Если бы...

Замок весьма удачно располагался близ Таленса, в нескольких десятках милях от Бордо ближе к Гаронне. Мягкий климат юга украшал высокие стены каменного дома вьющимися виноградными лозами, что придавало замку особую живописность. С высоты башен, построенных ещё прадедом нынешнего хозяина, храмовника Бриана де Буагильбера, можно было увидеть Великую реку Франции. Замок этот был построен в конце позапрошлого столетия первым представителем рода, после он ещё трижды перестраивался, первоначальный бревенчатый мотт-и-бейли на верхушке высокого холма, оделся в массивный камень, превращаясь в полноценный донжон, оброс высокими крепостными стенами, башнями и пристройками. Последний раз перестраивался замок десять лет назад, после одного из многочисленных бунтов Аквитании, когда приехавший в спешном порядке из Палестины хозяин, оглядел потрепанный, но выстоявший после осады родовой дом. Второе, что он сделал: отдал приказ о ремонте и укреплении замка (первым делом сэр Бриан счел нужным перевешать бунтовщиков). С тех пор у замка есть внутренняя стена, на случай если вдруг следующая осада окажется более успешной, и дополнительные четыре башенки, охраняющие подъемные механизмы двух ворот, ну а за самим хамовником укрепилась репутация человека жесткого и скорого на расправу. Что совершенно не мешало ему жить. Морис де Браси прекратил оглядывать стены замка, его спутники (парочка копейщиков и человек шесть стрелков) с нетерпением смотрели на своего вожака, ожидая, когда же он подаст сигнал рожком для того, чтобы им спустили мост и открывали ворота. Епископ Бегеля, Одрик Бернар, к кому они ездили по поручению короля Франции, предлагал остаться на ночь в его монастыре, но сэр Морис отказался, памятуя о приглашении Буагильбера, которого днём встретил на крестинах сына их общего знакомого. Глава наемников поднес к губам оправленный в серебро рог и протрубил английский сигнал. Через двадцать минут отряд уже въехал во внутренний двор, где их встретил сам хозяин замка. – Ты задержался. – хлопнув друга по плечу, упрекнул Буагильбер. – Надеюсь, вино не прокисло, а мясо не превратилось в уголь. – Не вздумай такое сказать при моей тетки, иначе твою голову подадут на десерт. Как дорога? – Отличная. Нам не дали поговорить в Таленсе, какие новости? – Я думал всё новости сосредоточены на севере, откуда ты приехал. Зря Филипп затеял войну с Ричардом. – Не узнаю тебя, друг, с каких пор ты начал так осторожничать? Я ведь помню, как раньше ты воодушевлялся при упоминании о хорошей драке. – В моей жизни многое изменилось после Торкилстона. Идём, я покажу тебе твои комнаты. – так разговаривая, двое рыцарей прошли до спальных комнат. Спутников де Браси прислуга замка увела в другую сторону, и сэра Мориса сопровождал только оруженосец. Толкнув одну из дверей, Буагильбер жестом пригласил друга внутрь. – Торкилстон... – мечтательно проговорил Морис, сбрасывая плащ – Да, жаль беднягу Реджинальда. Кстати, а что случилось с твоей черноокой красавицей–еврейкой, сэр Бриан? Ты, помниться, был так очарован ею, что полез в самое пекло, чтобы спасти от пламени. – Обещаю, что увидишь всё сам. – со смехом ответил Бриан – А теперь прости, я должен вернуться к гостям. – Так я не единственный твой гость на сегодня? – Нет, к сожалению. Но тебе я рад больше всего. Приведи себя в порядок и спускайся. За столом будет только несколько моих соседей и их жены. – А мы с тобой будем единственными без пары. – подхватил Морис, Бриан, уже стоя у дверей, возразил: – Ну, почему же, мы с тобой? Моя пара тоже спустится, а ты можешь составить пару тетушке Матильде. – у вожака вольнонаемников глаза на лоб полезли от удивления. – Ого. Бриан, ты увлекся новой красоткой? И кто же она? Я ее знаю? Это с ней ты приезжал в Париж, возвращаясь из Англии? – Слишком много вопросов, друг мой. Поторопись и сам всё увидишь. Разумеется после такого сэр Морис торопился, как на пожар. И торопил своего оруженосца, помогавшего ему с одеждой. Уж очень не терпелось де Браси увидеть новую пассию друга. Он был просто уверен в том, что девушка южанка, скорее всего, из обедневшей дворянской семьи, которая сдала храмовнику дочь за определенную сумму денег, и наверное, необыкновенная красотка. Впрочем, как и всегда. Гостями рыцаря Сионского Храма действительно были соседи с супругами. И половину из гостей Морис знал, так как, хоть он и родился не в Аквитании, а аж на берегах Вьенны, однако юность его прошла здесь, где он был оруженосцем при дворе одного из графов Элеоноры. В главной зале, месте сбора гостей, было уже всё собрание, кроме дам. Так что Морис радостно приветствовал знакомых ему рыцарей и баронов и познакомился с незнакомыми. Вскоре спустились и дамы, однако нетерпеливого норманна ждало разочарование, всех присутствующих дам он легко узнал в свете факелов и светильников. Законы учтивости не позволяли перейти в трапезную без хозяйки замка, поэтому