Убить бабочку

      – Ты сам-то чего хочешь, Гущина своего или с мамой остаться? – Валера смотрел на отца не мигая.       – Извини, но тебя это не касается, – после довольно долгой паузы ответил Зинченко.       – Меня это не касается?! – Валера рефлекторно сжал кулаки.       – В руках себя держи, – командир бросил на сына быстрый и жёсткий взгляд. – Да, именно тебя – не касается.       – Ну прекрасно. То есть всё останется как сейчас, а я должен тебя покрывать?       – Во-первых, не должен. Во-вторых, не останется.       – Из дома уйдёшь, или как?       – Тебя. Не. Касается, – Зинченко убрал от лица мокрый пакет и бросил его на журнальный столик. Скула распухла и расцвела алым.       Валера обхватил голову руками и начал раскачиваться.       – Ты вообще подумал, как мне жить теперь с этим? – почти шёпотом спросил он.       Зинченко встал с дивана, подошёл к сыну и нерешительно положил ладонь на его спину.       – Да не трогай ты меня! – дёрнулся парень. – Как я маме смотреть в глаза буду?       – Валера, – Зинченко сел на корточки, сын взглянул на него коротко и исподлобья. – Мне очень жаль, что… что я не могу это всё хотя бы для тебя назад отмотать. Но я не могу.       Валера ещё раз посмотрел на отца, встал и молча ушёл в свою комнату. Через десять минут он вышел с небольшой спортивной сумкой и бросил через плечо:       – Ночевать не приду.       – Куда ты?       – Тебя не касается.       – Валера!       Хлопнула входная дверь. Командир остался один.

***

      – Ну ты как, пап? – Гущин постарался улыбнуться, входя в палату.       – А сам как думаешь? Поговорить даже не с кем. Книги привёз?       – Нет, я не из дома.       – А почему не в форме тогда?       – Да я не из рейса. Вчера у нас утечка газа была…       – В квартире? – сдвинув брови, перебил отец.       – Нет, у кого-то в подъезде. Ну и эвакуировали всех.       – И где ночевал?       – У Зинченко.       – Избаловал он тебя совсем, никакой субординации.       – Ну пап, я с ним и не летаю давно. Он не мой командир.       – Первый командир – всегда командир, – сварливо одёрнул его старик.       – Ну так и не первый же, – смущённо улыбнулся Гущин.       – А, буду я ещё вояк твоих считать. Этот хоть человек интеллигентный.       Лёша кивнул и перевёл тему:       – А цветы кто принёс?       – Да Алевтина. Кто бы ещё догадался?       – Это из КБ твоего?       – Нет, вдова Пети Алексеева. Зачем спрашиваешь, если всё равно не знаешь?       – Так просто, – он пожал плечами. – Ладно, пойду попробую врача поискать.       – Нечего его искать, у него обход сейчас. А выписывают меня завтра.       – Как завтра?       – Что, в квартире прибрать не успеешь? – ухмыльнулся отец.       – Там чисто, – огрызнулся Гущин. – Во сколько?       – В одиннадцать.       – Ты точно уверен, что не хочешь в санаторий?       – Домой я хочу, а по санаториям пусть бабки ездят.       – Что тебе из еды домой купить?       – Кефир купи, остальное как обычно.       – Хорошо. А когда у врача обход заканчивается?       – Да откуда ж мне знать? У меня он был уже.       – Сказал что-то?       – А, что он там скажет. «В вашем возрасте…» – передразнил врача старик. – Список вон написал, в аптеке купишь.       Гущин кивнул и взял с тумбочки исписанный неразборчивым почерком листок.       – Куплю всё сегодня. Слушай, пап, я забрать-то тебя заберу, но у меня рейс завтра вечером. Давай на первый день сиделку наймём?       – Ещё чего выдумал. Никаких сиделок, мне тёток этих тут хватает. «Давайте сделаем укольчик», «Возьмите ещё кусочек». Тьфу.       – Ну как знаешь. Моё дело предложить.       – Твоё дело сгинуть уже с глаз моих. Навестил – молодец, гуляй теперь.       – Пап, ну я же…       – Давай-давай, – безапелляционно кивнул в сторону двери отец.       – Ладно, отдыхай.       Гущин вышел в коридор, сел на неудобный, обтянутый противно прилипающим к коже в жару коричневым кожзаменителем диванчик и потёр лицо. В кармане завибрировал телефон.       – Да, – не посмотрев на экран, ответил он.       – Где ты сейчас? – глуховатый голос командира.       – У отца. Ухожу уже.       – Как он?       – Завтра выписывают.       – Рад за вас.       – Спасибо. Вы что-то хотели?       – Да. Поговорить.       – Плохая идея.       – Хорошая, если ты для разнообразия повзрослеть решишь.       – Уже бегу.       – Куда? – вздох в трубке.       – Книжку покупать, «Как повзрослеть за шестьдесят минут».       – Гущин, не смешно.       – А по-моему, очень.       – То есть разговаривать ты не хочешь?       – Я бы сказал, чего я хочу, но тут люди вокруг.       – Это ты от Валерки такой тон подцепил?       – А он что, вам признался, что со мной говорил?       – Ну, можно и так сказать.       – В смысле?       – Неважно. В последний раз спрашиваю: хочешь поговорить?       – Не хочу! – выкрикнул Гущин так громко, что проходившая мимо медсестра вздрогнула и посмотрела на него.       – Ну и прекрасно, – холодно резюмировал Зинченко и отключился не попрощавшись.       Гущин посидел на диванчике ещё несколько минут, потом встал, опираясь на ручку, медленно дошёл до мужского туалета в конце коридора, запер за собой дверь и сел на корточки, уперевшись в неё вздрагивающей спиной, с силой, кулаками втирая горячие слёзы обратно в глаза.