Если бы...

Бриан де Буагильбер, рыцарь–тамплиер с не самой хорошей репутацией в ордене, стоял у одной из витых колонн главной залы родового замка. Камин ярко освещал две женские фигуры, склонившиеся над шитьём, и если одна женщина вызывала у него тепло и покой в душе, вторая была центром его мироздания. Он и сам не мог сказать, когда понял, что отчаянно влюблён в свою еврейку. Случилось ли это, когда он впервые увидел ее на турнире, юную красавицу, с детским восторгом и любопытством маленькой птички оглядывавшуюся по сторонам? Нет, тогда Бриан был ослеплен ее яркой внешностью, его охватило чисто мужское желание обладать этой красавицей, да и какой нормальный здоровый мужчина не захотел бы ее? Может быть тогда, когда она бросилась под его меч к лежащему на полу раненому Айвенго, закрывая его своим телом (немногое она, кстати говоря, смогла закрыть и при желании Буагильбер мог спокойно снести голову саксу, не тронув даже волоска на ее упрямой голове). Нет, тогда ему стало неприятно такое проявление чувств будущей жертвы к другому мужчине. Возможно, это уже тогда была ревность, ещё не осознанная им самим, даже не ревность, как таковая, а чувство собственника, чья вещь, а на тот момент он ещё пока не видел в любимой женщине личность, вдруг ни с того, ни с сего оказала такое явное предпочтение другому. Или же, когда увидел, что она стоит на краю бездны и готова прыгнуть вниз, лишь бы избежать участи более страшной и позорной, чем смерть? – Ай! – вскрикивает Ревекка и сует уколотый палец в рот. Бриан непроизвольно дернулся было к ней, но остановил сам себя. Это ведь всего лишь иголка. Забавно, что она умеет сшить края раны, но совершенно не разбирается в вышивании, хотя, оно и понятно, у неё были другие увлечения. – Ну что же ты неловкая такая. – начала ворчать Матильда. Гуго, державший огромное полотно (чтобы не смять будущий покров алтаря церкви святого Дениса близ замка Буагильберов), захохотал. – Зато теперь можно сказать, что будущий церковный покров освящен кровью госпожи. – дурацкая шутка, если святые отцы узнают когда–нибудь о том, что к вышиванию приложила руку еврейка, их удар хватит. Бриан невольно усмехнулся, предоставив себе выражения их лиц в этот момент. – Я не до крови. – обиженно отзывается Ревекка – И я не понимаю зачем тратить столько времени на это бесполезное занятие. – вот и храмовник не понимал, лучше бы они это время по–другому использовали! – Прости Боже это невинное дитя, ибо она сама не знает какую ересь несет. – подняла к потолку глаза Матильда. Вдоль противоположной стены прокрался Болдуин, ага, вернулся со своего свидания, прохвост. Храмовник уже хотел было выйти из своего укрытия, чтобы дать втык этому гуляке, (а нечего позорить древний род, путаясь с крестьянками), когда Болдуин добрался почти до камина и поманил Ревекку рукой. Мужчина замер там, где стоял, не веря своим глазам. Даже он так не звал свою любимую, а какой–то мальчишшшшка... Ревекка поспешно подошла к оруженосцу и тот вручил ей скромный пучок полевых цветов. И она взяла их с таким счастливым видом, как будто будущий барон де Ойлей ей преподнёс ключи от Иерусалима! Оттянув ворот одежды, Бриан прислонился спиной к прохладной стене, задыхаясь от гнева и обиды. Вот значит, как? Его оруженосец ухаживает за его дамой сердца в его собственном замке? А она благосклонно принимает эти знаки внимания? Но почему, дьявол их забери?! Ладно бы ещё Уилфред, тот хотя бы был рыцарем, да и... Девушка развернулась и быстрым шагом направилась к нему, Болдуин двинулся следом. Если они сейчас его благословения спросят, то Бриан убьёт их обоих. Жестоко и мучительно. – Если ты не занят, можешь уделить мне пару минут своего времени, сэр