« Любовь цепляется за любую соломинку, толкует в свою пользу даже то, что, казалось бы, против нее » — Франсуаза Саган, « Сигнал к капитуляции »
Хрупкое стекло разбилось вдребезги, разлетелось на осколки, потерявшись в сгорающих поленьях, охваченных пламенем. Петир устало упал в глубокое кресло, откинул разгоряченную голову, прикрыл тяжелые веки. Его сознание ярко вырисовывало четкий, назойливый образ девушки, а вместе с ним и фантомную картину действительности. Он целует её в шею, и она покорно откидывает голову назад, подставляя нежную кожу под его горячие губы. Печати его поцелуев описывают изгибы её тела, прожигают насквозь, оставляя блаженную истому в теле. Она учащенно дышит, капельки пота бегло стекают по её лбу, когда она лихорадочно хватается за белые простыни, нервно царапает его спину, несколько мгновений содрогается, когда он, её муж, проклятый Гарри Наследник, берет её ночь за ночью; когда делает её, Сансу, своей законной женой. Лорд разъяренно распахнул веки, нервно выдохнув. Через некоторое время новый кубок был уже наполнен вином, и плевать, что для этого пришлось вставать на, и без того болящие от долгой и изнурительной поездки, ноги. — Вам что-нибудь нужно, милорд? — девичий игривый голос раздался где-то у двери в его покои, мужчина обернулся. Неприглядное личико с тонкими сухими губами, шоколадными глазами и коротким носом, о конец которого можно порезаться, светлые, папирусного оттенка волосы — она была обычной. Обычной и досягаемой, попросту дешевой шлюхой. Только руку протяни да возьми, а после заплати пару монет, — грош цена же. Пару секунд он медлил, смотря куда-то сквозь неё. — Нет, — твердо ответил Пересмешник, снова падая в кресло. И ради кого такие жертвы? Ради той, что замужем? Ради той, что отдана другому? Он залпом опустошил бокал с вином, обжигающим глотку. «Не хотите расслабиться, милорд?» — этот вопрос встречал его в каждой таверне, в которой мужчина вынужден был остановиться на ночь. И он, со скрипом в зубах, нервно, раздраженно отвечал вновь и вновь: «Нет». Низенькая светловолосая, как гном из старинных легенд; высокая со смольными волосами, ростом, кажется, с саму Бриенну Тарт; среднего роста рыженькая, являющая собой слишком свежий шрам на его сердце, — каждая из них вызывала в нем бешенство, охватывающее его всего, проникавшее в плоть, пронизывающее всё тело, до кончиков пальцев. И вот, в очередную вынужденную остановку, лорд, не помня себя, очнулся уже на улице. Он так скоро выскочил из своей опочивальни, что совершенно забыл накинуть плащ, и теперь, как был, в мятом от утомительного путешествия камзоле, мужчина стоял посреди выпавшего снега и могильно тихой ночи, накрывшей, казалось, не только Вестерос, но и его жизнь. Он посмотрел под ноги. Грязный, мокрый снег темной жижой поглощал сапоги, размазываясь по твердой коже. Сугробы, окружающие протоптанную экипажами дорогу, стояли будто стеной, кольцом смыкающейся вокруг таверны. Свет из дешевого кабака, пропитанного полупьяным весельем, душным воздухом в паре со смрадным запахом пота, озарял лишь тесную конюшню, являющую собой часть постоялого двора. Пересмешник чувствовал леденящие прикосновения зимы через тонкие слои одежды, но отчего-то продолжал стоять на месте, словно оцепенев. Он поднял глаза на чёрное небо. Внезапно мужчина ощутил безмерную усталость, засевшую в клеточках тела, осязаемую физически боль от каждой мысли о ней. Он чувствовал свою слабость, перед ней, перед сложившейся ситуацией; чувствовал себя мятущимся из угла в угол, зажатым в тиски. Хотя, он и вправду пытался. Пытался сохранить веру в его уцелевший на будущее с рыжеволосой шанс. Он поддерживал свою веру, как мог, и, несмотря на летящие месяцы, не давал ей погаснуть, будто пламени. Санса практически не отвечала на его письма, а он писал ей постоянно, особенно вначале поездки. Теперь — совсем редко. У него были свои люди повсюду, поэтому лорд всегда располагал достаточной информацией о всем важном, что происходило с ней. Ему необходимо было знать, что она в безопасности, что она в порядке. Он-то точно не был. Изредка, такие разы по пальцам одной руки пересчитать можно, он