1887 год

Майкрофт Холмс Когда я вернулся из Норвегии, тут же вызвал Шерлока, и он привел меня в человеческий вид; хотя волосы вышли темнее, чем обычно, но я взглянул на себя в зеркало без содрогания. Отдохнув, то есть поужинав с братом и Джоном и оставив их ночевать у себя, я на утро поспешил в «Диоген» и впрягся в работу. Однако у меня были и кое-какие планы, не имеющие ничего общего с отчетами и меморандумами. Я отдал Грею распоряжение — должно быть, самое странное за все годы службы. Но он не задал ни единого лишнего вопроса, поинтересовавшись только мастью. Я оставил этот вопрос на его усмотрение, и он уехал выполнять поручение. Хорошо иметь сотрудника, которому можно поручить что угодно и не беспокоиться. Когда Грей доложил, что все готово, я отправил Джону записку. — И какая же масть? — только и спросил я секретаря. — Пегая, сэр, — невозмутимо ответил он. Я довольно хмыкнул и вернулся к работе. По моим расчетам, Джон должен быть сопроводить мисс Морстен и мальчика ко мне на конюшню, а потом успеть до чая к миссис Форестер. Джон явился ко мне вечером и передал записку. Мать Сесила приглашала меня завтра на чай. — Ага, леди оценила мой широкий жест, — усмехнулся я. — Вы поедете, Джон? — Неужели вы купили эту корову? — поинтересовался он. — Куда вы ее теперь денете? — Да велю Грею ее продать. Понравилась она ребенку-то? — Ее можно было просто одолжить за небольшую плату у хозяина, — улыбнулся Джон. — Но Сесил, конечно, был в восторге. Хотя вот даме было не слишком приятно наблюдать за тем, как шлепаются лепешки. Извините за странный вопрос — а кто будет вечером доить животное? — Не знаю, Джон, но уверен, что Грей об этом позаботился. Я позвонил, вошел секретарь. — Грей, корову подоили? — Конечно, сэр, — ответил он невозмутимо. — Спасибо, Грей. Завтра можно ее продать. Или подарите кому-нибудь, на ваше усмотрение. — Да, сэр, — ответил секретарь и вышел. Я посмотрел на доктора. — Так как, Джон? Вы за мной заедете завтра или я за вами? Во сколько? — Мистер Майки, — доктор покачал головой, — а вы... как бы сказать... нет, лучше промолчу. Завтра я с вами не поеду. Хочу побыть с Шерлоком. У него сейчас нет дела, да и… я просто хочу побыть с ним. — То есть вы хотите сказать... я что — должен ОДИН ехать к дамам на чай? — ужаснулся я. — Да, один, — Джон скорбно опустил голову. — Ничего, это за моральные страдания секретаря. — Тут он не выдержал и покатился со смеху. — Еще и смеетесь. Не стыдно? Помните, что я сказал тогда в Бате? Никогда по доброй воле не сяду один пить чай с дамами... Ну что вы смеетесь, Джон?! — Представил себе Грея доящим корову, — ответил он, утирая слезы. — Знаете, в таком фартуке… — Ну, наверное, он не сам доил. Хотя я ничему не удивлюсь. Грей умеет делать самые неожиданные вещи, но главное — он очень предусмотрителен. А вообще — не заговаривайте мне зубы, дорогой. Но я... а если я вежливо откажусь? Очень-очень вежливо? Джон был неумолим. — Ничего не выйдет. Вы поедете один. Я еще в прошлый раз хотел сказать, что вы при знакомстве одной поцеловали руку, а второй пожали — и ничего. Про Сесила я и не говорю даже. Вы же не хотите расстроить мальчика? Ему нужен мистер Майки. Почему у меня было ощущение, что Джон не только над Греем потешается, но и надо мной? Но делать нечего. На следующий день без четверти пять я позвонил в дверь миссис Форестер, и лакей, забрав шляпу и трость, провел меня в гостиную. Дамы поднялись мне навстречу. — Добрый день, мистер Холмс! Рады вас видеть! — сказала миссис Форестер. — Добрый день, миссис Форестер, мисс Морстен. — Я поклонился. — Благодарю за любезное приглашение. Пока что все шло хорошо. Обычный светский визит вежливости. — Прошу вас, садитесь, где вам удобнее, — предложила любезная хозяйка, указывая на диван и кресла. Я, конечно, подошел к дивану, дождался, пока дамы усядутся в кресла, и наконец сам устроился поудобнее, выбрав место с мягкой подушкой, которая удачно легла мне под поясницу. — Вы не возражаете, если я позову Сесила? — спросила миссис Форестер. — Конечно. Должен же я узнать у юного джентльмена, понравилась ли ему корова. — Я сейчас его приведу, — мисс Морстен встала. — О, пожалуйста, сидите, сэр. Она вышла из гостиной, но даже не успела подняться на второй этаж. Сесил, видимо, ждал на лестнице, потому что он влетел в гостиную тут же, но перед диваном остановился и чинно поздоровался со мной. Я протянул мальчику руку, и он важно пожал ее. — Здравствуй, Сесил Форестер. Говорят, ты теперь можешь похвастаться, что видел настоящую корову? — Видел! Спасибо, мистер Майки! — Он спросил разрешения и сел на диван рядом со мной. — Она очень большая, и Мэри сказала, что с ней надо обращаться осторожно. Она может лягнуть. — Да, подходить к ней близко опасно. Коровы вообще очень недоверчивые и подпускают