Красная линия.

Среда, день 10. Эдвард. «О. Мой. Бог!» Эти три слова были единственным, что крутились у меня в голове всю ночь, и даже на рассвете я продолжал их мысленно повторять. Вчера вечером перед дверью Беллы я ощущал себя проклЯтым подростком. Самому трудно поверить в тот страх, который поглотил меня, когда она позвала меня назад, и захотела, чтобы я остался с ней, в её квартире. Я понимаю, что это была моя идея… И я сам так захотел. Но я никогда не думал, что действительно смогу это сделать. Где-то глубоко во мне, я будто мысленно вернулся назад, в то время, когда я занимался любовью с Таней, но я никогда так не возбуждал её… А в конце нашего брака мы вообще не занимались любовью. Где-то далеко, за красной линией, я убедил себя в том, что изучение всех этих ролевых игр, трюков, приемов и штучек, сделает меня любовником лучше, чем я был до этого. Я думал, что женщинам нравятся все эти игры и приспособления… По крайней мере, это нравится им время от времени… Но я хотел дать Белле нечто большее. Я всем сердцем хотел творить для неё любовь, а не секс, заниматься с ней любовью, а не просто оставлять в её памяти массу пустых сценок со мной в главной роли, которые она, морщась, могла бы иногда вспоминать. Но как только я представил это, то сразу испугался, что не смогу претворить все это в жизнь. А вдруг я бы ужасно разочаровал её, не говоря уж, что разочаровался бы при этом сам в себе? Я был совершенно выбит из колеи, и ненавидел себя. Я больше не мог вернуться к тому Эдварду, который был раньше, перешагнув через порог спальни в этот раз… Я чувствовал себя как чертов девственник, таким же неопытным и неумелым. Такое смогло со мной случится только теперь. Когда мы занимались с Беллой ЛЮБОВЬЮ… Я не был похож на себя прежнего. А что же с Беллой? Несомненно, она представляла меня себе намного лучше, не так ли? Нет, я все никак не могу успокоится. Был ли я слишком быстр или слишком медленен, достаточно ли жестким или нежным? В самом начале нашей ночи я дрожал и ждал катастрофы, но Белла меня просто поразила. Я подозреваю, что ей больше понравилось, когда я перестал относится к ней прохладно и перестал быть таким учтивым, как на свидании. Возможно, я ей нравлюсь ранимым и уязвимым, нуждающимся в любви, сломленной игрушкой, которую нужно починить. Но ведь она настолько сильная, спокойная, нежная, любящая и всегда знающая, что делать, и как поступить. Она никогда не унижала меня. Может, поэтому я полюбил её еще сильнее? Но! Это она учила меня этой ночью! Мы не упустили ни единой детали… Все было так медленно и просто потрясающе. Почти целый час после того, как захлопнулась изнутри дверь в квартиру, мы не могли добраться до кровати. Мы сидели в на полу в темноте совершенно одетые и разговаривали, легонько касаясь друг друга. Я никогда не думал, что у меня могут побежать мурашки от простого прикосновения девичьих пальчиков… Но у неё это получилось. Я изучал её тело целиком, а не только его некоторые особенные, отдельные части. А она изучала мое тело… Мы наполнились совершенной, мучительной, страстной любовью друг к другу. Я, правда, почувствовал с ней что-то необыкновенное… Это было похоже на то, что наши души слились в одну и больше никогда не смогут разъединиться, даже если наши тела пойдут своей дорогой. Это звучит как сопли какой-то девчонки… Но это единственные слова, которые я могу подобрать чтобы описать свои чувства. Я никогда не чувствовал ничего подобного. Это было несравнимо ни с каким сексом. Я-то уж это знаю. Это было почти … сверхъестественно! Ночью мы так и не смоги заснуть. Бела провалилась в сон буквально несколько минут назад, но мое тело до сих пор слишком напряжено и заряжено, чтобы уснуть прямо сейчас. Я чувствую себя так, как будто пробежал десять миль, и готов пробежать еще столько же. Я лежал на животе и пристально смотрел на Беллу, положив голову на скрещенные под щекой руки. Я никогда не смогу приударить за её подругами… Я не смогу сделать ей больно. Я непростительно ранил Таню и никогда не смогу перед ней извиниться. После