Дар Беллоны

Нико не был уверен, что сможет так же легко управиться с этими солдатами, как совсем недавно раскидал их собратьев. Возможно, он растерял энергию, подаренную ему Рейной после того, как едва не растворился в тенях. Но у него определенно были силы призвать скелетов. Он раскинул руки, обратив ладони вниз и посылая зов в Царство Мертвых. Перед римлянами раскололась земля – и оттуда довольно шустро полезли скелеты. Всего их было пятеро, но их появление оказалось для солдат настоящей неожиданностью. Впрочем, легионеры не зря считались опытными воинами: они смешались только на пару секунд, а потом ринулись в атаку. Лу остановилась и принялась что-то колдовать, Цесила и след простыл – он, не теряя времени, пошел обезвреживать онагр. Нико хотел было кинуться помогать своим скелетам… но тут понял, что если силы призвать их у него нашлись, то на этом они благополучно и закончились. Сын Аида пошатнулся – и едва не завалился носом в землю. Солас в последний момент подхватил его. Земля, реагируя на неконтролируемый выплеск энергии Смерти, начала изменяться – трава увядала, почва почернела и потрескалась, а Нико стала окутывать темная дымка. – Пару минут назад едва не превратился в тень – а теперь еще скелетов призываешь! Ты редкий идиот! Конечно, Уилл был прав, Нико рисковал. Его здоровью подобные действия совсем не способствовали. Но Солас не понимал одного – что сыну Аида не важно было здоровье. Ему было необходимо во что бы то ни стало закончить свою миссию. Вот и всё. Сын Аида как можно скорее высвободился из хватки Уилла и нащупал на своем поясе фляжку. В ней была вода из малого Тибра, смешанная с порошком из рога единорога. Это была фляжка Рейны: она вручила ее Нико на борту океанического лайнера перед очередным прыжком по теням. – Зачем? – недоуменно поднял он брови. – Ты же знаешь, тебе это помогает восстановиться лучше нектара, – сказала Рейна. – И пусть она будет у тебя. Мало ли… Нико очень не понравилось это «мало ли». В Португалии его чуть не разорвал оборотень, в Помпеях Рейна едва успела к прыжку через тени, обороняясь от земляных призраков. Хотя они путешествовали вместе не так уж долго, но в их полной опасностей миссии каждый день считался за неделю. Сын Аида, сам того не желая, постепенно начал привязываться к своим спутникам и внезапно осознал, что теперь не может смириться с возможной гибелью ни одного из них. А еще он не привык, чтобы ему что-то давали. – Не надо, – он оттолкнул ее руку. – Нет, надо! – Рейна спокойно сунула фляжку ему в руку и сжала его пальцы. – Мне не нужны эти подачки, – сквозь зубы процедил Нико, хотя понимал, что напрашивается на оплеуху. – А мне не нужны мертвые друзья! – невозмутимо ответила ему римский претор. Упрямый взгляд черных глаз наткнулся на не менее упрямый взгляд карих. Поединок длился почти минуту, так что тренер Хедж, наверное, уже начал делать ставки. Наконец Нико резко отвернулся и закрепил фляжку на поясе. «Только ради общего дела», – объяснил он себе. И вот теперь эта фляжка пригодилась. Нико отвинтил крышку и сделал глоток, потом второй, третий… Уилл внимательно его изучал. Странное на вкус питье согрело сына Аида изнутри, прогнало прочь могильный холод, который пронизывал его. Взглянув на свои руки и ноги, мальчик убедился, что от него перестала исходить черная энергия. Негативное влияние на природу вокруг тоже прекратилось. Сделав еще один глоток, Нико, завинтив фляжку, снова повесил ее на пояс и попытался встать. Пришлось опереться на Соласа, отчего сын Аида поморщился. – Как там ребята? – Нико двинулся вперед, сжимая свое оружие. – Кажется, они уже справились, – кивнул Уилл, указывая на то, что происходило по ту сторону образовавшегося рва. Римляне и скелеты валялись на земле, связанные друг с другом веревками. И причем было непонятно, кому это нравилось меньше. – Опсс… немножко не то, что я хотела, – пробормотала Лу Эллен. – Но, в конце концов, я еще только учусь! Видимо, она желала опутать веревками только легионеров, но скелеты уже успели сойтись с ними в схватке, так что в итоге получилась большая куча мала. – Главное, что живые, – заметил Уилл. – А смердящую компанию можно и потерпеть. Вряд ли римляне были с ним согласны, но их мнения никто не спрашивал. Дочь Гекаты подняла глаза на Нико и протянула ему пару ботинок, снятых, по всей видимости, с одного из плененных легионеров: – Вот, примерь. Вроде бы твой э-э-э… новый размер. – Спасибо, – усевшись прямо на землю, он принялся натягивать их. – И еще, ди Анджело. Я рада, что ты передумал растворяться в воздухе. – Цесил прав, на это у нас нет времени, – буркнул Нико, обуваясь. Ботинки вполне подошли. Он поднялся на ноги. – Значит, ждем его и… – ОРУЖИЕ НАЗЕМЬ! – едва прозвучал этот