к себе не всех, а только тех, кого они хорошо знают или кто хорошо умеет с ними обращаться. Как и лошади, в общем-то. Ты уже умеешь ездить верхом, Сесил? — Нет... — смутился малыш, — то есть меня учат, но я пока не очень хорошо сижу на пони. — У тебя еще все впереди, — я ласково похлопал мальчика по плечу. — Когда я был таким, как ты сейчас, меня тоже начали учить ездить верхом. Как я сопротивлялся! Когда моя матушка спросила, почему я не хочу учиться кататься на лошади, я сказал, что гораздо удобнее ездить в экипаже, и раз уж у нас все равно есть выезд, то пусть лошадь обходится без меня. Наверное, я бы не возражал, если бы у нас были пони. Но нас с братом учили ездить верхом сразу на больших высоких лошадях. Зато Шерлок... мистер Холмс всегда любил ездить верхом, и у него до сих пор очень хорошо получается. — Я тоже не умею ездить верхом, — призналась мисс Морстен. — Так что мы с Сесилом только смотрим, когда миссис Форестер катается в парке. — Мама даже умеет перепрыгивать через препятствие! — похвастался малыш. Я подумал, что миссис Форестер — в амазонке и верхом на каком-нибудь вороном скакуне — это прекрасное зрелище. — Твоя мама — большой молодец. Я никогда не умел перепрыгивать через препятствия... даже без лошади, пожалуй. А на слоне вы в детстве не катались, мисс Морстен? — Случалось, — кивнула она. — На слоне укачивает. — А у меня есть слон из Индии, — сказал Сесил. — Мне Мэри подарила. Мама, можно я покажу мистеру Майки? — Покажи, если хочешь. Мальчик убежал наверх. — Мэри подарила ему свою старую игрушку — деревянного слона, — пояснила миссис Форестер. — Сесил с ней очень бережно обращается, потому что это память. — Я давно не видел маленьких детей, — сказал я, — и уже забыл, какие они бывают. У вас замечательный ребенок, леди. — Спасибо. Стоило бы поскромничать, но я соглашусь: малыш чудесный. Пробило пять. Пока экономка вносила чайник, в гостиную проскользнул Сесил, неся игрушку. — Вот! Он протянул мне слона, украшенного резьбой и ярко раскрашенного. Было заметно, что игрушке уже много лет, но она сохранилась в отличном состоянии. Старый слон, заслуженный. А у меня не осталось ни одной игрушки из детства. Да я и не играл в них. Но почему-то сейчас я впервые об этом пожалел. У меня дома хранились кое-какие вещи из нашего поместья и книги, конечно, но ничего такого, что напоминало бы о детстве или что подарили бы мне родители. У Шерлока, правда, остался мамин медальон — и все. — Дорогой, — сказала миссис Форестер сыну, — мы садимся пить чай, а слон пока подождет нас на диване. Мистер Холмс, вы не возражаете, если мальчик сядет с нами? — Конечно, с нами. Раз за столом две дамы, то и кавалеров должно быть двое, ведь так, Сесил? — я улыбнулся мальчику. — Пусть слон пока полежит на диване, но потом я обязательно рассмотрю его получше, хорошо? — Мэри, словарь! — внезапно воскликнул малыш, и я не сразу понял, о чем он толкует. Но тут он кинулся к мисс Морстен, чтобы помочь донести до стула увесистый том. То есть он не нес его, конечно, а держался за край. Я, боюсь, не успел предложить свою помощь леди — в прямом смысле не успел встать с дивана. Когда Сесил увидел, как я отодвигаю его матери стул и помогаю ей сесть, он тут же проделал это со стулом мисс Морстен. Он подождал нас и только потом взобрался на словарь и заложил салфетку за лацкан курточки. Миссис Форестер разливала чай. — Попробуйте эти корзиночки с кремом, мистер Холмс. Как поживает ваш брат? — Спасибо. Брат был у меня два дня назад, с тех пор я его не видел. Кажется, они с доктором чем-то заняты сегодня. А у вас есть братья или сестры, миссис Форестер? — Нет, я единственный ребенок в семье. Мой отец был профессором права, преподавал в Лондонском университете. Доктор Уотсон как-то признался, что пишет некоторые рассказы исключительно для вас — возможно, он уже успел меня увековечить, — рассмеялась леди. Я заметил, как Сесил, видимо, от избытка чувств, стал болтать ногами. Мисс Морстен посмотрела на него выразительно и чуть заметно покачала головой. Мальчик тут же успокоился. — О да, доктор — замечательный друг, — сказал я, — он знает, как мне интересно читать его рассказы, и периодически пишет лично для меня то, что нельзя будет напечатать или же можно, но очень нескоро. Вас он увековечил давным-давно. Но о наличии у вас братьев или сестер в рассказе не говорилось. Мисс Морстен я не спрашиваю, потому что уже знаю, что она — единственный ребенок. Выходит, мне повезло больше всех. Иметь брата — это огромное счастье. — А у меня нет брата, — обиженно сказал Сесил. — К сожалению, нет, дорогой, — кивнула его мать. — Но ничего. Зато у тебя теперь есть новые друзья. Не правда ли, мистер Холмс? — Вне сомнения, миссис Форестер, — подтвердил я. — Прекрасно, наверное, когда у человека много разных