всего случившегося я не смогу также поступить с Беллой. Это та черта, которую я пересек, войдя в дом Беллы. Я пересек её прошлой ночью и вошел в новую жизнь… В ту жизнь, в которую только у неё получилось меня пригласить, в том мир, право на вход в который я не заслужил. Причинить ей боль сейчас, после тех бесконечных часов, которые она провела, спасая мое тело и мой разум… Сойти с этого пути… Это была бы другая невидимая красная линия, которую я пересек бы и сожалел об этом вечно. Я не могу снова и снова делать глупые ошибки, которые меняют мою жизнь. Я даже не могу воспользоваться Элис, нет, только не после того, как она помогала Белле спасти меня. Я буду делать все так, как предлагает Белла. Будет честно, если я ей открою всю правду. Может быть, от этого станет больнее, но она, в конце концов, все узнает. И она не возненавидит меня. Я надеюсь. Зная, что она где-то плачет, морщась от одного звука моего имени, что воспоминания обо мне вызывают у неё отвращение, сломало бы меня окончательно и «починить» меня уже не смог бы никто. После полудня, когда Белла проснулась, я приготовил ей легкий ланч, и попросил о терапии, желательно подольше. При этом она выглядела слегка удивленной и немного взволнованной. Может ей не понравилась наша особенная ночь, которую мы провели вместе? Для начала, я рассказал ей, как изменилась для меня жизнь после прошедшей ночи… И поблагодарил за её необыкновенное доверие, лидерство, не говоря уж о её терпении во время всего происходящего. К её чести, она сделала вид, что не понимает, о чем это я говорю, и сказала мне, в свою очередь, о том, каким изумительным я был. Сначала я решил не соглашаться с ней в этом вопросе, но потом просто забил на это. Она сказала, что получила незабываемое наслаждение, которое мог дать ей только я… Но я уверен, что её удовольствие просто не идет ни в какое сравнение с моим. Я рассказал ей намного больше о том ночном пожаре, о том, как я кричал, как долго страдал. Она сидела рядом со мной, обнимала меня, и позволяла мне плакать столько, сколько я хотел. У неё даже получилось заставить меня рассмеяться, когда она предложила мне набор носовых платочков, и сказала, что это лучше, чем просто плакаться в жилетку. Я рассказал ей каждую подробность той ночи, когда я сидел рядом с Кейти в больнице и не мог дотронуться, обнять её, когда она плакала, и звала мамочку, а ей нельзя было плакать, потому что слезы, скатываясь по её обожженному личику и причиняли ей острую боль. Я в красках рассказал ей о том, как орал на врачей, что бы они дали Кейти больше болеутоляющих лекарств, дали ей что-нибудь, что поможет ей уснуть, потому что мое сердце больше не может выдерживать её боли. О том, как час спустя, когда встало солнце, и я рыдал рядом с моей спящей дочерью, приехали Бен и Анжела. Как раз вовремя, чтобы услышать от полиции, что тело их дочери наконец-то нашли в руинах здания, где находилась наша квартира, и, что их дочь умерла. Я рассказал ей о том ужасе, который пережил, разговаривая с моей маленькой девочкой по телефону, пытаясь сохранять спокойствие и объяснить, ей как открыть заклинившее окно, пока еще видел этаж, уже пылающий в пламени пожара. Вы можете себе представить насколько можно ебануться, видя как пожарный держит вашу дочь и говорит, что с ней все в порядке и они скоро будут вне опасности… Ваше сердце парит, думая, что все чудом закончилось… А потом, здание взрывается… И прежде, чем вы успеваете посмотреть туда снова… Вы слышите вопль пожарного и вашей дочери? Это не говоря уж о такой безумной агонии как слышать вашу трехлетнюю дочь, стонущую от боли, которую она до этого никогда не знала, и заставлять себя осознавать — все, что ты можешь сделать, пока её тело горит… это молить Бога, чтобы кричащий от боли в огне горящий пожарный удержал её, не бросил её, теряя сознание… Чтобы другие пожарные на крыше поднимал их так быстро, как только могут, пока пожар не поглотил вашу доченьку… И ужасные моменты ожидания после всего этого… Ожидания знать: выжила ли она… или уже мертва. Единственный