* * *
Старк гордо сидела перед зеркалом. На ней было темно-синее платье с вышитыми лютоволками на груди, а шею укрывал меховой ворот. Волосы уже были убраны в аккуратную прическу на южный, по привычке, манер. Из зеркала на Сансу внимательно смотрела девушка, чью врождённую грацию и красоту не портил ни лёгкий порез на шее, ни скрытый марафетом синяк на щеке. Санса снова коснулась места удара. Невольно вдруг вспомнилась Королевская Гавань и младший Ланнистер. Воспоминания эти больно ударили в грудь, но уже слабее, не с той силой, что прежде. Ей вспомнилась давняя надежда, со времён побега из Гавани, о том, что больше ей не придется переносить и скрывать побои. Она горько усмехнулась. Стало жаль, что этой ночью рядом не оказалось Бриенны — из её последнего письма она знала лишь то, что она всё ещё находится в пути, но в скором времени прибудет в Винтерфелл. Отчего-то в голову пришла странная мысль, что к этому времени самой Сансы здесь уже не будет. Служанка постучала в дверь и торопливо зашла в покои. — Прошу прощение, миледи. Лорд Сноу спрашивает, будете ли Вы присутствовать на казни? — Да. Передайте моему брату, что я сейчас спущусь. Она встала и в последний раз посмотрелась в зеркало. Мимолётная улыбка, свидетелем которой стало лишь отражение, появилась на её губах прежде, чем она развернулась и, накинув поверх платья шубу, вышла из покоев.* * *
Едва казнь началась, Санса удалилась от толпы и, спрятавшись под козырёк черепичной крыши, издалека наблюдала за происходящим. Время тянулось, тягуче и трудно, как мерзкая жевательная сера, и казалось, будто казнь длится часы. Джон всё говорил и говорил, выносил приговор каждому наёмнику, подымал длинный меч над головой и снова тяжёлая голова катилась по деревянным кривым доскам, как рассыпанные лимоны, и, чуть ли не падая, останавливалась у края и слегка откатывалась назад. Смотреть на происходящее было не только неприятно, но и страшно — казнь эта сильно напоминала ей о другой казни, давней и поистине ужасной. Старк ещё с тех пор, как стала заложницей в Королевской Гавани, приучила себя не вспоминать о казни отца или любых других кошмарных событиях, что способны взбудоражить и вывести из равновесия, которое она едва тогда сохраняла; но воспоминания, кошмарные, ужасные, никуда не исчезали из её памяти, она лишь блокировала их по возможности, прятала, потому что вспоминать, возвращаться в них было слишком больно и страшно. Так и сейчас, наблюдая за проходящей казнью, Санса старалась отстраниться, построить стену между ней и болезненными воспоминаниями, отравленными чувствами, но стена отчего-то не строилась, каменные кирпичики рассыпались, превращаясь в чёрный песок, и чувства, наполняющие её с каждым мгновением всё сильнее, выбивали из груди воздух и вырывались из-под контроля. Неожиданно остро захотелось разрыдаться, выплеснуть это всё, как хотелось этой ночью, но она держалась, до боли сжимала трясущиеся руки в кулаки и неподвижно, намертво приколотив ноги к промёрзлой земле, стояла у дверей, ведущих в замок, уже решив, что, если не справится с эмоциями, сразу кинется через эти двери и побежит в свои покои, подальше от чужих глаз. И снова раздался удар, а затем очередной громкий стук упавшей головы, и Сансу всю передёрнуло, и она отвернула голову, опустила глаза вниз, куда-то под ноги, но в них всё было бело и смазано. Стало подташнивать. Она схватилась левой рукой за балку, удерживаясь от падения, и внезапно ощутила чьё-то присутствие, знакомую близость — аромат мяты доносся откуда-то справа и оживил, будто её окатили ледяной водой. Санса выпрямилась, отпустила балку, но всё ещё не поднимала головы — смотреть, как происходила казнь, совсем не хотелось. Вдруг странная, безумная идея коснулась её сознания и растворилась где-то в глубине