* * *
В богороще, как и прежде, стояла нерушимая тишина. Белые пушинки летали в воздухе, зимний ветер медленно раскачивал ветки деревьев, а запертое между тучами солнце играло тенями. Его близкие шаги выдал скрип снега, затихший где-то за спиной. — Вы когда-нибудь оставите меня, лорд Бейлиш? Петир невольно ухмыльнулся, опустив на мгновение глаза. — Вероятно, нет, — Санса развернулась и встретила его взгляд. Черты лица его в миг огрубели, а глаза, змеиные, непроницаемые, взглянули ядовито. — Любопытно, — протянул он нарочито заинтересованно, разводя руками и оглядывая окружение. — Отчего же леди Винтерфелла предпочитает одиночество богорощи важным заседаниям, на которых решаются вопросы жизни и смерти всего севера? — Не такое уж это и одиночество, если Вы здесь, — холод в её словах, казалось, мог сравниться лишь с холодом пришедшей зимы, но какая-то странная неуверенность, которую Санса ощущала, сбивала и мешала ей, путая и уводя куда-то мысли. Мизинец же, напротив, был как никогда собран и уверен в себе, и, как думалось Старк, — от злости. — Скажи, Санса, — он медленно шагнул в её сторону, — после всех страданий, которые принёс тебе Рамси Болтон, после твоего трудного побега, после того, как ты спасла брата и вернула родной дом, насколько может быть больно узнать, что твой законный титул достается какому-то бастарду? — яд болезненно прожёг кожу, рискуя пробраться глубже, но она взяла себя в руки, лишь едва дёрнувшись от его слов. Глаза его едва сузились, и на дне их появился холодный блеск — тот блеск, который — она была уверена — сверкал в её глазах, когда она отвергла его. Слепая месть и капля удовлетворение от малой доли той боли, что ты возвратил обидчику — вот что им двигало, но что важнее — это же двигало ей. — Полагаю, не больнее, чем получить невзаимность чувств от дочери той, которую Вы, как утверждаете, любили. На губах лорда появилась ухмылка, но глаза показали совершенно другое: в них сверкнуло то, чего она так испугалась в прошлый раз — настоящая сталь прорезалась в его взгляде, а пальцы правой руки нервно дёрнулись. — Ты права, я допустил ошибку, — он говорил пугающе спокойно и вкрадчиво, но Санса всем телом чувствовала, как накалялся воздух в зимней роще и как сложно становилась дышать. — По собственной глупости я позволил себе увлечься горделивой девчонкой, слишком трусливой и глупой, чтобы суметь получить то, что принадлежит ей по праву. Его слова, точно клинки, влетели в тело и, пробив лёгкие, выбили из груди воздух. Сердце забилось чаще, желая жить дольше. Старк знала, что уже проиграла этот словесный поединок, но это ей было совсем безразлично — обида и злость затмили и здравый рассудок, и даже страх. Скулы сжались до боли, когда она вдохнула глубже, чувствуя, как закипает кровь — и вполне себе в буквальном смысле. — Если я и была глупа, то только в том, что разрешила остаться Вам в замке, но с этим покончено. Вы должны уехать, сегодня же, — она сделала несколько уверенных шагов к нему и, ощущая, как с каждым словом злость тухнет и ей становится легче, прошипела ему в лицо: — Я больше не могу выносить присутствие гнусного предателя в своём доме! Глаза лорда застелила холодная сталь, а губы дрогнули в кривой усмешке. Чем-то в этот самый момент он напомнил ей Рамси, но лишь отдалённо, как силуэт вдалеке. — Так, ты, значит, решила? Выгнать меня? — его совсем чёрные, застеленные сталью глаза и низкий, тихий голос навели на Сансу не то что бы страх — невообразимый ужас, ощутив который она тут же пожелала вернуть все сказанные слова обратно и оказаться где-угодно, но только не здесь, не с ним. — Вы удивительно сообразительны, — Санса шептала неуверенно, с ужасом в глазах, а голос её неожиданно стал выше, и дрожь раскатами прошлась по коже. Она сделала шаг, желая сбежать поскорее, но он быстро схватил её за запястье и отдёрнул назад. — Нет, сбежать, как в прошлый раз, тебе не удастся, дорогая. Пересмешник стал приближаться к ней, и она испугано отпрыгнула назад на несколько шагов. — Предатель? Я для тебя лишь предатель, Санса? — он сощурил глаза, свёл брови. — И больше никто? Она сделала ещё один шаг назад и ощутила, как дрожь пробила тело — она прижалась к стволу дерева спиной, лишив себя шанса на побег. Но лорд вдруг остановился в шагах пяти от неё, рассеяно осмотрелся по сторонам. Снова начал подходить, но