«Хотела чего-то другого? Власти желала? Я даю тебе власть, как и дала жизнь. Я даю тебе силу, как и дала свое покровительство. Теперь — ты моя на чужой земле. И я приказываю убить.»
Убить…убить. Убить! Гулким эхом отдавалось в голове, возрождая что-то недавно забытое, похороненное, кровавое. Смерть только и сумела, что улыбнуться, да, пусть Сестра и была сильна, Смерть имела необычайную и до сих пор непознанную власть над искаженной душой. Зеленые глаза озарила огненная вспышка и удаляясь увлекла за собой и покой Ариадны. - Неееет, ты не ведьма! Ты охотничья сука, которая почуяла запах дичи! Но тебе не суметь... - Нимфа свалилась на пол корчась от невыносимой боли пронзившей все ее естество, дошедшей до сердца, насиловавшей глубины души. Из ее горла вырывался жалкий хрип, кровь тонкой стройкой ринулась из носа и ушей. Тела оказалось мало, чтобы вместить всю боль. Ариадна не знала ничего, совсем ничего кроме боли, темноты в глазах и силуэта Морганы доводившей ее до всех возможных пределов огненными саламандрами в своих глазах. Все внутри будто становилось слишком большим, слишком непомерным для ее тела. Рвалось наружу. Она хотела кричать! Кричать бешено и самозабвенно слыша в ушах свой собственный крик, но удавалось только хрипеть. Этот хрип выводил ее еще больше, но молчать тоже не было сил. Нимфа царапала ногтями горло, металась из стороны в сторону по полу и не могла никак убрать это из себя. А Моргана смотрела в исступлении и пила ее боль, становилась сильнее, убивала все, что поднимало голову в этом новом мире. "Оно пустое. Не видишь ли ты, что и здесь тебя заведомо считают злодейкой. Посыльная смерти? Пускай. Ты умеешь быть самым верным ее жнецом." Скрипнули половицы извещая о приходе гостей. На пороге появилась Лада. Темные волосы ее, были как и всегда заплетены в замысловатые косы, а синее платье подчеркивало точеную фигурку делая нимфу похожей на статуэтку, на неведомой тонкой работы создание. Сейчас, озаренная и мраком комнаты и светом улицы она была словно между двух совершенно параллельных миров. Между тьмой и светом. А между этими двумя мирами застыла картина которая заставила сердца нимфы зайтись с удвоенной скоростью. В глазах девушки застыл неподдельный ужас, страх за маму и себя. Этот ужас отразился в глазах Морганы паникой. Ведьма всего на минуту замешкалась, а Лада увидев это, рискуя собственной жизнью кинулась на помощь матери. — Мамочка… — шепотом и тихо, но даже если бы нимфа сейчас кричала, Моргана не отреагировала бы. То, что осталось от родного ей человека было ужасно. Шея расцарапана, дрожащие руки, тело, застывшие слезы в глазах и кровь, кровь, кровь… Лада была готова отчаянно выть! Она прильнула к матери обнимая ее будто только это и сумело бы залечить раны и подарить жизнь, но Ариадна собрав все свои оставшиеся силы и умоляя сознание дать ей еще минуту сказала только одно: — Она вместо меня… Слабый шепот показался криком и отразился от стен гулким эхом «Она вместо меня». Моргана обессилено рухнула на пол, словно дикая зверушка она забилась в угол и дрожала всем телом, наваждение, что завладело ею постепенно пропадало, оставляя в голове отзвуки уже знакомого ей голоса и только что сказанных ее жертвой слов. Она не сумела выдержать этой пытки. И суть испытания была не в том, что она едва не убила, а в глазах Лады. В глазах живой статуэтки, которая сейчас со слезами на глазах прижимала к своему сердцу родную мать. А Ариадна только брыкалась и порывалась встать, разом перед ее глазами пролетела вся жизнь. Сколько было и всего одно желание: защитить вверенных ей. Она избавлялась ото всех кого встречала на пути с таким же символом как у нее. Трикветр — только одно значение и только одно понимание. Замена. Ей пора. Эта — сильнее. Конец. А ведь когда-то давно, сотню или две тому назад, она сама пришла на смену женщине с таким символом и тоже заставила ее страдать. Только она — невольно и