его. Она стала снимать перчатку, но только с правой руки. Мороз тут же остудил руку, чуть осушил кожу, легонько пощипав. Старк оставила перчатку в другой руке, а правую, голую, чуть трясущуюся, опустила. Тёплое невесомое прикосновение чужой и тоже оголённой руки она ощутила почти сразу, ожидаемо быстро. Он не брал её за руку — их могли заметить, а подобный жест был непозволителен; он лишь легко касался её руки, почти случайно, как касаются друг друга незнакомые люди, толпящиеся где-то на площади. Но тепло, человеческое, подлинное, грело, и прикосновение это простое, несерьёзное будоражило её до мурашек, до дрожи на кончиках пальцах. Казалось, будто каждая клеточка её тела теплеет, а разгорячённая кровь, несущаяся по тонким канальцам прямо под кожей, жжёт изнутри и, заливая сердце, как из фонтана, прожигает инициалы заветного имени на его нежной стенке. Наконец, она подняла взгляд, но посмотрела не на него — этого и не нужно было, а только вперёд, на место казни. Вот только теперь ей не было страшно или больно — ей стало совсем безразлично происходящее, главное — тепло. Старк остекленным взглядом прожигала спины людей, столпившихся чуть дальше, и свободно дышала свежим морозным воздухом, чувствуя только непоколебимое спокойствие. Краем глаза она заметила его взгляд, пронизывающий, добирающийся до чего-то потаённого глубоко внутри, и намёк на усмешку в его едва приподнятых уголках губ, но никак не среагировала — что-либо говорить сейчас совсем не хотелось. Хотелось лишь остаться здесь, с ним, таким тёплым, чуть усмешливым, но заботливым, и чувствовать это блаженное тепло. Хотелось вчера ночью, хотелось сегодня, и отчего-то верилось, что захочется завтра. И было в этом тайном желании нечто постыдное и очень личное, сокровенное, но прелесть этого мечтания была в том, что желание это было их небольшим общим секретом. Ни он, ни она никогда не станут говорить кому-либо о том, что на самом деле между ними происходит — слишком личное. Никто из них даже вслух не решится произнести об этой близости, поддержке и заботе, что он оказывает ей — слишком опасно. Ни он, Петир Бейлиш, ни она, Санса Старк, никогда не раскроют тайну их взаимоотношений и чувств — всё слишком запутанно, а они слишком уязвимы. В их отношениях всегда было слишком много этих «слишком», но ещё больше всяких «но». Он обманывал и лгал, но одновременно только ей он мог сказать правду. Он использовал, манипулировал ею, но при этом всём истинно ею дорожил — конечно, как умел. Он предал её, но после спас ей жизнь, дважды. Она не доверяла ему, часто проклинала его во всём, но всё равно хотела, чтобы он был рядом. Он был циником и эгоистом, но всегда был рядом, когда она в нём нуждалась. Они оба презирали слабости в людях, стремились избавиться от лишних сантиментов — в особенности, друг к другу, но оба потерпели поражение; оба чувствовали, и оба были уязвимы. Но разве эти «но» и «слишком» имели сейчас какое-нибудь значение? Нет, совсем никого. Через минуту, а, может, и через секунду — да; но в это самое мгновение — нет. Сейчас было важно лишь тепло, которое грело, и близость, лишаться которой совсем не хотелось. Когда тебе холодно, ничего не имеет значения, кроме тепла — ей было ужасно холодно, а он был тёплый. Остальное было не важно: ни её обман, ни их ложь друг другу, ни его планы, игра. Важно было только тепло, человеческое, незаменимое, которого она была лишена. А потому она не сопротивлялась этой близости, не сейчас — может быть, она станет сопротивляться, но позже; сейчас же она грелась и запоминала эти сладкие мгновения тепла, отправляла их в мысленный альбом воспоминаний, прикрыв глаза. А когда запомнила, намертво запечатлела их в памяти, Санса открыла глаза и, повернувшись на каблуках, прошла мимо него к дверям, через которые люди должны были вот-вот повалить в замок — казнь, наконец, закончилась.* * *
