруге в ответ. — Так хорошо, что он пока еще маленький и в школу теперь мальчиков отправляют не так рано. А с доктором Уотсоном я полностью согласна: гулять полезно. — О да, полезно. Но крайне утомительно. Если бы можно было гулять, не вставая со скамейки, а еще лучше — не выходя из дома... А вы много лет провели в Индии, мисс Морстен? Почувствовав, что Майкрофт хотел бы побеседовать с ней, я извинился и отошел к волкам. Майкрофт Холмс — А вы много лет провели в Индии, мисс Морстен? Джон отошел, оставив меня наедине с молодой леди, и я, предложив ей руку, повел к скамейке в тени. И только ожидая, пока она сядет, чтобы сесть самому, я вдруг понял, что все утро без малейшего напряжения «хватаю руками» посторонних людей, да еще женщин. Эта мысль так поразила меня, что я на мгновение замер, и мисс Морстен улыбнулась мне, глядя снизу вверх. Улыбнулась ласково и чуть ободряюще, словно не она могла оробеть в присутствии солидного джентльмена, а я смущался знакомством с дамой. — Я жила в Индии до восьми лет, мистер Холмс, — ответила она на мой вопрос. — А потом моего отца перевели на Андаманские острова, в часть по охране тюрьмы. Поэтому он отправил меня в Англию и поместил в пансион. Лето я проводила у двух своих теток, по очереди. Бывают люди, которые нравятся с первого взгляда. Вот мисс Морстен относилась к их числу. Милое лицо, открытое, и кажется, все, что она думает, тут же отражается в глазах. И улыбка мягкая и какая-то непосредственная. Чтобы так улыбаться, надо быть или гениальной актрисой, или действительно очень хорошим искренним человеком. — Мне кажется, это очень важный возраст, мисс Морстен, — сказал я. — Именно тогда человек становится личностью. Я так думаю, во всяком случае. Недаром детские годы кажутся нам такими длинными. Потом время несется куда быстрее. Вы не согласны? — Почему? Я с вами соглашусь, но, мне кажется, все происходит намного раньше. Это важно — был ли ребенок желанным, любимым в семье, или его обижали. Обращали внимание на его нужды или игнорировали. — О, несомненно, все, что происходит в раннем детстве, накладывает отпечаток. Приятно смотреть на вашего воспитанника — такой уверенный, счастливый ребенок. И характер, я думаю, формируется уже годам к трем-четырем, во всяком случае я так могу судить по собственным наблюдениям. Но очень важно еще и... усвоение каких-то знаний, а также общительность. Как раз годам к восьми у детей обычно возрастает желание быть «членом стаи». У большинства, не у всех, конечно. Вот так мы внезапно завели разговор о воспитании детей. Я мог только надеяться, что мисс Морстен поддерживает его не из вежливости, будто с ней не о чем больше говорить, потому что она гувернантка. Но она кивнула в ответ: — У всех детей, и у девочек тоже. Как много глупостей говорят порой о девочках! Почитаешь те же романы, так все мальчики — ужасные сорванцы и нуждаются в строгой руке, а девочки — просто ангелочки. Вы ведь наверняка читали «Джен Эйр»? Вы заметили, что в школе не было ни одной ябеды? А ведь они просто должны были там водиться при таком начальстве. — Верю вам на слово относительно девочек, — засмеялся я. — Мои заключения о них весьма умозрительны и почерпнуты как раз из книг. «Джен Эйр» я, конечно, читал, еще в ранней юности, но в жизни я с девочками никогда не сталкивался. Да и где бы? Сестер у меня нет, только брат. Не уверен, что его в детстве можно было назвать сорванцом, но и ангелочком тоже нельзя . Интересная мысль: если, глядя на детей, мы часто думаем, какими они вырастут, то по взрослому человеку можно ли сделать вывод, каким он был ребенком? — Иногда можно, — кивнула мисс Морстен. — Но ведь существует самовоспитание. Человек, склонный