Холодный расчет

      Открыть глаза удается с трудом. Боли нет, каких-то неприятных ощущений в теле — тоже. Хватаюсь за плечо, куда, я уверена, попали при стрельбе. Но ничего, лишь маленькая красная точка, как от иглы. Нейростимуляторы. Ну конечно. Только что это за оружие, от которого потерял сознание даже Эрик? Наверняка в разы сильнее того, из которого в меня стрелял Лидер несколько дней назад. Встаю без всяких преград и помех: я свободна и не прикована. Что происходит? В комнате ничего не видно: судя по всему, сейчас глубокая ночь, но сквозь чисто отполированное огромное окно вижу качающиеся деревья. Я не узнаю место. Где я и где Эрик?       Несколько часов подряд я рассекаю по комнате, хожу туда-сюда, пытаясь понять, что не так. Солнце начинает понемногу подниматься, и я вижу желтое пшеничное поле. Это что, Дружелюбие? Сажусь на кровать; держусь за голову, массируя виски и пытаясь составить из всего произошедшего единую картинку, но не получается. Дружелюбие и стрельба несовместимы. Неужели Бесстрашные захватили и эту территорию? Но зачем они стреляли в Эрика? Голова начинает кружиться, тошнота подступает к горлу, и я вспоминаю, что ничего не ела уже очень давно, — выходит, я сейчас буквально начну извергать накопившиеся вопросы. Прищуриваюсь и вижу, что кто-то идет, но не могу рассмотреть лица из-за полумрака.       Деревянная дверь оказалась незаперта. Многие часы заточения с Эриком научили меня не дергать ручку двери и не стучать, дабы не навлекать на себя беду. Вошедший ко мне человек — это Джоанна, на ее поясе красуется боевой пистолет и рядом учебный.       — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает вечно улыбающаяся женщина, и это не зависит от обстоятельств.       — Физически — хорошо, морально — отвратительно, — отвечаю и склоняю голову. Не хочу, чтобы она видела мои страдания, а у меня они чуть ли не на лбу написаны.       — Я тебя понимаю, деточка, — садится она рядом и обнимает; ее объятия похожи на мамины, и я поддаюсь этой иллюзии. — Мы постараемся все наладить: вернуть Чикаго к прежнему режиму.       — Откуда у вас оружие? — задаю ей вопрос, когда вновь возвращаюсь в эту гнусную реальность. — Что происходит?       — Беглецы из Искренности показали нам свой склад за Стеной, который, как оказалось, находился неподалеку от полей, и пока мы вынуждены вместе с ними делить кров, еду и воду. Я недовольна этой войной, недовольна объединением и мерами, принятыми для ее прекращения, но пока других вариантов не остается, — вздыхает Джоанна и отодвигает бретельку моей майки, чтобы взглянуть на плечо с псевдоранением. — Прости моих ребят за это, они тебя не узнали, — заканчивает женщина свой монолог, и я хочу было задать ей еще один назревший вопрос, но, кажется, она все понимает без слов. — Да, Трис, мы все про тебя знаем. Джек смог передать нам послание через одного из своих людей. Пошли к остальным, тебе нужно поесть.       Она любезно выводит меня из небольшого домика, но я чувствую себя прекрасно, поэтому в состоянии дойти самостоятельно. Немного трясу плечом, скидывая ее руку. Не хочу больше быть слабой, ведь столько всего на меня навалилось, посему я должна нести эту ношу до самого конца.       Осматриваю округу, что теперь в полной мере могу сделать: выглядит все абсурдно… Люди в цветных нарядах стоят с оружием наперевес, среди них затерялись парни и девушки в черно-белых одеждах. Все слишком резко изменилось, привычный мир исчез. И мне он не нравится. Внезапно, словно взрыв, в голове появляются воспоминания нашего разговора с Эриком. Мы ехали в сторону Дружелюбия… И вот мы тут… Но где сам Лидер?       — Джоанна, — окликаю женщину и догоняю — отстала от нее, пока осматривалась. — Что с Эриком?       — Эрик… — вздыхает она и останавливается, оглядываясь, будто убеждается, что никого нет рядом. — Мы нашли бумаги в машине, в которой вы ехали, и, увы, они составлены по всем пунктам верно. Он сейчас полноправный Лидер всех фракций… Кроме нашей. Мы никогда раньше не применяли такие методы для борьбы, но… — Кажется, что ей неприятно это говорить, но я должна все узнать и поэтому притворяюсь заботливой девочкой, глажу ее по плечу, отчего Джоанна, видимо, расслабляется. — Практически все в Чикаго знают, что у Дружелюбных немного необычные способы отдыха. Отвар на основе нескольких десятков трав, что мы выращиваем в искусственных парниках, которые были построены под землей… Не хотелось бы нам, чтобы Отречение об этом узнало. Этот отвар отключает сознание, вводит в транс, в связи с чем человек спит наяву, видит то, что его просят увидеть, или то, что он хочет видеть сам. Проще говоря: вызывает управляемые галлюцинации. У Эрика мощное подсознание, которое словно заблокировано, и вытащить какую-либо информацию очень сложно.       — Но почему просто не применить сыворотку правды? — пожимаю плечами и морщусь от сложного плана женщины.       — Дело в том, что сыворотку правды можно обмануть, если терпеть боль, и, к тому же, она лишь заставляет говорить правду, а наш отвар способен действовать на участки мозга, отвечающие за долговременную память, которые со временем как бы стирают ненужные воспоминания, но это не значит, что их нет, и поэтому человек под ее действием может вспомнить, например, свое младенчество, — тихо говорит Джоанна. — Об этой стороне такого отдыха мало кто знает, потому что раскрыть такой потенциал отвара сложно — нужны специальные навыки психологического давления, — только несколько человек умеют это делать. Применять ее на людях в корыстных целях строго запрещено, а если Дружелюбный поступает так, то его убивают. К счастью, страх смерти куда сильнее, чем любопытство, и поэтому подобных инцидентов не было.       — А Эрика это не убьет? — задаю совсем неуместный вопрос и ловлю на себе вопросительный взгляд женщины, поэтому быстро меняю тактику: — Вернее, сколько нужно времени, чтобы отвар подействовал на него?       — Он уже несколько часов сопротивляется, но ты правильно мыслишь: от слишком сильной мозговой активности у него запросто может быть кровоизлияние, либо сердце не выдержит, — она разводит руками. — Мы выяснили, что план по захвату Чикаго в его голове созревал многие годы подобно онкологическому заболеванию: уничтожить клетки получается, а вот сам очаг неуязвим. Он наотрез отказывается подписывать документы об отмене нового режима, а убедить его, увы, не выходит. Нужен веский аргумент или причина для того, чтобы он сделал это. Нужны, скажем так, больные точки для нажима — его нужно сломать.       После слов Джоанны у меня напрочь исчезают все вопросы, и я усердно думаю, вспоминаю, как можно сломить волю непоколебимого Лидера. У нормального человека рождается сильный страх перед угрозой смерти родственников, но у него никого нет, а я для него лишь марионетка, с чувствами которой он играет, дергая за ниточки. Его слова о том, как сильно я ему нужна, наверняка наглая ложь, и не больше, чем уловка для укрощения моего нрава. Как же можно его сломать? Как заставить подсознание действовать во благо целого города? А что, если попытаться? Что, если я могу помочь?       — Джоанна, отведи меня к нему. Кажется, у меня есть идея, как заставить его подчиниться, — прищуриваюсь и начинаю формулировать мысль, пытаясь выстроить логичную цепочку действий.       Женщина по-матерински нежно берет меня за руку и ведет к своему дому — который снаружи выглядит очень уютно, — внутри которого сейчас сидит лицемерный монстр, жаждущий власти настолько сильно, что готов умереть за идею. Я одновременно ненавижу его и переживаю. Прости, Эрик, но это ради твоего же блага. Пока ты жив…       Джоанна привела меня в комнату на втором этаже, где на стуле, покорно сложив руки на коленях, сидит Эрик. Его глаза кажутся мне ненастоящими, стеклянными, взгляд которых устремлен куда-то сквозь стену, словно он видит, что находится за деревянными брусьями. Я подхожу к нему, и он смотрит на меня, но на лице Лидера не дрогнул ни один мускул. Он, как кукла, с условными рефлексами. Выглядит умиротворенным, спокойным. Таким он мне нравится, я не чувствую угрозы. Когда я увидела его, то растеряла все мысли. Что говорить? Как себя вести?       — Эрик, — зову его, а лицо Лидера меняется, словно он ожил или в куклу вставили батарейки.       Его ехидная мерзкая ухмылка меня пугает в сочетании со стеклянными глазами, которые смотрят прямо в мои. Я не знаю, как он реагирует на меня, но мне страшно. В ответ Эрик молчит, лишь улыбается, как раньше.       — Все, что ты скажешь ему, его мозг будет превращать в картинки, и Эрику будет казаться, что это происходит на самом деле, — шепчет мне на ухо один из парней в оранжевом одеянии; в его руках я вижу пистолет с ампулами.       — Эрик, давай сделаем все, как раньше, — говорю Лидеру, подхожу к нему и сажусь на корточки напротив, игнорируя холодный ужас в груди.       — Будет так, как я сказал, — его глаза вертятся, как стеклянные шары, абсолютно не источая эмоций; он осматривает меня. — Ты ничего не решаешь.       — У нас с тобой будет семья, как ты и хотел, дети, свой дом в Бесстрашии, все будет, как ты хочешь, — произношу эти слова, а самой хочется сплевывать и растаптывать каждый звук, что содержит это предложение. — Только верни все на свои места.       Глаза Эрика закатываются, его шея неестественно изгибается назад, а тело бьет крупная дрожь. Сжатые кулаки белеют от напряжения, и я не знаю, что с ним происходит. От вновь накатившего страха, который так резко сменил гнев и обиду, я падаю и отползаю, вжимаясь в стену. Кажется, что каждый мускул тела Эрика натянут, на лбу выступили вены. Противоречивое чувство спасти его возникает из ниоткуда, но я подавляю в себе желание попросить Джоанну остановить этот кошмар. Ребята, стоящие рядом, тоже отошли назад.       — Мы с такой реакцией еще не сталкивались, — один из них еле слышно заговорил. — Джоанна, что будем делать? Он так долго не протянет.       — Не дайте ему умереть, иначе все кончено. Он должен подписать бумаги любой ценой, — командует женщина и быстро куда-то уходит.       Один из парней помогает мне встать и усаживает на кровать, а я неотрывно смотрю на Эрика, пока его тело трясет все сильнее. Не проходит и минуты, как он падает со стула, будто его что-то толкнуло изнутри. Кровь из его широких ноздрей огромными струями стекает на пол по лицу, и мне самой становится трудно дышать. Слезы наворачиваются на глаза. Он мучается, страдает… Но я страдала из-за него не меньше! Каким бы человек не был тираном и морально разложившемся, он не заслуживает такого. Игнорируя совесть, закрадывается мысль: «поделом тебе». Но почему это произошло? Неужели как-то мои слова повлияли на него, вызвав такую реакцию на отвар? Я не уверена в этом. Это просто случайное стечение обстоятельств.       Оглушительный хриплый крик заставляет пригнуться. Лидер издает звуки, несвойственные человеку, это больше похоже на рев дикого зверя. Дружелюбный, который все это время сжимал в руке пистолет с ампулами, приставляет длинное дуло к руке Эрика, и одна из ампул опустошается в одно мгновение.       — Теперь он точно умрет… — Парень, который сидел со мной рядом, держится за голову. — Ты идиот…       Но его терзания прерывает внезапное затишье. Эрик замер в одном положении. И в моих интересах, чтобы он все подписал, поэтому бросаюсь к его телу быстрее остальных. Надавив на артерию на шее, я понимаю, что он жив, но сердце мужчины стучит бешено быстро, словно вот-вот выпрыгнет. Его лицо в крови, ворот футболки весь красный, а в комнате появился запах мокрого дерева. Я никогда не видела ничего подобного. Ком в горле не провалился до сих пор; мне трудно дышать, но я стараюсь успокоиться.       Джоанна буквально влетает внутрь, держа в руках целую горсть каких-то таблеток и стакан воды, но увидев неподвижно лежащего Эрика на полу, замирает, как и ужас в ее глазах.       — Все нормально, действие отвара прекратилось, когда он был глубоко в своих воспоминаниях, и это вызвало приступ, — парень, который сделал буквально чудотворный укол, смеется, но тщательно пытается это скрыть.       — Нормально, но не совсем, — качает головой женщина и отворачивается к окну. — Шансы, что он не сошел с ума, — просто ничтожны. Скорее всего, это конец… Ему нужно отдохнуть и поесть. Посмотрим, что будет вечером.       Трое Дружелюбных с трудом поднимают здоровенного Эрика и кладут его на кровать, приковывая руки к изголовью. Не могу сидеть рядом с ним, так как мне страшно, поэтому отскакиваю в сторону и наступаю ногой в пятно крови на полу. Джоанна в этой время мокрой тряпкой стирает кровавые подтеки на лице Лидера.       Я не знаю, что теперь делать и что теперь будет с Эриком. Что будет с Чикаго? Очень хочется к Фору, лечь спать и навсегда забыть все события, что произошли со мной за последнюю неделю. Хочу назад в Бесстрашие, хоть там и было трудно, но намного лучше, чем сейчас.