Сперва Джон, как должно, поблагодарил рыцарей Долины и лорда-протектора (произносил имя лорда Петира Бейлиша он, скрипя зубами) и объявил о заседании, которое состоится после завтрака. Все присутствующие, внимательно выслушав короля, тут же приступили разделывать мясо и прочие яства и попутно обсуждать с кем-нибудь рядом сидящим свежие вести с юга. То же делал и Джон, сидящий от Сансы по левую руку, — он о чём-то говорил с сиром Давосом и редко, ненароком поглядывал через плечо на сестру и сидящего по правую руку от неё лорда. Старк не знала, кто убедил Джона посадить её и Петира Бейлиша рядом (она полагала, что это Луковый Рыцарь), но она была невероятно зла из-за этого. Пересмешник сидел близко, совсем рядом и бросал на неё свой беспокойный взгляд каждый раз, когда она слабо возила вилкой в тарелке и изредка что-то ела. Ела-то она мало, а вот вина пила в это утро больше обыкновенного и много думала, копошилась в собственных мыслях и чувствах, а он молчаливо наблюдал, как всегда всё замечая, и этим непомерно раздражал её. Удивительно, как он один мог только своим присутствием или поддержать её, или вывести из себя. Каждый раз, когда лорд ненароком наблюдал за ней, хотелось, развернувшись, выплеснуть всё вино из бокала ему в лицо и убежать к себе, подальше от его близости и внимательных глаз. Но она всё так же, задумчиво склонившись над столом, изредка елозила вилкой в полной тарелке еды. «Он уезжает, — неутомимо вертелись в голове слова Джона, брошенные им после казни. — Уже через пару дней». Он уезжает обратно на юг... разве он может? Это ведь вздор, чистый абсурд! Куда он хочет уехать? В лапы к Серсее? Или он думает, что, если он уедет в Долину или ещё куда-нибудь, Белые Ходоки его не настигнут? А как же оборона севера? Как же угроза в лице безумной королевы? Как же она, Санса, в конце-то концов? Она снова потянулась за бокалом, рассеяно схватила его и, потянув к себе, случайно толкнула лорда, чуть не вылив на него содержимое кубка. Старк часто заморгала и, отложив бокал, неловко вцепилась в салфетку, поспешно взятую со стола, но отчего-то так и не отдала её лорду. — Извините, лорд Бейлиш. Я не хотела... — он встретился с ней взглядом, блуждающим и скрытным, и она наконец протянула ему салфетку. — Возьмите. Он принял её и легко вытер с тыльной стороны ладони редкие капли. — Пустяки, — Петир натянул слабую полуулыбку и чуть погодя, уже на тон ниже, спросил: — Вы сегодня очень рассеяны, леди Санса. Вы хорошо себя чувствуете? О, эти едва слышные и тщательно скрытые нотки беспокойства в его ровном тоне она узнает всегда, даже когда в голове каша, и мысли спутываются на ходу. Эта забота, его забота о ней, значит для неё больше, чем забота любого другого; а эта скрываемая тревога о ней раскрывает его человечность, уязвимость больше, чем что бы то ни было. Оттого сильнее ударила в голову мысль о его скором отъезде. — Всё хорошо, лорд Бейлиш, — она снова отвернулась от него, заглянула на дно тарелки и быстро отпила из кубка. — Не изволите волноваться. Он ничего не ответил, но, казалось, напрягся и даже помрачнел. Санса же снова принялась возиться с гнетущими мыслями и неразберихой собственных чувств. Впрочем, неразберихи никакой и не было — она просто не хотела, чтобы он уезжал. А причина этого нежелания была ясна — всё тот же сундук с давними сантиментами, проклятыми нежными чувствами к лорду Петиру Бейлишу. Вот только открывать его настежь, разбираться в запрятанных скелетах не было ни желания, ни сил; сил едва хватало на то, чтобы примериться с простой и очевидной правдой — ей нравилось видеть его каждый день — нет, даже не так; ей нравилась сама мысль, убеждённая и крепкая, о том, что на следующее утро она