Baby, did you forget to take your meds?

— Блять, Йен! Какого хуя ты притащил меня сюда? Ты возомнил, что мы какая-то ебучая парочка геев, которая ходит по кинотеатрам, пожевывает ебанный попкорн и держится за ручки? — Микки недоволен. Он рассчитывал, что к этому времени он уже успеет кончить, по крайней мере, раза два. Но у Галлагера, как обычно, другие планы. — Перестань! Я прекрасно знаю, как ты относишься к нашим… — Йен на секунду делает паузу, — отношениям. Просто трах, я помню. Но почему мы не можем сделать это в кинотеатре? И блять. Он улыбается. Своей этой такой блядской улыбкой, от которой у Микки твердеет член. Он уверен, только Йен умеет так улыбаться. Так, что Микки готов простить ему и кинотеатр, и ведро ебучего попкорна, которое Йен ему вручил. Так, что Микки готов буквально умолять трахнуть себя. — Ты окончательно ебанулся. — Микки не спрашивает, а утверждает. — Мне просто надоело трахаться в магазине. — Йен делает глоток холодной колы, и Микки несколько секунд наблюдает за тем как его губы обхватывают горлышко бутылки. Он сглатывает. Он ждет этого с самого утра. Он, блять, проснулся со стояком и ему уже дважды пришлось дрочить в туалете, вспоминая как великолепный галлагеровский член проникает в него с тихим хлюпающим звуком, вспоминая низкие стоны, длинные пальцы, сжимающие его ягодицы, и холод металлической столешницы, на которой Йен его обычно трахает. И он больше не может ждать. Ему так нужно. — Блять. Надеюсь, ты выбрал не ебучую мелодраму. — Микки почти ненавидит свою слабость, но соглашается. Йен смеется, и член Микки больно упирается в ширинку, потому что этот его смех. Это просто пиздец. Разве смех может так возбуждать? Ебучий Галлагер. — А ты разве собираешься смотреть фильм, а, Мик? — Он снова делает глоток, и Микки отворачивается. Блять. Просто блять. Конечно же, они выбирают последний ряд. Йен рассказывает какую-то историю, пока по экрану бегут титры. Но Микки ничего не слышит, в голове стучит кровь, пальцы с силой сжимают идиотское ведро с попкорном, и все, чего ему хочется, это чтобы Йен поскорее заткнулся и что-то сделал с его стояком. — Мик? Ты меня слышишь? — Голос Йена наконец достигает его слуха. — А? Что? — Микки поворачивается к нему, в полутьме он выглядит почти ненастоящим. Почти эфемерным. Кажется, протянешь руку — и он растворится. Потому что Микки не может так везти. Потому что, такие, как Йен не выбирают таких, как он. Они ждут ебучего принца. А потом идут с ним в мир розовых соплей, рыжих детей и океана сладкой ваты. Они не трахаются в кинотеатрах или в грязных подсобках. Такие, как Йен — это на чистых простынях. Такие, как Йен не скрывают свою ориентацию. Такие, как Йен способны выбраться из гребанного гетто. Но Микки гонит эти мысли от себя, как гнал до этого. Как делал всегда. Секунду Йен внимательно рассматривает его, а потом внезапно Микки чувствует его руку на своем члене. Резко выдыхает. И пусть он сколько угодно насмехается над ним, над его стояком в этом идиотском кинотеатре, только… Только, блять, не убирает свою руку. Но Йен молчит. Он гладит, сжимает его член через ткань, не прерывая зрительного контакта. И больше не смеется. Через некоторое время Микки прикрывает глаза, потому что рука Йена начинает двигаться быстрее и приходится тратить все силы, чтобы не начать умолять его наконец-то расстегнуть гребанную ширинку. Но Йен понимает все без слов, он освобождает член Микки из штанов, прохладный воздух касается кожи, а Йен начинает скользить ладонью по всей длине. Ведро с попкорном падает из рук, зерна рассыпаются по всему полу, но Микки не замечает этого. Он с силой вцепляется в ручки кресла, потому что Йен наклоняется и проводит языком по его члену. — Блять, Галлагер… — Тшшш, Мик, тише, нас выгонят отсюда. — Дыхание Йена касается его кожи, он чувствует, как тот снова опускается и начинает осторожно посасывать головку. Йен сползает со своего сидения, становится на колени, раздвигает ноги Микки и устраивается между них. Попкорн хрустит под его коленями. Он снова берет его член в рот, в то время как его руки скользят под футболку Микки, сжимают его соски, вырывая сдавленный стон. — Тшшш. Но Микки не слышит. Он чувствует, как головка члена скользит по небу Йена, чувствует его жаркий, влажный рот, его язык, который ласкает головку, его губы, которые скользят по всей длине. Блять. Он так старается. Он всегда так старается. Йен выпускает член изо рта и целует яички, посасывает, проводит языком, и Микки вцепляется в его волосы. Чувствует их мягкость сквозь пальцы, прижимает к себе ближе, прикусывает губу, чтобы не начать громко стонать. Чтобы не испортить все это. Он открывает глаза и видит, как его член блестит от