к самоанализу, может найти в себе недостатки, зародившиеся в детстве, и избавиться от них. Но я имею в виду именно недостатки — лень, например. Я с интересом взглянул на молодую леди. С чего бы она вдруг привела такой пример? Слышала что-то обо мне от Шерлока или уже успела заметить, что меня так и тянет присесть на скамью? — Лень — плохой пример, — улыбнулся я. — Поверьте лентяю: это именно та черта, которую вполне осознаешь, но избавляться от которой... лень. Вот я, к примеру, ужасный лентяй, и, хотя с самоанализом у меня все в порядке, да и наш дорогой доктор Уотсон постоянно меня упрекает в том, что я мало двигаюсь, это не помогает. Видимо, я родился ленивым. Чтобы заставить меня шевелиться, всегда нужно было предпринять уйму усилий. Когда мой дорогой брат пребывал в возрасте вашего воспитанника, я порой удивлялся безмерно, глядя на то, как он несколько часов подряд может бегать, прыгать, залезать куда-то, задавать при этом беспрерывно вопросы и совершенно не уставать к вечеру. Сам я в пять лет предпочитал сидеть с книжкой. — Это не лень, это скорее… вялость. Вы ведь работаете, мистер Холмс, а не лежите целыми днями на диване. А скажите: вы любите полежать, потому что это доставляет вам удовольствие или от чувства усталости? — Просто лежать для удовольствия как-то не приходило мне в голову, — удивился я. — Какое тут удовольствие... Я, наверное, как слон, слишком тяжел, чтобы лежать. Чувствую, если лягу, то не смогу встать. Стоит мне принять горизонтальное положение — и я почти сразу засыпаю. Моя лень, конечно, чисто двигательная, думать мне не бывает лень, но вот делать что-то... Никогда не смог бы работать так, как Шерлок — добывать какие-то сведения, искать улики. Ужасно выматывает, ужасно... — Получается, вы ленитесь, как это называете, от переутомления, мистер Холмс, — кивнула мисс Морстен. — От напряжения. И доктор прав: вам нужно двигаться, хотя бы совершать небольшие прогулки. Она смотрела то на меня, то на нашу компанию, которая от волков перешла ко льву. Но тот недавно поел и спал. Впрочем, мальчик был занят каким-то забавным разговором с Шерлоком и с матерью. Джон только изредка вставлял реплики, но слушал с живостью и улыбался. Миссис Форестер словно почувствовала взгляд подруги и посмотрела в нашу сторону. Красивая женщина, очень, но я бы не смог вот так сразу определить ее характер. — Мы уклонились от темы, мисс Морстен, — сказал я. — Как вы считаете: что именно, кроме любви, нужно вложить в ребенка, чтобы он вырос счастливым? Ведь неправильным было бы со стороны взрослых надеяться, что он потом воспитает себя сам, основываясь на самоанализе? Мне интересно ваше мнение как воспитателя с опытом. — Важно, чтобы учитель и родители имели один взгляд на воспитание ребенка. До миссис Форестер я работала в двух семьях, в одной три года, там была девочка, уже немаленькая, мне надо было подготовить ее к пансиону. Настоящая лентяйка, не хотела учиться и постоянно жаловалась на меня. Но мне как-то удалось убедить ее мать, что если она хочет видеть успехи дочери в дальнейшем, то ей нужно проявить принципиальность. Вторая семья... — тут мисс Морстен нахмурилась, — ну, не столь важно. Мне кажется, чтобы ребенок вырос счастливым, строгость не должна быть чрезмерной, а любовь — слепой. — Вот потому и нужны настоящие воспитатели, я думаю. Чтобы уметь находить равновесие между ослепляющей тебя любовью и излишней строгостью. Честно говоря, это ужасно трудно, на мой взгляд. Мне вот никогда не удавалось. Мисс Морстен с интересом взглянула на меня. — Вы хотите сказать, что избаловали младшего брата? Непохоже, что он... инфантильный мужчина. — О нет, совсем не инфантильный, что вы. Боюсь