снова встретится с ним в этом зале. И на следующее утро — и каждое последующее. Лишь эта маленькая убеждённая мысль грела её и рисовала на уголках губ невольную полуулыбку. Вдруг раздался шум, голоса стали громче — большинство людей стало покидать зал. Заметив это, Санса тоже встала из-за стола и тут же натолкнулась на Джона, хмурого и сутулого. — Ты придёшь на заседание? — голос его был глух, но твёрд, на лице же лежали следы тяжёлых последних дней и постоянной тревоги. — Да. Он слабо кивнул в ответ, она ответила тем же и молча ушла, развернувшись, но вдруг замерла, столкнувшись с Пересмешником. — Лорд Бейлиш, — отчего-то вместо слов вышло какое-то хрипение, но он, казалось, её услышал отчётливо, совсем не обращая внимание на её странное поведение. «Не в первый раз», — подумалось Старк. — Леди Санса, — он чуть кивнул и отступил, пропуская её. Едва Санса прошла мимо лорда, она снова расслышала его голос у себя за спиной, но на этот раз он окликал Джона — ей стоило немалых усилий не остановиться тут же, недалеко от них. Безумно хотелось развернуться и послушать, о чём они станут говорить, но она сдержалась. Глубоко вдохнула, медленно выдохнула и продолжила идти вперёд. Только уже у дверей она, наконец, остановилась и бросила взгляд в их сторону — и тут же нахмурилась. Они говорили тихо, скорее даже, шёпотом и смотрели друг на друга грозно, со злобой. Джон навис над лордом, но не касался его, только бурно что-то говорил и изредка качал головой. Петир же смотрел на него снизу вверх с усмешкой на губах, но натянутой и слабой, и отвечал редко и — по реакции брата было ясно — язвительно. Наконец, Джон развернулся и, бросив ему через плечо какую-то фразу, отправился с Луковым Рыцарем к ближним дверям. А Петир так и стоял на месте, долго и неподвижно, как сражённый, но вдруг резко развернулся и встретился со взглядом других, голубых ярких глаз. И его взгляд — взгляд, который Санса поймает из тысячи других — обжёг её, заставив дышать чаще, — нечто во взгляде этих непроницаемых зелёных глаз появилось, бледно сверкнув, но отчего-то скрылось не сразу, с видимой задержкой. И это нечто схватило её и выдернуло всю душу из её человеческой шкирки, ударило в грудь, вот только как будто изнутри, и начало рвать, рвать тело на куски. Пепельный отблеск во взгляде, но пару секунд — и его нет. Только очередная усмешка на губах, неискренняя, вынужденная, успокаивающая.* * *
Слабый огонь в камине тихо потрескивал, воздушными струями разнося тепло по холодной комнате. Воздух пах неприятной сыростью, едва перебиваемой запахом вина, — Санса снова поднесла кубок к лицу и, глубоко вдохнув, зачерпнула в лёгкие чуть отчётливую горечь пьянящего напитка. Так и не испив, она отставила бокал и, неуютно поёрзав в широком холодном кресле, кашлянула. — Признаться, когда ты предложил испить вина после собраний, я решила, что это лишь повод для разговора, — в его покоях стоял нерушимый холод, такой, который даже растопленный камин не смягчал; она, иногда подрагивая, сильнее закуталась в меховом одеяле. — Так и есть, — Джон ссутулился ещё сильнее, чуть наклонившись вперёд, и быстро отпил из своего кубка, по-мужски, до дна. — Утро вышло сумбурным, и я тебе так и не рассказал того, что должен. Он с минуту собирался с мыслями. — Я знал, что на нас нападут. Точнее, предполагал, — он снова замолчал, но уже в последний раз: далее он всё говорил сразу и быстро, на выдохе. — Были слухи, которые очень походили на правду. И эти слухи мне рассказал сам Мизинец. Неделю назад он подошёл ко мне и рассказал о ходящих слухах: что Серсея Ланнистер, вкусив вкус торжества над врагами, решила избавиться и от нас. А раз уж она королева, он решил, что многие захотят выслужиться перед ней, поэтому попросил доверять лишь немногим, только тем, в ком