слюны Йена, темнота зала не позволяет рассмотреть его лицо, только горящие и такие блестящие глаза. Микки вцепляется в них взглядом, пока Йен снова берет его член в рот. Рассеянный свет попадает на его волосы, делая их такими темными, что даже Микки трудно поверить, что на самом деле они рыжие. Он несколько секунд наблюдает за тем, как его член исчезает во рту Йена, наблюдает, как старательно тот сосет, как слюна блестит на его губах и Микки так хочется провести по его щеке рукой. Так хочется почувствовать его кожу под своими пальцами. Но он только сильнее прижимает его голову к члену, заставляет взять глубже, чувствует головкой горло и из его рта вырывается стон. Йен не противится, он заглатывает еще глубже, сосет еще старательнее, помогая себе одной рукой, а другой, поглаживая кожу живота Микки. Он выпускает член изо рта, снова ловит взгляд Микки и совершенно по-блядски проводит языком по всей длине, останавливается на головке и снова начинает яростно сосать. — Блять! И Микки стонет. Он, блять, совершенно не может себя сдерживать. Он подается навстречу, привстает с сиденья, желая проникнуть глубже, почувствовать Йена еще ближе, буквально втрахиваться в его жаркий рот. И Йен все понимает, его движения становятся резче, он заглатывает глубже, яростно помогая себе рукой. И Микки совершенно теряет себя в этом мире. Он не слышит своих стонов. Он не слышит хлюпающих звуков, с которыми Йен сосет его член. Он не слышит звуков фильма и уж точно он совсем не слышит, как охранник кричит им что-то с самого первого ряда. — Йен… я… бля… Он кончает так ярко, что ему кажется, что в зале на мгновение засияло яркое солнце. Чувствует, что Йен не выпускает его член изо рта, а глотает его сперму. И он так отчетливо чувствует его пальцы на своей коже. И тут он начинает слышать. Начинает, блять, слышать. — Вторая дверь справа. У нас есть три секунды. Не забудь про ширинку. — Йен, наконец, выпускает член изо рта, хватает свою сумку и сдергивает Микки с сиденья. А Микки совершенно не понимает что происходит. Он на автомате застегивает ширинку и позволяет Йену тащить себя залу, а потом по коридору, пока наконец за ними не закрывается дверь кабинки туалета. И Йен снова смеется. Его губы выглядят красными и припухшими, на щеках играет румянец, он привалился спиной к стене. И смеется. Он, блять, смеется. А Микки понемногу приходит в себя. — Галлагер, блять! — Но тоже усмехается. Потому что он до сих пор не отошел от оргазма. Потому что до сих пор в голове пульсирует кровь. А еще, потому что этот рыжий идиот снова смеется. Несколько минут они просто смотрят друг на друга и улыбаются. — Они отправили бы тебя в тюрьму за это злостное нарушение УДО? — Йен проводит рукой по волосам. — Так и напишут: трахался в кинотеатре, мешал людям смотреть новый боевик со Стетхэмом. Ой, Мик, я бы сам посадил тебя за это. Йен не прекращает улыбаться. Освещает собой этот грязный туалет. Освещает весь мир. Микки внимательно следит за ним взглядом. Замечает его выпуклую ширинку. — Собираешься что-то с этим делать? — Он указывает на нее взглядом. Секунду их взгляды перекрещиваются. Микки ухмыляется уголком губ. — Блять, Мик! Не прошло даже двух минут! — Йен снова смеется, но тянется к молнии. — Заткнись, Галлагер! И достань, наконец, свой член. — Микки чувствует, что его собственный член снова твердеет. Иногда ему кажется, что он мог бы трахаться с Йеном постоянно. Он никогда, ну просто, блять, никогда не перестает хотеть его. И минет - это, конечно, здорово. Но он с самого утра мечтал почувствовать именно член в своей заднице и совершенно точно не желает от этого отказываться. И когда Йен достает его, он несколько секунд не может отвести взгляд от блестящей головки. — А ты неплохо завелся, а, Галлагер? — Микки подходит к нему ближе. Ему так хочется провести по его члену рукой, почувствовать тяжесть, ощутить его твердость, ласкать, вырывая сдавленные стоны. Но это слишком по-пидарски. Вместо этого он спускает свои штаны и поворачивается к Йену спиной, наклоняясь. — Куда уж мне до тебя. — Йен достает из кармана смазку, выдавливает на пальцы и начинает осторожно поглаживать вход Микки. — Не будь таким пидором! — Он подается навстречу, желая насадиться на пальцы, почувствовать их, наконец, в себе. Он ждал этого с самого гребанного утра. И Йен проникает в него пальцами, получая в ответ рваный вздох. Микки упирается руками в стенку кабинки, прогибается в спине и еще сильнее подается навстречу пальцам. Он насаживается на них, чувствует, как они задевают простату. Твою мать. Он снова готов умолять. — Галлагер! Где-то сзади Йен снова тихонько смеется. Но через секунду Микки чувствует, как головка члена упирается в его анус. Он