момент горько-сладкой радости за всю ночь — услышать из рации пожарного, стоящего рядом со мной, голос другого пожарного с крыши: «Маленькая девочка выжила!». Это было сказано так торжественно и радостно: «Она все еще жива!» И я высказал все это… Белле. Она ни разу ни содрогнулась, ни разу ни просила меня остановиться. Она все была рядом… Со мной… Для меня… Как мне только пришло в голову попытаться ранить Беллу, заигрывая с её подругами? Сейчас меня тошнило только от одной мысли об этом. Я до сих пор так и не знаю, как погибла Таня. Задохнулась ли она от дыма, пока Кейти не могла проснуться, или во время нашего с Кейти разговора по телефону? Патологоанатом сказал, что она умерла до того, как огонь коснулся её тела. Причиной пожара, по их словам, стала неисправная проводка. Ночник в комнате Кейти «пытался мне сказать», что он неисправен, когда я укладывал её в постель… Но мне было все равно, я не обратил на это никакого внимания. Я был поглощен мыслями о Тане, и проигнорировал это малозаметное предупреждение. Я продолжал рассказывать о том, что я должен был попытаться спасти Таню… А Белла продолжала говорить мне снова и снова и снова, что это не моя вина… Что если бы я не позвонил Кейти по телефону… Она бы тоже погибла… И что иногда в нашей жизни случаются страшные вещи. А иногда хорошие, которые тоже случаются, и помогают прогнать боль. После нескольких часов разговора Бела взяла меня за руку, а я прислонил голову к её плечу, я все-таки спросил, ненавидя то, что её слова все еще так волнуют меня: — Ты действительно считаешь, что мои отношения с Кейти… разрушены? Она прижала меня к себе крепче и, переведя дыхание, ответила: — Иногда я думаю, как ей должно быть тяжело, и я страдаю, когда пытаюсь поставить себя на её место. Во-первых, она прошла через эту страшную, полную боли ночь. Затем, она узнала, что её мать умерла. Потом ей пришлось осознать, тот факт, что она обгорела и изуродована. Я уверенна, что она не могла не видеть боль в твоих глазах, когда ты смотрел на неё… И как на неё смотрят медсестры и врачи… И однажды…ей пришлось увидеть свое отражение. И, что спасая её, погиб пожарный… Может, она также чувствует, что в этом есть её вина. Потом, через какое-то время её отец также исчезает. Ей остаются только разговоры с ним. — Я же рассказал тебе, почему мне пришлось оставить её! Я не хотел этого! — я сел, сжал кулаки и уставился на них, совершенно не глядя на Беллу. Я знал, что она права… Но я не хотел этого. — Но никто не рассказал об этом Кейти, никто не сказал ей, почему ты оставил её, так ведь? — спросила меня Белла. — Они сказали ей, что мне пришлось уехать, чтобы заработать для неё денег, чтобы ей могли делать операции и, чтобы у нас все опять стало хорошо, — пояснил я прохладным тоном. — Дети не всегда верят тому, что им говорят, Эдвард, — заметила Белла. — Иногда они делают собственные выводы. Честно, я считаю… что Кейти подумала, что ты оставил её потому что она сильно обгорела и больше не красивая девочка. Она видит, какой красивый ты и помнит какой красивой была её мама… и, может быть, она думает, что не нужна тебе больше, потому что она стала некрасивой. — Чушь собачья! — зарычал я, ненавидя то, что только что сказала Белла, но она продолжала настаивать на своем. — … Или, может быть. Она думает, что Таня погибла в огне по её вине, — Белла выдвинула новую идею, которая не приходила мне в голову раньше. — Может, она считает, что если бы она разбудила мать той ночью, как ты и просил её, то её мама была бы сейчас жива… А еще она может думать, что ты злишься на неё за то, что она этого не сделала. От того что сказала Белла и того, что она еще пока не сказала, мои колени начали дрожать. Я почувствовал, что меня мутит… Господи Иисусе, она же могла оказаться права во всем… Может быть Кейти действительно думает обо всей этой чуше? И винит во всем себя. Так же как и я. Я вспомнил её слова по телефону той ночью, когда она подняла трубку: «Ты сошел с ума, папочка?» Я кинулся в ванную комнату, и меня стошнило прямо перед Беллой, потому