всё дружно столпились у огромного камина, где было наиболее светло. Хозяйка не заставила себя долго ждать и Морис, помнящий госпожу Матильду, как первую любовь своего бывшего господина, двинулся было к ней, но тут же остановился, увидев рядом с теткой друга вторую фигурку. Девица и впрямь была хороша собой. Смуглая и высокая, под стать Бриану (Морис даже сначала подумал, что своё очередное увлечение храмовник выбирал, исходя из этих соображений), в красивом шелковом платье, что на фоне других дам, раздетых в тяжелые ткани, выгодно выделило ее, и в семейных драгоценностях рода Буагильберов, что было удивительно, ведь даже Матильда никогда не трогала их, чтя память сестры. Однако лицо девушки показалось ему знакомым, где–то он уже видел эти черные глаза и правильные черты лица, эту величавую поступь и плавные движения. Причем, не так уж и давно видел. Не более трёх месяцев назад. - Завидую, как мужчина. – тихо обратился к храмовнику один из старинных его знакомых, рыцарь на службе у графа Бордо, Анри де Шеро - Такая красавица и в твоей власти, но, позволь-ка, Бриан, разве тебе не грешно заглядываться на такую красоту? – Морис невольно улыбнулся, вспомнив ответ храмовника, когда он сам задал подобный вопрос. - Всё не так, как кажется на первый взгляд, Анри. – спокойно ответил Буагильбер с удовольствием рассматривая любимую – Это прелестное создание играет значительную роль в жизни замка, поверь мне. - Неужели ты решился на такое вопиющее нарушение обетов? – поразился рыцарь – Я понимаю, мелкие прегрешения, типа обесчещенной девицы, пусть даже и благородного происхождения, но вот так… - Благородства у этого цветка больше, чем у всех нас вместе взятых. – в голосе храмовника проскользнуло раздражение на собеседника, однако пока он вполне держал себя в руках – И храбростью она не уступает никому. И нам с тётушкой остаётся только радоваться тому, что при её характере, эта юная мадемуазель не родилась мужчиной. - Особенно этому радуешься ты. – проницательно уточнил Анри, Бриан только усмехнулся и промолчал. Де Браси, бывший свидетелем этой словестной перепалки, вновь посмотрел на девушку уже более внимательно. Его друг говорил о женщине в таком ключе только однажды, и если тогда, в зале Торкилстона в его голосе звучало раздражение и досада, теперь же проскальзывали явные нотки гордости за обладательницу такого характера. Хотя на взгляд Мориса женщина должна быть послушной и кроткой, бесхарактерной, как леди Ровена, а не как… Стойте-ка, неужели это правда!?... Окончательная уверенность в своих выводах пришла, когда Матильда легко кивнула гостям и представила девушку: - Моя названная дочь, мадемуазель де Турнье. – забавно, что она назвала свою фамилию, но не сказала, как зовут девушку. Впрочем, Морису де Браси это уже и не требовалось, потому что он понял, кто стоит рядом с Матильдой и почему Бриан с такой нежностью смотрит на Ревекку из Йорка. Он бросил на друга ошарашенный взгляд, говоривший: «Ты окончательно с ума сошёл?», на что Бриан одними губами ответил: – Ни слова, Морис. – и пока норманн приходил в себя от удивления, успел пройти обмен приветствиями и любезностями. Ревекка удивительно достойно ввела себя и Бриану точно не приходилось за неё краснеть, почтительно поклонившись гостям, она предпочла остаться в тени Матильды, что вполне соответствовало норме поведения незамужних благородных девиц Франции. Это, конечно же, сказалось на отношении присутствующих здесь женщин, которые поначалу смотрели на неё с легким презрением (а чего ещё могла заслужить девушка, привезенная храмовником неизвестно откуда?). Теперь же на неё поглядывали с любопытством, мысленно отмечая всё детали облика названной дочери Матильды. Мужчины же, которых было сложнее ввести в заблуждение, понимающе переглянулись. Вот уже две недели, как Бордо и его окрестности судачили о таинственной девушке, которую привёз Бриан де Буагильбер. Кое–кто видел, как храмовник показывал этой юной мадемуазель Бордо, кое–кто слышал от своей прислуги о том, что в замке Буагильберов появилась девушка необыкновенной красоты и, мол, хозяин земель носится с ней, как с писаной торбой. И всем не терпелось официального, так сказать, представления красавицы обществу. Морис услышал, как двое баронов рядом с ним тихо перемолвились: – И где только Бриан находит таких красавиц? – сказал барон де Брио-Шаплен с явной завистью. Зависть была понятной, сам барон был женат на невзрачной блондинке из северных графств Франции. – Говорят из Англии. Хотя кто знает, на бледную деву Альбиона она не похожа. – ответил его собеседник. – Да наша она, чистокровная француженка. Голову даю на отсечение, из Лангедока или же из Марселя. Скорее всего последнее, ведь именно через Марсель возвращаются крестоносцы! – Не обязательно, он мог привезти ее хоть из самой Палестины. Никосия, Кипр, его собственный Тортоз, в конце концов, там таких красоток пруд