осторожно и медленно проникает и Микки не силах больше терпеть, снова резко подается навстречу, насаживаясь до самого основания. И шипит от боли. Ему почти всегда больно. Член Йена слишком большой. Слишком большой, твою мать. Но он никогда. Никогда не признается, насколько сильно ему нравится этот член. Нравится эта боль. Эта боль так близко граничит с удовольствием, что Микки встречает ее хриплым стоном. Он чувствует, как член пульсирует внутри, как растягиваются его мышцы, впуская, разрешая, привыкая. И тогда Йен начинает движение. Он осторожно выходит и снова проникает внутрь, все еще переживая. Как обычно переживая. — Быстрее! — Микки не терпит этих нежностей. Грубо, жестко, глубоко. Все что он хочет от Галлагера сегодня. И Йен слушается. Он нажимает на поясницу, заставляя прогнуться еще сильнее, вцепляется пальцами в ягодицы и начинает бешеное движение. Его член проникает внутрь резкими, глубокими толчками. Микки слышит его низкие стоны сзади и ему кажется, что он может кончить, просто слушая их, позволяя им оставаться где-то под корой головного мозга, чтобы иметь возможность воспроизводить их в голове, в моменты, когда он один. Каждый толчок. Каждый стон. Каждое движение внутри. Йен шлепает его по ягодице, раздвигает полушария, желая проникнуть еще глубже, и Микки послушно подается ему на встречу, смешивает их стоны, чувствуя, как струйки пота стекают по вискам. Да, Блять. Да, Галлагер. Да. Именно этого он ждал весь день. Этого огромного члена в своей заднице. С каждым новым толчком головка задевает простату и Микки больше не сдерживаясь, стонет в голос. Йен втрахивает его в стенку кабинки, которая, кажется, сейчас не выдержит напора. Микки ловит свой член и начинает яростно надрачивать, чувствуя каждый толчок Йена так глубоко внутри, что кажется, что он достает до самого горла. Задевает, блять, каждый орган, каждую мышцу. — Мик, я сейчас… — Толчки Йена становятся хаотичными, он яростно сжимает ягодицы Микки, оставляя красные следы, проникает как можно глубже и бурно кончает. И Микки чувствует его пульсацию внутри себя, и спустя несколько секунд и его сперма пачкает стенку кабинки. Через несколько минут он моет руки и ловит взгляд Йена в зеркале. — Кинотеатры не так уж плохи, а, Мик? — Он снова смеется и вытирает ладони бумажным полотенцем. — Иди нахрен! — Но улыбается в ответ. Конечно, он помнит. Конечно, он блять, помнит. Он помнит каждый секс с Йеном. Они выгравированы под его кожей. Все эти разы. Микки пьет пятую банку пива и упирается взглядом в потолок. Сегодня он чуть не сорвался. Он позволил Йену подойти так близко. Микки позволил себе вспомнить. Сидеть рядом с ним в темном зале кинотеатра, вспоминая, как когда-то, несколькими рядами выше, он получил один из лучших оргазмов в своей жизни. Но он не смог выдержать момент, когда Йен переплел их пальцы. Не смог и дальше делать вид, что все в норме. Не смог скрывать, что одно только присутствие Йена рядом сделало его член каменным. Что одно только воспоминание о его жарком рте довело его до безумия. Сожрало все ограничения. Раз, два. И больше никаких стен. Никаких заборов. Никаких цепей. Йен снова рядом. Его запах, его кожа. Гребанные рыжие волосы. Веснушки на веках. Переплетение пальцев. Ему пришлось яростно дрочить в туалете, пока воспоминания пожирали его мозг. Та же кабинка. Ему кажется, он все еще может чувствовать запах пота, запах кожи, запах спермы и попкорна. Запах того дня. Запах такого простого и такого яркого прошлого. Йен, прижимающий его к стенке кабинки. Его пальцы на коже. Его рваное дыхание. Прерывистые стоны. В тот момент, когда Йен ворвался в туалет, Микки, казалось бы, уже собрал себя в кучу. Оставив воспоминания вместе с каплями свежей спермы где-то на стенке кабинки. Но ебучий Галлагер. Так близко. Его губы на щеке. Его пальцы на скулах. Дыхание. Голос. Его гребанный шепот. Господи, пусть он прекратит. Не даст сломаться. Но Микки, как слабак, подается навстречу. Внутри все шипит. Падает вниз, разбивается и срастается вновь. Остаться в этом моменте. Все что он хочет. Все, что ему нужно. Горящие глаза, волосы цвета усталой осени, бледная кожа и созвездия веснушек. Он почти готов расцеловать злобного старикана, который врывается в туалет. Потому что он спас его. Спас от падения. Они уже были на этом дне. Они уже копошились в этом болоте. Они уже тонули. Они уже умирали вместе. Мы не можем, Йен. Блять, мы просто не можем снова сделать это. Даже если это кажется избавлением. Лечением. Противоядием. Даже если это кажется самым правильным из всех возможных вариантов. Мы не можем уничтожить себя снова. То, что уничтожено, не может снова гореть так же ярко, как прежде. Просто, блять, не может.