приказ, как в землю рядом с ними вонзились несколько пилумов. Сын Аида с отчаянием наблюдал, как из травы справа и слева от них поднялись с десяток римских легионеров. Может, они их поджидали. А может, драка возле последнего онагра не прошла незамеченной. А хуже всего было то, что первая когорта вдруг развернулась, сомкнула щиты – и походным шагом направилась прямо к ним. Впереди шли шестеро громадных воинов-песьеглавов – ростом под два с лишним метра, с щитами и огромными тесаками в лапах, с оскаленными зубастыми пастями, высовывающимися из-под шлемов причудливой формы. Между ними шагал Джейкоб, знаменосец легиона, с золотым орлом на шесте. Вид у него, впрочем, был понурый. А рядом… в пурпурной мантии поверх доспехов, с лавровым венком на голове, будто он уже выиграл войну, и браслетами из имперского золота на руках важно шествовал виновник всего происходящего. Октавиан. – Неужели вы думали, грекусы, что римляне полные болваны? Мы приготовили вам теплую встречу! – он улыбнулся и подозвал к себе нескольких легионеров: – Проверить, что онагры в рабочем состоянии! Пусть они выстрелят все разом! Исполнять! Нико закусил губу. Он очень надеялся, что Цесил и братья Стоулл успели изменить прицелы всем орудиям. И причем сделали это так, что сразу и не поймешь. Это была работенка именно для детей хитроумного Гермеса. – Что будем делать? – прошептала ему Лу. – У меня еще найдется магический фокус… Бегите, я скрою вас Туманом. – Нет, – тихо произнес Нико. – Октавиана я беру на себя. Дождитесь, когда всё будет кончено – и тогда уходите. Римлянам будет не до вас. Дочь Гекаты взглянула на него с тревогой. – Что ты задумал, Нико? – в ее голосе прозвучало беспокойство. – Опять какую-нибудь глупость? – спросил Уилл Солас. Но Нико уже шел вперед, не оборачиваясь и не обращая внимания на то, что был на прицеле и его в любой момент мог пронзить пилум с наконечником из имперского золота. Шаг за шагом он приближался к Октавиану. Он не собирался бежать и не был намерен рисковать жизнями никого из своих товарищей. Хватит с него потерь – пусть даже речь шла о малознакомых людях. К тому же ему было о чем потолковать с авгуром. Пришла пора поквитаться с ним за всё. Солнце как раз взошло и осветило своими лучами равнину у подножия холмов. Нико теперь мог хорошо рассмотреть Октавиана. На первый взгляд, авгур не изменился. Такое же бледное, вытянутое лицо, соломенные волосы, которые немного отросли. За всё то время, что Нико его не видел, Октавиан, казалось, еще сильнее похудел – доспехи на нем висели, как на вешалке, да и вид у него, несмотря на кучу украшений, был весьма жалкий – мало похож на предводителя целого легиона. Но вот взгляд… В нем и прежде было что-то жадное, хитрое, коварное – то, что заставляло насторожиться. Невозможно было догадаться, о чем авгур думал, какое мнение у него было насчет того или иного римлянина. Когда он обещал помочь – ты не был в этом уверен, когда он улыбался – было неясно, на самом ли деле он радуется. Одно было точно – полагаться на него было нельзя. Не случайно Рейна когда-то предупреждала Нико о нем… Она вызвала его в принципию, где на этот раз не было ее борзых Аргентума и Аурума – ходячего детектора лжи. Но отчего-то Нико знал, что Рейна и без них сумеет распознать, врет он или нет. Пару минут они изучали друг друга, сидя за столом, который, как обычно, был завален горой бумаг. Отодвинув в сторону полуразрядившийся ноутбук, римлянка принялась вертеть в руках небольшой кинжал, по всей видимости, метательный. Нико даже на мгновенье подумал, а не собирается ли претор решить вопрос о подозрительном «после Плутона» самым кардинальным образом – банально заколов его в отсутствие свидетелей? Он был наслышан, что Рейна отлично владеет кинжалами и боевыми ножами. Но девушка, похоже, не собиралась нападать на него. Вместо этого, подняв глаза, сказала прямо и безо всяких прелюдий. – Октавиан считает, что ты греческий шпион. Лазутчик. Что всё эти слова о посланнике Плутона – не более чем уловка. Хочет, чтобы тебя немедленно арестовали и допросили с пристрастием. Нико пожал плечами. – Ну и чего же ты медлишь? Если, по твоему мнению, я угрожаю легиону – вперед. Рейна слегка нахмурилась, будто его заявление ей совсем не понравилось, а затем испытующе взглянула на него. – Если я забочусь о легионе и Новом Риме, то это не значит, что я велю хватать всех подряд и бросать в темницу. Для меня важно разобраться. Кто же ты, Нико ди Анджело? Сын Аида вздохнул. Он уже устал это объяснять, устал лавировать между правдой и ложью. И, самое главное, он так и не понял, чего добивался его отец, посылая его сюда. – Я уже говорил. Я действительно сын Плутона. Надеюсь, в этом у тебя нет сомнений? Рейна кивнула. В самом