часами читал её ответные письма, рассматривая каллиграфически аккуратный почерк, слыша в голове её тихий голос. Он вдыхал слабый аромат чернил, пропитавших пергамент, закрывал глаза и видел нарисованный воображением образ девушки, пишущей это письмо, скрупулезно выводящей официально скупые слова, сухо отвечающие на его искренность. Не так давно он сжег её письма — отправил в топку, придя в остервенение, совсем не свойственное ему, но легко объяснимое. Сейчас, стоя один в ночи, мужчина понимает, насколько устал. Устал биться кулаками о ледяную стену действительности, ожесточенно всё отрицая и наивно веря в лучшее. Это же совсем не про него, разве нет? Он давным-давно получил свой урок от жизни, неужели этого ему не хватило? — Вы потерялись, милорд? — темноволосая, с алым румянцем на щеках, девушка стояла неподалеку, игриво оглядывая лорда. Петир почувствовал, как на ладони, будто кинжалом, вырезали отпечаток надежды, греющейся в его сердце, тухнувшей с каждым прошедшим за эти месяцы днем; ощутил, как внутри него что-то глухо сломилось. — Ты и представить не можешь, как давно, — он быстрым, усталым шагом приблизился к девушке и, ни секунду не медлив, жадно впился в её губы поцелуем. Снег мягко кружился в безветренной тишине, сверкая в тонких лучах полной луны. — Знаю, ты любишь морозный воздух, — светловолосый юноша подошел и обнял девушку со спины, зарываясь лицом в рыжих локонах, — а твое старковское сердце навечно отдано вечной зиме, но не переусердствуй с открытым окном, нынче простудится совсем легко. Ночное светило обрисовывало своим сиянием силуэт пары, стоящей у приоткрытого высокого окна. — Да, мое сердце, наверное, и вправду принадлежит зиме, — задумчиво произнесла Санса, положив свои ладони поверх его. Его губы судорожно блуждали по телу девушки, раскинувшейся под ним. Горячий язык раскалял девичью плоть, оставляя влажные дорожки на шее. От слабых поцелуев-укусов бледная кожа приобретала алый оттенок. Громкие стоны срывались с губ темноволосой с каждым новым толчком. На несколько мгновений, когда пик был достигнут, перед глазами Пересмешника предстала она, со своими яркими рыжими волосами, чей цветочных запах дурманил его, и родными глазами, видящими его настоящего, касающимися его души. — И не только ей, — тихо выдохнула рыжеволосая и, повернувшись к юноше, поцеловала его в губы.* * *
— Позвольте сюда, милорд, — полный, низенький мужичок, на чьей лысине отражалось все окружение, а черные, как с чужого лица, брови обрисовывали контуры глаз, слегка отступил от двери, пропуская в помещение лорда. Это была совершенно обычная лавка, сравнительно небольшая для торговцев Браавоса, но аккуратно устроенная. Очевидно старенькая, но с трепетом сохраненная в приличном состоянии мебель обставляла по углам комнату. Небольшие картины пейзажей были суетно развешены по периметру, а высокий, на заказ сделанный портрет чинно висел на стене за прилавком, и цель этого состояла видимо в том, чтобы придать чуть ближе к двери стоящему хозяину, который был до того скуп, что предпочитал самолично продавать каждый свой товар, уверенности и статуса, так не хватавшие ему. Пухлячок поспешно прошел за прилавок и, пару мгновений покопошившись за ним, суетливо достал небольшой пузырёк, и с чопорной бережливостью, свойственной только отчаянным, побывавшим за гранью нищеты людям, поставил их на стол. Лорд неспешно приблизился и до того небрежно поднял его, что хозяин даже боязливо вздрогнул, но ничего не посмел сказать, позволив мужчине детально рассматривать флакон, казалось, наполненный обыкновенной чистой водой. — Это точно то, о чем я просил? — суровость и жесткая требовательность сквозила в голосе Мизинца, торговец судорожно закивал. Мужчина, чья проседь в висках, казалось, только прибавилась за прошедшие полгода, а лицо приобрело холодное, отталкивающее выражение, принялся скрупулезно рассматривать второй пузырек. — Всё высшего качества, милорд, — хозяин неуверенно улыбнулся, но лорд лишь одарил его нечитаемым взглядом. Несколько мгновений мужчина, держа в руках флакон, казалось, медлил, будто бы сомневаясь в задуманном, но после он уверенно сунул пузырёк за пазуху и, бросив на прилавок плотно завязанный мешок, со звоном ударившийся о дерево, вышел вон.* * *