только, что он таким замечательным получился скорее вопреки моей уступчивости. Видимо, его личность была заложена настолько прочно, что мне своей любовью не удалось его сильно испортить. Хотя я очень старался. Баловать ведь куда приятнее, чем ругать, не так ли? — Кого ты собрался баловать? — услышал я голос брата. А я и не заметил, как вся компания подошла к скамейке, и поспешно поднялся, ожидая, пока миссис Форестер сядет. — Лев такой красивый! — тут же сообщил Сесил. Он дипломатично полез к мисс Морстен на колени, но при этом смотрел на меня. — Мисс Морстен сделала тебе комплимент, а я в ответ делюсь опытом по воспитанию детей, мой мальчик, — ответил я брату шуткой. Сесил, начавший что-то говорить про льва, замолчал и посмотрел на меня, потом на Шерлока, видимо, обращение «мальчик» по отношению ко взрослому мужчине его удивило донельзя. — Когда-то я ведь тоже был маленьким, — сказал Шерлок. — И когда я вырасту, меня тоже будут любить, как маленького? — поинтересовался Сесил. Леди рассмеялись. — Конечно, — ответил я, садясь. — Все, кто любят тебя маленьким, будут так же любить тебя, когда ты вырастешь. Ведь любят и взрослых. Разве ты не любишь, например, свою маму? А она совсем взрослая, не так ли? — Я люблю маму! — Сесил даже возмутился. — И Мэри люблю! — Потом подумал и добавил: — Но когда они были маленькие, меня еще не было. — Все правильно. Они любят тебя, а ты любишь их, и так будет всегда. Когда мне было столько же лет, сколько и тебе, мистера Холмса на свете не было. Но потом он родился и полюбил меня, и любит до сих пор, а я тоже совсем взрослый, даже уже старый. Если человек добрый и честный и поступает всегда справедливо, то его обязательно будут любить другие люди. Не важно, ребенок он или взрослый. Или вот доктор Уотсон… Мы встретились, когда он уже стал совсем взрослым. Но все равно мы его любим, потому что он очень хороший, правда? Я все ждал, что Сесил, не выдержав моего длинного монолога, отвлечется на что-нибудь, но он буквально смотрел мне в рот. Дамы дружно возмутились, что я назвал себя старым, Джон засмущался от такого внимания к своей персоне, а Шерлок со странной хитрецой смотрел на меня. И верно — что-то я распелся соловьем. Эдак пойдет дальше — придется женить меня, а не Джона. Вот братец обрадуется. Слава богу, ребенок заговорил и привлек к себе всеобщее внимание. — А мистер Майки похож на льва, — заявил он. — Да? — спросила миссис Форестер. — А на кого похож... доктор? — На мишку. Джон хмыкнул: — Гималайского? — А мы с Мэри кто? — Вы кошки, только разные. Ты черная, а Мэри в пятнышках. — А на кого похож мистер Холмс? — спросила мисс Морстен. Сесил смутился, а Шерлок хмыкнул: — Методом исключения мне достается жираф. — А что? Прекрасное животное, все замечает сверху... и тоже в пятнышках, — засмеялся я. — А как вы думаете, господа, кто из нас больше всего похож на волчонка? Сесил важно надулся, и мы все дружно уверили его, что волчонок, конечно же, он. Потом мы еще немного прошлись по аллеям, наглядно познакомили ребенка с теорией Дарвина, проводили дам до выхода из парка, усадили в экипаж, а сами поехали ко мне домой. Джон тут же уселся в кресло — бедняга. Хотя светило солнце, нога нашего доктора безупречно предсказывала дождь. Шерлок увел меня в ванную комнату — испытывать средство для окрашивания волос. Во время процедуры брату некогда было иронизировать, он был поглощен тем, что дергал меня за волосы и поливал чем-то сверху. Но когда он замотал мне голову полотенцами и сказал, что теперь надо ждать полчаса в тепле, я понял, что сейчас эти двое начнут обсуждать «льва». И не ошибся. Почему-то невинное сравнение ребенка не давало им покоя. Хотя надо признать, что