деле, отец признал его перед всеми римлянами. – Я не шпион и не лазутчик. Я не принадлежу к «Лагерю грекусов» – как вы их называете. Я один, и всегда был один. Про Бьянку он говорить не стал, это личное. – Про Хейзел узнал только недавно – и потому и привел ее к вам. Но отец велел мне оставаться здесь и помогать вам. – В чем? – удивилась Рейна. – Ты же знаешь, мы вообще редко принимаем помощь от богов. А Плутон один из самых непочитаемых. Нико принялся теребить свое кольцо. – Этого я не знаю. Я просто здесь, на случай если всё-таки пойму замысел отца. Рейна окинула его еще одним внимательным взглядом. Пауза длилась уже минуту. Наконец римлянка сказала. – Ты не лжешь. Но и не говоришь всей правды. И, похоже, из тебя ее так просто не вытянуть. Она крутанула свой кинжал на поверхности стола. Едва удостоив взглядом вертящееся, будто стрелка сломанного компаса, смертоносное лезвие, Нико спокойно сказал: – Я ответил на все твои вопросы, претор? Тогда арестуй меня или отпусти. А пугать меня не надо. Всё равно тебя не боюсь. Поймав кинжал, Рейна с усмешкой взглянула на сына Аида. А затем сделала едва уловимое движение – и, мелькнув в воздухе, блестящий клинок вонзился в прибитую к стене причудливую мишень. Она изображала человека, на плече которого сидел крупный, с кулак взрослого мужчины, паук. Нож продырявил паука, пройдя буквально в дюйме от лица человека. Нико про себя оценил этот бросок. – Ну и правильно, – сказала вдруг римлянка. Положив руки на стол, она приблизилась к Нико и проговорила, понизив голос. – Не меня надо бояться. А Октавиана… Откинувшись назад, на спинку стула, Рейна, помолчав, добавила: – Если я решу, что ты угрожаешь Лагерю Юпитера – я просто арестую тебя. Если попробуешь навредить – нападу первой и уверяю, тебе не поздоровится. Октавиан же так не сделает. Его сила – слово. И помни, Нико ди Анджело… – она снова пристально посмотрела на него. – Оно может быть поострее ножа. И его бросок зачастую нелегко заметить... Махнув рукой, Рейна сделала Нико знак, что разговор окончен. Тогда сын Аида не придал настоящей важности ее словам. Но даже сама Рейна не ожидала, что Октавиан окажется кем-то большим, нежели просто интриганом у нее за спиной. Иначе вряд ли бы оставила свой легион, положившись только на верность своих центурионов, – и отправилась в Средиземноморье. Сейчас же, глядя на авгура, Нико понял, как сильно они его недооценивали. Помимо желания власти, которое вот-вот должно было осуществиться, помимо хитрости, в его глазах теперь мелькало какое-то безумие. Нечто похожее Нико порой видел у своего отца. И такое же было у Брайса Лоуренса, сына Оркуса, бога нарушенных клятв. Октавиан не просто хотел власти – он был на ней помешан. Он не просто добивался этого методами, которые настоящие римляне презирали, – он использовал всё, что только мог использовать. Сын Аида не удивился бы, если бы оказалось, что Октавиан стал слугой Геи. Эта коварная богиня могла отлично сыграть на его желаниях – Нико в этом не сомневался. А еще взгляд Октавиана уже начинал напоминать взгляд мании – призрака, которым человек может стать при жизни. Именно это, по рассказам Рейны, случилось с ее отцом. То же происходило сейчас и с римским авгуром. Он стал одержим своими желаниями настолько, что не жалел уже не только других, но и себя. Это давало ему новую силу, потому что даже песьеглавы поглядывали на него с опаской, а здоровенные парни из первой когорты, одной из лучших, насколько слышал Нико, безмолвно следовали за ним. Но Октавиан не понимал, какую цену ему придется заплатить. И какую платил его легион, который он, возможно сам того не осознавая, уже продал Гее за свою власть. Нико вздрогнул, приближаясь к нему – такая враждебная аура исходила от авгура. Но сыну Аида было не привыкать иметь дело с призраками – и мертвыми, и живыми. И сейчас он намеревался ускорить путь Октавиана в подземный мир. Сделать с ним то же, что он сотворил с Брайсом Лоуренсом. Нико, как черная тень, приближался к Октавиану, не слушая, как за его спиной судорожно вздохнул Солас, которого удержала за рукав Лу Эллен. Не ощущал, как его снова стал окутывать дым, не чувствовал, как вокруг него сделалось холоднее. Мания или живой человек, но Октавиан заплатит за всё. За то, что хотел стереть с лица земли Лагерь Полукровок. Пусть Нико чувствовал себя там чужим – но всё-таки это место однажды стало ему домом, пусть и на короткий момент. Ради него он спорил с отцом, убеждая его помочь олимпийцам, ради него сражался год назад на Манхеттене. И там оставались люди, которые были ему небезразличны – даже если он был безразличен им. К тому же Нико, как и его отец, опровергая сложившееся о них, созданиях Царства Мертвых, мнение, никогда не желал