***
– О, алкоголик явился! – поприветствовал Гущина отец. – Ну пап, ну ты же прекрасно знаешь, что я не алкоголик, – крикнул Гущин, сбрасывая ботинки и направляясь в кухню – И где же ты два дня шлялся? – В гостинице, – хмуро бросил Гущин: в холодильнике одиноко стояла бутылка кефира. – Хороший парень этот твой Андрей, он тебе все два дня сопли вытирал? – Нет, – он захлопнул дверцу холодильника, вернулся в прихожую и начал обуваться. Не утерпел и добавил: – Я с Леонидом Саввичем был. – Ого, тебя уже командиры из запоя выводят! – Пап, пожалуйста, не начинай. – Да я понять не могу, зачем они с тобой все так возятся. – Может, потому что они меня, в отличие от тебя, хотя бы немного… ценят? – огрызнулся Гущин и хлопнул дверью, успев похвалить себя за то, что удержался и не сказал «любят».***
– Вкусно, – похвалила Ирина, вилкой отодвигая куриную косточку на край тарелки. – По-моему, пересушил, – Зинченко отгрыз последний кусочек мяса с куриной ножки и положил косточку на тарелку. – Ну, если только совсем чуть-чуть. Да сиди, я уберу, – она подхватила обе тарелки, свою и мужа, и переставила на разделочный стол. – Чай будешь? – Буду. Я печенье какое-то вкусное купил, на чайной полке стоит. – Где? А, вижу. Не пробовала никогда. Дай вазочку, пожалуйста. Он передал вазочку, она насыпала в неё печения и поставила обратно на стол, включила электрический чайник, достала чашки, блюдца и чайные ложечки. Села на место и начала ногтем отскребать какое-то микроскопическое пятнышко со скатерти. – Ир, ну невозможно же, – не выдержал Зинченко. – Давай так. Я даю слово, что у меня нет и не было никаких любовниц, ни одноразовых, ни постоянных. Я надеюсь, моё слово чего-то стоит. – Тогда я не понимаю… – начала Ирина. Он вздохнул и попытался вспомнить заготовленную речь: – Я, как тебе и сказал, ездил нянчить пьяного Гущина. Сначала с ним Андрей возился, потом мне сдал. Просто мне Гущин много чего рассказал такого, что меня расстроило, и что я тебе рассказать не могу. С Викой я, кстати, созванивался именно по поводу Гущина. Да ещё и день потом тяжёлый был, рейс задержали, Азаров с женой поссорился, я ему вообще побоялся штурвал в руки давать. А потом прихожу домой – и тут ты меня сразу неизвестно в чём подозреваешь. – А почему на следующий день не вернулся? – Сил не было. Испугался скандала или не знаю ещё чего. Не знаю я, как сделать так, чтобы ты поверила, – он развёл руками. Ирина встала, подошла к мужу и обняла его сзади за плечи, положив подбородок ему на затылок. – Я верю. Просто… – Что? – Я старею гораздо быстрее, чем ты. Я же вижу, что на тебя женщины заинтересованные взгляды бросают, а на меня мужчины уже нет. – И на меня скоро перестанут, – заливаясь краской от мучительной неловкости, сипло сказал он. – А ты у меня самая красивая, была и будешь. Ну не умею я всё вот это говорить, но это же правда. – Ты бы ещё цветы купил, – слабо улыбнулась она. – Да хотел. Побоялся, что поймёшь неправильно. Ирина засмеялась и поцеловала мужа в макушку. Запищал телефон. – Да, что у тебя? – На наши рейсы другой экипаж поставили, а меня к Молчанову, но только послезавтра. Так что завтра у меня выходной, я сам в «Останкино» приеду. – Приедет он. Приезжать нам надо вместе, мы же якобы в одном экипаже летаем. Как потом объяснять будешь, что я из рейса, а ты из дома? Давай так: я возвращаюсь, звоню тебе и подбираю где-нибудь у метро. А вечером домой отвезу. – Ну давайте так. До завтра тогда. – Подожди. Про Ларина известно что-то? – А, да, от наркоза отошёл, я уже с ним разговаривал даже. – Ну и прекрасно. – Леонид Саввич, – Гущин помялся. – У вас нормально всё… дома? – Да, – сухо ответил Зинченко. – До завтра.***
– Пап, давай поговорим! – Гущин раскладывал принесённые продукты по полкам холодильника. – Это ещё о чём? – Я так понимаю, я тебе дома надоел? – Правильно понимаешь. Взрослый мужик, пора отдельно жить. – Я уже начал искать жильё. Можно, я до конца месяца поживу, пока нормальное не найду? – Ну живи, – кивнул старик. – Спасибо, – Гущин посмотрел на отца, надеясь, что тот скажет что-то ещё. Гущин-старший промолчал.