что у меня не хватило времени закрыть за собой дверь. Я ненавидел все это, и то, что Белла заставила меня пройти через это… Но она не убежала, отказавшись выслушивать меня… Она не убежала от меня. Она стаяла за мной, гладила по волосам, похлопывала по спине, говоря, что ей очень жаль… Она ждала несколько минут пока я приду в себя и достаточно окрепну, чтобы встать на ноги, а потом протянула мне полотенце, чтобы я мог умыться и почистить зубы. Интересно, что мне теперь ей сказать после всего этого, что бы впечатлить Беллу и не чувствовать себя идиотом? Но вскоре это странное ощущение покинуло меня. Я не должен производить на неё впечатление или заставлять её поверить в то, что я бог секса или Казанова… Я могу быть с ней самим собой. Таких чувств я не испытывал много лет ни к одной женщине. Когда я вернулся на диван, Белла снова села рядом со мной и положила мою голову себе на плечо, её пальчики пробежали по моим волосам, и она заговорила тихим, успокаивающим голосом: — Я думаю, Кейти страдает также как и ты, Эдвард. Я уверена, что Бен и Анжела любят её, но её страданиям придет конец только тогда, когда ты к ней вернешься, все объяснишь, и скажешь, что всегда любил её и будешь любить. И в том, что произошло, нет ни капли её вины. Только все это ты должен сказать ей, глядя в глаза. И только после этого вы оба начнете выздоравливать. Я хотел поехать к Кейти прямо сейчас и взять Беллу с собой. Флорида всего в нескольких часах езды отсюда. Может быть, это мой единственный шанс съездить к ней. Виктория никогда бы не отпустила меня навестить дочку во Флориде, до конца моих дней. Сейчас у меня есть еще четыре дня, до возвращения в «Огонь». Но как я могу так внезапно появиться в жизни Кейти и также внезапно исчезнуть после того, как меня так долго не было рядом с ней? Это причинит ей еще больше боли, и окончательно добьет меня самого. Если я навещу Кейти, я никогда больше не смогу оставить её. А Виктория приедет следом за мной… Расскажет Кейти, о том, что я из себя представляю… А потом убьет их всех… А меня притащит обратно в её логово. Я знаю, на что способна Виктория… Я никогда не позволю оказаться ей рядом с моей дочерью! Наверное, физически я как-то выдал свои мучительные раздумья, потому что Белла прошептала: — Шшшш…. Все хорошо… Не думай сейчас об этом. Ты же можешь поехать к Кейти в любое время. Как только будешь готов к этому. Никто, слышишь, никто не сможет остановить тебя, если ты однажды решишь вернуться к ней. А теперь, можем мы немного поговорить о твоих родителях? — спросила она, желая, видимо, посыпать соль на другую рану. — О «Ничтожествах»? — уточнил я сердитым голосом, но не отодвинулся от плеча Беллы. — Конечно, почему бы и нет? В любом случае, этот сраный день уже испорчен. — Что на самом деле произошло между ними и Таней? — серьезно спросила Белла. — Я имею в виду… Ты сказал, что они встретились с ней однажды… И она им не понравилась… Они сказали тебе либо бросить её, либо выметаться из их жизни вместе с ней. Мне кажется, что это слегка радикально. Что же такого ужасного сделала Таня? — Я не знаю, — ответил я, все еще прибывая в состоянии того шока. — Мои родители приготовили шикарный ужин и пригласили нас с Таней. Я вошел в дом первый, они обрадовались и оба бросились меня обнимать так, как ни разу до этого не обнимали, а потом я представил им Таню, и они как-то сразу напряглись… А отец выглядел так, как будто ему стало совсем нехорошо! Он сжал губы, и бросился вон из комнаты. Я решил, что они неоправданно грубы с Таней. Но мать сказала, что я просто ничего не понимаю… И она попытается быть с Таней милой, но её лицо выражало… Обреченность. Отец вернулся в гостиную и просидел с нами за столом несколько минут, а потом бросил недоеденное блюдо, вскочил, и снова выбежал из комнаты со словами, что он просто не может вынести этого. Она ему и пяти слов за весь вечер не сказала! Потом пришел Джозеф и попросил меня одного подняться к отцу в кабинет. Именно тогда отец сказал, что он больше никогда не желает видеть Таню в своем