кому-то зла. Он просто стремился воздавать по заслугам. И был еще один счет, который Октавиан должен был оплатить лично Нико. Рейна. Если бы авгур послушался ее и не пытался действовать вопреки ее приказам, если бы не окружил Лагерь греков и не желал обстрелять его, то ей бы не пришлось останавливаться на той злополучной яхте – они бы уже прилетели на Холм Полукровок. И Нико не был вынужден оставить ее одну сражаться с Орионом. Если бы не Октавиан – Рейна была бы жива. Так пусть же авгур отправляется вслед за Брайсом, своим цепным псом. Пусть станет призраком! Нико понимал, что, едва он сделает это, как его самого поглотят тени. Но жалеть было не о чем. Онагры наверняка уже обезврежены, во время возникшей суматохи его товарищи успеют скрыться, пегасы донесут статую Афины, а дальше… всё уже решит выбор обоих лагерей. Сын Аида горько усмехнулся про себя. Ди Анджело – его фамилия означала «ангел». Шутка судьбы, что при этом он был сыном бога, которого многие отождествляли с повелителем ада. Но родителей не выбирают. А вот то, что Нико собирался сделать – он сделает сознательно. Что же, бывают и падшие ангелы. Видимо, его судьба – стать именно таким. Они встали друг против друга. Тот, кто возомнил себя спасителем Рима и вестником Аполлона, – и сын Аида, привыкший везде быть изгоем. Тот, кто приносил в жертву всё ради своей цели – и тот, кто был готов погибнуть ради своих товарищей – живых или мертвых, неважно. Песьеглавы не спешили атаковать Нико – наверное, ждали приказа, но если бы он взглянул на них, то увидел бы, что даже эти монстры были смущены исходящей от него энергией смерти. Легионеры за спиной Октавиана стали переглядываться. Даже таким – в размалеванной несуразной футболке, которая таки порвалась на спине, в задравшихся выше щиколоток джинсах, с растрепанными черными волосами, отросшими почти до плеч, – сын Аида выглядел поистине жутковато. Авгуру надо было отдать должное – лишь на мгновение в его глазах мелькнули замешательство и растерянность. Затем же он улыбнулся и сказал: – Сын Плутона, я хотел с тобой поговорить. Я знал, что ты придешь. Нико молчал. Не о чем ему было говорить с Октавианом. Темная энергия собиралась вокруг сына Аида, будто он был для нее магнитом. – Скажи мне только одно, сын Плутона. Почему ты помогаешь грекам? Чего они тебе сделали хорошего? – Октавиан вопросительно приподнял бровь и бросил взгляд на стоящих позади Лу и Уилла. – Не они ли воздавали тебе хвалу, после того как ты привел армию отца на помощь на Манхеттене, а через пару недель забыли об этом? Не они ли обходили тебя стороной только потому, что ты сын Плутона? Ты говорил, что ты одиночка. Признаю, ты не обманывал. Ты в самом деле не принадлежишь ни к одному из Лагерей. Греки тебя изгнали. Не прямо – но оттолкнули! Солас попытался что-то возразить, но стоящий рядом с ним легионер нацелил на него свой пилум, и ему пришлось умолкнуть. Нико этого всё равно не видел, сверля глазами Октавиана. – Ты рисковал жизнью, чтобы найти Врата Смерти, едва не умер в Риме от голода и жажды – и кто оценил твои жертвы? Все приняли это как само собой разумеющееся. А разве у хваленой Семерки получилось бы что-нибудь без твоих ценных сведений? Нико не отвечал, но чувствовал, как внутри него закипает ярость. И усиливалась она оттого, что слова Октавиана задевали его за живое. – Так почему же ты продолжаешь помогать грекам? Зачем тащил через полсвета Афину Парфенос, рискуя сгинуть среди теней? Чтобы о тебе снова забыли через две недели? Ну, максимум, через месяц? Ты ведь знаешь, что так и будет, не правда ли? Теперь, даже если бы Нико захотел что-то ответить, это было бы непросто. Где-то глубоко в душе его решимость стал подтачивать маленький червячок сомнения. Октавиан был мерзавцем, заслуживающим сурового наказания, но иногда даже мерзавцы оказываются в чем-то правы. Действительно, если оба Лагеря выживут и Семерка победит Гею, то запомнят именно их. А его опять вынесут за скобки. Слава ему не нужна, но не хотелось, чтобы о нем снова забыли. Кто о нем переживал, когда его схватила Гея? Наверняка только Хейзел, его сестра, может быть, еще и Перси. После возвращения сына Посейдона и Аннабет из Тартара все смотрели на них с восхищением, ясно, что их путешествие по Бездне Бездн станет подвигом, передаваемым из уст в уста. А ведь он скитался там в одиночку – как всегда, один. И кто об этом вспоминал в течение их путешествия из Италии в Грецию? Опять же, только сестра… И разве впредь не будет так же? Разве так не будет всегда? – Я не помогаю грекам, – наконец проговорил Нико. Его голос прозвучал неожиданно хрипло. – Я помогаю вам обоим. Улыбка Октавиана стала еще шире: – Благородно, ди Анджело. Но давай поговорим и о римлянах. Вот