совсем случайно, а эта девушка — желая защиты вполне осознанно применила свою силу. Что-то там, на задворках непонятно чего желающего сердца отчаянно цеплялось за жизнь, за единственное сокровище которое только было у нее, и сокровищем этим были не дочери, был не ее народ. Зеркало. Она потянулась руками к стене у которой в истерике билась Моргана. Вместе со своей зреющей силой, она нашла и свой символ. Символ своего торжества над всеми, кто пожелает нарушить ее покой, покой ее детей, детей этого леса. Непослушными пальцами подцепила краешек ткани и потянула на себя. Не в силах удержать равновесия Ариадна упала вперед себя и так и замерла. Ткань упавшая с зеркала накрыла ее собой, защищая от всего остального мира. Только одной загадки не разгадала Ариадна, что же значили символы на руках у других, отличающиеся от ее они не представляли угрозы, но одно их наличие толкало на самые разные мысли. Одна смешнее другой меченные все приходили и приходили и вот им уже мало прежнего места. И вот уже она — без году недели как восставшая над ними ведет через пустоши и леса в поисках того самого «их места». Лада не плакала. Ни единая слеза не посетила ни ее глаз, ни ее души, ни ее мыслей. Плач был где-то глубоко и пока оставался еще неосознанным, не принятым, не задевшим. Она подползла к матери, стащила ненавистные кусок ткани и перевернула ее на спину. Откуда-то из складок платья выудила маленький, совсем крошечный осколок зеркала. Ее действия были сейчас скорее инстинктивными, чем хорошо осознанными и обдуманными. И хоть спасать ей не приходилось никого отчасти из-за запрета матери, она знала теорию, сейчас этого хватит. Поднесла осколок к губам матери, а через минуту уже напряженно и зря вглядывалась в его поверхность. Сумерки в комнате не позволяли ничего разглядеть. Отчаянно ринулась к груди матери и прислушалась к сердцу. Тишина. Лада замерла. Слова матери ее отдавались в голове и она обернулась к Моргане. Та по прежнему тряслась. Моргана знала. Знала, как теряют близких. И понимала боль этой девушки. Да, она должна была подумать о семье этой женщины, но разве кто когда мог подумать, что у этого «снежного существа» могут быть дети? Наверное если нимфы не знали бы этого наверняка, то и не догадывались даже, не предполагали. А Моргане? Когда выбор стоял между жизнями, приказом, странными и непонятными словами и обвинениями, что ей оставалось делать? Защитить себя единственным возможным способом. О почему именно эта смерть задела ее так сильно? Почему именно эта смерть заставила дрожать руки и отчаянно желать биться головой об стену? Лада смотрела недолго. Пока в голове не прояснилось, чтобы там не говорила мать, а эта девушка была убийцей. Со стены сорвалось зеркало и ударившись о пол рассыпалось миллиардом маленьких осколков заставив испугаться и застыть в оцепенении. Глухой перезвон битого стекла рассеял тишину. Даже не осколки - пыль. Они касались пола и превращались в золотую пыльцу, вскоре устлавшую пол, точно ковер. Лада зачарованно коснулась пыльцы руками. Как в сказках: "Первая фея была самым настоящим человеком, пока одной не увидела сон, предопределивший всю ее судьбу. Она увидела как мастерит огромные деревянные крылья, примеряет их на спину, а потом, под тяжестью этого креста бредет вперед неизведанными краями, собирает цветы, из цветов, как пчелка кропотливо, пыльцу, а потом, посыпает ею себя и становиться меньше дюйма. Сон ее длился ровно сто лет, а когда девушка проснулась, оказалась действительно крохотной, как первый несмелый весенний листик.". Иная фея сидела теперь перед Ладой и точно волшебную пыльцу пропуская сквозь пальцы золотой песок. Только ей не взлететь. Иная фея сидела перед Ладой и ждала не дара, а наказания. Лада готова была стать ее палачом.***