друзей. — Почему «наверное», мистер Холмс? — удивилась мисс Морстен. — Да как-то личного опыта нет. Всю жизнь имел только одного друга, несколько лет назад их стало двое, и это уже было абсолютно удивительно для меня. Но не подружиться с доктором Уотсоном было невозможно, он чрезвычайно обаятельный человек. И очень надежный друг. — Как странно вы расставили его достоинства, — машинально заметила мисс Мэри и смутилась. — Разве на женщин они не производят впечатления именно в этом порядке? И это только немногие из его достоинств, поверьте. — Просто произвести приятное впечатление — это одно, мистер Холмс. Этого недостаточно для дружбы. — Ну, дружба ведь не возникает спонтанно. Сначала человек должен просто понравиться, разве нет? В книгах пишут, что влюбиться можно в мгновение, но я никогда не читал, что можно за мгновение подружиться с человеком. Зато дружеские отношения куда прочнее и постояннее влюбленности, как мне кажется. Влюбленные расстаются чаще, друзья — практически никогда. — Зато влюбленность не спутать ни с чем, — сказала миссис Форестер, — а за дружбу люди порой принимают многое, что дружбой не является. — Про влюбленность спорить не буду, опять же нет практического опыта. А с чем же можно перепутать дружбу? — Ну, люди иногда просто приятно проводят время вместе и говорят «мы друзья», — улыбнулась мисс Морстен. — Или привязаны друг к другу по разным причинам. Но одному стоит найти человека, с которым время проводить приятнее, и так называемая дружба распадается. Сказали бы мне раньше, что буду вести с дамами какой-либо спор, я бы подумал, что этот человек сошел с ума. — Вы хотите сказать, что за дружбу можно принять просто взаимную симпатию? — уточнил я. — Вероятно, это так. Но перепутать может только тот, кто никогда не имел настоящего друга. Точно так же можно, я подозреваю, принять влюбленность за любовь, если ты никогда никого не любил. Но тот, кто любил — не перепутает. — Мистер Холмс, обычно люди начинают с влюбленности — большинство, по крайней мере. — Миссис Форестер поддерживала разговор, но не забывала об обязанностях хозяйки, угощая меня выпечкой. При Джоне мне было бы неловко съесть столько сладкого. — Как иначе человек узнает, что вот это и есть настоящее, если он ни с чем не может сравнить? А ведь принято, мне кажется, называть настоящей любовью именно влюбленность, согласитесь. Людям искусства куда интереснее описывать сильные страсти, чем спокойное глубокое чувство, а многие по молодости и неопытности ориентируются на то, что принято считать любовью. — Мне думается, миссис Форестер, что начинается как раз с любви. Вот взгляните на вашего сына, разве он не знает уже, что такое любовь? Разве может быть любовь сильнее, чем та, что испытывает мать к своему ребенку, и он в ответ? Жаль, что, вырастая, многие ориентируются на описания недобросовестных людей искусства, а не на собственный опыт. — Это немного разные вещи, мистер Холмс. Но я не буду с вами спорить. Говорят, это неженское дело? — миссис Форестер с улыбкой переглянулась с мисс Морстен. — О нет, не согласен! — возразил я весело. — Думаю, женщины понимают в любви не меньше мужчин, а скорее больше. Особенно когда речь идет о таких закоренелых холостяках, как я. Правда, спорить с женщинами нелегко, именно потому, что вы, леди, часто ссылаетесь на свой пол как на аргумент в споре. Сразу меняешь азарт спорщика на обычную вежливость. — Хорошо, мистер Холмс, давайте без нечестных аргументов, — рассмеялась мисс Мэри. — Хотя, если разобраться, вы, мужчины, нам часто и навязываете именно такой подход. Поговорим о материнской любви — в широком смысле, не опираясь на опыт присутствующих. Говоря о любви ребенка к матери, вы, надеюсь, имеете в виду разделенную любовь? Вы имеете в виду желанного ребенка? — Разумеется, мисс Морстен, хотя мне сложно представить мать, которая не любила бы своего ребенка. Чаще всего дети учатся любить именно в ответ на родительскую любовь, разве нет? Говорят, что материнская любовь слепа. Но, возможно, это не недостаток? — Слепая любовь — что в ней хорошего, мистер Холмс? — покачала головой миссис Форестер. — Но, может быть, вы имели в виду не слепоту, а бескорыстие и жертвенность? — Но любовь партнеров, супругов должна быть все же любовью равных, мистер Холмс, — заметила мисс Морстен. — Слишком многое позволяют себе порой люди, прикрывшись фразой «Но ты же меня любишь?». Я поднял руки, капитулируя под их натиском. — Могу ошибаться, милые дамы, но если человек позволяет себе прикрываться словами о любви, то любит ли он на самом деле — большой вопрос. А взаимная любовь супругов разве не подразумевает дружбу? — Господи, мистер Холмс, в каком мире вы живете? — удивилась миссис Форестер. — Хотя, конечно, подразумевает... Но даже с этим «подразумевает» не согласится