рыцарь? – давненько он ее не видел в таком радостном настроении. Хотя нет, он вообще ее такой ни разу не видел. Вот что значит чувства, Бриан сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. А взгляд рыцаря, устремленный на еврейку был таким тяжёлым и холодным, что делалось страшно. – Что ты хотела? – безжизненным тоном осведомился рыцарь, Ревекка, почувствовав его настроение, тоже замкнулась, подавив свою радость. Неосознанно выпрямившись, чтобы быть хоть немного выше ростом, потому что мрачная фигура мужчины, нависшего над ней, начинала не на шутку подавлять. – Я хотела бы попросить тебя выделить мне двух–трёх человек для помощи. – Бриан перевёл взгляд с лица девушки на оруженосца, который тут же отступил на шаг назад, поняв, что с господином происходит что–то из ряда вон выходящее, но тем не менее, пугающее. – А что, прекрасная леди, Болдуин сам не справится? Силенок не хватит? – злость так и била фонтаном от его взгляда и слов. Девушка невольно оглянулась на юношу. – Мне показалось, что он и так устал, не хотелось бы перед дорогой утомлять его ещё больше. – ах вот оно что! Бриан скрестил руки на груди и приготовился к худшему – И давно ты его так... утомляешь? – Два дня. – тихий голос побледневшей девушки ударил по сознанию, точно топор палача. Давление мгновенно подскочило и в голове загудело, слепая ярость заволокла разум храмовника. Болдуин невольно сглотнул, прочитав во взгляде господина смертный приговор для себя. – Ого. – пробормотал Гуго, торопливо выбираясь из–под вороха будущего церковного покрова – А господин сейчас будет кого– то убивать! – Почему кого–то? Этого олуха Болдуина! Неужели сразу нельзя было всё объяснить, а не дразнить тигра, дергая его за хвост? – пропыхтела рядом Матильда, помогая ему выпутаться из ткани. Наконец младший оруженосец выдернул ногу из складок пятнадцатиметровой ткани и пронесся, точно снаряд катапульты, через весь зал к троице, застывшей у стены. – Господин, позволь мне... – Ой, дурак. – Матильда покачала головой, видя, как бледность на лице племянника сменяется румянцем гнева – Нашёл, что говорить! – Даже думать не смей. – прорычал храмовник, вырвал из рук Ревекки букетик и швырнул его в Болдуина – С тобой, предатель, я поговорю позже. – с угрозой прибавил он, схватил Ревекку за руку чуть выше локтя и поволок к выходу из залы. Гуго и Болдуин переглянулись. - Сдаётся мне, товарищ по оружию, что разговор у них сейчас будет на повышенных тонах. – Гуго хитро улыбнулся. - Ну и чего вы встали? – возмутилась Матильда – Идёмте. - Что, опять будем подслушивать?! – возмутился Болдуин, на что Гуго ответил невинным взглядом и вопросом: - Ну зачем подслушивать, если можно подглядывать? – после чего вприпрыжку помчался за Матильдой. Болдуин, помедлив секунду, двинулся за ними. - Если он повёл девочку в её комнату, то там есть одна картина, которая позволит нам всё увидеть. Ну и если всё-таки в свою комнату, то там целый потайной ход! – на ходу говорила Матильда, шагая так быстро, что двое юношей с трудом поспевали за старой женщиной – Ну и идиот же ты, де Ойлей! Не мог толком сказать, что цветы, это не то, о чём он подумал. - А о чём он вообще подумал? – осторожно спросил оруженосец – То, что он в один момент решил меня убить, но почему-то отсрочил это действо, я понял. Однако, мне непонятны мотивы! - А ты как думаешь? – хмыкнул Гуго – Вот представь, что ты влюблён, дама сердца тебе взаимностью не отвечает, и вдруг на твоих глазах другого она одаривает улыбкой, которую ты тщетно ждёшь уже столько дней. - А ты-то откуда знаешь? – подозрительно прищурился Болдуин. - Мне знакомо чувство ревности. – чопорно ответил Гуго, старший оруженосец запнулся на ступеньке и едва не загремел