медленно. — Я спасал тебя множество раз. От Джоффри, от Лизы и теперь от Болтона. И что я получил взамен? Ничего, — он нервно укусил нижнюю губу и, разъярённо выдыхая, сделал новый шаг. Между ними оставалось ровно три метра. — Но одна, лишь одна моя промашка — и я предатель. Отчего же ты тогда попросила мою помощь, если я настолько ужасен? Он приблизился к ней вплотную, наклонил голову набок. Черты его лица были напряжены, грудь высоко вздымалась, а горячий пар вылетал изо рта со свистом, так же раздражённо, как и слова. — Ты, вероятно, говоришь себе, что это была вынужденная мера, и ты решила рискнуть. Но на самом деле, ты знаешь, что я никогда больше тебя не подведу и не оставлю, — Петир провёл взглядом по её лицу, задержался на губах, нашёл глаза, — пока ты сама этого не попросишь. Ты знаешь, что я верен тебе настолько, насколько я могу быть верным. Но ты всё равно вытираешь о меня ноги, пытаешься втоптать в грязь глубже и глубже, как это пытались сделать другие, отчего? Его глаза смотрели на неё злобно, непонимающе. Внезапно он нервным, быстрым движением вытянул руку вперёд и кулаком навалился на ствол дерева, прямо у её лица, будто ударил, и Санса от неожиданности вздрогнула и глубоко вдохнула воздух. Шлейф мяты сладко опоил и одурманил голову своей приторностью. — Большее из того, что ты перечислил, ты сделал раньше, чем увлёкся мной, — слова слетели с губ раньше, чем она осознала, что сказала, а когда поняла — вжалась спиной в ствол сильнее и даже, кажется, перестала дышать. Лицо его вдруг смягчилось, в чёрных глазах потухла сталь. Петир расслабил вытянутую руку и протянул её к лицу Сансы, но не коснулся — остановился в миллиметре от щеки, в воздухе нарисовал неровный контур до подбородка, поднялся к губам и едва, совсем мимолётно притронулся к нижней. Тепло, исходившее от его руки, томило своим жаром и нежностью, и порыв презрительно скинуть его руку мог бы взять над ней верх, но сопротивляться не было никаких сил, и она, гулко выдыхая, стояла неподвижно. В какой-то момент тело предало его и задрожало, инстинктивно отзываясь на её близость, но лицо осталось спокойным и беспристрастным. — Это так. Но тем не менее, — он резко убрал руку и сжал губы в линию, — даже принимая наличие моих чувств, ты делаешь то, что ты делаешь. Петир сократил расстояние и неожиданно снова поднял руку, но теперь коснулся шеи и мягко, заботливо провёл пальцами по горлу, вверх-вниз. — А может быть, тебе доставляет удовольствие моя боль? Тон его стал ниже, а сам лорд перешёл на шёпот. Он всё ещё касался её шеи, и Сансе вдруг ясно представилось, что сейчас он грубо схватит её за горло и, со злобой что-то шепча, задушит прямо здесь и сейчас — но он этого почему-то не делал. Петир молчал и сосредоточенно смотрел ей в глаза, нежно лаская кожу шеи, всё также: вверх-вниз. — Ответь, Санса, ты почувствовала радость или удовлетворение после того, как растоптала те чувства, что я тебе открыл? Мои страданья принесли тебе облегчение? Старк не отвечала, она не могла — если она скажет правду, то он, должно быть, убьёт её, тут же, без раздумий, а если солжёт, то он распознает её ложь почти наверняка. Но лорд, как оказалось, отступать не собирался, и когда ответа не последовало, он повторил, но уже раздражённо, чуть сжимая её шею: — Ответь мне. — Да! — она выкрикнула это из последних сил, тайно надеясь, что кто-нибудь услышит её, но никто не услышал, и тишина богорощи, неожиданно потревоженная её криком, снова опустилась на них, оглушив и лишив последней надежды. Санса, устало облокотившись на ствол чардрева, посмотрела на небо и тихо, измученно произнесла: — Почувствовала. Но ты этого заслуживаешь. Ты высокомерный эгоист и бесчувственный лжец, предавший меня, когда я верила тебе больше всех на свете. Она ожидала пощёчины, если не удушья, но ни того, ни другого не последовало. Вместо проявления ярости, он ослабил хватку и мягко, как бы поощряя, погладил контур шеи, коснувшись нежного местечка за ушком. — Неужели? — Пересмешник вновь стал спокойным, а в его голосе, как показалось Сансе, слышалась усмешка. — Высокомерный — да. Эгоист — возможно всегда, когда это не касается тебя, — он наклонился к её уху, и его дыхание обожгло кожу шеи, проникая куда-то дальше. — Лжец — несомненно. Но совсем не бесчувственный, ты сама знаешь это. Санса кожей ощутила его