огромное число мужчин — от церковников до законодателей. Мне показалось, что мальчику не стоило бы присутствовать при такой беседе, но он был всецело занят корзиночкой с кремом. — Что ж, возможно, я несколько идеализирую, — добродушно усмехнулся я, — поскольку являюсь в этом вопросе чистым теоретиком, как любой холостяк. Либо наоборот, остаюсь холостяком из стремления к идеалу? — Можно понять холостячество по причине чудаковатости, неуживчивости, нелюбви к женщинам, — лукаво промолвила мисс Морстен, — но если мужчина имеет такие идеалы, почему же он не стремится сделать по-настоящему счастливой хотя бы одну женщину? Простите, если это прозвучало излишне... — тут она смутилась и очень мило покраснела. Боюсь, я смутился тоже. — Ну, честно сказать, я как-то их... я как-то не имел возможности… поверьте: сегодня меня впервые пригласили на чай дамы. Мои друзья не женаты, как вы знаете; сестер, у которых могли бы быть подруги, у нас с Шерлоком нет. И уж точно я не встречал женщин у нас в департаменте, — неловко пошутил я. — В юности брат убеждал меня, что я должен жениться, но я никогда не понимал, каким образом люди находят невест. Жениться на первой попавшейся женщине всегда казалось мне верхом нелепости. — Мистеру Майки не надо жениться! — неожиданно заявил Сесил. — Если он женится, то не сможет приходить к нам в гости! Только многолетняя привычка не показывать окружающим свою первую реакцию помогла мне не поперхнуться чаем. — Обещаю не жениться, Сесил, пока ты лично не одобришь такой мой шаг по крайней мере. Идет? — Идет! — радостно воскликнул малыш. Я протянул мальчику руку, и мы скрепили договор рукопожатием. — Все будет в порядке, миссис Форестер. Особенно если вы не расскажете доктору Уотсону, сколько пирожных я буду съедать у вас за чаем. Очень вкусные корзиночки. — А доктор вас ругает за пирожные? — вкрадчиво поинтересовалась мисс Морстен. — Ну скорее за малоподвижный образ жизни. Но если не есть много сладкого, то можно без ущерба для фигуры пропустить прогулку. Впрочем, я пообещал недавно, что буду послушно гулять. Придется ходить каждый день по дорожкам, так что лишнее пирожное мне не очень повредит, пройду лишние двести шагов, и все. Сесил задумался. — Одно пирожное — двести шагов... — Милый, не надо считать, — попросила миссис Форестер и еле удержалась с мисс Морстен от смеха. — Простите, пожалуйста... — Что вы, я получаю удовольствие от общения с мальчиком. Как думаешь, Сесил, если я съем еще вот эту половинку корзиночки, что мне придется сделать вечером? — Гулять! — развеселился малыш. — А я очень люблю гулять. — И правильно делаешь, дружок. Гулять действительно полезно. Я просто лентяй. А книги ты читать любишь? — Люблю! — Сесил хорошо читает, — не удержалась мисс Мэри. — Я читаю сейчас «Остров сокровищ». Джим уже украл «Испаньолу». — О, ты разделяешь вкусы доктора Уотсона и мои, — одобрил я. — Шерлок в детстве читал приключенческие романы, но без энтузиазма, ему больше по душе научные журналы. Иногда мне кажется, что, когда распределялись вкусы на книги, кто-то наверху нас перепутал, — сказал я дамам. — Мистер Майки, пожалуйста, убедите маму и Мэри, чтобы мне разрешили прочитать «Ке... кетевильское привидение», — пробормотал Сесил. — Кентервильское, дорогой, — поправила миссис Форестер. — Погоди жаловаться — книжку только купили. Вот прочитаем сами и увидим, можно ли давать это ребенку в твоем возрасте. — Решать маме и Мэри, конечно, они лучше знают твои вкусы, но все равно ведь надо сперва дочитать «Остров сокровищ»? Так, мой юный друг, пойдем знакомиться поближе со слоном, иначе мне придется идти пешком до самого дома. На диване Сесил совсем освоился и забрался ко мне на колени вместе с игрушкой. — А что вам нравилось читать в детстве? — спросил малыш. Кажется, он готов был прислушаться к рекомендациям. — В детстве? Мне нравились приключенческие романы. «Айвенго», например. «Квентин Дорвард». Еще мне нравилось читать про мушкетеров. Потом, когда я стал чуть старше, мне нравились Майн Рид и Жюль Верн. Да и сейчас нравятся. Думаю, тебе они тоже придутся по душе. А когда мне было столько, сколько тебе, я еще очень любил, когда моя мама рассказывала мне... нет, не сказки, а разные истории, которые придумал один русский писатель. Гоголь. Через много лет, я прочитал их. Должно быть, у матушки был французский перевод, а потом она пересказывала эти истории мне. Сейчас они уже переведены на английский. Я обещал мальчику привезти ему кое-какие книги в подарок. Мы еще с час беседовали о литературе, причем понемногу перешли на живое обсуждение рассказов доктора Уотсона. Удивительно, но я вынужден был согласиться с Шерлоком, что в дамском обществе приятно находиться. Время пролетело как-то незаметно, и я с чистой совестью уехал к себе в экипаже, отменив прогулку.