ты помогаешь Рейне. Но думаешь, она запомнит это? Уверяю, сын Плутона, она такая же, как и большинство людей. Ты был нужен ей ради доставки статуи – и всё. Если она защищала тебя, то только потому, что иного выхода не было. Едва лишь необходимость в тебе отпадет – и ты увидишь, как скоро ты станешь нежеланным гостем в Лагере Юпитера. Октавиан многозначительно взглянул на него: – А потому предлагаю тебе вот что, сын Плутона. Становись моим сторонником, сражайся за меня. Я ценю своих помощников. Я не обещаю призрачную дружбу, братство и прочие глупости. У меня более весомые награды. И я никогда не забываю о своих союзниках. Присоединяйся – и твои силы, твоя мощь наконец будут оценены по достоинству. И греки, и римляне еще пожалеют, что оттолкнули тебя. И тут Нико улыбнулся. Улыбнулся так, что Октавиан осекся и уставился на него. Авгур был хорош, ничего не скажешь. Такого умелого манипулятора еще поискать. Вызнал о Нико если не всё, то очень многое – интересно бы знать откуда, уж случайно не от Геи? И попытался смутить его, сбить с толку, настроить против товарищей. Рейна была абсолютно права насчет него: его слово опаснее кинжала, и бросок почти незаметен. Раз – и ты становишься его пешкой, он играет на твоих чувствах, страхах, сомнениях, боли. И ведь у него почти получилось… Почти. Потому что даже такой гениальный шахматист, как Октавиан, не мог заглянуть в душу его, Нико. И не мог заглянуть в душу Рейны. Не мог увидеть, что связало их во время путешествия. И если в чем-то Нико и был уверен, так это в том, что они с Рейной никогда друг друга не предали бы. Они с ней прошли слишком долгий путь – и начался он даже не в Греции. Они научились доверять друг другу. Нет уж, в своих отношениях с греками и римлянами Нико как-нибудь сам разберется – без Октавиана. И лучше бы авгур не упоминал Рейну, потому что за ее смерть ему придется заплатить. Сделалось холоднее, песьеглавы замерли, как статуи, не в силах пошевелиться. Октавиану никто не успеет помочь, а если кто-то и попытается – ему же хуже… Но только почему вдруг перед Нико возник этот образ – они с Рейной прощаются на борту яхты и внимательно смотрят друг на друга, ведя диалог, лишенный слов. «Только не вздумай никого превращать в призрака!» – сын Аида читает это в ее взгляде. «Доверься мне!» – обещает он. Нико опустил глаза, руки дрогнули. Пришедшие в себя, песьеглавы злобно зарычали на него, первая когорта ощетинилась пилумами. А сзади раздался облегченный вздох Уилла Соласа. Он, как целитель, смог ощутить, что задумал сын Аида. Нет. О каком доверии может идти речь, если Нико нарушит эту клятву? Он обещал больше не повторять то, что сделал с Брайсом. Пусть Октавиана настигнет иная кара, а Нико не мог предать это доверие. Но что же тогда ему делать? Как еще выиграть время? Если бы только знать, как быстро пегасы сумеют донести статую! «Его сила – слово», – говорила Рейна. Ну, ладно, Нико сыграет по его нотам. И, с легкой усмешкой в голосе, он произнес: – Ты забыл одно, Октавиан. Даже у короля есть слабые места, не только у пешек. Давай я назову твое? Власть, признание. Вот чего ты жаждешь. И оцениваешь других людей по этой же шкале. По-твоему, каждый желает их так же, как и ты. В этом твоя ошибка, – Нико внимательно взглянул на него, чувствуя, как тени начинают отступать. – Есть что-то, что больше власти. И даже больше признания. И даже больше желания, чтобы твои заслуги ценили. Я помогаю грекам и римлянам не для того, чтобы они меня любили. А потому, что иначе нельзя. Иначе – смерть. И тебе не подобраться ко мне, Октавиан, потому что тебе не понять, как можно помогать не потому что, а вопреки, – Нико помедлил, давая противнику осознать услышанное. – И самое обидное для тебя, авгур… Позади раздался глухой звук, земля вздрогнула – и над головами послышался свист. Все онагры дали залпы одновременно – в небо взмыли шесть золотых комет… Лицо Октавиана расплылось в торжествующей улыбке. Однако Нико чувствовал нутром, что эти снаряды никому не причинят вреда. И когда секундой позже он натолкнулся взглядом на фигурку довольного Цесила, то понял, что не ошибся. Сын Гермеса успел обработать третий онагр, а вторая диверсионная группа справилась с оставшимися. Снаряды летели навстречу друг другу и, встретившись точно над полем, где находились монстры-союзники, дружно взорвались, создав огненно-золотой купол. Столкновение взаимоуничтожило их энергию, а потому холмы просто осветило, как днем, а затем на толпы монстров упало коротким дождем то немногое, что уцелело, заставив их заволноваться и откатиться назад, от сдерживающих их когорт. – И самое обидное для тебя, авгур, что я не один такой, – продолжил улыбаться Нико, глядя на растерянного Октавиана. Грех было