доме. Он спросил меня на сколько все серьезно у меня с ней, а я ответил, что люблю её… И хочу жениться на ней после того, как закончу колледж. Ему снова стало плохо! Он сказал, что я не смогу на ней жениться, поэтому мне надо поискать другую девушку… Любую другую. Я посоветовал ему трахнуть себя в задницу, а он разозлился и пригрозил, что если я не порву с ней, он отречется от меня… И тогда я смогу делать все, что мне вздумается. После этого я решил никогда больше туда не возвращаться. Я не мог в это поверить!.. До сих пор не могу… Но он имел в виду именно то, что сказал: я остаюсь с Таней и убираюсь вон… Я рассказал матери о нашем разговоре с Карлайлом. Она ответила, что ей придется с ним согласиться, и опять повторила, что я ничего не понимаю. Я покинул их дом, и поклялся, что никогда и ни за что больше туда не вернусь, даже если мне придется жить впроголодь. Я всю жизнь ждал от них внимания и хоть какого-нибудь одобрения, и мне даже показалось, что они той ночью наконец-то захотели стать частью моей жизни… А потом просто взяли и вылили на меня все это дерьмо. Это было последней каплей. — Знаешь, это все очень странно, — сказала Белла обдумывая то, что я ей только что рассказал. — А твой отец знал её раньше? Просто все это похоже на то… Как только он её увидел… Она ему уже не нравилась… — Нет, отец не знал её раньше, — я поморщился. Странно, почему Белла спрашивает об этом. — Они никогда до этого не встречались. — А ты в этом уверен? — настаивала Белла. — Да, я уверен, — сказал я КАК ОБЫЧНО не находя в этом ничего странного. — Ты не понимаешь… — повторила Белла сама себе слова моей матери. — Здесь нечто большее, чем-то, что она им просто не понравилась… Здесь что-то еще… Теперь я тоже задумался над этим, раньше, видимо, я был очень далек от истины, а Белла сказала: — Надо отметить, что ты тот еще боец! Сказать отцу трахнуть себя в задницу! Хотела бы я, чтобы этот запал вернулся к тебе сейчас. — Я изменился, Белла, — признался я. — Во мне не осталось желания сопротивляться. Столько дерьма случилось с тех пор. — Я знаю, малыш, знаю… — мягко сказала она, целуя меня в макушку. — Мне нужно время, чтобы снова пробудить это в тебе… Но бороться тебе придется самому. Конечно… Между игрой в разносчика пиццы и пытками Рейвен… Не говоря уж о главной роли в съемках садо-мазо фильмов: «А, Виктория, я вернусь чуть позже. Я собираюсь с моим Доктором попытаться научиться бороться против тебя. Я не сильно задержусь.» Я выдохнул, но не спешил спорить с Беллой прямо сейчас. Я с ненавистью признался себе в том, что мне понравилась сегодняшняя терапия. И мне жутко нравились ноготки Беллы, шебаршащие мои волосы и слегка почесывающие голову. — Я знаю, — просто согласился я, в надежде, что она оставит эту тему. — А что случилось, когда ты сказал… После того как ты ушел? — спросила Белла? — Денег, которые я получил от кредиторов хватило на восстановление внутренних органов Кейти, и она уже не нуждалась в кислородной камере. Она ненавидела лежать в ней… И наконец-то смогла самостоятельно дышать обычным воздухом. Это был один из лучших дней в моей жизни. Я целовал каждый дюйм её личика, а она целовала меня в ответ. Я снова почти что кричал, но потом прочистил горло и, вздохнув, продолжил, позволяя капнуть одной единственной слезинке, которую Белла не смогла бы увидеть. — Но вот однажды, кредиторы вернулись, и потребовали вернуть их деньги, а я не знал, что делать. Бен и Анжела вернулись во Флориду, но я не мог снова просить у них помощи… Только не после того как убил их дочь и сжег их внучку. — Эдвард… — запротестовала Белла, ей не нравилось, что я продолжаю обвинять себя. — Кроме того, — продолжил я. — У Бена на фабрике случились проблемы. Он делал все возможное, чтобы сохранить её. Он занимается выпуском пластиковых вешалок. Я всегда предполагал, что это не самый доходный бизнес. Если бы он производил сексуальные игрушки, то был бы уже миллиардером. Господи, ну, что за мерзости я говорю… — Продолжай свою историю «Мистер Позитив», — сказала Белла, взъерошив мои