Вот уже несколько дней она сидела запертая в землянке без еды и воды. Стоила ли смерть той женщины этих самых дней? Определенно нет. Так, как иногда благие цели не оправдывали свою цену, ее цель, изначально будучи благой исключительно и только для ведьмы и подавно не принесла бы кому-то удачи. Но принесла покой. Моргана горько улыбалась на этих мыслях. Она запуталась. Умереть бы тогда. Утонуть бы потом. Разлилась бы сейчас океаном, гуляла ветром. Сожгли бы, а она стала пеплом и была вольна во всем, вот так как сейчас, только если умножить на несколько десятков. Ей бы переосмыслить и понять! Ей бы каяться и приносить клятвы! Ей бы…ей бы…сколько этих «мне бы тогда» и «мне бы потом» роилось в ее голове и складывали картинки одна краше другой? Определенно продуманности этих картин позавидовал бы любой художник. Писатели бы создали не одну историю с пометкой «Основано на реальных событиях». А потом снова нарисовали бы картины, только на этот раз иллюстрации. Да к черту все! Зачем она здесь? Чтобы ее мучили теперь в новом мире? Почему сорвалась? Могла начать все с начала. Но какое это начало? Такое как и прежние? Такое же как и все ее начала! И ведьма понимала, как никогда понимала порывистость и необдуманность своих поступков, сама себе казалась гордой и не способной ни на что кроме как убить, а возможно даже этого она не сумела бы сделать идеально. Возвращаясь к истокам она спрашивала себя зачем снова и снова мучает свою душу? Чего ради изводит себя печалью и ненавистью к самой себе? С чего началась ее ненависть ко всему? Не знает. Кажется с того самого дня когда она, в своей наивности вверилась Утэру, или с того самого вечера, когда встретила сестру? Нет. Ее падение началось тогда, когда познала глубину первобытного страха… Сердце бешено колотилось в груди. Дикий танец отплясывали мысли прямо на надгробии ее гордости, честности, верности. Нет, все же с гордость поторопились, ведь она жива и вполне реальна. Гордости бы впору ходить с честью, доблестью и честностью. Гордости бы стать не чем-то сродни брезгливости к окружающим и чувству собственного превосходства, а совсем наоборот. Ведь гордость не всегда настолько ужасна, особенно если ее лишь капля. Та самая капля гордости есть в каждом из нас, но в некоторых, она превращается в озеро, море, а потом заполняет до самых краев завлекая в свои глубины тебя всего! Снова делать ошибки одна за другой и загнать себя в замкнутый круг! Она ли не знала к чему приведет это заключение? Знала. Вероятнее всего смерть, но она умерла бы и так. И умерла не от того, что попала в новый мир, к новым людям, к новым силам, а оттого, что сама со временем убила бы себя этими бесконечными душевными болями, ошибками, сухими слезами, плачем за родными и убитыми. Гордостью и печалью. Тот кто уже умирал там, мысленно, душевно, не сумеет возродиться, пусть даже вы все средства вложите ему прямо в руки. Дайте лучше веревку! Сквозь дверь землянки пробивалась слабая полоска света. Наступил новый день, полный забот и отчасти скуки. Нимфы пытались не обращать внимания на тихую пленницу, не думать о ней. Но все же мысли одной девушки непременно возвращались к ведьме. Даже сама Лада не была настолько мятежной как ее старшая сестра, даже видевшая смерть собственной матери винила себя меньше чем Шая. А Шая и вправду разрывалась между всем этим. Она никогда не думала, что смерть матери не принесет ей ни боли, ни отчаяния. Однако когда из дома вывели связанную Моргану, едва переставляющую ноги и трясущуюся то ли от злости, то ли от боли, Шая поняла, что все кончено. Она просто не имела сил жалеть. Ариадна была прекрасной матерью и дочери были искренне благодарны ей за свое светлое детство, только вот через чур сильно цеплялась Ариадна в их единение с природой, в их отдаленность от мира. А как нимфы порой желали мира, света! Они душами своими летели к горам и морям! В снах своих ступали на неизведанные земли и ликовали, ведь снов Ариадна была не в силе запретить. После ее смерти не стало легче. Пришла свобода, но было уже не то. Важную часть