пруди. – Вот это вряд ли. Я видел Бриана полгода назад, он приехал один, мы встретились в Истре, выпили греческого вина и он тогда сказал, что ему опротивели девки и постоянный зной пустыни. – Эта ему точно не опротивела, раз даже наша несгибаемая мадемуазель Матильда назвала ее приемной дочерью. А самое главное, взгляни на ожерелье, ведь его дарил покойный старик Астор матери Бриана. – Ему всё равно нельзя. Но тише, Бриан смотрит на нас, не хотелось бы с ним ссориться из–за твоего болтливого языка. – Моего? Брио-Шаплен, ты так договоришься до вызова на поединок! Морис осторожно посмотрел на храмовника. Да, тот прекрасно всё слышал и его это, кажется, забавляло. Только Морис двинулся к женщинам, намереваясь поговорить с самой еврейкой, но тут его перехватила Матильда. - Морис, мальчик мой, ты надолго в Аквитании? - Нет, завтра уезжаем. Как ваше здоровье, госпожа Матильда? Как поживает наш незабвенный граф Дайон? Его оруженосцы всё так же носят от него букеты с розами под двери вашего дома в Шале? - Святая Мария, Морис, бедолага Дайон уже лет пять, как отдал богу душу, оставив свою безутешную вдову, четверых детей и троих внуков! – ужаснулась старая женщина, перекрестившись, вожак вольных стрелков стушевался, поняв, что попал впросак. И с Ревеккой поговорить ему явно не дадут. А впрочем, стоит ли разжигать этими разговорами ревность друга, который мог запросто плюнуть на многолетнее знакомство и вызвать на поединок? Ведь, Матильда и сама могла послужить источником информации. - Меня слишком долго не было в Аквитании, прекрасная госпожа. Могу ли я проводить к столу хозяйку замка и выразить ей своё восхищение? - Морис, я уже давно не прекрасна. Дни моей молодости уже прошли. Хотя, некое изящество и прелесть во мне сохранились. – кокетливо стрельнула глазами в молодого мужчину эта почтенная женщина и чуть не прыснула со смеху, увидев его реакцию на её взгляд. - Однако же, - взяв себя в руки, зашёл с фаланга де Браси – вы достаточно молоды, чтобы взять опеку над девицей. - А что мне ещё оставалось делать? – эмоционально всплеснула руками престарелая мадемуазель, после чего подхватила руку Мориса и довольно бодро зашагала в трапезную, практически таща спутника на буксире – Я уже старая, немощная женщина, которая, вполне вероятно, скоро отправится к своей несчастной сестре! – бедолага, у которого уже начала болеть рука, за которую его тянули, с сомнением покосился на Матильду, но промолчал – Бриан всё в своей Палестине, за замком нужен глаз да глаз. И так меня удручает одна только мысль, что два славных рода, Буагильбер и Турнье, прервутся на моём племяннике, а тут ещё и хозяйство надо кому-то передать по наследству. – Морис прикусил язык от удивления и так как ему приходилось практически бежать вслед за Матильдой, прикусил он довольно сильно, до крови. Взвыл от боли, за что тут же получил строгий отворот-поворот – Даже не думай, что я выдам девушку за тебя, Мо-мо. Боюсь, супруг из тебя такой же отвратительный, как из Гуго швея! Окажи мне честь, садись рядом, я тебе сейчас всё-всё расскажу! – вот после того, как женщина назвала его детским, давно забытым прозвищем, сидеть рядом с ней не хотелось даже под прицелом с полсотни лучников. Он бросил тоскливый взгляд на Бриана, который бережно поддерживал локоток Ревекки, ведя её к столу, понял, что помощи ждать неоткуда и смирился с неизбежным. - Но, позволь, разве эта девица не принадлежит к племени, гонимому по всей Европе. - Ну и что? – пожала плечами Матильда, начиная хлопотать вокруг рыцаря и тем самым ещё больше сбивать его с толку – Я думаю, ей прекрасно подойдёт имя Дороте, подарок бога. Ну или Клеменс, нежная и милосердная. На мой взгляд, отлично звучит, Дороте де Турнье, Клеменс де Турнье. Бриан, как ты думаешь? - Лучше всего Дидиан или Аими. – бросил через плечо храмовник, усаживая своё сокровище рядом с собой. В общем-то его выбор был понятен, либо желанная, либо очень любимая, а как ещё можно назвать девушку, ради улыбки которой он готов на любое безумство? Матильда же отмахнулась от слов племянника и снова вцепилась в Мориса не хуже лесного клеща: - Она сирота, а стало быть, не может иметь национальность. Бриан не имеет права ни жениться, ни удочерить её, так что приходиться всё мне самой. Сама удочерю, сама и… - Женитесь? – подозрительно спросил Морис, воспользовавшись небольшой заминкой. - А это, дружок, просто невозможно. Выдам её замуж. - За кого же? – усмехнулся Морис – Я не представляю ни одного мужчину, который захочет жениться на еврейке. - Даже если она примет христианство и станет наследницей рода де Турнье с богатым приданным в виде земель близ Шале? – прагматично спросила Матильда и вот тут наёмник задумался. Так ли важно: еврейка ли христианская девица с громкой фамилией и богатым приданным? Так ли уж важны предрассудки, если такой куш? – А если ещё добавить внушительный кусок земель, что передал в наследство