***
Продолжая держать руку отца в своей, свободной левой рукой Гущин вытащил из кармана телефон, открыл браузер, набрал «платная скорая москва» и позвонил по первому же предложенному номеру. Потом отменил обычную «скорую». Было страшно, больно и пусто. И очень хотелось, чтобы Зинченко уже пришёл. Гущину почему-то казалось, что как только он войдёт в квартиру, всё окажется шуткой, розыгрышем, отец посмотрит своим фирменным неодобрительным взглядом и скажет: «Что, «скорую» без командира вызвать не можешь? Да какой из тебя мужик!». А потом встанет и уйдёт к себе в спальню, ворча и едва слышно шаркая ногами в тапках, купленных по настоянию жены сразу после рождения сына. И Гущин останется сидеть на полу, чувствуя себя пусть полным, зато абсолютно счастливым идиотом. В коридоре послышались шаги. – Леонид Саввич! – позвал Гущин. – Тут, – Зинченко вошёл в кухню, оценил увиденное и скомандовал: – Тащи маленькую подушку и любой плед или одеяло. Проклиная себя за то, что не додумался до этого сам, Гущин вскочил и ринулся в гостиную. Схватил с отцовского стула шерстяной плед, выбрал диванную подушку потоньше. Зинченко заботливо укрыл отца и осторожно, сначала ощупав шею, подложил ему под голову подушку. – Документы приготовил? – Какие документы? – растерялся Гущин. – Паспорт и полис. – Сейчас найду. Чуда с появлением командира в квартире не произошло, но тот взял управление на себя – и Гущину стало легко и спокойно. Паспорт, как и следовало ожидать, нашёлся во внутреннем кармане любимого отцовского пиджака. Найти полис оказалось сложнее: Гущин даже не представлял, как тот должен выглядеть. Вряд ли так же, как похожий на кредитную карточку полис, который выдавали пилотам «Пегаса». Перерыв весь стол и живо представив, как ему влетит от отца, когда тот оценит масштаб устроенного в процессе обыска беспорядка, он от отчаяния крикнул: – Леонид Саввич, а вы не знаете, где люди могут медицинский полис хранить? – Ты пенсионное удостоверение там не находил? – отозвался командир. – Находил! – Посмотри под обложкой! Гущин сунулся в верхний ящик, вытащил небольшую книжечку в красной обложке из искусственной кожи, открыл и увидел собственное лицо. Старая чёрно-белая фотография, сделанная, по всей видимости, для курсантского билета. От силы миллиметр волос на голове, сдвинутые в попытке выглядеть серьёзным брови, два прыща на лбу и один на подбородке. Гущин не раз украдкой заглядывал в бумажник отца – и неизменно находил кармашек для фотографий пустым. Видимо, отец понимал, что в пенсионное удостоверение он заглянуть не догадается, и специально хранил фотографию там. Чтобы сын никогда не узнал, что его любят. Господи, почему всё должно быть так сложно? – Нашёл? – голос Зинченко с кухни. Гущин опомнился, пролистал книжку и увидел сложенный вчетверо полис, аккуратно вложенный под заднюю сторону обложки. – Да! – он вынул листок и положил его в паспорт. – А как вы-то догадались? – Сюда иди! Гущин вошёл в кухню и увидел, что командир уже успел вытереть слюну с губ отца и теперь смачивал эти самые губы водой. – У меня, знаешь ли, у самого немолодые родители, – сказал Зинченко. – Лучше сюда посмотри. Зинченко приподнял край пледа и взглядом показал на морщинистую руку. Пальцы на руке судорожно сгибались и разгибались. – Папа, – тихо сказал Гущин и сел на пол, не отрывая глаз от двигающихся пальцев. – Может, ещё обойдётся, – шепнул Зинченко и погладил Гущина по спине. Зазвонил телефон. – Слушаю, – мгновенно ответил командир. – Так, везите в Волынскую, с главврачом я говорил. – Это которая управделами президента? – Да. – Спасибо. Да, Гущину на завтра замену ищите, ему ночь не спать. – Да я сообщил уже. Ты его там не бросай, Лёнь, парень молодой, глупый, растеряется. – Не волнуйся, я с ним. – Мне отзвонись из больницы, в любое время. – Отзвонюсь. Всё, кажется, «скорая» приехала, пойду встречать.***