остальных Сесил определил вполне похожими. Вот разве что Мэри, на мой взгляд, мало напоминала кошку. Джон и Шерлок все расспрашивали меня о дамах, а я как мог отбивался от них. Мои мучения продлились недолго. Шерлок, с тревогой поглядывающий то на мою чалму, то на часы, вскоре сказал, что держать краску хватит и пора ее смывать. Он снова потащил меня в ванную. Мне пришлось стоять наклонившись, пока брат смывал краску. Хорошо, что я крепко зажмурился. Судя по восклицаниям Шерлока, на воду лучше было не смотреть. Наконец мне разрешили выпрямиться. Я, кряхтя, схватился за поясницу, а брат опять замотал мне голову чистым полотенцем. Я успел взглянуть на себя в зеркало: красный, как вареный рак. — Что, все так плохо? — участливо спросил Джон, когда я вышел. — Не плохо вовсе. Но ваш друг, Джон, надо мной смеется и дразнит меня. Шерлок усадил меня на стул, с видом фокусника сделал несколько пассов над моей головой и взялся за край «чалмы». — Барабанная дробь! — возвестил он и сдернул полотенце. — О мой бог! — Джон даже рот приоткрыл от изумления. — Лев, просто лев! — усмехнулся брат. — Да что вы как дети?! — возмутился я. — Сами вы... медведь с жирафом! Вот! Джон согнулся от хохота. Шерлок же, посмеиваясь, принялся сушить мне волосы чистым полотенцем. — Расслабьтесь, сэр, расслабьтесь. — И не стыдно вам... — проворчал я, но вяло, потому что процедура доставляла немалое удовольствие. — Старый больной... ирландец. А вы смеетесь над стариком… — Прекрати называть себя стариком. Тебе всего сорок лет. — Шерлок слегка дернул меня за ухо. За дверью послышались шаги Берты. Джон, добрая душа, открыл ей дверь и подхватил поднос с чайником. А то бы она его, пожалуй, уронила. — Иисусе! — воскликнула она. — Можно ли из этого сделать вывод, что Иисус был типичным рыжим евреем? — усмехнулся Шерлок. — Мистер Холмс! Что вы с собой сделали? Я с необычной резвостью вскочил со стула. — Господи, миссис Зисманд! Мне это удалось?! Шерлок, спасибо! Я тебе прощаю все и сразу! И можешь называть меня львом весь вечер! Я впервые видел откровенное изумление на лице Берты и был абсолютно счастлив! — Ура! — воскликнул Шерлок и поцеловал меня в щеку. — Мне выдали индульгенцию. Берта возмущенно забрала у Джона поднос и поставила чайник на стол. — Миссис Зисманд, сегодня вечером я уезжаю по делам, — предупредил я. — Это для того, чтобы меня никто не узнал. Я потом обратно перекрашусь, я обещаю. Или отрежу волосы и выращу заново. Я еще и пиджак клетчатый надену... Предупреждать Берту, что о моем отъезде нельзя никому рассказывать, было не нужно. Это она усвоила много лет назад. — Клетчатый пиджак? К каким дикарям вы едете, мистер Холмс? — воскликнула моя домоправительница. Я чуть было не сказал, что к викингам, но прикусил язык. Берта покинула нас, предоставив самим за собой ухаживать. — Это я еще не сказал, что под пиджаком будет свитер... Но надо же, она удивилась! Нет, вы видели, Джон?! Столько лет старался, и как старался! А вы говорите — лев! Шерлок, ты гений, мой мальчик! — И где же ты добыл свитер с елками и оленями? — поинтересовался Шерлок. — Уотсон, дорогой, наливайте чай, а я причешу нашего льва. Пока Джон хозяйничал, я блаженствовал от прикосновений брата к голове. Посещения парикмахера обычно не доставляли мне ничего, кроме мучений, а тут я был просто на седьмом небе. Закончив, Шерлок отвел меня к зеркалу. — Бр-р-р… — меня передернуло. — Сюда бы еще пенсне с простыми стеклами, — заметил брат. — У меня есть. С Франции осталось. Спасибо, дорогой. Цвет просто… убийственный, но выглядит натурально. Но к столу… к столу. — В следующий раз я сделаю из тебя индуса, если хочешь, — сказал Шерлок, с осуждением глядя, как мы