вниз. - Когда это ты успел?! - Быстрее, - поторопила их Матильда – потом разберётесь! Как бы мой племянник не натворил того, чего сам себе не простит никогда! И она не простит. Господи, спаси и сохрани эти две гордые упрямые души! Впрочем, тётушка переживала зазря. Спальня, куда он привел девушку, принадлежала когда–то его матери, теперь же ее отдали в полное распоряжение Ревекки. Сделав несколько шагов от двери, еврейка остановилась, растирая онемевшую руку, скорее всего на коже останутся синяки, но это ее сейчас мало волновало. Больше всего Ревекку беспокоил храмовник, который заперев дверь, прошел вглубь комнаты и замер у окна. С ним творилось что–то странное, страшное, но невероятно волнительное. Ревекка могла только догадываться о том, что происходит в его душе. - Ты не имеешь право так поступать со мной! – резким голос заставил её вздрогнуть и вскинуть подбородок. - А ты не имеешь право грубо хватать и тащить куда тебе вздумается! - Имею. – огрызнулся Бриан – Я имею на тебя все права, Ревекка, хотя бы потому что сильнее тебя. - Сила не даёт власть над сердцем и душой свободного человека. – сердито отозвалась девушка и на несколько минут в спальне воцарилась тяжёлая тишина. – Он будущий барон де Ойлей. – заговорил наконец храмовник – Я понимаю, что он моложе меня, и, что уж таить истину, физиономия у него смазливая. – Ревекка закусила губу, неужели этот человек способен на ревность? – Но его отец жив, он не допустит, чтобы его первенец связал свою жизнь с дочерью отверженного племени. – Потому что я еврейка? – задетая гордость придала холодность девичьему голосу. Бриан кивнул – Да. Это для меня не играет значения ни твоя вера, ни твоя национальность. Но в мире мало людей, как и я, свободных от предрассудков, Ревекка. – Ты рыцарь Храма. – Одно твоё слово и мы останемся здесь, на юге Франции. Я уйду из ордена. – девушка смягчилась, да и как тут злиться на него, если он сам себя наказывает? Сделав несколько шагов, Ревекка остановилась у него за спиной, не отваживаясь коснуться напряженного мужского плеча – Я просто не понимаю. Ты, такая неприступная и гордая со мной, вдруг... Почему, чёрт возьми? – сдержать улыбку уже не получилось и обернувшийся к ней храмовник, помрачнел ещё больше – Тебе смешно? – злость в его душе уже угасла, оставив после себя только пустоту, точно выжгла изнутри все эмоции. Ревекка видела это по его глазам, которые точно погасли, настолько невыразительными они стали. Движимая любопытством, она спросила: – Скажи, что ты почувствовал, когда узнал, что Аделаида де Монтемар вышла замуж? – Бриан удивился больше не вопросу, а тому, что она запомнила даже имя той, другой. Невольно вспомнил свою злость и обиду на француженку. Сравнил с тем, что чувствует сейчас. Никакого сравнения. Предательство Ады задело за живое, предательство Ревекки убивало. – Не всё ли тебе равно? – Твоя тётя попросила меня сделать ей впрок мазь от болей в суставах. Ты ведь сам сказал, что через пару дней продолжим путь в Тортоз и вернёмся во Францию только через несколько лет. – начала Ревекка и по мере её рассказа к Бриану возвращалась жизнь – Мы с ней провели ревизию всех компонентов и одного не оказалось. Болдуин сказал, что где-то видел похожее растение. Я попросила его найти образец. Твой бедный оруженосец два дня искал и сегодня привёз. У тебя нет причин подозревать его или меня в том, что ты подозреваешь. - Правда? – недоверчиво уточнил храмовник. - Правда. Если ты не веришь мне, можешь сам завтра поехать вместе с нами, если найдёшь для этого время. - Найду. – Бриан потёр шрам на лице, который всегда начинал чуть покалывать во время вспышек сильных чувств, маленькая ладошка осторожно отвела в сторону его