ухмылку. — И всё же ты лжёшь, любимая, — он поднял голову и снова посмотрел ей в глаза. — О чём же? — голос её дрожал. — О том, что мои чувства не взаимны. Он глядел на неё открыто, усмехаясь, и былой страх ушёл, и ей снова захотелось оттолкнуть его, ударить, сбить эту отвратительную усмешку, но это горячее дыхание и тёплые пальцы, всё ещё мягко ласкающие кожу шеи, дарили тепло и почти что нежность. Такая забытая близость с ним томила, плавила заржавелые железные цепи старого сундука, висящего на плечах, и манила сбросить тяжкий груз, освободиться и хотя бы на мгновение забыться в этой тёплой, сладкой близости с кем-то не чужим. И она поддалась, на одно, самое долгое в её жизни мгновение. Едва она наклонилась ближе, лорд ухмыльнулся, самодовольно и неприятно, осторожно отстранился и, опустив на секунду глаза, мимолётно коснулся её подбородка. Санса, даже не заметив этого прикосновения, резко схватила ртом воздух и возмущённо уставилась на него. — Прости, дорогая, но мне совсем не хотелось бы, чтобы кто-нибудь ненароком увидел, как ты целуешь гнусного предателя в богороще своего дома, — его чёрные глаза горели и светились ярче любого пламени, но не грели, скорее — обжигали, как накалённое железо. — Ты, — ей не хватало слов и воздуха, она была готова ударить его и бить, бить по лицу, пока эта поганая ухмылка не сойдёт прочь. — Терпеть тебя... Петир резким и неожиданным рывком сократил расстояние и коснулся её губ. Этот недолгий поцелуй разбросал всю злость и возмущение куда-то далеко и оставил только нежность, окутывающую и утяжеляющую, и желанное тепло. Он отстранился легко и также неожиданно для неё, как и приблизился, но не отошёл ни на шаг. — А вот теперь ты можешь обвинить во всём меня, — он снова ухмыльнулся, но в этот раз как-то по-доброму, тепло. Санса хотела сказать что-нибудь, произнести хоть слово, чтобы избавиться от этого странного молчания, что возникло между ними, но ничего не приходило на ум, и она продолжала нелепо хватать ртом воздух и немо смотреть на него, того, кто кажется таким собранным с виду, но в чьих чёрных внимательных глазах — Санса готова была поклясться — она читала непонятную ей растерянность. Петир будто бы тоже хотел что-то сказать, но, видимо, передумал и вместо этого обхватил её лицо руками и снова поцеловал, но в этот раз чувственней и менее сдержанно. Сумасшедшая страсть, что накинулась на неё с новым поцелуем, выбила землю под ногами, и Санса крепко вцепилась в лацканы мужского плаща, чувствуя, как подкашиваются ноги. Отстранившись, он с тяжестью выдохнул и, сканируя её, пронзая нечитаемым взглядом внимательных, но уже чистых голубых глаз, наконец, произнёс: — А теперь я тебе скажу кое-что, и я хочу, чтобы ты это ясно запомнила и поняла, — лорд взял её за подбородок, не позволяя ей опустить глаза. — С этого момента ты никогда не станешь делать то, что я позволил тебе в этот и другой разы, — впредь ты никогда не будешь пытаться унизить меня, потому что то, что я спускаю тебе сейчас, я никогда больше не спущу, — он смотрел тяжело, подчиняюще. — Я не позволю тебе или кому-либо другому вытирать о меня ноги. Не заставляй меня, дорогая, — он доверительно и ласково погладил её щёку, — идти на крайние меры. Я никогда не хотел, чтобы ты меня боялась, но если ты настолько же умна, как я всегда о тебе думал, ты знаешь, насколько я могу быть опасным человеком, Санса. Прошу, не забывай об этом, — он расцепил её руки, твёрдо сжимающие воротник, и легко поцеловал, поднеся к губам. — Возвращайся лучше в замок, в тепло, — только и бросил он, уходя и забирая всё тепло с собой. Оставляя её, он снова, кажется, ухмылялся ей, но Санса не была уверена — перед глазами стояла пелена, а слабость в ногах отчего-то не проходила. Старк не знала, как долго она простояла там, в богороще, после его ухода, но когда она очнулась от этого странного наваждения, её морозило, и зубы громко и противно стучали. На уже окрепших ногах она добиралась до камина в своей комнате, стараясь не вспоминать произошедшее и откладывая все размышления на потом, но одна мысль таки пробилась до расчистившегося сознания и как-то легко, неожиданно мягко кольнула и рассыпалась, даже не оставив никакого дурного послевкусия. Всё-таки, не всегда главные тайны заключаются в других людях. Наверное, чаще всего — в нас самих.IV. Сундуки с тайнами.