не воспользоваться его замешательством. – Что… Что такое? – пробормотал авгур, а затем, видимо, до конца осознав случившееся, вцепился в плечи ближайшего легионера и прошипел сквозь зубы. – Почему изменена траектория? Почему не проверили? Парень пытался оправдаться, что, наверное, онагры работали, а прицел никто не удосужился посмотреть. – С какими кретинами приходится работать! – сквозь зубы проговорил авгур и устремил взгляд на Нико, будто ждал его сочувствия. – Но ничего… Сейчас всё исправим. Перезапуск, живо! – он с силой оттолкнул легионера от себя. – И скажите, чтобы тщательно проверили прицелы, а то скормлю монстрам! Шевелитесь! «Смотрите-ка, сколько в нем, оказывается, властности! Дорвался! – подумал про себя Нико. – Вот тебе и тихий, незаметный юноша…» Несколько солдат из окружения Октавиана бросились в сторону онагров, а сам он повернулся к сыну Аида и его товарищам, буравя взглядом поочередно каждого из них: – Грязные греки. Это ведь ваша работа? Вам бы всё только портить, варвары! – Эм, минуточку, – сказала Лу Эллен, подходя к ним. – Ты об испорченных онаграх, снарядами из которых ты хотел превратить в пепел наш Лагерь? Действительно, это поступок крайне цивилизованного человека! – Да что ты понимаешь, гречанка? – кажется, Октавиан сегодня решил уподобиться змее не только по коварству, но и по манере речи, так как в последнюю пару минут он только и делал, что шипел. – Против вас, варваров, все средства хороши! – Тогда у меня больше нет вопросов, – проговорила дочь Гекаты, но, кажется, авгур не обратил внимания на ее иронию. – Сейчас мои люди наведут порядок и откорректируют прицел! – крикнул он. – И тогда я полюбуюсь, как запылает ваш лагерь. – Что, будешь смотреть, как всё горит, и петь песню о гибели Трои, как Нерон? – снова съязвила Лу Эллен. – Не-е-ет, – разулыбался Октавиан. – Гореть теперь предстоит вашему дому. А мы, потомки троянца Энея, наконец получим отмщение. – Эней в гробу переворачивается, глядя на таких потомков, – Цесил как ни в чем не бывало жевал жвачку и надувал пузыри прямо в присутствии авгура. – Шути-шути, наглый грекус, – огрызнулся Октавиан. Кажется, поведение сына Гермеса его напрягало. – Скоро вами, жалкие вредители, с аппетитом позавтракают монстры. А пока вы составите мне компанию и посмотрите за пожаром в вашем Лагере, – он улыбнулся и кинул красноречивый взгляд на песьеглавов, которые тем временем взяли греков в кольцо. Теперь отступать было некуда. Нико спрашивал себя, сколько времени займет корректировка прицелов и новый запуск? Куда же запропастились эти пегасы?! Если в его видениях всё было верно, они должны были появиться с минуты на минуту. Но даже если Афина Парфенос окажется на Холме Полукровок до выстрелов, то остановит ли ее магия залпы смертоносных орудий? Сейчас он и его товарищи мало что могли сделать. Октавиана поддерживали не только охранники, но и первая когорта. Столько противников им не одолеть. Да и как они успеют добежать до всех онагров, чтобы остановить посланников авгура? Нико лихорадочно думал, что бы еще сделать, но тут Цесил мельком взглянул на него и заговорщически подмигнул. Сын Аида смекнул, что этот парень неспроста так спокоен. Октавиан повернулся к Нико. В его глазах читалось самодовольство. – Ты сделал ошибку, сын Плутона, не приняв мое предложение, – затем он повысил голос. – Что же до Рейны, то скоро мои люди приведут ее сюда. И тогда я покажу прилюдно, как мы, истинные римляне, караем отступников! – Которым являешься ты! – внезапно послышалось позади. Все замерли и дружно повернули головы – к ним ускоренным маршем приближалась пятая когорта, возглавляемая Дакотой. – Что еще? – раздраженно бросил авгур. – Центурион Дакота, ты что себе позволяешь? Не тебе ли я велел арестовать Рейну? Ты посмел вернуться, не выполнив приказ, да еще и командуешь? – У меня приказы как раз от Рейны! – отрезал Дакота. – Действующего претора Лагеря Юпитера! – крикнул он так громко, чтобы услышали и его товарищи из первой когорты. – Она приказала остановить обстрел и начать переговоры с греками. Потому что скоро статуя Афины будет доставлена! – Она не претор! – вскричал Октавиан. – Она бросила легион, она отправилась в Запретные земли! Она сговорилась с греками! – Она может быть отстранена, только если против нее проголосуют в сенате, – пожал плечами Дакота. – До тех пор она наш претор, а я следую ее распоряжениям. А потому я отправил моих людей к онаграм, чтобы выстрелы не повторились. При этих словах Цесил поднял вверх большой палец и искоса взглянул на Нико. Видимо, юный пройдоха как-то вызнал, что новых залпов не будет, поскольку людей Октавиана было кому остановить – римским союзникам. А вот откуда – пожалуй, один Гермес ведал. Нико облегченно