– Ну что я могу сказать, нам повезло, – начал молодой врач в старомодных очках. – Томография никаких патологических изменений не показала, то есть это не инсульт. – А как же паралич, потеря речи? – недоверчиво спросил Зинченко. – Спазм сосудов головного мозга, клиническая картина – как при инсульте, только симптомы быстро проходят. Собственно, они уже начали проходить, он двигает руками и начинает говорить. – К нему можно? – заёрзал на стуле Гущин. – Смотрите. Мы его оставляем на ночь в реанимации, просто на всякий случай. Там приборы и постоянный присмотр. Завтра утром, если всё хорошо, переведём в палату. Мы можем пустить вас в реанимацию, но сейчас необходимости в этом нет, а вот завтра нужно будет, чтобы с ним кто-то весь день сидел, разговаривал. Если вас есть кому сменить – оставайтесь. А если нет, то лучше езжайте домой спать, а утром возвращайтесь. Кстати, можете его вещи и гигиенические принадлежности привезти: у нас всё есть, конечно, но пожилые люди обычно казённое не любят. – А вы мне можете позвонить, если состояние изменится? – Не только можем, но и позвоним. Оставьте номер дежурной медсестре. – Спасибо, – неуверенно сказал Гущин – Спасибо, – сердечно поблагодарил врача Зинченко и повернулся к Гущину. – Поехали, поспишь хоть сколько-то. Командир обнял Гущина за плечи и повёл к посту дежурной медсестры.***
– Понимаете, это ведь я виноват. Я на него наорал перед уходом, да ещё и дверью хлопнул. – Ты, видимо, хочешь, чтобы я тебя начал убеждать в том, что ты ни в чём не виноват. Это не поможет, по себе знаю. Поэтому я тебе другое скажу: не имеет никакого значения, виноват ты или нет, тебе надо сейчас поесть и лечь спать. Как перед рейсом. Выспаться – твоя обязанность. – Слушайте, есть я и правда хочу, – вдруг осознал Гущин. – Так и я хочу. Мы же с пяти часов, считай, не ели ничего. Пицца тебя устроит? – Ага. – Я у твоего дома круглосуточную пиццерию видел. Заедем сейчас. Ох чёрт, я ж Ире не позвонил! Телефон вот лежит, можешь её набрать? Пин – пятнадцать тридцать два. – Угу, – Гущин ввёл пин-код. – Ого, у вас тут от неё пятнадцать пропущенных. – Мда, – вздохнул Зинченко. – Добрый совет – закрой уши. – Лёня, что происходит?! – от звуковой волны из трубки чуть не треснуло лобовое стекло. – Ириш, извини, идиот я. Отец Гущина в больнице, спазм головного мозга. Мы думали, что инсульт, пока «скорая», пока то-сё. – А почему не позвонил-то?! Я уже морги была готова обзванивать! – Да замотался! – И что, ты домой вообще не приедешь? – Приеду, но часа через два-три. Ложись спать. – Ага, сейчас только литр успокоительного выпью! – Ир, я правда виноват. Извини. Валерка как? – У себя, играет во что-то. Я его из дома не выпускала. – Ну и правильно. – Слушай, я же не спросила, как отец-то? – голос в трубке звучал тише и мягче. – Говорят, обошлось. Я вот Гущина домой везу сейчас. – Бедный парень, ты его там поддержи как-нибудь. – Обязательно. Всё, целую. – И я тебя. – Уфф, – выдохнул Зинченко. – Малой кровью, уже хорошо. – Извините, это из-за меня всё. – Отставить самокопание. Идём пиццу есть. – А вы ещё Шестакову обещали отзвониться. – Чччёрт, и правда обещал.***
– Леонид Саввич, а какие вещи надо в больницу собрать? – Так, – потёр воспалённые от усталости глаза командир. – Иди чистить зубы и спать. Ключи мне оставь, я всё соберу и оставлю в прихожей, дверь за собой запру, а ключи завтра или на днях тебе завезу. – А… – Гущин мялся, не решаясь задать вопрос. – Что? Говори уже. – Вы можете остаться? Ну, в смысле, просто рядом, – поспешно добавил он. – Не могу, извини. Могу посидеть немного. – Пожалуйста. – Иди зубы чисти.***
Гущин блаженно вытянулся в постели и закрыл глаза. Тёплая рука командира легко потрепала его волосы, Гущин поймал эту руку, приложил к своей щеке и по-кошачьи потёрся о неё. – Знаете, у отца в пенсионном моя фотография лежит, – негромко сказал он. – В пенсионном вместо бумажника? – понимающе усмехнулся Зинченко. – Ага. Я думал, он меня совсем пропащим считает. – Дурак ты, Лёша. Отец тебя очень любит, только выражать это не умеет. – Почему вы думаете, что любит? – Да потому что я сам такой отец. – Это неправильно, – мотнул головой Гущин. – Наверное. – Положите фотографию Валеры в бумажник. – У жены лежит. – И у вас должна. – Спи давай. – А можете… – закончить просьбу Гущин не решился, но ещё раз потёрся щекой о мозолистую руку. Сухие губы легко коснулись его лба. Гущин улыбнулся, открыл глаза и посмотрел на командира. Тот неодобрительно качнул головой, но невысказанную просьбу всё-таки выполнил. Гущин попытался ответить на поцелуй, но Зинченко снова потрепал его по голове и твёрдо сказал: – Тебе на сегодня точно хватит. Спать. Гущин послушно закрыл глаза, свернулся калачиком и услышал только, как за командиром закрылась дверь комнаты. Когда Зинченко мыл пол в кухне одной из его старых футболок, он уже крепко спал.