***

Шли дни. Раньше я терпеливо ждал, пока Шерлок с Джоном навестят меня, а теперь, когда выдавалось свободное время, мы собирались не только в «Диогене» или у меня дома, но и навещали наших дам. Постепенно они стали и «моими». Не говорю уже о том, что общение с Сесилом доставляло мне ни с чем не сравнимое удовольствие, хотя я старался не слишком демонстрировать это, боясь, что брат станет ревновать мальчика ко мне. Сложно сказать, кого из нас троих Сесил выделял больше. Джону уже не приходилось уговаривать меня ходить на прогулки. Мы все вместе ездили и в Гайд-парк, и в сад Холланда. Однажды я вывез всю нашу компанию за город на пикник. Как-то в середине августа Шерлок с Джоном укатили в провинцию, расследовать убийство дворецкого в одном знатном семействе. На мне одном осталась почетная миссия развлекать дам. Я решил, что пора уже пригласить их ко мне домой на чай. Только я отослал приглашение, как Грей принес мне записку. Я развернул листок. Надо же! Питерс! Когда-то я приглашал художника в клуб, неизменно заманивая его шоколадом. Но так уже получилось, что и у меня работы прибавилось, и у него тоже. Он неплохо поладил с лордом R, который все-таки заказал ему портрет жены и остался доволен результатом. Полотно я видел. Надо сказать, что Питерс отошел от своего обычного стиля, но при этом остался верен себе, и юная леди вышла вполне узнаваемой, однако картину сложно было назвать портретом в полном смысле слова. Она выглядела как некая мечта, фантазия о несбыточном. Молодой лорд тут же заказал Питерсу еще пару полотен, отдав сюжет полностью на откуп творцу. Я подумал: почему бы нет, собственно? Наши дамы на Питерса явно должны были произвести впечатление. Я мог биться об заклад, что он сам захочет их нарисовать. Мимо таких лиц он не пройдет. Таким образом, в субботу у меня за чаем собралась компания, состоящая из двух дам, мальчика и трех кавалеров. Трех, поскольку я решил, что в данном случае мой помощник должен обязательно присоединиться к нам и помочь, как я ему сказал, уничтожить четыре дюжины пирожных и большой пирог с малиной. Грея я пригласил еще и потому, что он сдружился с Питерсом и мог бы морально поддержать и его, и меня заодно. Я все еще волновался и не чувствовал себя в дамском обществе достаточно свободно. Да и порог моего дома ни разу не переступала женская ножка. Прислугу, разумеется, в счет я не брал. Я попросил Грея также проследить, чтобы дамам было приятно находиться в моей холостяцкой берлоге. Он справился с задачей более чем успешно, даже расстарался. И, черт возьми, у меня на столе впервые стояли цветы. Я пригласил моего помощника-сердцееда без всякой опаски, ведь обе леди формально не были замужем, так что не представляли для Грея никакого интереса, а мне между тем очень хотелось узнать, совпадает ли его впечатление от дам, а особенно от миссис Форестер, с моим. На мнение Питерса я тоже рассчитывал, помня о его способности сразу увидеть человеческую суть. Когда я представил нашего друга художника дамам, я, конечно, не мог не похвастаться его работами, и Грей был донельзя удивлен, когда я пригласил мисс Морстен и миссис Форестер ко мне в кабинет и показал им карандашные портреты на стенах. Потом мои гостьи внимательно изучили альбом и долго ахали, глядя на Будду. В комнату Шерлока и Джона я, конечно, водить их не стал. Грей по моей просьбе принес полотно в гостиную. Питерс, по своему обыкновению, не сразу поверил в искренность восторгов, но потом еще до чая сидел с таким выражением лица, будто его накормили шоколадом. За столом, разумеется, разговор зашел об искусстве. Грей держал нейтралитет, мисс Морстен во вкусах сошлась со мной, а вот миссис Форестер, видимо, разделяла взгляды Питерса, а заодно и Шерлока. Она сразу взяла художника под крылышко, и я было удивился этому, пока она не сказала, что много слышала о Питерсе от моего брата. Как я и предполагал, Питерс пришел с папкой, с которой, кажется, никогда не расставался. Он тут же попросил позволения запечатлеть дам. Я был уверен — и не ошибся, — что маэстро примется рисовать в первую очередь мисс Морстен. Обычно Питерс не любил, когда кто-то смотрел, как он рисует, но вдруг позволил это Сесилу. Только просил мальчика молчать и не задавать вопросов. Удивительно, но шестилетний ребенок ни разу не раскрыл рта, пока Питерс рисовал мисс Мэри. Когда я увидел готовый набросок, я удивился. Мне сначала показалось, что Питерс впервые ошибся в оценках. Я предполагал, что он сможет уловить непосредственность мисс Морстен, ее искренность и открытость, а она вышла на рисунке погруженной в себя и со странной печатью горести на лице. Но дамы, увидев портрет, склонились над листом и зашептали: «Удивительно, как так можно угадать?». — Майлз, — Сесил подергал Питерса за рукав. Еще раньше