сыну Астор, правда, с условием, что один из сыновей, который унаследует эти земли, станет носить фамилию Буагильберов. Не Тамплю же отдавать плодородные земли, при вступлении Бриана в орден, храмовники и так получили достаточно. Так что подумай, может у тебя есть знакомые воины. – добила Матильда. Морис искоса посмотрел на окаменевшего рядом с ним Бриана, хоть они и шептались с Матильдой довольно тихо, всё же храмовник услышал. Ему было очень тяжело, вслушиваться в еле слышное шушуканье рядом с собой, которое постоянно перекрывали лютня менестреля, звон кубков и общие разговоры за столом. И ему было особенно неприятно то, что он слышал. Да, с идеей тётки об усыновлении девушки Ревекки семьёй де Турнье, он был знаком. Тётушка эту идею выдвинула ещё в Англии, практически сразу по его возвращению из Йорка. И это был вариант, один из. Но Бриан даже помыслить не мог, что она начнёт практически сватать его, Бриана, любимую его же другу. Впрочем, какой Морис после всего этого друг? Буагильберы славились настойчивостью и невероятным упорством в умении удержать то, что считали своим, именно это качество когда-то позволило викингу Гизилберту, светлому стрелку, стать основоположником дворянского рода Франции. И если уж Бриан когда-нибудь решится на такой отчаянный поступок, как отдать смысл своего теперешнего существования в руки другого мужчины, Бриан сначала оскопит его, а уж потом с чистой совестью отпустит любимую. Хотя, если серьёзно об этом задуматься, то самое идеальное существо на роль фиктивного супруга был бы Гуго, который относится к Ревекке, как к старшей сестрице и госпоже. - Кто позволит вам провернуть такую авантюру, моя госпожа?! Король Филипп?! Король Ричард?! – выдохнул ошалелый от всего разговора Морис. Матильда пожала плечами и преспокойно сунула в рот кусочек дичи, тщательно разжевала, запила вином и только после этого ответила: - Зачем мне идти с такой просьбой к королям, Мо-мо? Это может вполне решить и королева Элеонора. Вряд ли она откажет в такой мелочи своей бывшей фрейлине, наперснице её тайн. Да, если рассматривать с этой точки зрения, то авантюра увенчается успехом. Морис подумал о том, что ради земель любой родовитый и неженатый мужчина согласился бы на такой брак, даже если бы на момент венчания барышня уже вынашивала наследника Бриана. А может, всё так и есть, поэтому Матильда суетиться? А впрочем, какая разница? Зная храмовника, Морис сильно сомневался в том, что Матильде удастся выдать замуж девицу Ревекку до того момента, пока самому Бриану она не надоест. А судя по тому, что происходило сейчас, надоест ему ой как нескоро. Если уж он вот так смело и открыто представил безродную девушку, дочь проклятого племени, осуждённую в Англии за колдовство его же собственным орденом, как одну из хозяек замка, у него всё серьёзно. Как христианин и католик, де Браси осуждал духовное лицо, решившегося на такое серьёзное преступление, но рыцарский долг, узы дружбы и просто человеческая симпатия к суровому тамплиеру велели ему совсем другое. - Нет. При всём моём уважении к тебе и к Бриану, нет. Я могу помочь другу, жениться на Ревекке и, клянусь, что никогда не притронусь к ней пальцем и признаю её детей от Бриана, при условии, что и моих детей от другой женщины она признает своими. Но лучше всего, если гроссмейстер освободит его от обета безбрачия, это возможно, Бриан однажды упоминал об этом. - Спасибо, Морис. – спокойно проговорил Бриан, а Матильда весело улыбнулась. Де Браси возмущённо посмотрел на одного, потом на вторую, глянул на Ревекку, со сдержанным любопытством взирающую на него из-за плеча храмовника, и сдулся. - Леди, какое имя вы не носили бы, знайте, меч Мориса де Браси будет отстаивать ваше доброе имя и честь, ради моего друга. – лёгкая улыбка скользнула по губам девушки. - Я благодарю вас за ваши слова, благородный рыцарь, хотя и понимаю, что они продиктованы скорее дружбой между вами и господином, а не Уставом рыцарства. – Бриан нарочито поднял глаза к потолку, как бы говоря: смотри, друг мой, какой же строптивый характер у неё и мне приходится с этим мириться. На что Морис только фыркнул, тоже мне, великий страдалец. Между тем, прощальный ужин (Бриан ещё в начале трапезы объявил о том, что через два дня покидает родину и возвращается в Палестину) шёл своим чередом. Было уже немало выпито и съедено, сказано и спето. Ну и разумеется многих интересовали в равной степени две темы, противостояние между двумя королями и новый крестовый поход, о котором уже прошёлся слух по Европе, хотя до конца перемирия, заключенного между Саладином и королём Ричардом оставался ещё один год. - Война между Филиппом и Ричардом не позволит нам, европейцам, дойти до Иерусалима. – громко вещал Анри де Шеро, который уже изрядно покачивался и не мог твёрдо стоять на ногах – Как нам воевать за гроб Господень, если наши государи не могут поделить кусок