Если бы...

Звуки хорала возносили земную благодать небесному отцу. Кафедральный собор весь звенел и дрожал в благоговейном преклонении перед совершающимся действием. Сегодня здесь творилась история. История, которая началась с крови и войны и закончится войной и кровью. Вряд ли присутствующие на этой величественной обедне задумывались об этом. Многих интересовали совершенно другие заботы. Вот Генрих Шампанский, к примеру, с нетерпением ожидал, когда наместник римского папы с кафедры объявит о его предстоящем браке с прелестной королевой Изабеллой, которая с невероятным изяществом носила свою шестимесячную беременность. А сама королева, впервые с момента своего вдовства вышедшая из замка, с легкой грустью думала о том, что скоро ее жизнь в очередной раз сделает поворот. Однако теперь, вместо отчаянья, эта мысль вызвала только печаль о прошлом. Королева сегодня была под защитой двух орденов, Сионского храма и Святого Иоанна, поэтому представители и главы этих священных братств были рядом с ней. Магистр иоаннитов стоял по левую руку от королевы, приемник магистра тамплиеров по правую. И иногда молодая королева с лукавой смешинкой в глазах поглядывала на прецептора Бриана де Буагильбера, с момента начала обедни смотревшего только в одну сторону, точнее, только на одного человека. На присутствии Ревекки настояла королева, да и сама девушка побаивалась оставить без присмотра пациентку, которая за ночь успела отлично выспаться и отдохнуть. А утренняя прогулка под бдительным присмотром охраны явно пошла ей на пользу. Ревекка приехала в свите королевы, и хотя сама Изабелла настаивала на том, чтобы целительница осталась при ней, девушка нашла для себя укромное место под колоннами, в нескольких шагах от молодой королевы . Здесь она никому не мешала и могла видеть всё, что происходит и в церкви, и с Её Величеством. Храмовник нашёл ее быстро и теперь глаз не спускал с женской фигурки в темном платье. И мысли, которые бродили в этот момент у него в голове были так же далеки от Бога, как и мысли голодного волка, завидевшего добычу, далеки от милосердия. Полупрозрачная ткань, покрывающая волосы и нижнюю часть лица девушки, позволяла ему угадать черты любимого лица, но самое главное, он мог с лёгкостью читать по выразительным глазам все ее чувства. Сначала восторг от церемонии, тут Бриан был с ней согласен, собор искрился и переливался в лучах света и атмосфера торжественности даже у него, человека достаточно скептически настроенного к религии, вызывала невольное восхищение. Живейший интерес, она даже привстала на цыпочках, чтобы получше рассмотреть человека за кафедрой. Лёгкое недоумение, в отличии от самого храмовника, девушка понимала всё, что говориться на латыни, смешанное с любопытством. И вот теперь она о чём-то сосредоточенно размышляла, чуть хмуря брови. Буагильбер глядел на неё и не мог наглядеться, руки слегка подрагивали в нестерпимом желании прикоснуться к лицу любимой. Иногда в его глазах была нежность, разве может быть на свете существо более прекрасное и волнительное, чем его возлюбленная? Иногда вспыхивала ревность, когда он видел, что не только его внимание привлекает Ревекка. А при воспоминаниях о её губах и руках, в его глазах вспыхивала страсть. «Ну же, небо моё, - мысленно обращался он к девушке – обрати на меня свой взор! Ты уже рассмотрела всё, от платья королевы, до лепки на потолке, только на меня смотреть не хочешь, наказание божье!" Бриан вздохнул и тут же услышал рядом с собой сердитый шёпот: - Ты так тяжело вздыхаешь, Бриан, что даже у меня сердце ноет от тоски! Прекрати, друг мой, прояви ещё немного терпения и сможешь миловаться со своей чаровницей сколько вздумается! – Буагильбер как бы невзначай сделал шаг назад и с