руку. - Не трогай шрам. Ты раздражаешь собственную кожу. - Он уже давно зажил. – возразил Буагильбер, однако не смог отказать себе в удовольствии и чуть сжал ладонь девушки в своей руке, не позволяя отстраниться – В следующий раз если тебе что-нибудь понадобиться, говори мне, а не кому-то, Ревекка. Потому что второй раз я это пережить не смогу. Ты представить себе не можешь, чего мне стоило сдержать себя и не причинить тебе вред. - Только мне? - Его я убить собирался после того, как закончу с тобой. – фыркнул Бриан, Ревекка же нахмурилась. - Ты ужасный тиран, Бриан де Буагильбер. Несдержанный, жестокий и… - Твой. – закончил храмовник, подтягивая её ближе к себе, чтобы положить свой подбородок ей на макушку – И я никому тебя не уступлю. Чего бы не случилось. – Зря волновались. – проворчал Гуго, которого ещё вначале разговора отпихнули от небольшого отверстия в стене, откуда можно было слышать и видеть всё, что происходило в комнате. Болдуин нетерпеливо отмахнулся, Матильда шикнула – Ты тиран, рыцарь. – вздохнула Ревекка. – Ты повторяешься, наказание моё. – когда из оконца послышались звуки легких поцелуев, а Матильда и Болдуин замерли на месте, Гуго не на шутку взволновался. – Вы ведете себя непозволительно, сэр рыцарь! – дрогнувшим голосом начала выговаривать еврейка. – Прости, мне сложно удержаться. – Пустите меня! – трагическим шёпотом требовал между тем Гуго, суетясь вокруг двух фигур – Я должен это увидеть, их первый поцелуй! Болдуин, скотина, дай мне посмотреть! Тетушка Матильда, я же умру здесь от любопытства и моя смерть будет на вашей совести, хотя какая совесть у де Ойлей. – наконец ему удалось втиснуться между ними и приникнуть жадным взором к оконцу. У окна стояли сэр Бриан и его возлюбленная. Девушка прислонилась лбом к его плечу, а храмовник осыпал осторожными поцелуями волосы девушки. Разочарованию Гуго не было предела, он обиженно, точно ребенок у которого отобрали конфету, надул губы. – Он ее приручает. – довольно улыбнулась Матильда – Готова прозакладывать свои последние зубы, что он приручает свою девочку и потихоньку лёд ее неприступности тает. – Скорее всего, ещё до Рождества падет последний бастион. – поддакнул старший оруженосец. – Это просто вопиюще жестоко по отношению ко мне! – почти рыдал Гуго – Я столько не выдержу! – Всё идемте вниз, больше ничего интересного тут не будет. – Матильда решительно задвинула часть панели и троица двинулась к выходу из крошечной комнатки. – Тётушка Матильда, может быть, ты поедешь с нами в Палестину? – робко спросил Болдуин, когда они уже были в зале. – Не могу. Главным образом из–за Бриана. – А мне вот кажется, что господин не будет против того, чтобы ты сопровождала их. И ему спокойнее, что госпожа под твоей опекой, и госпоже компания. Там, в Тортозе, конечно, много женщин, как христианок и мусульманок, так и евреек, но вы ведь уже подружились. И я готов сам выставить богатый заклад, что ты искренне привязалась и полюбила ее. – Да, ты не проиграешь свой заклад, я действительно полюбила Ревекку. Она хорошая девочка, добрая, милая, скромная. И Бриан стал совсем другим с ней, хоть улыбаться начал, а то ходил, как нелюдимый тролль. Но... Если у них всё получится, Болдуин, как ты думаешь, орден ему позволит жениться на еврейке? Да даже пусть она и примет нашу веру, Бриану не позволят так своевольничать. Ему придется уйти из ордена. И вернуться сюда в родовое гнездо. А я уж постараюсь, чтобы им тут было хорошо. – А он жениться? Он захочет брака? – вдруг усомнился Болдуин. Оруженосец при храмовнике, он слишком хорошо знал своего господина. Бриан де Буагильбер славился своим надменным нравом, упрямством и совершенным пренебрежением к чувствам и мнениям других