тот попросил мальчика называть его по имени. — Почему? — Ты вряд ли помнишь мисс Морстен такой. Но твоя мама помнит. Я подумал, чего же я не знаю о мисс Мэри? Хотя тут же припомнил, как во время нашего первого разговора в зоосаде она как-то странно запнулась, когда упоминала о второй семье, в которой работала. Мне бы стоило повнимательнее присмотреться к дамам. Мне не хотелось, чтобы наши планы и будущая просьба причинили им хоть малейшую боль. — А ты нарисуешь мне Мэри «сейчас»? — попросил Сесил. — Не тогда, а сейчашную. — Нынешнюю, — поправил Питерс. — Обязательно. Настала очередь портрета миссис Форестер. Сесил смотреть не стал, а попросил у меня альбом и забрался с ним ко мне на колени. Пока Питерс работал, мальчик шепотом спрашивал меня о рисунках. Особенно заинтересовал его портрет маленького Шерлока. Занятый разговором с ребенком, я с трудом улавливал суть беседы Питерса и миссис Форестер, но видел, что оба они улыбались. — Ну вот, — сказал Питерс, когда наконец закончил рисунок. Он передал лист миссис Форестер, и та вдруг засмеялась. Через ее плечо на портрет взглянула мисс Мэри — и рассмеялась тоже. Подбежал Сесил, посмотрел на рисунок и захлопал в ладоши. Работами Питерса можно было восхищаться и, уж конечно, удивляться, Шерлок говорил, что у нашего общего друга есть какие-то гротескные и даже пугающие рисунки, но я ни разу не видел такой реакции. Грей, в свою очередь, улыбнулся и почему-то смутился. Наконец лист попал ко мне в руки; нет, я не рассмеялся, я только широко раскрыл глаза от удивления. На каменной стене, напоминающей античные развалины, лежал сфинкс с головой миссис Форестер. Волосы на голове сфинкса были собраны в фантастическую прическу, а грудь прикрыта широким ожерельем наподобие египетских. Питерс дал волю фантазии еще и в том, что сделал волосы сфинкса черными. Странно, но рисунок не казался мне смешным или шаржированным. Женщина-кошка смотрела прямо на меня, и выражение ее глаз будто менялось. — Почему так? — спросил я совершенно по-детски. Питерс пожал плечами и ответил односложно: — Загадка. Мне очень хотелось забрать рисунок себе, но мисс Морстен меня опередила и выпросила портрет подруги. — Спасибо, мистер Питерс, — миссис Форестер подошла к художнику и протянула ему руку. Тот почтительно ее пожал. — Чем я смогу вас отблагодарить? — Мистер Холмс говорил, что вы с ним репетируете дуэт. Мне можно будет послушать? — маэстро покраснел. — Конечно! Значит, Шерлок виделся с Питерсом, но мне почему-то не сказал, хотя раньше он всегда упоминал о своих визитах в Сохо и передавал от маэстро приветы. В каком настроении брат навещает его? В каком состоянии? Но я, по крайней мере, утешал себя тем, что у меня Шерлок все еще бывает регулярно, пусть даже он приходит не один. Алан Грей Прошло несколько недель после возвращения шефа из Норвегии, и настроение его стало меняться по несколько раз на день. Всегда спокойный и, я бы сказал, величественный на людях, наедине со мной мистер Холмс вдруг стал напоминать себя прежнего, десятилетней давности, когда его настроение во многом зависело от того, как часто навещал его младший брат и в каком состоянии при этом находился. Тогда я с трудом переносил казавшегося мне заносчивым и отстраненным младшего Холмса. Честно говоря, я его сильно недолюбливал, считая, что он пренебрегает отношением любящего его брата, не даря в ответ даже обычной привязанности. За последние годы я вроде бы уверился, что был не прав: Шерлок Холмс — человек скрытный, говорил я себе, но он привязан к брату, старается проявлять заботу о нем как может, их отношения наладились и шеф счастлив. И вот пожалуйста — история сделала виток и укусила себя за хвост. Около трех недель прошло с того дня, как я встречал на конюшне доктора с дамой и мальчиком и демонстрировал им огромную пегую корову. С тех пор дамы успели побывать у шефа в гостях, дважды он уделял им время на прогулках, доктор навещал его то дома, то в клубе как обычно, а вот любимый братец все чаще стал ограничиваться передаваемыми приветами. Шерлок Холмс всячески избегал оставаться с моим шефом наедине. Как-то раз он приехал в «Диоген» вместе с Макдональдом, вернее одновременно с ним, и одновременно же ушел через полчаса. В эту пятницу шеф не выдержал и послал на Бейкер-стрит телеграмму с призывом брату «просто так» приехать навестить его, «пока Джон у пациентов». Шерлок Холмс приехал, пробыл в клубе около четверти часа и убежал со словами: «Вечно ты о еде, господи, да не хочу я ничего!». Я заглянул в кабинет через полчаса, держа на подносе дымящуюся кофейную чашку. Шеф сидел в кресле у камина с закрытыми глазами. Я поставил чашку на стол и, поскольку шеф глаз не открыл, подошел к бару и достал коньяк и два бокала. С моей стороны, конечно, такой жест был немного смелым. Обычно