удовольствием наступил на ногу говорящего. Филипп де Плессье охнул от боли: - Да чтобы вас чума поразила! Бриан, это был Жильбер! – зло зашипел франк, арагонец тихонько посмеивался, а вот аквитанец уже снова ни на что не обращал внимания. Потому что их возня привлекла внимание самой любимой девушки на свете и Бриан не смог бы заставить себя разорвать эту зрительную связь, даже если началось бы светопреставление. – Люблю тебя. – беззвучно, одними губами, шепнул мужчина, но его возлюбленная всё и так поняла. Длинные ресницы опустились, на мгновение закрывая от него ее взгляд, но в следующую минуту она с мягким укором вновь смотрела на храмовника и он мог поклясться в том, что нежные щечки любимой окрасил румянец смущения, а белые зубки прикусили нижнюю губу, чтобы сдержать невольную улыбку – Безумно тебя люблю. – снова шепнул он только для неё и Ревекка, уже весьма заметно покраснев, отвернулась. Но Бриан достаточно хорошо знал женщин, поэтому ждал, точнее, ждал с нетерпением, когда движимая женским кокетством она снова посмотрит на него. И она посмотрела, строго, почти чопорно – Прости. – Ещё немного и ваша возлюбленная сравниться с розой не только красотой, но и цветом, благородный сэр. – тихо, так чтобы услышал только Бриан, молвила королева. Буагильбер едва заметно пожал плечами, ему всегда нравилось поддразнивать его гордую девочку. Что в этом такого? Снова глаза в глаза с любимой и снова мир пропадает, становится просто фоном, ненужным им двоим шумом. Бриан тонул в ее мягкости и нежности, разве могут быть чувства грешными? Разве может его любовь быть преступной только оттого, что она принадлежит другой вере, а он в глупом порыве безрассудной юности сгоряча дал обет безбрачия. «Сам дал, сам же и заберу обратно! – мрачно размышлял Буагильбер – Только бы и она согласилась». Ревекка же просто смотрела на него и удивлялась сама себе, всё же время делает своё дело. Она настолько привыкла к его присутствию в своей жизни, что уже и не замечает его недостатков. И если раньше она смотрела на загорелое лицо со шрамом и ее сердце сжималось от страха перед физической болью, которую он мог принести, и негодования от его поступков, то теперь в ее душе была только нежность к этому удивительному человеку. Кто же ты, невероятно терпеливый и заботливый, но вместе с тем, жестокий и эгоистичный в своих чувствах? Как тебе удается сочетать в себе мягкость и напор, обжигающую страсть и подкупающую ласку? Дочь Исаака смотрит в глаза врага ее веры, очарованная моментом, покоренная и покорная. Снова читает по его губам: – Люблю тебя. – дыхание перехватывает, сердце замирает в груди, пронзенное сладкой болью, и ее губы шепчут в ответ: – Моя любовь к тебе глубже и сильней, воин Храма. – пусть будет благословен тот, кто предписал дочерям Иудеи носить покрывала, скрывая лицо и чувства. Точно в тумане храмовник произнёс требуемую от него речь, вместе с магистром иоаннитов преподнёс королеве святые дары, после чего церемония была закончена. Имя Генриха Шампанского прозвучало и дата венчания назначена. Через два дня состоится бракосочетание и после этого можно будет возвращаться домой, в Тортоз. Проходя мимо колонны, где застыла Ревекка под неусыпным присмотром Гуго и Болдуина, он протянул руку к девушке и повёл ее к выходу. Ревекка послушно пошла за ним, идти с ним вообще было весьма удобно, не нужно было лавировать в толпе, толпа сама почтительно расступалась перед ними. – Будь при королеве неотлучно. Гуго и Болдуин останутся с тобой, никуда от себя не отпускай своих прислужниц... – Постой, разве мы сейчас не вместе возвращаемся в замок? – Нет, радость моя. Помнишь, я тебе как–то говорил о том, что у нас помимо капитула мы собираем и особые сборища, на которые допускаются