Baby, did you forget to take your meds?

— Йен? Ты в порядке? Йен? — Голос Калеба наконец достигает его слуха. Парню казалось, что на мгновение он выпал из реальности и попал в холодную комнату, где был только он и Микки. И огромная пропасть между ними. Йен старается взять себя в руки. Он подумает об этом потом. О том, почему Микки сбежал. Об этом ужасе в его взгляде. О тепле, которое мгновенно сменилось едким холодом. — Да, прости. — Йен сжимает руку Калеба, но не смотрит в глаза. Он пока не готов. Он еще не пришел в себя. — Показалось, что увидел знакомого. — А мне показалось — призрака. — Парень улыбается и нежно гладит Йена по руке. — Ты даже уронил кофе. Тот собирает все свои силы, чтобы улыбнуться в ответ: — Это все равно что призрака, поверь. Калеб все еще смотрит на него с легким беспокойством, которое быстро переходит в любопытство. Но Йен знает, что он не спросит. Он не лезет с расспросами и именно этим ему так нравится. — Ты зайдешь со мной в этот магазин? Я должен найти жирафа Еву, но в такой толпе я потрачу полдня на его поиски. — Он снова улыбается, и в этот раз это ему дается почти легко. — Да, конечно, моя смена только вечером. Это должен быть какой-то особенный жираф? Судя по рассказам — этот парень тот еще привереда. — Калеб смеется, и Йену становится еще легче. — Тот, которого он потерял, был ярко-оранжевый. Ев почему-то просто обожает этот цвет. Калеб многозначительно переводит взгляд на волосы Йена. — Может именно поэтому он так любит тебя. Все дело в волосах! — Он шутливо толкает парня локтем и смеется. — Он еще не покушался на них? — Ой, иди ты нахрен! — он тоже не может сдержать смеха. Сейчас он благодарен Калебу. За это молчаливое понимание. За то, что он не лезет с вопросами. И ему становится стыдно за то, что все эти дни избегал его. С Микки все кончено, а Калеб — его настоящее. И как бы ему не было хуево, как бы не хотелось сейчас догнать Микки и заставить его объяснить свое поведение, как бы не тянуло к нему ебучее притяжение, он должен справиться с собой. Микки должен быть счастлив. Без него. Без всей этой гребанной биполярки, которая заставляла его страдать. Микки не должен проходить через это. — Йен? — Кто-то хлопает его по плечу, он оборачивается и видит Светлану. — Что ты здесь делаешь? Он приветливо улыбается ей. Ему нравится Светлана. Пусть она грубая, ненавидит Микки и когда-то хотела раздробить череп Йена молотком. Сейчас они вроде как друзья. Она смотрит на него без жалости. Она и Калеб — два человека, у которых в глазах нет этой постоянной колючей и такой ненавистной парню жалости. Светлана видела в жизни слишком много дерьма, чтобы жалеть его из-за какой-то биполярки, а Калеб.… А у Калеба ВИЧ и это куда серьезнее. И сейчас Йену комфортнее всего именно с ними. Они видят и принимают его настоящего. — Пришли, чтобы купить жирафа Еву. Я же обещал. — Парень ловит взгляд Светланы, сдерживаясь, чтобы не спросить о Микки. — Мы пока нашли ему замену в виде оранжевого зайца. Но ты поторопись, потому что жирафов он любит больше. — Женщина переводит взгляд на Калеба. — Твой парень? — Да, Калеб. — Он на секунду задумывается, не зная, как представить Светлану. — Это Света, мать Ева. Он решает не упоминать Микки. От этого станет только хуже.  — Я наслышан о Еве. Йен постоянно рассказывает о нем смешные истории. — Калеб тоже улыбается Светлане. — Я знаю все, что Евгений любит и что не любит, и мне кажется, что заочно знаком с его привередливым характером. И историю про жирафа тоже знаю. Они смеются. Йен чувствует себя почти спокойно. Почти. Пока Светлана не произносит: — Да, только сейчас мой ебучий муженек утащил его в неизвестном направлении. — На ее лице появляется привычное раздражение, когда она говорит о Микки. Йен буквально чувствует, как к Калебу приходит понимание. — Муж? Это тот, который… — Он