...Еще неостывшие, свежеприготовленные блюда расставлялись по столу, накрытому безупречно чистой скатертью, пахнущей свежестью и мылом, покрытой незамысловатыми узорами. — И все же, я думаю, что опасно ехать в Винтерфелл, ведь эта первая серьезная преграда для Иных после Стены, — Санса слегка покачала головой, пробуя пищу. — Само собой опасно, на то это и война. Но я не могу отсиживаться в стороне, пока остальные воюют, в особенности, если грядет то, о чем говорит твой брат, — юноша жестом приказал слуге разлить вино по бокалам. — Послушай, давай оставим эту тему, на время. А прямо сейчас я предлагаю насладиться завтраком. Кстати, он чудесен. Только отведай, изумительно на вкус! — Гарри открыто предложил ей малиновый пирог из своей тарелки. Девушка, уже привыкшая к подобным интимным жестам своего мужа, смело взялась за ложку, собираясь попробовать нахваленное блюдо. — Миледи, — отвлек её тут же подлетевший слуга, чьи глаза сумбурно бегали от лорда к его жене, — Вам письмо. Поспешно отложив приборы, Старк бережно приняла письмо-свиток у слуги, скрывшегося с глаз через секунду. Элегантная, кровавая печать-пересмешник сияла на свитке, запирая сокровенное содержимое сердца писавшего. — Если хочешь, можешь отправиться к себе в покои и прочитать письмо. Он твой дядя, это дело семейное, я понимаю, — мягко произнес юноша без упрека в голосе, тем самым в очередной раз обезоружив девушку своей искренностью и добродушностью. — Сделаю это позже, — Санса небрежным движением оставила свернутый пергамент на столе и, легко повернувшись, нежно улыбнулась мужу. — Выпьем вина? — берясь за кубок, спросил Хардинг. — Ты же знаешь, мне нельзя, — шепотом напомнила девушка, смущенная улыбка легла на её губы. — Всё время забываю, — виновато проговорил лорд Долины, рассеяно покачав головой; неподдельное счастье горело в его глазах. — Чего тогда желаешь? — С меня хватит и чая, — рыжеволосая ласково провела рукой по его щеке. Юная служанка в мгновение ока принесла горячий, с запахом сладкой мяты чай. Гарри любовно отсалютовал кубком жене. — За тебя, любимая.* * *
«Дорогая Санса, Знаю, что не писал тебе уже несколько месяцев, за что прошу покорно простить. Как я упоминал тебе в своем письме, я, после посещения некоторых домов Речных земель, которые после падения Фреев остались без «ланнистерского» лорда, и заключения немаловажных союзов, отправился на Драконий Камень для встречи с Дейнерис Таргариен. Как ты уже догадалась, встреча прошла успешно и мы пришли к взаимовыгодному соглашению, хоть, это и получилось не с первого раза, признаю. К слову, на Драконьем Камне я повстречал твоего брата, Джона. Судя по тому призренному взгляду, которым он меня одарил, и парой фраз, которыми мы перекинулись, он совсем не рад «моим интригам» с твоей свадьбой. Мелисандру, как я узнал, он не казнил, приказал ей отправиться куда подальше, она, кстати, так и поступила, как только свела «Огонь и Лед», по её словам. У каждого здесь свои интриги, дорогая. Варис на пару с Тирионом Ланнистером из кожи вон лезли, чтобы «вывести меня на чистую воду». Паук пытался перехватывать мои письма, но едва ли у него это вышло. После недлительного прибывания на Драконьем Камне я отправился в Браавос на некоторое время. Теперь же я направляюсь в Лунные Врата. Смею надеяться, что ты, помня наше общее прошлое, радушно примешь меня. Знаю, ты не ответишь на это письмо, как делала это уже на протяжении полугода, вероятно считая, что любое твое письмо я восприму как призыв к действию. Но на самом деле я уже давно не жду ни твоего ответа, ни призыва, понял, что это ни к чему. Но любому, даже краткому твоему письму я был бы рад. С ожиданием скорой встречи, Петир Бейлиш» Лорд повертел в руках свое письмо, ещё запечатанное, не успевшее быть прочитанным, чья бордовая печать пересмешника слабо переливалась в свете огня, и бросил его в камин. После, мужчина неуютно расположился в холодном кресле покоев Сансы и принялся ждать девушку, сейчас находившуюся на могиле своего мужа, которого убил он.