с Джоном уплетаем сладости, которыми Берта решила побаловать нас в такое неурочное время. — Индусы тощие. Меня бы там сразу вычислили. Свитер Грей привез вместе с пиджаками и гетрами из Ирландии. Немного карикатурно, конечно, но так и надо. Кстати, Джон, дорогой, я хотел бы попросить вас продолжать в эти дни навещать меня тут... ну и проводить обычное время. И приезжайте сюда с Шерлоком, как будто в гости. — Майкрофт, это низшие касты тощие, а представители высших каст — вполне себе упитанные, — сказал Джон. — Шерлок наверняка сделает из вас кшатрия. — Ну, в общем, индуса не надо. Я, конечно, понимаю хинди и прилично знаю санскрит, но произношение меня выдаст. Ирландцем быть проще. А что, дорогие, — перевел я разговор, — мне понравилось в зоосаде. Шерлок, а ты правда там бывал раньше? Я имею в виду — до знакомства с ребенком? — Бывал. Это же рядом с нами. Да и как-то в связи с делом пришлось проконсультироваться со служителем по поводу содержания в неволе ягуара. Так что прошелся между делом по аллеям и посмотрел на зверей. — Ягу... кого? Джон, и вы это не описали?! Как вы могли?! — возопил я. — Да там ничего такого и не было, кроме наличия ягуара, — оправдывался доктор. — В пятнышках, — прибавил он, видимо, вспомнив о мисс Морстен. — Как оказалось, кошка вполне приручаемая и при хорошем содержании может признавать хозяина. Конечно, требуется известная осторожность. — С пятнистыми всегда так... — глубокомысленно заметил я. Шерлок рассмеялся: — В каком смысле? Майкрофт, давай без метафор. Я уже привык, что я не джентльмен в некоторых случаях. Как тебе показались дамы? — Мальчик прав, старшая похожа на пантеру. Очень грациозна и заставляет держаться настороже. А мисс Морстен похожа скорее на такую уютную куропатку с пушистыми перышками. Она мне кажется очень искренним человеком. А еще она очень красива. Вы мне не говорили об этом. — Ну, тут дело вкуса... — протянул Шерлок. Однако Джон меня подержал, но при этом заметил: — Миссис Форестер трудно обвинить в неискренности. Она просто более скрытный человек, чем мисс Морстен. — Я и не думал, что вы! Просто она более... Даже не знаю, как сформулировать. У мисс Морстен какая-то потрясающая естественность. А еще мне понравился мальчик. Так внимательно смотрит, слушает. Жаль, что волки ему не понравились. — Почему же не понравились? — удивился Шерлок. — Он с удовольствием посмотрел на волчат, и ему польстило такое сравнение. — Если бы понравились, он бы сравнил с волком кого-то из вас, мальчики. — Мне кажется, — возразил Джон, — он подбирал сравнения объективно. Не по принципу нравится или нет, а по похожести. И потом — он ведь оставил волчонка для себя. Шерлок усмехнулся: — Забавно, что я среди этой компании оказался единственным травоядным. Вот думаю — к чему бы это? — Ты самым красивым ему показался, вот и все. Жираф явно эстетичней льва или медведя. И что, я, по-вашему, похож на льва? Остальные похожи, допустим... — Сейчас ты очень похож на льва, — ласково улыбнулся Шерлок. — Да и сравнение вполне очевидно. Лев ведь царь зверей. И не говори мне про эстетичность жирафа — я сразу начинаю вспоминать учебники. Особенно про длинный язык. — Ну… мне нравятся жирафы. Кстати, дорогие мои, а что вы говорили обо мне дамам? — Практически ничего, — уверил Джон, — но больше по соображениям секретности. Шерлок, конечно, говорил Сесилу, что у него есть любимый старший брат. Мы провели в приятной беседе еще полчаса, а потом мне пришлось отправить мальчиков домой. Я настаивал на том, чтобы меня не провожали на вокзал. Сидя в купе, я думал, что, когда вернусь, с удовольствием приму приглашение миссис Форестер на чай. А что оно последует — в этом я не сомневался.