земли? - Нормандия, Пуату, Овернь, Гасконь и Аквитания достаточно большая часть Франции. Понятное дело, что король Филипп решил прибрать эти земли к своим рукам, только переварить такой огромный кусок франки не смогут. – возразил его собеседник. - Ты забыл об Анжу, Турени, Бретани и Мэн, Юдон. – поправил его со своего места Буагильбер, который из всех присутствующих мужчин практически не пил – Если бы наша герцогиня в срок родила королю Луи сына, тогда бы сейчас не было бы никаких войн. - Ты против войны с французами, Бриан? – удивился этот довольно молодой, не более тридцати лет, барон. Бриан де Буагильбер чуть качнул головой: - Я против того, что мы, французы, должны будем отстаивать свои земли и убивать других французов. Я согласен убивать сарацин и мусульман, я своей жизни для этого не пожалею, но гражданская война… ничем хорошим это не закончится. - Что гадать сейчас, Бриан? Король Филипп уже выдвинул свои войска в Верней! - И что же? Он уже получил в прошлом году по крайней мере три крепости. Но это не поможет ему централизовать Францию, пока жив король Ричард. И до тех пор, пока не улягутся эти распри даже не стоит задумываться о новом крестовом походе. Кто его станет возглавлять? Ну уж точно не Ричард. Именно поэтому я отправляюсь обратно, чтобы в числе своих братьев по оружию сохранить то, что нам с таким трудом удалось отбить у неверных, а смотреть на то, как французы будут проливать кровь из-за амбиций двух королей, нет, увольте. - То есть ты уезжаешь, оставляя в замке свою почтенную тётушку, да ещё и в придачу с молодой незамужней девицей, без охраны? – уточнил барон де Брио-Шаплен, пристально разглядывая Ревекку. Впрочем он весь ужин то и дело поглядывал на девушку, что крайне не нравилось Буагильберу и смущало саму Ревекку. - Во-первых, у замка очень хороший гарнизон и я плачу им достаточно много, чтобы купить их преданность, Ромен, во-вторых, вряд ли Филипп дерзнёт напасть на Аквитанию, хотя бы потому что всегда уважал и почитал нашу герцогиню. И в-третьих, мадемуазель Аими де Турнье едет поклониться святым мощам в Никосию, так что у неё как раз и будет самая лучшая защита. - Днём и ночью? – с намёком проговорил пьяный барон. - Столько сколько потребуется и даже сверх. Боюсь, тётя мне не простит если с её названной дочерью что-нибудь случится. - Да, не прощу. – подтвердила Матильда – Я ещё не насладилась сполна этим внезапным материнством. Вот, к примеру, в начале трапезы господин Морис просил у меня руки Аими. – произнося это выдуманное имя, она выразительно глянула на племянника – Прямо готов был на коленях умолять. - Я?! – удивился Морис, но никто не обратил внимания на него. - И что же вы ему ответили, моя дорогая тётя? - Что подумаю над его предложением, посоветуюсь с самой Аими, в конце концов. Если найду такую в замке. – ещё тише добавила Матильда – Господа, уже поздно, прошу прощения, но мы, дамы, ужасно устали. И посему намерены удалиться на покой. Разговоры о политике и войне не для нас, женщин, и, по правде говоря, я удивлена вашим сегодняшним поведением. Право слово, Аквитания всегда славилась трубадурами и менестрелями, веселыми, шумными пирами и учтивой куртуазностью по отношению к дамам, если бы хотя бы один северный варвар увидел бы наше сегодняшнее застолье, он ни за что не поверил бы, что находится среди южан. – гости тут же наперебой принялись уверять хозяйку замка в том, что только война между английскими владениями Плантагенетов и французской лилии Капетингов послужило такому неучтивому отношению к дамам за столом. И ещё до прощального кубка они, мужчины, готовы искупить вину перед красавицами. И в подтверждении этих слов Юдон потребовал у менестреля лютню и спел балладу о влюблённых, сбежавших на край света от тирании их родителей. - После прощального кубка иди в свою комнату. – тихо шепнул Бриан Ревекке, пользуясь тем, что всё внимание гостей сосредоточенно на певце – Болдуин и Гуго проводят тебя, а когда они выйдут, запри за ними дверь. И не открывай никому, чтобы не случилось. - Ты чего-то боишься? - Опасаюсь. Морис попросил уделить ему с четверть часа после ужина, а Ромен слишком много выпил сегодня и ты явно пришлась ему по душе. Не хочу, чтобы он пришёл в твою комнату, пользуясь моим отсутствием, и стал настаивать на…ммм… более близком знакомстве. - Но он ведь женат. Разве можно нарушать обеты, данные перед богом и алтарём?! – Ревекка с искренним ужасом посмотрела на барона, о котором они говорили. Бриан же с умилением улыбнулся, ну как можно быть такой наивной и простодушной девочкой? - Милая, тебе напомнить о том, что я давал обеты посерьёзнее тех, в коих клялся этот червяк. И одной прекрасной иудейки достаточно сказать только коротенькое «Да», чтобы я нарушил свои клятвы. - И как же этой иудейке верить одному полу монаху, если он готов нарушить свои клятвы? – в голосе её, несмотря на суровость упрёка, не было строгости, скорее лёгкая