10 июля 2016 г. в 21:23
Многие люди верят в богов.
Они молятся им, уткнувшись в сложенные ладони или упав на колени перед восходящим идолом, так же усердно, как умоляют своих богов смиловаться над ними за мгновения до смерти. Интересно, существуют ли боги на самом деле, и если существуют, слышат ли они людские молитвы, крики, всхлипы? Санса видела и пережила достаточно, чтобы убедиться в одном — боги глухи к мольбам любого из смертных, история её семьи — наглядное тому подтверждение.
Люди — вот источник истинного зла или добра. Или и того, и другого попеременно. Для Сансы люди, в большинстве своём, теперь просты для понимания. Она прекрасно знает, что притягивает большинство и что действительно меняет человека. Власть — одна из таких вещей.
Почти две недели прошло с того дня, как Джона выбрали Хранителем Севера. Тогда и начались каждодневные заседания и собрания, на которых обсуждалось всё вперемешку: и подготовка к зиме, и оборона от белых ходоков, и верность домов, и суд над людьми Болтонов, и прочее, прочее, требующее незамедлительного принятия решения. Теперешний Король Севера, несмотря на то, что Санса не была законной Леди Винтерфелла, разрешал ей присутствовать на заседаниях и принимать участие в обсуждениях. Между ними, казалось, ничего не изменилось — общие трудности и потери за столько лет только сплотили их, и кто, казалось, лучше них, мог знать, как важно доверие между людьми? Вот только каждый из них не спешил раскрывать собственные тайны.
В чём заключался секрет Старк? А в чём всегда заключаются главные секреты? В людях, конечно. В её случае, в мужчине. Петир Бейлиш — единственный человек, к кому вели все ниточки от запрятанных ею сундуков со скелетами. Он даже сам представлял несколько из них в некотором смысле.
Что же Джон?
Джон скрывал и умалчивал о многом из своего прошлого, как и сама Санса, но кроме этого, было что-то ещё — она чувствовала это и редко замечала. Подсказками ей служили многие вещи: его надутость и долгая задумчивость в гостиной, когда он думал, что сидит там один, или вечерние прогулки по коридорам замка. Но неделю назад начало происходить что-то совершенно странное: сперва Джон усилил охрану замка, отмахнувшись от любых вопросов Сансы, а потом стал избегать её, как можно чаще прибегая к любой возможности отправить сестру в собственную комнату. Сегодня же Король Севера попытался очень мягко намекнуть о «необязательности» её присутствия на заседаниях, сославшись на их однообразность и скуку. Старк была задета за живое, но стерпела эту гнусность — лишь короткий кивок головы послужил ему ответом. И к слову о гнусностях. Мизинцу, должно быть, уже доложили эту новость, и теперь ей стоит только ожидать того момента, когда при следующей встрече он, как бы невзначай, упомянет об этом, прыснет в неё ядом или громко, злобно рассмеётся ей в лицо — чтобы хоть отчасти расплатиться за произошедшее в богороще.
На самом деле удивительно, что Петир Бейлиш всё ещё оставался в Винтерфелле, каждый раз выказывая своё желание удостовериться в безопасности Джона и Сансы, в связи с провозглашением на трон Серсеи, жаждущей мести, — впрочем, юная волчица знала, что он лжёт, по большей части, по крайней мере. Может быть, часть его действительно заботилась о её сохранности, — о Джоне даже речи не шло — но лорд ждал чего-то ещё. Плату за спасение, наверное?
Вспомнив о Петире, Санса содрогнулась, сама не зная отчего. Видимо, обстановка влияет — в конце концов, здесь, в богороще, в нескольких метров от места, где Старк сейчас стояла, в прошлый раз она растоптала те чувства, что он ей открыл, желая унизить его. В горле у неё вдруг образовался ком при этих воспоминаниях, а сердце предательски заскрипело. Ей стало даже жаль его и, кажется, не только...
Она качнула плечами, и наваждение прошло. Оно длилось лишь мгновение, но почему-то во рту остался горький привкус, а голова внезапно потяжелела, и плечи болезненно сдавило, будто что-то тяжёлое легло на них, будто бы целый сундук навалился на её плечи — сундук, который она так и не смогла зарыть, спрятать глубоко в земле, и теперь его содержимое её самый страшный кошмар и самая большая тайна из всех.
Санса прижалась лбом к холодному чёрствому стволу чардрева, закрыла глаза и глубоко вдохнула морозный воздух.
И всё-таки, не всегда главные тайны заключаются в других людях. Наверное, чаще всего — в нас самих.