людей, женщин так вообще за людей не считал. Тем более было удивительно и увлекательно наблюдать за ним сейчас, когда он влюблён настолько, что готов поставить чужие интересы выше своих. Но как–то сомневался Болдуин, что господин вдруг решиться на такой отчаянный шаг. В принципе, не он первый и не он последний из тамплиеров, которые тайком всё же обзаводятся семейством, хотя были случаи, когда рыцари становились храмовниками, имея семью, после смерти своих жён, иначе очень много древних дворянских родов кануло бы в Лету. Шутка ли, орден насчитывал около десяти тысяч членов ордена по всей Европе на начало нынешнего года. Но так то другие, а тут рыцарь Буагильбер. Сомнительно, весьма сомнительно. Несколько лет, возможно, лет десять вместе и проживут, но больше вряд ли. Несмотря на духовный сан, господин был ценителем женской красоты и весьма часто менял своих Эндорских волшебниц. То, что он так зациклился на госпоже, так это потому что она была первая, кто смог заставить его отступить. Но ведь его победа означает ее капитуляцию. – Болдуин. – Матильда снисходительно похлопала юношу по руке – У него это серьёзно, я тебе большее скажу, после сегодняшнего я более чем уверена, что он от неё не отступится, что бы не произошло. Если Богу будет угодно, всё у них будет, не сразу, не в один момент, не гладко и сладко, но будет. Помяни моё слово. Под небольшим котелком весело потрескивал огонь, варево распространяло острый пряный аромат трав, которым уже пропиталась вся угловая комната башни. Ревекка мурлыкала себе под нос песенку, помешивая тягучую тёмную смесь. Настроение было просто отличное, с утра успели на луг за нужной травкой, потом храмовник уехал по каким-то таинственным делам и скоро должен был вернуться, Гуго и Болдуин уехали вместе со своим господином, так что в замке остались хозяйничать Матильда и Ревекка. Они душевно посидели и пообщались на кухне, после чего еврейка удалилась готовить мазь, а Матильда хлопотать по домашним заботам. Из высокого окна открывался чудесный вид на поля и лес, на тихую речку. За те две недели, что они прожили здесь ей показали весь замок и все прилегающие к ним земли. Поначалу было немного странно, что французские крестьяне и горожане Бордо, куда они тоже съездили, кланялись ей при встречи, Ревекка к такому не привыкла. Максимум, что могла ждать еврейка от христиан – так это разговор сквозь зубы и проклятие в спину. Иногда её смешило то, что стоило ей сменить еврейское платье на наряд французской придворной, а за её плечом встать сильному рыцарю, как отношение изменилось точно по мановению волшебной палочки. Жаль, что люди видят не поступки, а одежду, крест, а не истинную веру. Однажды Буагильбер спросил её, смогла бы она безмятежно жить в этом старинном, отлично укреплённом замке, спрятанная от всех людских бурь. Ревекка не знала ответа, но она точно знала, что искренне привязалась к нему. И честно говоря, пока ей не хотелось уезжать. Здесь действительно было спокойно, и прислуга хорошая. Служанки все как на подбор: ловкие, сноровистые, быстрые, щебечущие, точно стайка птиц, смешливые. Слуги-мужчины всегда суровы, но невероятно отзывчивы и предупредительны. «Так и должно быть, - пожимал плечами Буагильбер – они же прислуга». Улыбка Ревекки погасла, когда она вспомнила храмовника. Сэр Бриан понемногу проникал в её душу, капля за каплей, вода точит камень. Только принесёт ли это счастье им обоим? – Вот ты где? – дверь тихонько отворилась и в комнату вошёл Буагильбер. Он на ходу стянул перчатки и бросил их на стол, белый плащ с нашитым на плече красным крестом, полетел на скамью. – Господин не в духе? – спокойно спросила еврейка, не оборачиваясь к нему. Бриан что–то раздраженно