забрали. Словно копия прекрасной картины, все почти идентично, но чувства не те. И Шая билась в догадках все эти дни. Она рвалась помочь девушке ведь сама была частично виновна во всем случившемся. И эта вина разъедала ее изнутри! Рушила ее податливый мир, заставляла метаться днем и не спать ночами. Сегодня девушку должны были судить, а Шая не знала ликовать ей или жалеть. Ведь сама рассказала о той ведьме, помогла привести к матери, оставила наедине. Стало быть больше всех виновна именно она? И ее святость не настолько и свята? И ее непорочность на самом деле не так уж белоснежна и невинна? И возможно, когда-то давно она тоже совсем невольно лишила кого-то жизни или чего хуже смысла жизни? Возможно тех, кого могла спасти, но опасалась это делать из-за запрета матери? Может она саму себя убила своими поступками, своей отчужденностью? Всегда тиха и спокойна, сейчас она походила на бешеного зверя, безумную и страшную, а от того еще более уязвимую. К обеду поляна слегка опустела. Некоторые нимфы в поисках забавы удалились недалеко в лес. Там, прирученные зверьки принимали Дочерей Природы как родных и это было словно второй дом, более родной чем маленькие и пустые домики на деревьях. А Шая не знала, как? Как можно веселиться в этот час и собственная глупость ложилась тонкими складками на ее чело. Шая поднялась и медленно приблизилась к краю поляны. Возможно в одной смерти и была ее вина, но второй она не допустит! Дверь землянки была старой и ветхой и странным было то, что ведьма не убегала. «А может она не желает убегать? Может все свою сознательную жизнь она только и была смертницей? Каждый поступок — по острию ножа?». Но Шая гнала эту мысль подальше и не позволяла ей возвращаться. Ведь как можно не желать жить? Умереть можно успеть всегда, а жизнь только одна и единственная! И пусть эта самая жизнь несправедлива до ужаса, но это ведь твоя жизнь! Твоя! Бери ее в руки, лепи ее, меняй! Вот только и в жизни Шаи все было куда сложнее и куда запутаннее простого — бери и меняй! Она часто даже рвалась что-то изменить, но сил не хватало ни на единый ощутимый рывок. И все же Шая никогда не спешила умереть, она просто жила. Иногда собирая травы да корешки, смеясь с подругами, слушая истории и песни у костра и прислушиваясь к матери. Ведь изменения лежат намного дальше чем слова. Отодвинув подальше тяжелое бревно которым кто-то предусмотрительный подпер дверь, будто только это бревно и способно защитить их от гнева ведьмы, Шая собралась с духом. Она медлила. Медлила находя и отговорки и оправдания. Время подгоняло, но она только огрызалась на его бег. Ладони вспотели и она нервно отерла их о платье. Просто открыть дверь, а там разберусь. Но руки словно не слушались и только приложив большое усилие воли и собрав в себе все что только в ней было, Шая потянула на себя дверь. Теперь только вперед. Моргана вздрогнула от солнечного света, что незваным гостем ворвался в подземное царство, насторожилась и от того, что увидела вместе со светом еще и тень. Лица было не разобрать, ведь светило нещадно слепило ее привыкшие к кромешной темноте глаза. Да и если бы Моргана увидела лицо, она вряд ли узнала бы кого-то. А все же ведьма не насторожилась и не испугалась неизвестности, света, всего чего только бояться в такие моменты. Если ее должны судить, так пускай! Бежать она сумеет всегда, тем более сейчас, когда силы ее снова при своей хозяйки и как и всегда на вершине! Только один взгляд и взмах руки и она сумеет разнести все селение в щепки, не оставив даже травы! Вот только было еще другое желание, вполне объяснимое в ее положении, и это желание зацепиться за кого-то и держаться крепко, и чтобы ее держали не отпуская, веря, защищая. В неведомом мире так важно было найти друга, но она начала совсем не с того. Долгое время Шая просто стояла у двери и молча ловила печально спокойный взгляд. Глаза, что задели неведомые струны ее души, и