смотрит на Йена. — Он же в тюрьме. Блять. Йен сжимает пальцы на левом запястье так, что ремешки кожаного браслета с силой впиваются в кожу. — Выпустили. Пришлось уговорить Сэмми забрать заявление взамен того, что он заберет свое. Он нужен был, чтобы продлить мне визу. Но лучше бы, блять, он остался за решеткой. Ведет себя, как истеричка. Утащил куда-то Евгения… Но Йен не слышит ее последних слов. — Сэмми выпустили? Он же убьет ее. Или она его. — В его голосе плещется беспокойство, которое он даже не попытался скрыть. Но Светлана лишь фыркает. Ее не волнует ни судьба Микки, ни судьба Сэмми. — Было бы замечательно в любом случае. Пальцы Йена снова сжимают браслет. Он чувствует прикосновение Калеба, ловит его немой вопрос, и ему хочется испариться. Оказаться где-то далеко-далеко отсюда. Но он понимает, что должен объясниться. Оправдать себя. — Я не сказал тебе, потому что это не важно. Мы не виделись с ним. — Голос парня срывается. — Судя по всему, он не горит желанием встретиться. Йен мысленно одергивает себя. Не надо было говорить об этом. Признаваться в этом. Светлана смотрит на него понимающим взглядом и старается спасти ситуацию: — Знаете, мягкие игрушки во втором ряду, я думаю, что там еще остались жирафы. Вряд ли кто-то из этих детей так же, как Евгений, любит оранжевых жирафов. — Она сжимает предплечье Йена в попытке поддержать. Калеб переводит взгляд на побелевшие костяшки пальцев парня, которые сжимают браслет. Он знает, что это значит. Он знает, что сейчас лучше промолчать. И просто дать Йену прийти в себя. — Спасибо. Я думаю, что нам пора отправиться на его поиски. Судя по размерам магазина — на это могут уйти годы, а у меня вечерняя смена. — Он мягко разжимает пальцы Йена и берет его за руку. — Пошли, красавчик, а то Ев тебе этого не простит. И Йен так ему благодарен. Они покупают ужасно оранжевого жирафа, с огромными глазами и слишком длинными ногами, но Йен почему-то уверен, что именно такой жираф понравится Еву. Потом они возвращаются к Калебу домой и долго занимаются сексом перед его вечерней сменой. Йен проникает в парня медленными плавными толчками, целует его кожу, переплетает их пальцы и чувствует себя почти нормально. Чувствует, что сможет пережить разговор о Микки. И, возможно, даже сможет смириться с тем, что тот избегает его. Через некоторое время он лежит на кровати и наблюдает, как Калеб собирается на работу: стоя перед зеркалом, застегивает пуговицы рубашки. Его лицо не выражает никаких эмоций, кроме спокойствия и удовлетворения от их недавнего секса. Йен следит за его действиями несколько секунд, прежде чем произнести: — Между нами с Микки все кончено. Все сломалось почти год назад, и это невозможно починить. Я хочу, чтобы ты знал. Я… — его голос становится тише, — Я пока не готов рассказать, но есть веская причина тому, что мы никогда не будем вместе. Калеб поправляет рукава рубашки, поворачивается к Йену, видит, что тот снова начал теребить браслет и кивает: — Хорошо. Расскажешь, когда будешь готов. — Он подходит к кровати и целует прохладные губы парня. — Я вернусь утром, мы продолжим то, что начали, и в этот раз я буду сверху. Йен слабо улыбается и кивает. Через минуту входная дверь хлопает, и квартира погружается в тишину. Иногда Йену кажется, что Калеб слишком идеален. Так идеален, что это раздражало бы его, если бы все чувства не были стерты таблетками. Почти все чувства. Он все еще помнит жгучий холод в глазах Микки, когда тот увидел, что Йен хочет подойти к нему. И это выбило из Йена желание жить. Сорвало все его предохранители, все жалкие обещания самому себе, что когда они встретятся, то он ничего не почувствует. Ха. Чувствовать для него — это почти роскошь. Почти мазохизм. Йен переводит взгляд на прикроватные часы, которые показывают дату и совсем не удивляется, когда видит, что сегодня четверг.