буркнул в ответ. Видимо, что–то рассердило рыцаря по дороге, что он не в настроении. Краем уха девушка слышала, как он расхаживает по комнате, изредка что–то бормоча. Наконец звуки его шагов стихли и на некоторое время воцарилась тишина. Забывшись, она снова начала напевать песенку из детства, которую не раз слышала от своей няни. – Ты сейчас в самом деле похожа на колдунью. – вдруг прозвучал его голос, он был очень близко от неё, буквально за ее спиной. Ревекка вздрогнула от неожиданности и ложка зазвенела о стенку котелка – Прости, что напугал. Но ты и впрямь сейчас походила больше на лесную ведьму. – Почему же? Только потому что варю целебную мазь? Или потому что для христиан любое подобное действие приравнивается к колдовству? – Потому что ты напевала. О чем ты пела? – Лучик солнца скачет по воде. – начала переводить Ревекка – И щенок играет с Сарой... – Это детская песенка, верно? – Бриан сел рядом на скамью – Кто ее тебе пел? – Когда я была маленькой, у нас жила одна женщина. Она пришла в наш дом однажды вечером, я плохо помню, когда и как. Но она осталась жить у нас. И хотя ее никто не просил, она стала заботиться обо мне и моих двух старших братьев. Она часто пела мне эту песню, когда укладывала спать. – Буагильбер задумчиво покивал и неожиданно сказал: – Почему–то я ничего о тебе не знаю, Ревекка. Даже не знаю, когда у тебя день рождения. Сегодня меня пригласил один из соседей на крестины своего сына, и там я вдруг понял, что совершенно не знаю, где и когда родилась ты, где прошли твои детские годы. Да я даже не знаю толком сколько тебе лет. 15? –17, так что я старая дева среди своего народа. Так значит, ты сегодня стал чьим–то крестным отцом? – Опять уходишь от ответов? – понимающе кивнул Буагильбер, однако на её вопрос ответил – Я становлюсь крёстным отцом уже в пятый раз. Самого старшего моего крестника ты знаешь. – Ревекка удивилась, потому что была уверена, что точно не знакома с таким человеком, Бриан, видя ее удивление, терпеливо пояснил – Гуго. Я только приехал в Палестину, где познакомился с его отцом, он был собратом ордена. Хотел со времени либо сам, либо одного из детей посвятить Храму. Родился Гуго и меня попросили стать ему крестным, поэтому ему разрешается чуть большее, чем остальным. – Ты взял в оруженосцы своего собственного крестника? – Обычное дело. Болдуин вообще ко мне попал после жуткого скандала. Его отдали рыцарю, который... – Бриан замялся, не зная, как деликатно рассказать – Этот рыцарь очень долгое время был на Востоке и перенял не самые лучшие привычки и амбиции. В общем, это история не для женских ушей. – Ты хочешь сказать, что тот человек издевался над несчастным Болдуином? – Да нет, он любил мальчиков. - девушка непонимающе вскинула брови, но тамплиер не пожелал более ничего пояснять. Поразмыслив с минуту, еврейка удивлённо спросила: – То есть, он был содомитом? – Бриан нехотя кивнул, Ревекка побледнела – А Болдуин? Он успел? – Успокойся. Не успел. Я победил его на турнире, а когда Болдуин привёз его доспехи и коня, забрал только Болдуина. Так когда у тебя день рождения? – Это так важно? Мне исполнилось семнадцать лет в конце апреля. – Две недели назад. Почему не сказала? – Бриан перехватил ее руку, потянувшуюся к котелку. – Она готова, ее надо снять. – Сам сниму, обожжёшься ещё. – хмуро проворчал храмовник. Котелок был снят с огня и поставлен на стол – Очень тебя прошу, сообщи мне все памятные для тебя даты. То что важно для тебя, важно и для меня. - Не стоит слишком сильно углубляться в чужую душу, сэр, вы так можете потерять свою. - Это мне не грозит, уже потерял. И, кстати, да, ко мне сегодня приехал один знакомый тебе господин с посланием от короля Филиппа. – Он