«Чтобы с нами не происходило, это правильно». Макс Фрай
Когда вечер пятницы проводишь в компании незамысловатого фильма, в котором главный герой прошел долгий тяжелый путь, чтобы чего-либо добиться, невольно задумываешься о том, что твоя жизнь, по сравнению с его, не так уж и плоха, но вот у этого человека в конце есть все, о чем он мечтал и не мечтал, а ты все живешь тем же. Ты начинаешь перекручивать всю свою жизнь по кусочкам, и кружка кофе, или чего-то покрепче, не дает тебе долгое время заснуть, все больше погружая в пучину бесполезных мыслей. И вдруг ты вспоминаешь момент из кино, что смотрел, и главного героя, который пафосно говорил ближе к концу, что ни о чем в своей жизни не жалеет. Однако, что не удивительно, но его слова — дерьмо собачье, ибо людям свойственно сожалеть. Все когда-то вспоминали момент своей жизни, который хотели немного изменить, у каждого он был, значительный или не очень, повлекший за собой боль или просто неприятные воспоминания, но сожаление было и есть. Так что, если кто-то сказал вам, что ни о чем не жалеет, не верьте этому лжецу, ведь наша жизнь построена на сожалении о прошлом, именно оно подчас заставляет нас двигаться вперед. Луи никогда не позволял себе терять головы, а Гарри, в свою очередь, контроля действий. Они оба большую часть своей жизни делали все от них зависящее, наперекор собственным желаниям. Один хотел рыдать и валяться в депрессии после потери любимой, второй же крушить все на работе, когда его увольняли вместо повышения. Справедливости в их жизни было маловато, но они выбрали интересы семьи превыше своих, поэтому сейчас, находясь в обществе друг друга, мужчины не хотели контролировать события. Омега и альфа будто внутренне пришли к согласию того, что пусть все будет так, как будет, и они не собираются лишний раз утопать в раздумьях «стоит ли это того?». Фрэнк не вмешивался в тишину, что царила в автомобиле; на заднем сидении большая рука сжимала руку поменьше, а дыхание розоволосого было прерывистым. В голубых глазах, в которых перекатывались отблески лучей солнца, можно было увидеть огоньки зеленого пламени, из-за того, что первые не отрывались от пленительных зеленых сапфиров. Они молчали, ведь иногда для общения не нужны слова, а просто присутствие. Так прошло около часа, пока в машине не кончился бензин, и водитель не сообщил об этом, чем все-таки нарушил атмосферу. — Мастер, прошу прощения, что прерываю, но у нас закончился бензин, — проговорил Фрэнк, остановив машину на обочине дороги рядом с заправкой. — Значит, наполни бак, — ответил Гарольд и без какого-либо желания отвел глаза. — Сколько? — снова поинтересовался парень. — Я не отвечаю за машины, сэр, поэтому понятия не имею, — опустив глаза в пол, промямлил оборотень. — Ох, Фрэнки, залей полный бак, думаю, заправщики сами знают, какой лучше бензин, — ответил Стайлс и отстранился от Томлинсона. Луи почувствовал, как холодок пробегает по его руке, ведь ее выпустили из плена. Однако омега не был бы собой, если бы не взял в свою маленькую ручку часть руки кудрявого. Гарри удивился и снова вернул свой взор на розоволосого, но тот уже смотрел в окно, и уголки его губ были слегка подняты. Именно тогда-то старший и решился начать разговор. — Луи, — тихо проговорил мужчина, будто пробуя это красивое французское имя на вкус. — Нам, наверное, следует немного поговорить, — и Луи почувствовал горечь. Почему-то паренек вновь представил самое худшее, уж таков был Томмо. — Все дело во мне, да, — пробормотал юноша. Он не задавал вопроса, наоборот, утвердительно указывал причину, но не тут-то было. — Дело во мне, — прислонившись спиной к стенке сидения прошептал кудрявый. — Я не просто полуоборотень, — продолжал зеленоглазый, а Томлинсон развернулся к нему. Луи пристально наблюдал, ожидая продолжения. Стайлс, скрепя сердце, начал свой рассказ. Вообще он боялся, что, как только тот узнает его тайну и самые главные обстоятельства его жизни, омега не захочет иметь с ним никаких отношений, даже дружеских. Да, Гарри был готов на все, хотя бы на дружбу, ради Бога, он не хотел отпускать этого парня, и не важно, что не было бы того, о чем уже подсознательно мечтал альфа. — Я не обычный полуоборотень, да и не на половину такой, — начал старший. — В моей семье наследуется очень важная обязанность. Из поколения в поколение члены нашей семьи следят за порядком, — Луи застыл. В его голове начали бурлить воспоминания маминых детский сказок, которые он считал выдумкой. — Мой дед был судьей, отец был им, и некоторое время назад я стал таковым, — кудрявый опустил свои глаза