я знаю, что сказать шефу, но сейчас немного… не скажу «робел», но опасался, как не сделать еще хуже. К счастью, когда я поставил на стол бокал, шеф открыл глаза, посмотрел на чашку, на коньяк, кивнул и сказал коротко: — Спасибо, Алан. — И через пару секунду прибавил: — Присаживайтесь. Я протянул шефу бокал и сел со своим во второе кресло. Не для меня оно тут стояло, но что делать. Лучше так, чем пустое. За окном накрапывал дождик. Наверняка сегодня шеф останется тут на ночь. — Ночи становятся прохладными. — Да? — вяло отозвался шеф. — Я не заметил. — Я знаю точно, поскольку вчера в два часа пополуночи едва не замерз, пытаясь найти кэб. Обычно шефа веселили истории о моих похождениях. Теперь же он вяло улыбнулся и сказал больше из вежливости: — Муж внезапно вернулся в такое неурочное время? Где же он пропадал? — По нашим представлениям, он должен был заночевать у любовницы, а вот на тебе — в самый неподходящий момент решил осчастливить жену своим присутствием. Хорошо хоть у него звучный голос и прекрасная привычка громко ругать кучера. — Надеюсь, вам не пришлось выпрыгивать в окно… — Увы, нет, я совершенно неромантично спрятался в ванной у леди, а когда супруги ушли к нему, я просто вышел и горничная выпустила меня через черный ход. А как было бы красиво: спуститься по плющу, увивающему стену и босиком брести по Лондону... — Думая о том, будить прислугу или самому греть воду, когда попадешь домой... — усмехнулся шеф. — Именно, сэр! Но я успел обуться. Вернее — не успел разуться. Моя приятельница полтора часа до этого поила меня кофе, вместо того чтобы... Шеф скосил глаза на чашку на столе и усмехнулся шире. Другой бы на моем месте был бы немного благодарен непутевому младшему брату шефа. Но даже если мне удавалось немного развеселить мистера Холмса и мы говорили с ним о чем-то, кроме работы, я прекрасно понимал, что он бы желал видеть в кресле напротив совсем не меня. К тому же перепады настроения Шерлока Холмса опять вызывала давняя дурная привычка к кокаину, а вот это я совершенно отказывался понимать. Чего еще ему не хватает? У него есть любящий брат, верный друг, который больше, чем друг. Я, конечно, прекрасно знал, какими на самом деле являются отношения Шерлока Холмса и доктора, но мне полагалось ничего не знать или не обращать внимания, так что я всегда молчал на этот счет. — А что, Алан, горничная вашей подруги наверняка тоже влюблена в вас? — внезапно спросил шеф. — О да, как Кэтти в «Трех мушкетерах», сэр. Хотя ее хозяйка, слава богу, по характеру далеко не Миледи. Или — увы, не Миледи. — Зато вы типичный д'Артаньян, — наконец засмеялся шеф, и я понял, что поймал ход его мысли правильно и он этим доволен. — Всегда считал себя Арамисом, — важно изрек я. — Тогда у вас дома должна храниться коллекция батистовых платочков. — Я держу их на тумбочке около кровати в шкатулке, которую вы мне подарили на прошлую Пасху. Иногда мне все-таки удавалось поставить шефа в тупик. Не скажу, что это мне нравилось, но я всегда ожидал в такие моменты, что он задаст какой-нибудь вполне закономерный вопрос, вроде: «Это потому что вы особенно дорожите моим подарком или его содержимым?». Но шеф не задавал подобных вопросов. — Скажите, Алан, вы никогда не думали о том, что могли бы занять мое место? — вдруг спросил он с самым невинным видом. Я едва не подавился коньяком от неожиданности, но виду не подал. Я, конечно, не Берта, но невозмутимость присуща и мне — по крайней мере, внешняя. — Никогда ранее, сэр, и не намерен думать об этом и впредь. Могу я спросить, чем вызван такой, хм… странный вопрос? — Может статься так, Алан, что я уеду. Надолго или навсегда. В этом случае… — В этом случае, — перебил я шефа впервые в жизни, — вы возьмете меня с собой. — Разве вы не патриот, Алан? Британия нуждается в той миссии, которую мы на себя взвалили. И которую, кроме нас с вами, никто не потянет. — Я не работаю на Британию, сэр. Позвольте вам напомнить, что я ваш личный секретарь. — Помощник. — Пусть помощник. Я работаю на вас, сэр. — Значит, если вы получите от меня приказ остаться и продолжать дело, которое мы начали… — Боюсь, что нет, сэр. Если вы прикажете мне сменить хозяина, то я автоматически перестану работать на вас. И выполнять тогда ваши приказы или нет — будет уже моим личным делом. Этот приказ я не выполню, говорю сразу. Шеф с интересом посмотрел на меня, перевел глаза на пустой бокал, и я поспешил еще раз его наполнить. — Я всегда считал, что могу полностью положиться на вас, Алан. — Конечно, сэр. — Но разве, — шеф решил зайти с другой стороны, — разве ваше честолюбие не требует идти дальше? Вы и так засиделись в моей приемной. Я уверен, что вам под силу куда большее. А на моем месте вы обретете огромные возможности для приложения своих сил. — Думаю, сэр, что каждый