волосы. — Я почти ограбил банк, — признался ей я. — Я собирался воспользоваться игрушечным пистолетом Кейти, и передать кассиру записку. Просто написал её и все. Но, когда я подошел к банку, то не смог этого сделать. Я струсил. Кроме того, меня могли застрелить, а если нет, то я бы сгнил в тюрьме. А я не хотел этого, я нужен был Кейти. И эти парни, которым я был должен денег, могли бы добраться до Кейти, и требовать деньги с моих родных. Однажды ночью я видел тех парней в больнице, они следили за палатой, в которой лежала моя дочь. Я снова зарыдал, но тут же прекратил это. — Не знаю. Хотели ли они похитить её, что бы потребовать от меня выкуп, или они хотели изувечить её… Но не в этом дело. В любом случае, мне надо было как-то вытащить её от туда. Я завернул её в пару одеял, и вынес из палаты. Бог знает, как мне удалось с этим справиться. Но нас никто не остановил. Что это за гребаный мир такой! Никто не остановил меня! Я мог быть кем угодно, кто тащит её, и ни один, ни один человек меня не остановил! Я этого до сих пор не понимаю! Ближайшим местом, куда я мог спрятать Кейти, был дом моих родителей, — поникнув, продолжил я. — Те ребята могли меня преследовать… Мне надо было торопиться и отнести Кейти куда-нибудь, где бы она была безопасности… Как можно быстрее. Так вот, я наступил на свою глупую гордость… И пошел к отцу с матерью. Я постучал в дверь, и мать открыла. Я держал Кейти на руках, слава тебе, Господи, что она спала, потому что мать бросила сначала быстрый взгляд на меня, потом на неё… А потом она вскрикнула и захлопнула дверь. Она захлопнула эту сраную дверь прямо у меня перед носом!.. и перед Кейти! Потому что Кейти была некрасивой… Не была совершенством! Как можно быть женой врача и не перестать так нервно относиться к ожогам, ранам, другим болячкам?! Я минуту стоял, пытаясь успокоиться, и смягчить ненависть к матери, для того, чтобы сделать еще одну попытку теперь уже с отцом и попросить его помочь Кейти. Кейти проснулась от того, что я колотил дверь, пинал её и кричал. Я полностью обезумел, — продолжал я, чувствуя как снова текут слезы. — Я напугал Кейти, и она начала плакать, пока я выплескивал свою ярость, сам рыдая при этом и все время зовя родителей. Я кричал им, что я не собираюсь входить… Но если бы они только могли … Забрать Кейти и позаботится о ней в больнице… Я буду обязан им пожизненно… Я буду делать все что угодно, все, что они скажут… Отец ответил по домофону. У него даже не хватило смелости встретиться со мной лицом к лицу. Он сказал: «Убирайся, Эдвард. Мы не можем помочь тебе. Убери Кейти как можно дальше отсюда… Сейчас же.». И это все, что он мне сказал. Я просто сник, я остался один, только я мог помочь Кейти. Тогда я позвонил Бену и Анжеле. Они прилетели первым же рейсом, чтобы увезти её. — Подожди-ка, — взбудоражилась Белла. — Они знали как её зовут? — Да, — ответил я. — Эдвард, они знали её имя, — повторила Белла еще раз. — И что из этого? — Если тебе нет дела до ребенка твоего брошенного сына, то каким образом они узнали её имя? — продолжала допытываться Белла. — Эдвард… Я думаю… Они узнавали о ней раньше. Я не знаю, почему они сделали, то что сделали… Но думаю, что это еще не вся история… Где-то потерялся очень важный кусочек. — Какая история? Какой кусочек? Они обыкновенные ущербные придурки. — Я так не думаю, — Белла вскочила, в возбуждении глядя куда-то, а потом посмотрела на меня. — Я думаю, нам надо попытаться узнать остальное. Если они такие же как и ты, они не захотят ничего рассказывать… Но мы все рано должны поговорить с ними. — Я совершенно не похож на них, — я не хотел слышать от Беллы ничего подобного, что бы такие слова срывались с её губ. — Эдвард, — она пристально посмотрела на меня. — Вспомни свою привычку, выбрасывать людей из своей жизни. ВСПОМНИТЬ ОБ ЭТОМ?! Я ПЛАНИРОВАТЬ СДЕЛАТЬ ЭТО С ТОБОЙ ТОЛЬКО ВЧЕРА! — Да, и что? — я отвел глаза. — Я считаю, что твои родители сделали нечто подобное с тобой… Но нам придется разобраться, почему они это делают, — она сказала это таким же тоном, как