я уверен, если таковые имеются. Кроме меня, о возможном нападении знали сир Давос и Тормунд, несколько других лордов — в итоге, знало всего человек шесть. В замке мы увеличили охрану, а я сам... — Сноу тихо закашлял, — сам я решил, что нам не следует видится часто, на случай, если главной мишенью окажусь я. — Но ведь Серсея всем своим чёрным от злобы сердцем ненавидит меня. — Вот и Мизинец сказал мне так же, — он слабо усмехнулся, бросив на неё короткий взгляд. — Иногда я поражаюсь, насколько вы вдвоём похожи. В общем, — Джон качнул плечами и отставил пустой кубок, — он советовал мне выставить охрану у твоих дверей и держать тебя поближе к себе. Но я не послушал, решил сделать по-своему. И снова налажал. Старк молчала — но даже не от обиды или злости. Она просто-напросто не знала, что тут можно ответить, как правильно реагировать. Ей лгали (снова), скрывали правду (снова) и лгал ей (снова) всё это время человек, которому она доверяет больше всего — Джон, который ненавидит ложь и обман даже сильнее, чем она; тогда почему он солгал ей? Как может человек, для которого правда важнее всего, лгать и прикрывать это заботой? Лорд Петир Бейлиш — может. Она — может. Но не Джон, он ведь совсем не такой, разве нет? — Санса, — он тихо позвал её, заглядывая в лицо. — Ты лгал мне всё это время, тем самым нарушая своё обещание, и при этом всём обвиняешь меня в нечестности? Сноу опустил глаза, нервно потирая руки. — Я думал, что так будет лучше. Я считал, что поступаю правильно, — она бросила на него взгляд, быстрый и резкий, и тут юркая мысль залетела в голову, пробила сознание и поплыла дальше, пуская корни, укрепляясь. После побега она часто думала о том, почему очутилась в плену у зверя, и скоро пришла к одному человеку: Петиру Бейлишу. Она доверяла ему настолько, что чуть ли не молилась на него, но, приезжая сюда, она не просто верила ему и его планам; она была убеждена, что поступает правильно, единственно верно. Но как ему это удалось? Как ему удалось заложить эту навязчивую мысль в её голову? — над этим вопросом она билась некоторое время и в результате нашла ответ: его шёпот. Он вечно что-то шептал ей про то, что она Старк; про то, что она достаточно умна и способна на многое и без его помощи; про то, что, если она хочет отомстить, ей следует самой заняться местью, — и этот шёпот, постоянный, назойливый и несмолкаемый, убедил её, что она сама способна играть так же искусно, как и он, и заставил поверить, что она поступает правильно — эта мысль о её наускивателе натолкнула её на другую мысль о ком-то близком Джону, кто постоянно вертелся вокруг него и имел на него влияние. — Луковый Рыцарь убедил тебя не говорить мне о словах Мизинца, ведь так? Он дёрнулся при её словах, будто она ударила его чем-то тяжёлым по голове, и поднял на неё свой растерянный взгляд. — Сир Давос ни в чём меня не убеждал, — он говорил твёрдо, со слепой верой в свои собственные слова и часто качал головой, крепче сжимая руки. — Он лишь высказал своё мнение. Решение я принял сам. Старк лишь тихо усмехнулась, отведя взгляд. — Послушай, сейчас это уже не важно, — Джон возбуждённо поднял руку и нервно протёр ею лицо, чуть шмыгнув заложенным носом. — И мне жаль, что я был резок с тобою утром. Я просто был... я злился, потому что столкнулся с Мизинцем около твоей комнаты ночью. Я злился, потому что из-за моей ошибки пострадала ты. Злился, что он оказался прав, а я нет. И я злюсь, потому что, когда тебе нужна поддержка, рядом оказываюсь не я, а он. Всегда только он. Тебе нужен был кто-то, кому ты доверяешь, после произошедшего, и он оказался рядом. И тоже самое сегодня утром во время казни, и всегда так, — он упал на спинку, но через мгновение снова сел, ссутулившись и чуть наклонившись вперёд. — Джон, я... — Нет, Санса, нет, — он