вздохнул – с плеч словно свалился гигантский груз – и с благодарностью взглянул на Дакоту. И удивился про себя, как уверенно и решительно держался сын Бахуса, обычно разболтанный, с дергающимся веком и следами кул-эйда на подбородке. Сын Аида помнил, как многие не хотели назначать его центурионом, но Рейна тогда настояла, а Джейсон ее поддержал. И вот, она не ошиблась. В столь нужную минуту Дакота показал себя настоящим римским офицером. И даже больше – настоящим человеком. – Я отменил власть Рейны из-за военного положения! – Октавиан потихоньку начал терять самообладание. Он явно не ожидал, что на сторону греков встанут его подчиненные. – Я почти привел вас к победе в этой войне, а вы хотите сдаться? Пятая когорта! – взвыл он. – Немедленно арестуйте центуриона Дакоту и его сообщников. Вы клялись в верности Риму! Пятая когорта, когорта с самой дурной славой и самая неудачливая, несмотря на все попытки Джейсона, а потом и Перси изменить это, не двинулась с места, стоя насмерть за своего центуриона – и своего претора. Легионеры из первой когорты колебались, видимо, далеко не всем нравились приказы Октавиана. И больше всего им не хотелось нападать на своих же. Но Нико понимал, что положение шаткое. Хитрый змий Октавиан может вновь запеть свои песни, и этого нельзя было допустить. И потому сын Аида продолжил сражаться его же оружием – нужно было убедить легионеров из первой когорты перейти на их сторону. – Как видишь, Октавиан, я не один такой, – ему было несложно в третий раз повторить эти слова, чтобы наконец они дошли до авгура. – Не только мне плевать на власть. А потому дни твоего преторства сочтены. – Да, – поддержал его Дакота. – Скоро здесь будет Рейна – и тогда увидим, кто истинный претор, за кем пойдет легион. У Нико защемило сердце – если бы Дакота только знал, что дочери Беллоны не суждено появиться на Холме Полукровок! Но римлянин не ведал о случившемся, и, пожалуй, это было даже хорошо. По крайней мере, они с Дакотой своего добились: Октавиан был уже на грани того, чтобы сорваться. А теряя контроль над собой, манипулятор теряет его и над другими. – Да кого вы слушаете, римляне? – взревел он не хуже своих охранников-песьеглавов. – Вы, истинные потомки олимпийцев? Вы слушаете презренных грекусов и жалких предателей! Рейна хочет, чтобы мы унизились и заключили мир с теми, кто на протяжении стольких веков мешал нашей славе! Из-за кого сейчас боги не могут в полной мере помочь нам! Из-за кого одержит победу Гея! Слушайте же меня, римляне! – он повернулся к когортам. – Аполлон открыл мне будущее. Сказал, что я прославлю Рим так же, как некогда великий Октавиан Август! Так выбирайте, с кем вы? С лжепретором, который хочет, чтобы вы побратались с этим греческим отребьем, или со мной, который приведет вас к новым победам? – Ох, будет тебе врать-то, – Уилл Солас совершенно нетактично прервал его поток красноречия. – Аполлон ничего тебе не открывал, потому что сила пророчества с недавнего времени не работает. Я, в отличие от тебя, не его потомок. Я его сын. А потому я это знаю наверняка. – Сам ты лжешь! – взъярился Октавиан. – Аполлон лично сказал мне, что мое имя войдет в историю этой войны! – Ага, только в историю можно войти разными способами. Как Герострат, к примеру, – заметила начитанная Лу Эллен. – Или как авгур-неудачник, погубивший свой легион. Это стало для Октавиана последней каплей. Слова дочери Гекаты его буквально взбесили, заставив растерять остатки самообладания. – Уничтожить их! – завопил он своим охранникам. Вся спесь с него сошла, он превратился в истерящего мальчишку. – Разорвать греков и их сообщника на куски! – он ткнул пальцем в сторону Дакоты. Конечно же, монстры не могли дождаться момента, чтобы вступить в бой – да только к этому все оказались готовы. Солас сунул пальцы в рот и свистнул – так оглушительно, что у Нико заныли зубы, а у Дакоты снова дернулось веко. Но песьеглавам это тоже не понравилось – судя по тому, как они истошно взвыли и замешкались с нападением. По всей видимости, у них были особенно чувствительные к подобным звукам уши. Однако, как известно, любое промедление на поле боя грозит смертью, что несколько греков и их римский союзник не преминули доказать. Нико метнул пилум в ближайшего из песьеглавов. Конечно, до Рейны ему было далеко – противник успел загородиться щитом, но сын Аида знал, что делать в подобном случае – всё-таки не зря хотя бы изредка посещал римские тренировки. Бросившись вперед и попутно обнажив меч, он наступил на деревянный конец пилума, дернув его вниз и тем самым лишив человекопса возможности снова прикрыться щитом. А затем, не мешкая, поднял вверх руку и рубанул его наискось по шее. Удар попал в цель – и монстр превратился в клуб