Скуби Дуу из мультика. — Ооо! Ну, и как же ты собираешься это сделать? — почти издевательским тоном уточнил я. — Позвоню им, — просто сказала она, беря свой блокнот и что-то записывая. — Нет, Белла, — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Ты НЕ БУДЕШЬ ИМ ЗВОНИТЬ. — А чего ты так боишься. Эдвард? — она перестала писать, отложила блокнот и села на пол у моих ног, потом она взяла мои руки в свои, выражая этим жестом свою любовь и поддержку. — Даже, если ты им и позвонишь, они все равно не сочтут нужным разговаривать с тобой, — предупредил я. Она все равно собиралась им звонить. Я это точно знал. Она позвонит им в любом случае. — Я знаю, все это очень ранит… Их отказ от тебя, от Тани… Даже от Кейти, — начала она осторожно, поглаживая круговыми движениями больших пальцев кисти моих рук. — Но там может быть что-то еще. К примеру, Кейти, может быть, также думает о тебе всякие неправильные вещи, а ты, возможно, думаешь все не так как есть на самом деле о твоих родителях. Если ты поговоришь с ними, может, ты увидишь, что твой вины здесь нет. Как я уже говорила. Дети всегда думают, что во всем виноваты они. Ты поступаешь также. Тебе придется выбраться из своей раковины или ты никогда с этим не справишься. — Я никогда не хотел, чтобы Кейти была одинока, так же как я в детстве… Я всегда заботился об этом. Я пытался дать ей семью, которой у меня никогда не было. Но я облажался… Теперь у неё нет ни меня, ни Тани, — на этом месте мой голос надломился. — Сейчас как раз то самое время, когда пора перестать причитать о прошлом, Эдвард, — сказала она, и её голос зазвучал сейчас намного тверже. — Слезы ничего не изменят. Надо действовать. Эти четыре дня не должны быть потрачены впустую. У тебя никогда больше не будет такого «окошка» в расписании. Так воспользуйся же этим! Не упусти шанс, Эдвард! Давай же попытаемся! — А если что-нибудь пойдет не так? — спросил я, ненавидя себя за то, насколько жалко это прозвучало. В моем голосе, слышался страх. — А если все будет нормально? — парировала она, и я заткнулся. — Столько всего идет не так как надо… Мне придется поверить, что ты не сделаешь то, что может навредить тебе. И это не заставит тебя падать на колени, Эдвард. Тебе придется поднять свой зад и бороться. Бороться за Кейти, и за других… Позволь ей стать твоей броней. Прекрати бояться. Я с тобой. Ты больше не одинок. Я очень боялся, но слова Беллы вселили в меня уверенность… Вместе… После долгой паузы я еле прохрипел эти несколько слов: — Так с чего мы начнем? — Завтра… Нам предстоит огромный шаг вперед! — сообщила мне Белла, как будто делилась секретом. — Твои родители уже приехали. — Что? — выпалил я, и впился в неё взглядом. — Я уже позвонила им… Еще вчера после того как ты ушел на тренировку, — призналась она. — Я хотела позвонить хоть кому-то, кому ты не безразличен… И пришлось звонить им. Они с тобой с самого начала жизни, им просто придется позаботится о тебе. — Ты разговаривала с ними? — я встал и посмотрел на неё сверху вниз, так как она сидела на полу и даже ни разу не изменила позу. — Я говорила с Джозефом, — спокойно пояснила она. — Я сказала, что считаю просто необходимым, чтобы они приехали, повидались и поговорили с тобой. Он был очень мил, и согласился со мной. Он сказал, что передаст им и перезвонит, если они захотят приехать. Пол часа спустя он перезвонил и сказал, что они будут здесь уже завтра. Я хотела пригласить их для объяснений прямо сюда, а тебе ничего не говорить об этом, и перед их приходом завязать тебе глаза шарфом и, связав руки, привязать тебя к стулу… Но подумала, что это не честно по отношению к тебе. Тебе надо подготовиться. Я не хочу обманывать твое доверие, предавать тебя… А я ведь собирался предать её, поразвлекавшись с Элис. Я — дерьмо! Я не заслуживаю этой девушки. -Ты сказала Джозефу… Кем я стал? — спросил я, моля Бога, чтобы она этого не сделала. Нахмурившись, она посмотрела на меня: — Конечно же, нет. За кого ты меня принимаешь? Я знаю, что он тебе как отец. Я даже попросила его с Катериной тоже приехать