тамплиер? – Сохрани нас от этого Господь. – перекрестился Бриан – Если Морис де Браси станет храмовником, орден можно будет расформировать, как ненужное обществу содружество. Нет, он сейчас на службе у короля Филиппа, ты ведь помнишь, как в Париже мне пришлось оставить тебя на сутки. Впрочем, ты, насколько мне помниться, даже радовалась этому. – Зачем ты говоришь об этом? Ты опасаешься старого товарища по разбою? – Бриан вздрогнул от неожиданности. Последнее слово особенно неприятно резануло слух. Любой другой человек на месте этой упрямой девчонки уже лежал бы с перерезанным горлом, сейчас же храмовник смог только сжать зубы и гневно посмотреть на девушку. – Не знаю, как это у тебя получается, но тебе удалось в одной фразе дважды меня оскорбить. По–твоему, мы, потомки благородных фамилий, – разбойники? – Бриан, ваше нападение возле замка Фрон де Бефа иначе, чем разбоем не назвать. – Реджинальд мёртв. Он погиб в пламени, погребен под руинами собственного замка. Де Браси, ради которого и устраивали ту затею, бежал из Англии, спасаясь от гнева Ричарда. А я сижу здесь и, черт бы побрал того, кто придумал чувства, выслушаю от семнадцатилетней девчонки... – тут Бриан умолк, потому что слово, которое хотелось сказать было неприличным, а оскорблять слух любимой нежелательно. С ее–то характером он мог потом услышать это слово и в свой адрес. Храмовник резко оттолкнулся от стола, на который оперся во время своей пламенной речи, и сделал несколько шагов по комнате, пытаясь успокоиться – У меня иногда такое ощущение, что ты меня испытываешь, насколько далеко можешь зайти в своих высказываниях. – Ревекка промолчала, прикусив губу. Да, нечто подобное так и было, наверное, девушка и сама не смогла бы толком сказать сейчас зачем она дразнит его – Значит, я прав. На ужине спустишься в главный зал, помимо де Браси будут ещё гости. Мне всё равно, какое платье ты оденешь, что будешь говорить, мне просто нужно, чтобы ты была там. - Зачем? Похвастаться мной перед норманном? - Де Браси знал о том, что ты мой трофей ещё когда мы только ехали к Торкилстону, упрямое создание, нет, я не хочу похвастаться. - Тогда зачем мне спускаться к вашей вечерней трапезе. – Бриан пожал плечами. - Я просто хочу тебя там увидеть, этого мало? – Ревекка потёрла виски, которые начали ломить от внезапной усталости, Бриан шагнул к ней чуть ближе – Что с тобой? - Голова болит. – призналась девушка и храмовник неожиданно рассмеялся. - Ох, душа моя своенравная! Слышал я от своих женатых друзей в каких случаях начинает у женщин болеть голова, но никогда не думал, что услышу это сам от своей женщины, да ещё и на невинную просьбу украсить собой вечернюю трапезу. - Я не твоя. – огрызнулась Ревекка. - Да, я понял уже, что сегодня тебе ею не стать. – хмыкнул Бриан – У тебя голова болит. И всё же спустись, я не прошу сидеть весь ужин, дождись десерта и можешь идти спать. – Ревекка подозрительно оглядела рыцаря – Или моя смелая красавица может дерзить только мне одному и наедине? - Хорошо, я выполню твой приказ. А теперь если ты не хочешь назвать настоящую причину твоего появления здесь и дурного настроения, оставь меня одну. – храмовник проницательно глянул на девушку. - Я скажу тебе вечером, зачем на самом деле приехал Морис и в чём причина моего настроения. Если, конечно, ты волшебным образом излечишься от мигрени и дождёшься конца ужина. – коротко поклонившись, храмовник вышел, тихонько притворив дверь, Ревекка улыбнулась, хотя голова и вправду сильно болела. Видимо, надышалась испарений от котелка. Но Буагильберу удалось раззадорить её любопытство, странно, что эта чисто женская черта проснулась в ней именно рядом с ним. Раньше девушка такой не была. И никогда