улыбка. Поэтому Бриан ласково ответил: - О, это сложный вопрос. Проблема в том, что дело веры всегда сложно. Хотя кое-кто и обещал мне как-то в Дувре, что научится доверять мне. - Я всегда выполняю свои обещания. - И через сколько же лет? Я успею до своей старости? – они улыбнулись друг другу, наверное, ему действительно стоит верить, решила еврейка, ведь до сих пор этот рыцарь, хоть их знакомство и началось не самым романтическим образом, ни разу не предал её – Ты невероятная, когда улыбаешься. - Прекратите оба немедленно. – прошипел рядом с Брианом Морис – От ваших взглядов и улыбок может весь замок вспыхнуть, я уже не говорю о том, что ваши чувства и так бросаются в глаза. – Бриан искоса глянул на друга, но ничего не ответил. Ревекка же склонилась над своей тарелкой, скрывая смущение. - Я запру дверь. И дождусь тебя. - Я сказал прекратите немедленно! Это в конце концов, неприлично! – возмущённо засопел Морис, Бриан же откинулся на высокую спинку своего кресла и добродушно протянул: - Ты просто завидуешь, Морис, тому, что я после падения Торкилстона был единственным, кто не остался внакладе. – Ревекка чуть нахмурилась, тема начала их знакомства была для неё неприятной – Не злись, мой цветок, я не имею в виду ничего дурного. - Вот уж действительно правду говорят наши трубадуры, что взгляд женщины опаснее меча и страшнее секиры. – Морис по-доброму усмехнулся Ревекке – Можешь гордиться, прекрасная дева, таким его никто и никогда не видел. - Боюсь, тут мне нечем гордиться, сэр. – негромко проговорила Ревекка. Мужчины хотели было ей ответить, но тут Юдон взял последний аккорд и был награждён такими громкими рукоплесканиями, что вряд ли Бриан и Морис смогли перекричать поднявшийся шум. Прощальный кубок первым поднял Бриан, по праву хозяина дома. - Мои добрые соседи, я хочу поднять наш сегодняшний прощальный кубок за прекрасных дам, которыми мы сегодня любуемся, за честь наших предков, которую мы и впредь постараемся не посрамить, что бы не случилось в королевствах, и за нашу великую госпожу, Элеонору Аквитанскую, единственную женщину перед которой мы все впервые принесли клятву верности служения и чья жизнь бесконечная борьба, победа и слава. - За Элеонору Аквитанскую! За великую красавицу Гаронны! – поддержали его хвалебными криками. И после того, как было допито вино, гости начали желать хозяевам спокойной ночи, удачного пути в предстоящем путешествии и прощаться на ночь. Ревекка в сопровождении Гуго и Болдуина тихонько выскользнула из трапезной, повинуясь лёгкому кивку Бриана, когда барон Ромен де Брио-Шаплен подошёл с супругой попрощаться к Матильде. Через некоторое время зала опустела и Бриан кивнул Морису. - Идём до твоих комнат, вижу, ты разочарован, друг мой? - Даже не знаю, Бриан, то, что ты так легко отказался от борьбы с Ричардом, которого ненавидишь, это... это непохоже на тебя. Ты изменился. - В этом я не изменился. Я не могу выступить против Ричарда здесь, Морис, в Англии, в этой варварской холодной стране, населённой дикими саксонскими свиньями, да. Но не на земле моего сюзерена. – де Браси кивнул, да он прекрасно понимал чувства Бриана, и понимал причины нелюбви друга к королю Ричарду и преданности королеве Элеоноры. Два рыцаря неспешно прошли по коридору до лестницы, ведущий в гостевое крыло. Морис остановился вдруг и прямо спросил: - Ты и вправду так любишь эту еврейку? - Морис…. - Нет, ответь. Ответь честно. Я знаю тебя очень давно, ты был для меня, оруженосца, примером для подражания, ведь ты очень рано получил рыцарские шпоры и пояс, и я всегда считал, что после твоей первой неудачной любви ты никогда больше не будешь таким, как прежде. Ты ведь из-за этого не хочешь ввязываться в войну между Филиппом и Ричардом? Из-за неё? - Нет, я написал Филиппу настоящую причину своего отказа, и могу озвучить это тебе. Ревекка тут не при чём, возможно, для неё было бы даже лучше, если бы я погиб во время этой войны, но не она причина отказа. Я просто не могу, во-первых, орден в это не вмешивается, приказ гроссмейстера, во-вторых, я действительно не могу надолго оставлять Тортоз, это правило Устава. И в-третьих, скажу тебе честно, я устал от войн. Ещё при переходе в Аскалон, видя, как гибнут мои собратья по ордену, которые прикрывали головную часть армии Ричарда от сарацинских стрел, я понял, что хочу покоя. Я почти добился всего, о чём мечтал в юности, в Йорке наш гроссмейстер уже объявил меня своим преемником, год-другой и он умрёт, освободив мне свой жезл. А Филипп… употреби всё своё влияние на него, но отговори Филиппа от этой затеи. Ричарду он не противник, как бы я не относился к династии Плантагенетов, но я могу признать достоинства врага. Он вернулся из Палестины овеянный славой, которая останется в веках и которая привлечёт к нему множество союзников, уж поверь мне, вернулся с огромным опытом ведения войн, и с пустым кошельком, который сейчас начнёт интенсивно