человек доложен занимать только свое место. Ваше — здесь. Мое — рядом с вами. Если хотите, это сродни призванию, и мое… — И ваше призвание быть вечно вторым? — теперь уже шеф перебил меня. — Почему вас это удивляет? Спросите доктора Уотсона, не огорчает ли его судьба вечно второго рядом с вашим братом. Уверен, что его ответ… — Так он второй исключительно рядом с тем, кому добровольно отдает первенство! — перебил меня шеф в свою очередь. Обычно не только я не осмеливаюсь на такое, но и мистер Холмс ждет, пока я закончу мысль. — Так и я готов признать только ваше первенство над собой, сэр. Прозвучало, конечно, несколько самонадеянно, но зато возражений шеф, очевидно, не нашел и молча сделал глоток коньяка. — Бывает, — сказал он наконец, — что от своего призвания приходится отказываться. Ради блага близких, например. Этого еще не хватало. Чертов младший братец собрался куда-то уезжать, и шеф решил последовать за ним? Неожиданно. А мне казалось… — А мне казалось, сэр, что ваш брат и доктор свели такое многообещающее знакомство с дамами… Я даже решил сперва… — И как вам, кстати, дамы? Мне не повредит экспертное мнение! — Если только мое мнение можно считать экспертным... Когда я встречал мисс Морстен с малышом на конюшне, я подумал, что впервые в жизни мне понравилась незамужняя дама, причем настолько, что я на какую-то минуту даже захотел изменить своим привычкам. Увидев, как шеф слегка вздрогнул, я тут же поторопился добавить: — Всего на минуту, сэр. Но когда мы встретились у вас за чаем, я подумал, что инстинкты меня не обманули и леди вполне можно считать замужней. — Я выдержал пристальный взгляд шефа и спокойно продолжал: — Но это же и остановило мои мысли на сей счет, сэр. Счастливым бракам я не мешаю. Шеф поставил пустой бокал на стол, посмотрел на меня особенно пристально, я взялся было за графин, но он отрицательно покачал головой и, словно решившись, вынул из внутреннего кармана сложенный пополам голубой конверт. Я насторожился: такого конверта в почте я не помнил. Письмо пришло мимо меня? Вот так новости! — Мой брат, — сказал шеф, и я тут же успокоился, — получил это письмо не так давно. Прочитайте, Алан. Я взял конверт и вынул листок. Через минуту с небольшим, прочитав письмо сначала бегло, а потом внимательно, я вернул его шефу и все-таки наполнил бокалы еще раз. — Я вижу два выхода, — пробормотал мистер Холмс почти неслышно. — Уехать втроем… хорошо, вчетвером, если вы настаиваете, друг мой, уехать куда-то далеко, где нас никто никогда не узнает. И начать новую жизнь. Или… — Или продолжить так приятно начавшееся знакомство с дамами и жениться на них. Доктору и вашему брату, я имею в виду. Более прозрачно намекнуть шефу, что я в курсе отношений Шерлока Холмса и доктора Уотсона я уже не мог. Но и делать вид, что я слепой тупица, уже не было возможности. — Да, или так, — вздохнул шеф, сделав вид, что предмет угрозы от Паука пчелам просто обязан быть мне понятен и удивляться тут нечему. — Боюсь только… боюсь, что мой брат сейчас не настолько здоров, чтобы вступать в брак. Даже такой формальный. Там ведь растет ребенок. Есть вещи, которые дети не должны знать, не то что видеть. Я сглотнул. Мне нечего было возразить. Отчим-наркоман, да еще фиктивный брак при этом, необходимость обманывать ребенка… шеф как всегда был прав. Но тогда… — Если вы решите уехать, сэр, я очень прошу вас взять меня с собой. Если вы боитесь, что мы с вашим братом не сможем поладить… я обещаю приложить максимум усилий к тому, чтобы найти с ним общий язык. — Я не знаю, Алан. Не знаю, что делать, — вздохнул мистер Холмс. — Впервые в жизни я не могу принять решение. Шерлок считает, что брака доктора будет достаточно, чтобы угроза ослабла. Хотя бы в отношении самого доктора. Я обещал ему поговорить с дамами, попросить о помощи, пообещать всякого. — Речь в этом случае идет о временном браке, сэр? Вы надеетесь найти Паука и разобраться с паутиной? — уточнил я. — В этом случае — да. — Уверен, нам это под силу, сэр. — Нам… — Предназначение, сэр, помните? У вашего брата — бороться с преступностью. У вас — помогать Британии быть великой страной. А у меня — помогать вам. Шеф снова откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Я молча ждал. — С кем из двух милых дам вы, будучи на моем месте, поговорили бы откровенно, Алан? — наконец спросил он. — Однозначно начал бы с миссис Форестер. Если поступить наоборот, то это поставит мисс Морстен в неловкое положение: ей будет очень трудно начать такой разговор с подругой, даже несмотря на то, что вы, несомненно, сможете убедить ее, насколько выгоден им обеим и их мальчику предложенный вами вариант. — Пожалуй, вы правы, Алан. Завтра пошлю телеграмму и под благовидным предлогом напрошусь в гости. И мистер Холмс наконец взял в руки остывший кофе.