на руку, которую сжимал Томлинсон в своей ладони. — Судья — это тот… — Я знаю, что делают судьи, Гарри, — вклинился в речь зеленоглазого парень. — Все детство мама пугала меня тем, что если я буду обижать людей своей сущностью или хоть кому-то ее покажу, то меня накажет судья, — пробормотал юноша, слегка покусывая верхнюю губу и стараясь не смотреть Гарольду в глаза. — У волка, что придет за тобой темной ночью, будут горящие зеленым пламенем глаза, но знай, что он не обижает без причины. Их жизнь посвящена порядку между расами, и даже Лорды уважают их, — процитировал речь Джей паренек. — Твоя мама очень мудрая женщина, — сказал Стайлс, улыбнувшись. — Я знаю, — показывая белоснежные зубы, проговорил Томлинсон. — Она сказала правду, хотя я впервые услышал такую интерпретацию, — продолжал кудрявый. — Однако есть то, чего она не указывала, хотя такое и не нужно рассказывать детям, — протерев нос свободной рукой, произнес зеленоглазый. — Как ты думаешь, сколько мне лет? — поинтересовался мужчина, спрятав лицо в спинке автомобильного кресла впереди. — Ну, я плох в угадывании возраста, — промямлил Луи, но он не врал. — Мне двести десять лет, — просто отрезал Гарри. Он не отстранялся от кресла, зажмурил глаза сильнее и просто умолял, чтобы омега не отодвинулся, либо почувствовал к нему отвращение. — Ты хорошо сохранился, Стайлс, — усмехнувшись, заметил Томмо, естественно, часть Луи не поверила в слова альфы. Розоволосый начал рассуждать: неужели таким образом старший хочет его отшить, или же, наоборот, затащить в кровать? — Я не лгу, Луи, — прохрипел кудрявый. — В моих жилах течет кровь не только оборотня, но также вампира и колдуньи. Я бессмертен и сам выбираю, когда мне вступить в вечный сон, — с горечью проговорил он. — Тогда почему ты один? — с интересом спросил младший. — Где твоя семья? Неужели они бросили тебя и ушли в вечный сон? — слегка подняв тон голоса, проговорил полуоборотень. — Около двухсот лет назад, когда я еще был мал, а мой отец стоял на охране закона уже свое пятое столетие, моя мать покинула отца после двадцати лет брака, — шепотом произнес Гарри. — Отец не держал ее, так как она была оборотнем, способным прожить жизнь без бесконечности, и он отпустил ее. Такова жестокая правда. Как только союз разрывается, бессмертие твоего супруга или супруги обрывается, и к тому возвращаются его реальные годы жизни. — Сколько лет она прожила с твоим отцом? — спросил Луи. — Она всегда выглядела на двадцать, молода и красива, но в действительности, покинув его, она стала сто сорокалетней старой женщиной, — Луи округлил глаза. — Оборотни могут прожить до двухсот лет, Лорды больше. Вампиры живут вечно, но с ограничениями. Люди не могут прожить иногда больше семидесяти лет, а то и меньше, — сглотнув, проговорил мужчина. В тот момент, когда Фрэнк сел в машину, в ней стояла давящая тишина. — Отвези меня в отель, Фрэнк, — проговорил Луи, и Гарри сильнее зажмурил свои глаза, но было поздно что-то менять и бояться. Подъехав к отелю, в котором ранее остановился Томлинсон, юноша развернулся к Стайлсу от окна и проговорил: — Пойдем, — и Луи не нужен был ответ Стайлса, чтобы потянуть его, как только дверь откроется. Развернув голову к удивленному водителю, Томмо громко проскандировал: — Хозяин будет не скоро. Когда захочет — тогда позвонит, отдыхай, Фрэнки, — не обращая внимания на слегка ошеломленного кудрявого, розоволосый потащил его ко входу в отель. Сказать, что Томлинсон шокировал Стайлса, не сказать ничего, потому что в старшем взрывались фейерверки, какие он сам же терпеть не мог.***
Номер был все таким же, что и раньше, но для Луи он казался в разы меньше. Юноша думал, что задыхается, что в помещении не хватает кислорода, но дело было в предательском сладком напряжении, что стояло между двоими. Томлинсон чувствовал, как внутри него все сжимается от взгляда альфы, но омега старался не показывать этого. Заказав в номер стакан воды, паренек отпустил руку Гарри и присел в кресло, что стояло у открытого балкона, от которого веяло приятным теплым ветерком. Запах был чарующим: неподалеку от отеля в одной из булочных пеклись круассаны или, возможно, даже пироги. Прикрыв глаза, розоволосый представил их все у себя на столе и облизнулся. За ним наблюдал Стайлс, продолжая испепелять его взглядом, и ему было плевать на все, что творилось вокруг, ведь единственное, что волновало его, — это Луи Томлинсон. Через несколько мгновений витания в облаках и небольшого расслабления голубые глаза вернулись к огненно-зеленым. — Нас прервали, Гарольд, — слегка наклоняя голову в