Let's Talk about You and Me

      «North express» летел по рельсам и осторожно укачивал. В закрытом купе оказалось ни то слишком душно, ни то через чур волнительно. Санса была готова бороться до самого конца за то, что брезжило призрачной надеждой за туманом из белоснежных мотыльков-снежинок. Раскаленная алая бусина солнца, морщась в белом тумане, там, далеко, самовыпилилась*, чиркнув о горизонт, изрезанный облаками. На белую пустыню упала кромешная тьма долгой ночи. Былой снегопад медленно превратился в бурю и заполнил все черное пространство под куполом беззвездного неба. Санса вытянула из легких длинную нить выдоха и на стекле выпал белый осадок. Бейлиш молчал. Санса молчала. Тусклый желтый свет единственной лампы неприятно саднил по глазам, поэтому девушка поднялась с места и погасила его. Столик, занимавший большую часть купе, оказался занят маленьким ночником-звездой, который Джон вручил Сансе прямо перед отъездом в Орлиное гнездо.       Петиру нравилось рассуждать и запутывать так, что конец и начало не разберешь. Он мог начать разговор со своего разнесенного в пух и прах бизнеса и закончить делами политики, к которой имел лишь косвенное отношение. Но в компании Сансы он чаще заискивающим тоном рассуждал о её красоте, коей Бог не обделил. Сансе было грустно от мысли, что мир впустил в себя таких мужчин, как Джоффри Баратеон, Рамси Болтон или Петир Бейлиш, которые только что и могли лить в уши мед о внешности, не заглядывая за рамки души. А ведь душа Старк — неограненный кристалл. Бери и твори шедевр! — В самом деле, павший септон не сможет наложить вето на красное подвенечное платье. Когда лучшая колонна под политической плитой падает — мы берем власть в свои руки, — и говоря слово «мы», он как обычно подразумевает себя.       Действительно, септона больше нет. Веры больше нет, королевой стала железная леди с невесть какими замашками, вся Столица тонет в собственном дерьме, а Санса отказывается прослыть первой невестой в алом. Это как бросок кобры для завтрашних изданий! Никогда монарху не будет все равно, что выбросил их самый сильный соперничий дом. Санса перекатила пузырек воздуха с корня на кончик языка. Слух приласкал звук распахиваемой сегодняшней газеты. — Да, я не невинна, но это не значит, что все воины Долины восстанут для моей защиты, когда Серсея пришлет отравительницу в мои покои. К тому же, все армии обещаны моему брату, — сминая недовольное лицо Мизинца одним взглядом, девушка взбила подушку и улеглась на свою койку.       Перед глазами плыли образы всех Лютоволков. Всей семьи. И затмевал мертвецов ясный образ Джона. Санса ненавидела только момент, прозрачный, как хрусталь: когда его пальцы соскользнули с её ладони. Суровое лицо потускнело, а сердце Сансы наполнилось потаенной тоской. Старк не хотелось поднимать ненужные темы. Платье будет черным или Санса сиганет в Лунную дверь. Ей не прельщала мысль о том, что она может стать схожей с Красными жрицами, у которых свои боги плавают от виска к виску и скребутся, выцарапывая перед взором танцы в огне. Впрочем, ей не прельщала никакая мысль о божественном, святом или мирском. Боги забыли её или нарочно бросили в лапы обстоятельств, именуемых «Петиром Бейлишем и его армиями». Сансу бы стошнило на линолеум этого уютного купе, но в её желудке оставались только спазмы, извещающие о пустоте.       Санса провалилась в травматический сон так, что едва услышала себя. Сварливая огненная река самого Седьмого пекла устроила «руин олл»* в её грудной клетке. Мышцы вязко тянуло, скручивая конечности в больной узел её опустошенного сосуда-тела. В её голове путешествовал Рамси, а рядом с ним стоял Бейлиш с блокнотом в руках. Когда Старк беззвучно кричала от бессилия и неспособности трезво оценить происходящее, те двое напротив скупо ухмылялись, приводя Сансу в ужас и подламывая её колени.

***

      Санса впечаталась в подушку затылком со всей своей женской дури, её спина выгнулась, а ногти впились в кожу ладоней. Она впервые почувствовала, как истощена и насколько сильно устала. Её мысли буравили лобную долю, а над глазами и в горле — страшно гудело. И все же, сейчас она действительно оказалась в реальности. Девушка свезла облако черного шелкового одеяла и, набросив поверх короткой комбинашки столь же (бесполезный) короткий халат, сквозняком прошелестела к двери комнаты напротив. Потому что. Потому что там был её любимый ночник и (о, да), человек, способный сломить в Сансе только бескрайнюю ненависть к миру. Джон утверждал, что в ней нет необходимости и Санса, неведомо почему, верила.       Она кралась призраком к его кровати, хваля (а не благодаря) Богов за простую истину: Джон Таргариен — её мужчина. Джон Таргариен — единственная необходимая удача в жизни, способная оградить Сансу ото всех ошибок. Ей было достаточно делить тепло под одеялом и совсем не хотелось отвечать на его вопрос, вроде «что случилось», ибо, блин, ничерта не случилось! Это был просто сон. Длинная дорога, увязнувшая в боли — сама жизнь Сансы, и ей было больно задевать это нарывающее. Поэтому она брала руку полуоглушенного сном Джона и укладывала на свою талию. Так спокойнее. Хватит на сегодня призраков прошлого и будущего. Санса рассудила, что будет упираться в настоящее, ибо оно теплое и надежное.