Шая просто решила довериться своим ощущениям. Едва ли не в первый раз ей никто не давал советов и указаний. Это первое решение было как границей, которую непременно нужно преодолеть, предать других, но хоть немного оправдаться в своих глазах. Чувство вины стало для нее невыносимо больным. Первый шаг был важным и опасным как танцы на краю обрыва. Шая ступила вперед, в неведомый мрак землянки, в сырость и пропитанный волнением воздух. Моргана даже не дернулась, спокойно и отчасти настороженно. Сторожиться было нечего, подойдя совсем близко к Моргане, Шая неловко и произнесла: — Привет. — И натянутая улыбка скользнула по ее лицу. Шая совсем не умела знакомиться и делать первые шаги. По природе своей очень робкая и послушная, она старалась не думать о том, что сейчас делает. Трясущимися руками Шая развязала веревку на руках Морганы, стараясь не смотреть в лицо той, освободила ей и ноги. — Зачем ты это делаешь? С ума сошла от горя? Но Шая только посмотрела в ответ прямо в глаза ведьме, собрав всю свою неловкость, всю нерешительность, боль и страх, а еще смертельное желание загладить только ей известную вину. — Нет. Просто думаю, что виновата не только ты и…я не знаю, что решит сестра, но Мора привела тебя сюда, она тебе поверила, понимаешь? — Шая с надеждой вгляделась в лицо Морганы, но увидела там только глубокий сарказм и странность собственного поступка. Вздохнув она продолжила: — Мора — это та девушка с зелеными волосами, что привела тебя сюда. Она пропала, ушла наверное. Но суть не в том, а в том, что мама очень верила Море, понимаешь? И если бы Мора сомневалась в тебе, она бы не стала заботиться. А я верю Море, верю в свою вину перед ней, верю в жертвенность ее поступков, понимаешь? Она была какой-то гранью, которая всегда отделяла меня и маму друг от друга, в те редкие моменты, когда мама теряла контроль! Только она, своей серьезностью и верностью способна была соперничать с мамой. Хоть никогда не была с ней особо близка, только она могла ее убеждать! И она спасла тебя, понимаешь? Во имя памяти о ней, живой или павшей, я должна это сделать… — Понимаю. — Оборвала ее Моргана не дождавшись очередной отчаянно-прекрасной реплики. Разве можно так говорить о людях? Но Моргана видела, что все искренне и потому верила Шае. Верила, что это создание никогда и ни при каких обстоятельствах не предаст саму себя. Себя ответственную и верную своей человечности. — Понимаю. Но и ты должна понять, что я опаснее чем ты только можешь себе представить. Опаснее в сотню или даже тысячу раз. Ты сможешь доверять убийце своей матери? Но Шая покачала головой и намного уверенней чем все остальное сказала то, что было известно и так им обоим: — Я и не собиралась тебе доверять. — И все же я предупредила. — Ведьма даже позволила себе улыбнуться, искренне и как казалось тогда — светло. А Шая минуту помедлив, поразмыслив и поняв, что ведьма шутит и сама абсолютно искренне улыбнулась в ответ. Она протянула руку сидящей на земле Моргане. Предложила свою помощь опасному существу. Предложила свою руку той, что несколько дней назад лишила жизни ее мать. В этом и была вся Шая: крайне сложная и нелогичная, но такая простая, чувственная и доверчивая. Что-то внутри Морганы медлило и не желало делать даже шага с места. Едва ли не впервые ей предложили свою помощь, абсолютно безвозмездно и от чистого сердца. Раньше нередко за помощь у нее просили силы, защиты, незримого магического покровительства, денег, разного рода мелочи. А сейчас ей протягивали руку заверяя, что ничего не нужно в замен, а впрочем кроме огромного риска она ничего и не могла дать. А еще, по правде говоря она и сама могла помочь себе, всего несколько заклинаний и помощи лучше быть не может. Но она почему-то схватилась за руку и приняла помощь. И страшная ведьма, Верховная жрица, сильнейшая из сильнейших, из тех кто были до и будут после, впервые за долгое время доверилась и почувствовала