***
Весь полёт из Иркутска хорошо выспавшийся и оттого весёлый Молчанов травил байки и бородатые анекдоты. Гущин вежливо хихикал, пил кофе и гадал, прочитал ли Зинченко сообщение, и если прочитал, то станет ли отвечать. И как с ним разговаривать, если он всё-таки согласится на встречу. Что Гущин может ему предложить? Щенячью привязанность и хороший секс? Он видел, как командир общался с женой, которая не была ни старой, ни страшной, ни хотя бы надоевшей. Очаровательная женщина, добрая, заботливая. Любящая, в конце концов, – сомнений в этом после проведённого в семье Зинченко вечера не было. О чём он вообще думал, когда крался с утра в спальню к командиру? И желаемого не получил, и его оттолкнул, да ещё и Валера теперь в курсе, и вряд ли это улучшило из без того непростые отношения между отцом и сыном. Он попытался представить себя на месте Валеры и невольно вздрогнул. Мысль о Валере потянула за собой мысль об отце, и Гущин понадеялся, что отец не провёл всю прошлую ночь за пишущей машинкой, навёрстывая упущенное за время, проведённое в больнице. – Гущин! – окликнул его Молчанов. – Ты меня слушаешь вообще? – Ой, извините, задумался, как там отец, – почти не солгал он. – Понимаю, – капитан потрепал его по плечу. – Отдыхай пока, два часа ещё.***
Как только Гущин включил телефон, посыпались сообщения и уведомления о непринятых звонках. Главный звонок среди них был, но сначала нужно было убедиться, что с отцом всё в порядке. Он набрал домашний номер и чуть не выронил трубку, когда ему ответил женский голос. – Слушаю. – Э… А папа где? – растерянно спросил Гущин. – Алёшенька? – обрадовалась женщина. – Не волнуйтесь, с ним всё хорошо, мы вот чай пьём. – А вы… – А я Алевтина Сергеевна. – Он о вас говорил, да, – с облегчением вспомнил Гущин. – Можете его к телефону попросить? – Минутку… Вы знаете, он тут рукой на меня машет… – Хорошо, тогда спросите его, я ему сегодня вечером нужен? – Игорь, тебе Алёшенька сегодня нужен? – спросила она, явно прикрыв трубку ладонью. – Нет, говорит, не нужен. Да и я тут пока. Гущин глубоко вздохнул. Можно было перезвонить Зинченко сразу, но он не хотел доставлять командиру лишних неудобств. В конце концов, нужно было как-то загладить вину.***
Зинченко чистил картошку, когда наверху зазвонил телефон. Он чертыхнулся, уронил недочищенную картофелину в мусорное ведро, бросил нож на стол и в три прыжка взбежал по лестнице. – Да, – постаравшись унять сбившееся дыхание, ответил он. – Леонид Саввич, это я. – Я догадался. – Вы… вы согласны поговорить? – Да. Только давай… – Я уже всё придумал. Я в кофейне сижу напротив вашего подъезда, столик в углу, тут рядом нет никого. Приходите, как сможете. – А ты подумал вообще, что я могу не дома быть? – Нет, – растерялся Гущин. – А вы не дома? – Нет, не дома. Минутку. Что? – крикнул он куда-то в сторону. – Мам, я по телефону говорю, сейчас спущусь и дочищу! Да, извини. – Вы у родителей на даче? – уточнил Гущин. – Не вздумай. – Леонид Саввич… – Лёша, я сказал, не вздумай. – А когда вы в город вернётесь? – В пятницу. – А что случилось, что вы отпуск взяли? – Извини, но отчитываться я перед тобой не обязан. – С родителями что-то? – Слава богу, нет. Ты-то отца забрал из больницы? – Да, вчера ещё. Он сегодня уже даму принимает. – Ну и молодец, – сухо одобрил Зинченко. – Так что? – В пятницу выйду на работу, рейс утренний, к вечеру буду в Москве. Позвоню. – А может быть… – Не может. Давай по-человечески, ладно? – Хорошо, понял. Привет родителям передавайте. – Обязательно. Гущин потёр переносицу и залпом допил невкусный чай. Попросил счёт, расплатился, посидел ещё немного. Снова достал телефон и снова набрал номер Зинченко. – Ну что ещё? – голос усталый и недовольный. – Леонид Саввич, минуту дайте мне. – Да хоть две. Подожди только, в сад выйду, – шаги, шуршание, резко застрекотали цикады, ну или кто там водится в Подмосковье. – Что? – Я думал тут… Я неправ был тогда утром. И себя идиотом выставил, и вас подставил. Извините меня. – Это ты серьёзно сейчас? Или угадываешь, что я услышать хочу? – Серьёзно. – Тогда принято. Тем более что я сам виноват, затянул с разговором и… – он помолчал. – Я ведь не понимал сначала, что… – Леонид Саввич, – перебил Гущин. – Вы только дослушайте, ладно? Можно приехать к вам? – Нет, – быстро ответил Зинченко. – Да подождите. Я слово даю, что ничего такого себе не позволю. Я идиот, конечно, но не настолько, чтобы вам ещё и с родителями отношения испортить. – А зачем тебе это? Самому помучиться или меня помучить? – командир сообразил, что сказал больше, чем следовало, и разозлился сам на себя. – Нет. У вас так хорошо там на даче. И… – Гущин, если я сейчас скажу, мол, приезжай, то мы просто заново по тому же порочному кругу пойдём, – Лёша хихикнул, и Зинченко нахмурился. – Ну видишь, тебе уже и в расхожих фразах двусмысленности мерещатся. – Понимаете, я боюсь, что если вы мне не разрешите, я всё равно приеду. – А это называется «шантаж». К тому же я бы тебе не советовал, без точного адреса куда-нибудь в лес заедешь, ищи тебя потом. – Позвоню вам, а вы меня спасать поедете, – подначивал Гущин. – Не поеду. Вызову поселковую милицию и егерей, пусть они тебя ищут. – Ну Леонид Саввич! – Лёш, хватит. – Леонид Саввич. Я уже понял, что вы жену любите и никуда от неё не уйдёте. Я правда понял. Да, не сопите в трубку, тогда не понял, а сейчас дошло. Но я не хочу вас совсем терять, понимаете? Давайте хотя бы всё вернём как было. – Как было – это как же, интересно? – А вот как тогда, когда мы крышу с вами перекладывали и на речку ходили. – Что думаешь ты сейчас именно так, я вполне верю, а вот что выполнишь – сомневаюсь. Поэтому – нет. Ты же не хочешь сказать, что за сутки всю жизнь переосмыслил и другим человеком стал? Гущин долго молчал в трубку. – Не всю и не другим. Только знаете, меня из ВВС, конечно, выгнали, но что такое слово офицера, я пока помню, – тихо сказал он наконец.