дыма. На землю упали только его тесак, щит и торчащее из него копье-дротик. Дакота, Цесил и Лу Эллен тоже не теряли времени даром. В живых оставались теперь лишь два песьеглава, но и их дни на земле были сочтены. Цесил достал невесть откуда, видимо, из потайных карманов на одежде, маленький ножик – и метнул его точно в незащищенную часть шеи человекопса – между шлемом и верхним краем нагрудника. Уилл Солас, не будучи опытным воителем, тоже не сплоховал: он ловко подставил оставшемуся песьеглаву подножку, а Дакота, воспользовавшись этим, подскочил сзади и заколол монстра своим гладиусом. На всё это ушло не более полуминуты. Октавиан, ошалев, стоял посреди кучи праха, оставшегося от его стражей. В глазах же римлян из первой когорты начало проскальзывать уважение. – Моя элитная охрана… – проговорил авгур и совсем не торжественно чихнул – в нос ему попали частички праха его драгоценных песьеглавов. – Твоя охрана, говоришь? – Дакота снова повысил голос, чтобы его слышали солдаты всей первой когорты. – С каких это пор мы доверяем монстрам больше, нежели своим легионерам? Ты обвиняешь Рейну в том, что она хочет помирить нас с братьями по крови, а сам привел в наш Лагерь чудовищ! Они сейчас окружают наши когорты! – центурион указал рукой в направлении дальних холмов. – И ты еще говоришь, что заботишься о Риме? По рядам легионеров пронесся неодобрительный гул. И действительно, даже отсюда было видно, как остальные когорты начинают медленно оттесняться монстрами. Неизвестно, чем бы это закончилось – возможно, Дакоте удалось бы убедить римлян поспешить на помощь своим, оставив греков в покое, а уж об Октавиане Нико бы позаботился. Но тут случилось непредвиденное. Внезапно со стороны Холма Полукровок затрубили рога. Все повернулись… и увидели грандиозное зрелище. На гребне Холма появилась почти вся армия греков. Впереди ехали с десяток колесниц. Самая первая из них принадлежала Клариссе, которая стояла на ней в бронзовых доспехах и шлеме с алым гребнем, вооруженная своим электрическим копьем «Парализатор», на поясе у нее висел меч. Крис Родригес, ее верный друг и возлюбленный, в нагруднике и открытом шлеме, правил четверкой металлических лошадей. На остальных повозках виднелись вооруженные либо копьями, либо дротиками, либо луками воины из разных домиков. Если эти колесницы понесутся вниз, под гору, то превратятся в страшную, сметающую всё на своем пути силу. К тому же Нико был уверен, что вдобавок к этому дети Гефеста снабдили повозки специальными хитроумными механизмами, наносящими дополнительный урон. На левом фланге греков стояли лучники – дети Аполлона, на правом были дружественные кентавры под предводительством Хирона. На обоих флангах находились также духи природы и сатиры, держащие в руках свои свирели. Левый возглавлял Гроувер Уиндервуд. Около сотни оставшихся полукровок сформировали два отряда пехоты посредине, первые ряды были вооружены щитами и копьями, за ними шли легковооруженные мечники. Среди последних высились фигуры десятка циклопов с большими дубинами – друзей Тайсона, а за строем полубогов виднелся черный силуэт миссис О’Лири – адской гончей, принадлежавшей Перси, и дракона Пелея – охранника золотого руна. – Римляне! – закричала Кларисса. – Мы не хотим вам зла, но вы представляете угрозу для нашего Лагеря! Уходите с миром – или мы будем вынуждены применить силу! Всё это выглядело потрясающе, и дочь Ареса говорила мудро, нехарактерно для самой себя – видимо, прошедший год ее многому научил. Но Нико не оставляло ощущение, что всё это очень невовремя. Нет, понятно, что греки, тоже очень гордые, были вынуждены месяц провести в осаде, укрываясь от римлян, тогда как сердце кричало о том, чтобы задать захватчикам хорошую трепку. И теперь они рвались в бой, имея на это, в общем-то, полное право. Но ведь сейчас Октавиан может этим воспользоваться! И он воспользовался. Авгур повернулся к обеим когортам. – Видите, римляне? Всё это было уловкой диверсантов и предателей! – он зыркнул на Дакоту. – Греки просто хотели разделить нас, и у них это получилось! Но еще не поздно. Легион, – закричал он, – cuneum formate! В бой! «Чтоб тебя!» – выругался Нико. Всё-таки этот змий вот-вот добьется своего! Он чувствовал настроение легионеров – недоверие, ощущение, что их обманули. Они уже не ведали, кому верить. Давняя вражда и призраки минувшей гражданской войны витали между римлянами и греками, нашептывая, убеждая: сражайся, бейся, следуй древнему соперничеству! Так было всегда – и так будет! И Нико услышал, как из глубин земли донесся приглушенный смех – смех Геи. Она это задумала – и она это осуществила. Две армии, которые могли бы сразиться с ней, сейчас готовы были схлестнуться друг с другом в смертельном бою…