рядом, хоть хрупкое женское, но все же плечо. И сама того не ведая Меченная Смертью, как ее позже назовут и здесь, и там, сделала первый шаг к чему то новому. И только сердце в тайне от ума поклялось защищать искренность живущую в этой нимфе, и только сердце знало насколько ему было приятна простота протянутой руки. Глаза в глаза они смотрели друг на друга и словно понимали все до самого последнего жеста. Моргана не была настолько готовой принимать и предлагать помощь, она от слова «вообще» не понимала зачем она вообще здесь, что делать дальше и как жить. Сейчас так, а дальше будь что будет. Первой взгляд отвела Шая, она схватила Моргану за руку и потянула за собой к выходу. Лучший способ избежать этой мучительной беззащитности перед убийцей, на время заставить его слушать тебя, идти за тобой, верить тебе и забыть о своей опасности. — Я выведу тебя из леса, а дальше ты уже сама, я должна остаться с сестрой. — Что-то несказанно тяжелое чувствовалось в голосе Шаи, но в отличии от других она не сумела бы этого скрыть даже если бы желала больше жизни! — Тебя накажут если узнают? Но нимфа только промолчала. А накажут ли? Сестра может, но не до крайностей, только ради «указать на правду» или «показать место». Солнечный свет бросился в глаза освобожденной принимаясь ее слепить. Сначала Моргана видела перед собой только темноту, а дальше темные пятна постепенно освободили ее от своего присутствия и ведьма сумела взглянуть на небо, втянуть свежий воздух, почувствовать ветер в своих волосах. Внезапная мысль посетившая ее была такое неуместной сейчас, но все же девушка протянула руку и аккуратно пригладила волосы, будто этого было бы достаточно для того, что бы привести все в порядок. Шая настойчивее потянула Моргану за собой, а потом и вовсе пустилась вместе с ней в бег. Было бы важным и правильным описать ее мысли, но они сменяли друг друга настолько быстро, что даже сама нимфа не успевала следить за ними. Сомнения на уверенность, страх на храбрость, волнение на решительность. Когда они ворвались в самую чащу леса Шая позволила замедлить шаг. Нервно оглянулась назад, прильнула к ближайшему дереву что-то шепча ему, спрашивая и убеждая. Моргане со стороны на долю минуты даже показалось, что бедняга сошла с ума от горя, скептический взгляд коснулся тонкой фигурки обнимающей дерево. А Шая не замечала никого, она спрашивала не рассказывал ли ветер о беде у нимф, а в ответ слышала, что тишина царствует на поляне, будто и никогда там никого не было. С благодарным и облегченным вздохом Шая снова приблизилась к Моргане. — И часто ты так делаешь? — Голос ведьмы был наполнен тем же недоверием, что после выходки Шаи читался в ее взгляде. — Мы ведь нимфы, — неуверенно пожала плечами — нам свойственно единение с природой, мы ее дети. Чем ближе девушки были к опушке леса, тем легче становилось на душе у Шаи. Уже с минуты на минуту со всем эти безумством будет покончено. Еще несколько часов и все будет в порядке. Когда они пробегали мимо маленького ручейка, нимфа позволила умыться Моргане. Это был маленький привал. Ведьма попила воды, на удивление мягкой, вкусной. Ручей будто был живой и ведьма буквально кожей ощущала как он что-то шепчет, а Шая могла заметить, как чистая водица вернула здоровый вид коже ведьмы, убрав бледность, синяки под глазами, следы лопнувших сосудов в глазах. Темная чародейка будто помолодела и стала очень красивой, а кроме того, довольно милой в каждой своей черточке. Вся природа в этом лесу была живой, вот только не для всех. Иные забредали в такие леса и терялись не сумев услышать подсказок и напутствий Матери, иные с головой уходили в беззаботность сосен и елей, в их сплетни и секреты не замечая приближения опасности и отмахиваясь от предупреждений. Наделенные хоть каплей дара — слышать, очень редко справлялись с ним, а нимфы помогать не смели. Только бывает выведут, подтолкнут к правильной тропе, а