лишь избранные? Сейчас мы поедем в прецепторию рыцаря Жильбера Эрайль, тебя туда брать я не хочу, потому что... - Это не женское дело? - усмехнулась Ревекка, Бриан отрицательно качнул головой. - Нет, я уважаю твоё мнение и иногда к нему прислушиваюсь. Там мы будем говорить на темы, которые тебе точно не понравятся, а я не хочу, чтобы ты потом переживала и плакала. - Я так часто плачу? - удивилась иудейка. - Для меня больше одного раза – уже слишком часто. – признался храмовник, оглядывая пеструю толпу придворных и церковников, выходящих из собора вместе с ними. К ним подвели лошадей и Бриан помог девушке сесть в седло – Никаких разговоров с незнакомцами и незнакомками, Ревекка, никаких шатаний по замку в одиночестве. - Чего ты опасаешься? - Мести Монсерратских, любовь моя. С Конрадом я был очень дружен, но из всей его семейки, только лишь с ним одним. Ты меня поняла? – Ревекка кивнула, Бриан напоследок пожал пальчики любимой – Береги себя и не вздумай собой рисковать что бы не случилось. Ты для меня дороже, чем весь этот Тир, вместе с его населением. - Хорошо, как тебе будет угодно. - Мне угодно вообще запереть тебя в Тортозе и называть мадам де Буагильбер, но ты ведь будешь против такого. Гуго, Болдуин, головой отвечаете за свою госпожу. – он с явной неохотой выпустил её руку и отступил, давая возможность проехать. Оба оруженосца уже были в седлах, как и сарацинские невольники, Буагильбер в последний раз оглядел пятерых всадников и махнул рукой, давая отмашку. Ревекка ехала в середине этого отряда, оруженосцы и сарацинские невольники окружили её, чтобы исключить малейшую опасность. Девушка оглянулась, чтобы ещё раз посмотреть на храмовника, но тот уже разговаривал о чём-то с Филиппом де Плессье. - Всё готово, мы можем ехать. Жильбер говорит, что сегодня удачный день для совещания тайного капитула, брат мой. – франк внимательно оглядывал толпу, в то время, как Буагильбер, напротив не понимал глаз с земли. - Тогда не будем медлить. Едем сейчас же. А вот и наш Жильбер машет рукой. Идём, Филипп, сегодня мы в очередной раз будем решать судьбы язычников. Жильбер Эрайль на самом деле ждал своих собратьев по ордену. И едва те подошли, к ним подвели лошадей. Храмовники уезжали без обычной для них помпы. Просто присоединились к концу длинной процессии придворных и в какой-то момент свернули в неприметный переулок, вместо того, чтобы последовать по широкой прямой дороге к королевскому замку. Переулок привёл их в развилке, одна из улиц которой вела через мост к хорошо укреплённому донжону над которым развевался Босеан. Именно здесь, в Тирской обители ордена и была прецептория рыцаря Жильбера Эрайль, приехавшего из арагонского дома Храма, Асуда. Как деятельный участник реконкисты, Эрайль получил сначала титул прецептора Иерусалимской обители, но после падения Иерусалима, перебрался в Тир. Собственно, именно в Иерусалиме он свёл большую дружбу с Буагильбером, а найдя в нём единомышленника многих своих религиозных идей, и вовсе проникся к нему искренней симпатией. Что правда поначалу настораживало аквитанца, учитывая пристрастия арагонца. Но со временем и эти опасения прошли. Более того, братья по ордену всячески поддерживали друг друга, продвигая на вершину иерархической лестницы. Всё, что касалось возвеличивание ордена являлось их личными интересами, а порой и проявлением их воли. Так, к примеру, после бойни при Хаттине, когда все тамплиеры, попавшие в плен, были зверски убиты, прецепторы, объединив усилия, осадили крепость Сиффур и после недельной осады смогли сломить сопротивление сарацин. Ничего говорить, что в живых из защитников крепости не остался никто. Именно после падения Сиффура и было собрано первое собрание тайного капитула, куда