пополнять. Ему некуда отступать и поэтому он будет биться с той яростью, с которой приказывал три года назад казнить пленных в Акре. С принцем Джоном Филипп бы справился легко, но не с Диком Да-и-Нет. - Что ж. Жаль. – задумчиво проговорил Морис, потом встряхнул шевелюрой и более бодро закончил – Я последую твоему совету и попробую убедить короля, а ты поезжай с Богом в Палестину со своей мадемуазель Аими. Но, чёрт бы тебя побрал, Бриан, это надо же, всего лишь и нужно было переодеть её в наш наряд и не называть её настоящего имени. - У каждого из нас свои предрассудки, но как видишь, это всего лишь иллюзия, все эти глупые разговоры о различии наших религий… Ревекка еврейка, но в первую очередь, она женщина. И для меня важно первое, не второе. Ступай, меня ждут. - Счастливец, тебя ждут. Ревекка действительно ждала, едва за оруженосцами закрылась дверь, как она тщательно заперла её на засов и теперь в волнении расхаживала по спальне, начиная не на шутку тревожиться. Осторожный стук в дверь и голос храмовника прозвучали для неё невероятным облегчением для души, распахнув дверь и впустив тамплиера, еврейка отошла к окну и села на широкую скамью, покрытую звериной шкурой и мягкими подушками для сидения. Бриан закрыл дверь, неторопливо прошёл к камину. Оба молчали, не решаясь заговорить. - Тебе понравилось сегодня сидеть, как хозяйка? – наконец спросил Бриан, девушка опустила голову. - Нет. – призналась она – Я была полноправной хозяйкой в доме моего отца, в сегодняшней роли по сути ничего не изменилось, кроме… - она запнулась и Бриан закончил за неё: - Кроме того, что рядом с тобой сидел не отец, а я, и так же оттого, что тебя назвали другим именем. - Да, это как примерять одежду с чужого плеча. Ты сказал, что скажешь, зачем приезжал Морис и что тебе сказал король Франции. Это всё из-за войны? - Именно, наверное, хорошо, что мы с тобой уезжаем сейчас, когда война только начинается, мне даже кажется, что там в Палестине сейчас будет спокойнее, чем в Европе. Удивительно, правда? – он посмотрел прямо в глаза девушки – О чём ты думаешь, когда смотришь на меня? - Я не хотела бы отвечать на этот вопрос. – уклончиво проговорила Ревекка. - Понимаю, думаешь ты обо мне не самое приятное. Я расскажу тебе предысторию, чтобы ты поняла, почему я отказался от участия в этой распри. Мой отец был преданным вассалом Гильома и когда герцог отдал богу душу, Астор де Буагильбер перенёс свою преданность на его дочь. Как ты знаешь, Элеонора вышла замуж за принца Луи и практически сразу же стала королевой Франции. Их свадьба прошла здесь, в Бордо, мать рассказывала мне, что это было сказочно красиво. Мы, южане, немного отличаемся от северных жителей. Моим родителям было нелегко привыкнуть ко двору лилий, но мои мать и тётка были фрейлинами юной королевы, а мой отец, тогда ещё жених, не мог оставить будущую супругу в Париже одну. Там они и поженились через два года, когда моей матери исполнилось 15 лет. И ещё 12 лет они прожили в Париже, находясь при свите королевы. В тот год, когда я родился, брак Элеоноры закончился, а через полтора месяца после развода она стала женой Плантагенета. - Вот так просто? - Да, вот так просто. Элеонора Аквитанская великая женщина и то, что она сделала, это было необходимостью. Но, право слово, лучше бы она выбрала не этого потомка Рыжего Ублюдка. Меня воспитывали на неприязни к Плантагенетам, на это были свои причины. Мой отец однажды крупно повздорил с Генрихом и Людовик принял сторону барона жены, с тех пор в нашей семье питают уважение к французскому королю и презрение к англичанам. И даже, когда герцогиня стала женой Генриха, многие принесли клятву верности и ему тоже, а вот мой род не стал. Даже когда я получил пояс рыцаря, я преклонил колени для клятвы сюзерену перед ней, но не перед её супругом, ни один Плантагенет не может назвать меня своим вассалом. Мои симпатии, как и симпатии моего покойного отца на стороне Франции, я француз, а не англичанин. В Париже Филипп сказал о том, что хочет вернуть провинции, принадлежащие когда-то Капетингам, обратно короне. Это благое дело, но… - Но он не сможет? - Кто знает сможет или нет, Ревекка, я не могу гадать, подобно цыганке. Скорее нет, чем да. - Ты же сказал, что не можешь гадать. – Бриан вдруг сорвался с места и стал ходить по спальне, с жаром поясняя: - Я не могу выбирать такое, с одной стороны Палестина и орден, гроссмейстер ещё в Ноттингеме сказал Ричарду, что Тампль не станет вмешиваться в распри между ним и королём Филиппом. С другой, в этом споре мои симпатии несомненно на стороне Франции, Капетинг зарекомендовал себя, как дальновидный политик и дипломат. С третьей стороны мой сюзерен, ты, на самом деле счастливый человек, потому что тебе никогда не придётся выбирать между долгом, симпатией и личными соображениями. Верней, куда собирался Филипп отправиться в первую очередь, это только начало. Бретань, Турень, Нормандия