все не смея показать своего лица. Тогда бы путники теряли покой от их красоты. Ведь не смотря на человеческий облик, фигуру, они все были существами свыше, а значит и красота их была не такой простой как могла казаться. Нимфы сияли внутренним светом, от того Ариадна и пыталась беречь и меченных, и Дочерей Природы, дабы не гасить свет, не омрачать его. От того и устраняла всех, чьи сердца были готовы сдаться, хоть нимфы вряд ли сдались бы и стали полностью темными и далекими от прекрасного. Скорее всего их невинность не выдержала бы и девы умерли. Долгожданная свобода стремительно приближалась, а Моргана и радовалась, и печалилась. Там — снова незнакомые и чужие, конечно не знающие ее, но и она не имела представления об жителях здешних краев. А позади — желающие ей как минимум лишения воли, а некоторые даже и смерти. Лес становился менее мрачным, и вот уже в кружевном узоре ветвей, можно было различить осколки неба. Оно было чистым как капли росы, безоблачным и беззаботным даже не смотря на то, что совсем скоро солнце одарит долгожданным поцелуем горизонт. И что именно заставило сердце ведьмы замереть сказать сложно, но Шая заметила эту маленькую перемену. Возможно она отражалась в том, что в глазах Морганы вместо безумства, бесконечной муки и странной безысходности, появилась некая ясность и восхищение. Шая остановилась. — Дальше ты уже сама. Моргана непонимающе оглянулась на нимфу, но взгляд той объяснял все до самого последнего. Дальше нельзя. Воздух пропитался нерешительностью момента. Никто не знал, что следует сделать или сказать. — Спасибо. — Это было вовсе не сложно, это было исключительно благодарно. — Ты точно не желаешь со мной? — Нет. — Шая только покачала головой и грустно улыбнулась. — Там мой дом и моя сестра, мне нечего делать в чужих землях. Тебе возможно не понять, но мы — это лес, а лес — это мы. Без природы меня не будет, а чем более она необузданна, тем более живая. Моргана ступила шаг вперед, затем второй, уходить было сложно. Можно ли за несколько минут привязаться к кому-то? Вряд ли. Но вот проникнуться симпатией и неким пониманием, вполне. Шая чувствовала то же самое, но только с добавкой угрызений совести. Ох и неправильно и странно все это. Но лучше переступить через странность сестры, и сомнительные законы, чем переступить через себя. Разве может быть что-то ужаснее, чем убийство самой себя? Нет. И Шая прекрасно понимала это. Только когда ведьма скрылась за ближайшими деревьями, нимфа сорвалась с места и побежала следом. В этот самый момент она была быстрее ветра и прекраснее самой свободы. — Сделай так, чтобы все это было не зря. — Она словно в бреду вцепилась в руку Морганы, отчаянно желая чтобы ее слушали и слышали. Чтобы каждое слово не осталось только в ней. — Я не знаю кто ты, я не знаю откуда ты и какое твое предназначение, но сделай так, чтобы все это было не зря. Живи. Удачи. Одинокая слеза скатила ее щекой, но Шая и не думала ее прогонять со своего лица. А Моргана? А Моргана стояла в оцепенении и совсем ничего не могла понять. — Зачем ты сделала это? Я ведь убийца! — Я так чувствую и ты всегда должна чувствовать. Возможно свобода и будет тебе самым жестоким наказанием, но я поступила так, как подсказало сердце. А теперь иди. Я уже жалею, так что беги отсюда. Беги! Тяжесть пропала. Неловкость ушла. Только обнаженность души нимфы осталась и не желала больше скрываться среди рамок и законов, среди предубеждений. Она осталась собой и это важно. Слезы уже неудержимым потоком хлынули их глаз девушки, а она все смотрела вслед ведьме и все больше уверенности рождалось в ней. А как это все противоречиво! Нет. Совсем не так. Все правильно. — Что же ты плачешь, сестра? Я обыскалась тебя… — Шелест голоса Лады раздался за спиной, но Шая словно и не слышала ни единого слова. Сейчас была только она и ее душа. В слезах и непонятности поступков. Пусть это так, но это исключительно верно.