раньше она не позволила бы себе дерзить другому человеку, тем более настолько старше её, будь он гой или еврей. Улыбка сползла с её лица, не стоило ему говорить таких слов. Но порой точно какой-то демон толкает её на эти речи, хотя видит девушка, как злят гордого храмовника её слова, каким бешеным огнём горят глаза, как машинально он стискивает рукоятку кинжала, как сжимает кулаки, но так же она видела, что он сдерживает себя, ради неё. Ревекка присела на скамью, неосознанно коснулась его плаща, всё так же лежащего там, где его бросили. Отец всегда говорил ей: «Почитай человека по его поступкам», но с Брианом это отцовское наставление не срабатывало. Девичьи пальцы легко обводили красный крест на ткани плаща. Как ей быть? Как относится к человеку, который держит её рядом с собой, но при этом мягок и бережен (насколько это возможно при его характере) с ней. Увез из дома, но позволил видеться с отцом, попросив взамен только о доверии. Слишком много чёрного и слишком много светлого было намешано в нём, точно краски жизни. Тяжело быть рядом с ним, но почему-то Ревекке уже казалось, что без него будет ещё более невыносимо. - Сожалеешь о своих словах или так нравится мой плащ? – голос храмовника, который, как выяснилось, вернулся за своим плащом и перчатками, заставил Ревекку взвизгнуть от неожиданности, резко дёргаясь в сторону и падая на пол. Однако больно стукнуться головой об угол стола, стоявшего рядом, не дала ладонь храмовника. Бриан успел подставить свою руку, принимая удар на себя, второй рукой схватил девушку за шиворот и поднял на ноги – Ну и чего ты так испугалась? - Ты вошёл очень неожиданно. - Не знал, что войти можно не очень неожиданно. – Бриан сгрёб свой плащ и перчатки – Совесть грызёт? – понимающе кивнул он, Ревекка смутилась. - Прости, тот случай, хоть и был разбо… - девушка запнулась, увидев, как он скривился – Прости, я была не права. – отвернувшись к открытому очагу, в котором так и продолжал гореть огонь, девушка опустила плечи и призналась – Я не умею извиняться. Наверное оттого, что никогда раньше мне не приходилось огорчать людей. - Я это уже понял, всегда считал, что это я не умею извиняться, потому что раньше мне никогда и в голову не приходило это сделать. Но я оказался не прав. Ты это делаешь ещё хуже, чем я. Скажи, Ревекка, в чём на самом деле причина твоего поведения? Только ли меня ты испытываешь, может, в твоём сердце что-то дрогнуло, ммм? - Моё сердце спокойно. – тут же вскинула голову еврейка. - Тогда почему ты так реагируешь на меня? И что означала сцена, которую я застал, придя сюда вторично? – он не поленился подойти и заглянуть в порозовевшее от смущения лицо девушки – Я дал тебе слово, что до тех пор, пока не заполучу твою душу, пальцем не притронусь к тебе. И я своё слово сдержу, чего бы мне это не стоило. Потому что я вижу, что понемногу ты меняешь своё отношение ко мне. И я счастлив уже этим. Вопрос у меня только один, почему ты не хочешь попробовать быть чуть свободней от религиозных глупостей и условностей общества? - Потому что я девушка. Ты пойдёшь по жизни дальше, молодцевато бряцая оружием и звеня шпорами, меня же навсегда заклеймят, как тамплиерскую девку. - Дождись вечера, я расскажу тебе о чём говорил со мной король Филипп в Париже, и что он написал в письме, которое привёз Морис де Браси. - А сейчас рассказать не можешь или не хочешь? – живо повернулась к нему Ревекка и едва не стукнулась лбом об его подбородок, Бриан отрицательно покачал головой. - Хочу и могу, тем более, что это может рассеять твои сомнения и страхи, только… должна же у меня быть надежда на то, что после того, как зажгутся звёзды на небе, я могу рассчитывать на ещё одну встречу с тобой?