к тебе, но он сказал, что, скорее всего, это не самая лучшая идея. -Да уж, моим предкам не захотелось бы видеть, что мне кто-то собирается помочь, — я повернулся к ней спиной, и в моем голосе опять послышалась горечь, с которой я ничего не мог поделать. — Возможно, еще понадобиться меня связать и привязать к стулу, когда они придут сюда, — Я был очень напряжен и не в духе от мысли, что они могли бы прийти уже сегодня. — Я встану в дверях, если ты попытаешься сбежать, — улыбнулась Белла. — Как тебе такая идея? — Белла. Ты останешься со мной? — чувствуя себя пятилетним ребенком, попросил я. — Я не хочу оставаться с ними наедине. — Если ты хочешь этого, то, да, — согласилась она. — Почему они не пришли к нам прямо сейчас? — рассуждал я вслух. — Они даже не перезвонили тебе сами. — Вот, это хороший вопрос, что бы задать его им, когда они придут, — сказала Белла, напомнив мне мою воспитательницу. — Я не собираюсь с ними любезничать, Белла, — сообщил я. — Вот и отлично, — согласилась она. — Говори им все, что ты хочешь… Говори то, от чего бы ты почувствовал себя лучше. Тебе не надо притворяться. Выскажи им все в лицо! Спроси, какого черта они с тобой так поступили?! — Какого черта, — услышал свой заметно окрепший голос. Белла поднялась, обвила меня руками, и, прислонившись щекой прямо к моему сердцу, сказала: — Я так горжусь тобой, Эдвард. Ты намного сильнее, чем кажешься сам себе. — Это ты делаешь меня сильным, Белла, — я закрыл глаза, обняв её сильнее. — Нет, Эдвард, — она подняла на меня взгляд. — Ты не можешь получать силу от меня. Если мы расстанемся, то ты подумаешь, что у тебя больше нет сил, но это не так. Твоя сила — В ТЕБЕ САМОМ… Не забывай об этом. Она всегда с тобой… Со мной или без меня. Договорились? Мне пришлось ей улыбнуться, чувствуя, новый прилив любви. — Договорились, доктор Белла, — согласился я. — Спасибо, Эдвард, — она снова прижалась ко мне. — Тебе надо с ними увидится, но я знаю, как тяжело тебе это сделать. Я глубоко вздохнул, ища, что сказать в ответ. Я не хотел их ни видеть, ни слышать, но я сделаю это ради неё, если она считает, что это может как-то помочь мне. Если честно, я решил сделать это, чтобы Белла сама увидела, на сколько они меня ненавидят, убедилась в этом, так сказать, из первых рук. А у меня уже есть иммунитет на их отвращение и безразличие… Но все же… Почему они согласились приехать? Мне дико не нравилось то чувство неуверенности и состояние тошноты от мысли, что завтра они будут сидеть здесь и изображать вежливость в попытке объясниться. Так же я знал, что ни что не спасет меня от клетки Виктории, даже если они устроят шоу и будут извиняться за все на свете… У меня не было надежды на спасение… Но Белла была права в одном. Они задолжали мне объяснения. И у меня больше не будет шанса поговорить с ними. Я хочу провести эти четыре дня с пользой и, хотя бы, получить ответы на некоторые вопросы. Но где-то глубоко внутри, я всё еще боялся. Не знаю почему — но это так. Мне нужна Белла. Смогу ли я просто взглянуть на них… И поговорить с ними, если буду один? Она должна будет стать буфером между нами, и этот факт меня слегка успокаивал. — Давай, пойдем прогуляемся, — Белла взяла меня за руку и улыбнулась, зная как лечат меня воздух и солнце. — Спасибо, Белла, — сказал я в дверях. — Спасибо, что предупредила меня до того, как они появились бы здесь. Если бы ты сначала завязала мне глаза, и связала руки, а потом впустила их… Я думаю, я бы умер. — Я знаю, — вздрогнула она. — Я ненавижу себя только за то, что просто подумала о таком способе… Но, ты же ведь тоже слишком упрям, так что мог бы и не согласиться с приездом родителей… А потом, я решила… Если я сделаю это с тобой… Я уподоблюсь Виктории… и Рейвен. Если бы с тобой такое сделала Я, это было бы ужаснее всего того, что с тобой когда-либо кто-то пытался сделать. — Это так, поэтому… Спасибо за проявленное уважение ко мне. — После нашей ночи, я ДОЛЖНА УВАЖАТЬ тебя, — улыбнулась она немного победоносно, дернув меня из квартиры, и дверь громко захлопнулась за мной.