бок, проговорил парень, и мужчина решил продолжить, присев в кресло напротив Томмо. — Некоторое время назад у меня была жена, — облокотившись на спинку кресла, проговорил кудрявый. Луи был заинтригован, что-то глубоко в нем, напоминающее маленькую иголочку, кольнуло его. — Я любил ее, и так как моя преданность ей была безгранична, я не хотел ей своей участи, — прошептал Гарри, проведя пальцами по переносице. — О какой участи ты говоришь? — вопросительно, слегка возмущенно произнес Томлинсон. — И не нужно начинать... Как можно назвать вечность с любимым человеком «участью»? — Томмо смотрел на Стайлса. Он не хотел слышать ответы на свои вопросы, потому что они были заданы не для этого. — Она тоже так говорила... — прохрипел зеленоглазый, и было видно, что огонек в его глазах слегка потух. — Первое время все было прекрасно, но вокруг все менялось, а мы нет. Нам нельзя было оставаться на одном месте продолжительное время. Мы не могли заводить друзей вне рас, которые знают обо мне. Также было много корысти в общении со мной и с ней. Однако, если я уже примерился с лгущими мне существами, она продолжала верить, — Стайлс говорил быстро, в его голосе чувствовалась горечь, которую Луи уже испробовал. Да, она не была столь же сильной, но парень знал этот отвратительный мир, который стоит лишь на жесткой выгоде. — Всегда будут такие люди, Гарольд. Есть те, кто врут, и те, кто им верят, а также есть честные. Везде такое есть. И иногда все, что нам необходимо — это родное плечо, которое поддержит, ну, и, конечно же, доверие этому тёплому плечу, — Томмо говорил с небольшой улыбкой, потому что вспоминал. — Знаешь, а ты уже должен был узнать, я наполовину человек, что еще больше уменьшало мои шансы задержаться где-то на хорошей должности продолжительное время, — в голосе парня слышалась грусть. — Было много раз, когда я работал, словно проклятый, отдавая всего себя работе. Я стремился к улучшению результата, высоким показателям, хотел, чтобы мою работу ценили, но все, что я получал, это маленькая премия и хлопок по плечу в знак признательности. Ожидая каждый раз долгожданного повышения, я ломался и получал уведомление об увольнении. Не всегда, конечно, в половине случаев я уходил сам, потому что не видел выхода. Многие скажут, что я сдался, не стал бороться, но я просто омега. Я могу быть слабым и быстро устаю, у меня не так много сил, как я показывал на работе. Часто я попадал домой на четвереньках, и моя мама собирала меня по кусочкам, — Луи остановился от повествования из-за стука в дверь. Как только он открыл ее, в номер въехал официант, на коляске у которого стоял кувшин чистой воды и два стакана. — Спасибо, — произнес Томлинсон на английском и положил мужчине в руку несколько евро чаевых. Гарри разлил жидкость по стаканам и отпил немного из своего, а Луи из своего. — Я не боюсь быть слабым, но во мне есть сила. Я не боюсь испытывать эмоции, но мне бывает страшно, что их могут не правильно понять. Люди лгут всегда, скрываясь за добрыми и плохими словами, делая это во вред или во спасение. Однако иногда, даже зная правду, хочется верить. Многие идеализируют людей, — юноша будто рассказывал о себе, а не оправдывал бывшую жену Стайлса, хотя так оно и было, ведь Томлинсон очень преувеличивал прекрасную жизнь в расе, и его подсознание не раз на это ему указывало. — Нет нужды ее оправдывать, время давно упущено. Мария сделала свой выбор давным-давно, и я поступил, как и отец с мамой — отпустил ее. К счастью, она прожила со мной всего десять лет и, разорвав узы, не стала менее прекрасной, — улыбка на лице Стайлса была печальной, и Томлинсон не смог удержать свои руки на месте. — Тебе не обязательно прощать ее или продолжать винить себя, — Луи приподнялся с кресла и провел своей свободной рукой по щеке Гарри. Он слегка поглаживал ее большим пальцем, и Стайлс поднял на него глаза. — Ты говоришь, что время упущено, и я слышу боль в твоих словах, сердце залечить намного труднее, чем некоторым кажется — это не царапина. Розоволосый убрал свою руку от лица кудрявого и зашел на балкон; ему в лицо ударил приятный теплый ветерок. Да, воздух был далеко не чистым, но вид был прекрасен. Юноша чувствовал умиротворение, и глаза, что смотрели на него, делали с ним невообразимые вещи. Энергия бушевала внутри, и парень, не выдержав накала, закричал. — К черту прошлое! Плевать на будущее! Живу в настоящем! — Томлинсон кричал во все горло и, когда развернулся весь раскрасневшийся, его взору были представлены белоснежная улыбка альфы и ямочки. Боже, какие это были ямочки. Кажется, Луи угодил в них.