резко поднял руку, прерывая её. — Я не хочу слышать твоих извинений, потому что ты не должна извиняться. Я должен. Сноу встретился с ней взглядом, но тут же опустил глаза, не выдержав. Он чаще зашмыгал носом. — Я не могу тебя защитить, — наконец произнёс он шёпотом, хрипя. — Я никого не могу защитить. Никого. Я не защитил нашу семью, я её не защитил, и тебя не смогу. Санса наклонилась ближе к нему и коснулась его волос, чуть приглаживая кучерявые волосы. Она молчала, он — тоже. Джон, будто окаменев, сидел в одном положении без единого движения и звука и тупо смотрел в пол, пока она медленно гладила его по голове. Иногда ей казалось, что одинокие капли падают на ковёр под их ногами, тут же впитываясь в мягкую ткань, но ни единого всхлипа не было — он всё также обездвижено сидел, не издавая ни малейшего звука. Наконец, он выдохнул, громко, со свистом, и выпрямился в кресле, быстро вытирая лицо рукой. Оторвав взгляд от пола, Сноу встретил глаза сестры и чуть кивнул — больше ни слова сказано о произошедшем не было. — После завтрака ко мне подошёл лорд Бейлиш и сказал, что хотел бы кое-что с нами обсудить, — он говорил спокойно, ровным тоном и чуть осипшим голосом, — какое-то предложение, которое касается тебя. — Предложение? Он что-то промычал. — Может быть, он решил на тебе жениться, как порядочный мужчина, — Джон сам засмеялся от собственных слов, коротко и тихо. Старк не разделяла его внезапно нахлынувшей весёлости. — Не думаю, что всё так. — А я вот бы ничуть не удивился. Честно, — он ухмыльнулся, но как-то неприятно и жалко — ухмылка ему совсем не шла. — Я слишком запутался в ваших отношениях, чтобы понимать, что между вами происходит, поэтому... я уже ничему не удивлюсь. Вдруг она тихо кашлянула. — И если даже так, ты будешь против? — Я не могу влиять на тебя и ставить тебе условия, да и не хочу, — он едва качнул плечами, наблюдая за огнём в камине. — Он мне не нравится, и я ему не доверяю, но ты знаешь его лучше. Если он сделает тебе предложение, и ты решишься согласиться, это будет твой выбор. Я тебе мешать не стану. Но если он снова захочет тебя куда-нибудь втянуть, я... — Джон затих на мгновение, глубоко вдохнул и продолжил: — Я разозлюсь, наверняка разозлюсь, но даже если он снова что-то затеет, я почти уверен, что ты согласишься помочь ему в его... планах. — Я не верю ему, — она сказала это боязно и через силу, голосом, дрогнувшим на последнем слове. — И тем не менее, ты чувствуешь то, что чувствуешь, — глаза его в свете слабо полыхающего огня тоже засверкали, засветились грёзами и воспоминаниями о каком-то прошлом, приятном и светлом, далёком, — и этого не изменить. Они снова замолчали, каждый думая о чём-то своём, и снова смотрели на тухнущее пламя, слыша в его неуверенном треске знакомый голос, различая в этих гаснущих дрожащих языках дорогие черты лица — у каждого из них свои.* * *
Санса неподвижно сидела за столом, пристально смотря на лорда с пересмешником на вороте камзола, и едва дышала. Сноу, разбитый и не совсем трезвый, стоял рядом с сестрой, чуть облокотившись рукой о стол, а лорд-протектор — виновник этой встречи, стоял напротив короля, по привычке скрепив руки на животе, и внимательно оглядывал его. — Вы о чём-то хотели поговорить, лорд Бейлиш? — наконец, прервал молчание Джон и поднял на лорда глаза. — Да, так и есть. Я хотел бы... — Пересмешник ухмыльнулся, едва коснулся брошки, поправляя. — Я хотел бы сделать предложение руки и сердца леди Старк. Санса никогда не верила таким метафорам, как «замерло сердце», но в этот самый момент ей и вправду показалось, что сердце её остановилось, и всё вокруг неё, весь мир, кроме этой комнаты, замер. — От своего имени, как я понимаю? Лорд снова ухмыльнулся, опуская глаза. — Нет, конечно же, нет. От имени Роберта Аррена.