и Анжу вот его цель, отсечь континентальные английские владения от самой Англии, ты ведь умная девочка, сама понимаешь для чего ему это надо. - А потом он придёт с войной сюда, в Аквитанию? - Нет, он действительно уважает нашу герцогиню. - Уважает настолько, что идёт войной на её сына? Настолько, что подстрекал второго её сына к бунту? – Ревекка покачала головой, поражаясь недостойному с её точки зрения поведению монарха. Баугильбер присел на скамью рядом с ней. - Я тебе скажу больше, моё свободное от подлости сокровище, он подбил однажды обоих братьев к бунту против отца. А ты считала, что только я способен на бесчестные поступки, нет, милая, не только я. – Бриан помолчал с минуту и нерешительно начал – Морис привез письмо, Филипп просит меня об услуге, он сейчас остро нуждается в финансисте и казначее, хочет, чтобы эту должность занял один из моих братьев по ордену и я должен буду выступить, как посредник между ними. А так же он снова предложил примкнуть к его войску. Взамен, он может походатайствовать перед папой и гроссмейстером о том, чтобы меня освободили от обетов ордена. Он узнал о тебе, не знаю, как, но узнал. И мы могли бы хоть завтра поехать в Париж, и через неделю я смог бы… - Нет, Бриан, нет. – Ревекка прислонилась к подоконнику – Ты не можешь так поступить. - Отчего же не могу? Выйти из ордена сам, обойдясь малыми потерями, было бы и впрямь трудновато. В Уставе предусматривается статья о том, что любой рыцарь может прекратить своё служение ордену, если такова его воля, другое дело, как к этому отнесутся в обществе. Но если я встану во главе одного из войск Филиппа, он вправе будет освободить меня от обетов ордену для того, чтобы один из старинных родов не прервался на мне. Эта причина достаточно уважаемая. Я останусь побратимом ордена, но перестану быть храмовником, смогу продолжать носить крест, но я перестану бояться за тебя. - А как же твоя мечта о жезле гроссмейстера? - Я поменяю его на венчальное кольцо моей матери, которое одену тебе на руку. - Бриан, я еврейка и не стану менять веру. Мне дороги законы моих предков. – Бриан сделал глубокий вздох, подавляя вспышку раздражения, и ровно проговорил: - Хорошо, я уважаю твоё решение, давай спросим у ваших священнослужителей, что можно сделать в этом случае. В конце концов, можно ведь последовательницам Магомета становится жёнами иноверцев. - Это незаконно. Да и потом, через несколько лет ты сам же упрекнёшь меня в том, что не смог стать тем, к чему шёл двадцать лет. Пойми, то, о чём ты говоришь, всего лишь мечтания! - Потому что ты не позволяешь мне воплотить эти мечты в реальность, а принуждать я тебя не хочу! – Ревекка закрыла глаза и выдала свой последний довод. - Тебя осудят все. Даже те, кто сегодня сидел за твоим столом. - Так ли нам уж важно чужое мнение? Вот уж в ком в ком, а в тебе я таких предрассудков не ждал. Упрямства, недоверия, да, но не оглядки на чужое мнение. - Что ты написал королю Филиппу? – Бриан молчал, просто рассматривая девушку – Скажи. - Я отказался. – наконец проговорил он, еврейка закусила губу, чтобы не рассмеяться. - То есть, ты отказался, потому что знал, что откажусь я. И всё равно завёл этот разговор? Бриан де Буагильбер, вы не храмовник, вы настоящий церковник. - Ты меня ещё в коварстве обвини. – отозвался мужчина, поднимаясь со скамьи – Послезавтра мы отправимся в Марсель, оттуда через Мессину и Крит к берегам обетованным. Твоего отца уже предупредили, людей для него я выделил, хотя, возможно, и не стоило. Я подожду, Ревекка, хотя никогда не отличался особым терпением, но я подожду. - Тебе придётся очень долго ждать. – предупредила Ревекка, Бриан ответил только многообещающей улыбкой и коротким приказом: - Дверь за мной закрой. Через два дня Ревекка, тепло попрощавшись с Матильдой, покидала замок. Ей было нелегко уезжать в далекую, чужую для неё, страну, где она оставалась совсем одна. И хотя девушка знала о том, что не так далеко от неё под охраной воинов будет отец, он не сможет её поддержать советом или утешением. Разве что вытрет её слёзы краем своего рукава и как всегда скажет: "Ты должна быть сильной, дитя, ведь последнее дерево всегда забирает всю силу сада". Но где же взять столько силы для преодоления всех трудностей жизни? Ревекка обнимала плачущую Матильду, в последний раз окидывала взглядом гостеприимные стены замка, к которому искренне привязалась. - И запомни, - между всхлипами говорила ей тётушка - если этот эгоистичный человек станет тебя притеснять, ты в любой момент можешь вернуться сюда. - Это вообще-то мой дом. - устало проговорил Бриан, который терпеть не мог прощания - И мой замок, и мои земли, чёрт возьми! - Помолчи. - замахнулась сухоньким кулачком женщина и снова обратилась к девушке - Не переживай, ворота тут крепкие осаду выдержат, он следом не прорвется. Береги себя и пиши мне как можно чаще. А впереди была дорога, ведущая в неизвестность.