поначалу входило всего шесть человек. Но ведь и сам орден основала когда-то горстка людей. Тайные капитулы собирались раз в полгода, из-за большого расстояния между прецепториями и Европой. На этих секретных совещаниях допускались не все, многие из тамплиеров даже не догадывались об этих сборищах. Вот и сегодня войдя в подземную залу, специально оборудованную для подобных мероприятий, Бриан де Буагильбер увидев всего девять человек. Вместе с ним и его собратьями получалось ровно дюжина. - Приветствую вас, братья. – тамплиеры обменялись безмолвными поклонами и всё так же молча расселись по своим местам. Бриан сидел между Жильбером и довольно молодым прецетором Ренвиля из Нормандии, Филипп сидел ровно напротив. - Какие вести ты привёз нам из Франции, брат мой? – спросил де Плессье. - Война между Ричардом и Филиппом захватывает всё больше и больше умы христиан в Европе. Но пока Ричард побеждает и магистр всё ещё поддерживает нейтралитет между коронами. Однако, как мне писал наш собрат из верховья Гаронны, война затрагивает только север государства. – у Бриана вырвался едва слышный вздох облегчения. Нет, он был в курсе того, что твориться дома сейчас, тётушка Матильда исправно писала и отвечала на письма. Но всё же он не особо доверял женщине, которая могла о многом умолчать, чтобы не тревожить племянника своими невзгодами. - Как далеко французской лилии удалось пустить корни на севере? – Бриан развернулся к норманну всем телом, чтобы лучше его видеть. Молодой прецептор прикинув что-то в уме, спокойно ответил: - По моим расчётам и исходя из тех соображений о том, где находились войска, их численность и вооружение, могу с уверенностью сказать, что не дальше Вексена. - То есть, практически никак. – Жильбер переглянулся с Брианом – Пока магистр не даст приказ, мы не можем вмешаться и поддержать короля к которому благоволим. - Да. – спокойно согласился Бриан – Но это не значит, что мы не можем ему помочь. Причем, с большой пользой для ордена. Война, тем более на почти своих территориях это всегда большие расходы, опустошение казны и обнищание крестьян. Филиппу нужны деньги, как мне недавно писал в своём отчёте наш почтенный собрат, казначей Его Величества, Филипп уже сейчас изрядно поиздержался. - Мы не можем ему просто так ссудить деньги, Буагильбер. Магистр запретил любое вмешательство! - Согласен, любое. Кажется ещё на прошлом собрании тайного капитула в Акре, я говорил о том, что ордену нужен сильный флот. Свой собственный. Не ты ли, Плессье, недавно жаловался мне на то, что арагонские порты допускают только лишь по одному кораблю нашего ордена и иоаннитов? Что из-за того, что нас пытаются оттеснить венецианцы доходы ордена за перевозки паломников могут сократиться? Мы можем купить у Филиппа Французского порт в Ла-Рошель на его южных землях. У него будут средства для того, чтобы продолжить борьбу с Ричардом, у нас будет место, где мы можем держать, ремонтировать и строить новые корабли. – его собеседники призадумались. Да, идея с собственным портом действительно прозвучала ещё на прошлом собрании от прецептора Тортозы. Но тогда были проблемы посущественнее – Я могу написать Бомануару и Монт-Фитчету. А наш брат прецептор Ренвиля может сразу начать переговоры с Капетингом. - Порт… - Жильбер Эрайль откинулся на спинку жёсткого стула, вопросительно глянул на Филиппа де Плессье, затем на Буагильбера и спросил – Ну допустим, нам удастся купить порт, ну или хотя бы право на возможность использовать его для наших кораблей столько, сколько нам вздумается. Но, брат мой, тебе не кажется, что этого маловато. - Ла-Рошель будет одним звеном из цепочки портов, которые приведут нас к землям ливов и пруссов. Жильбер, я ведь несколько раз говорил тебе об этом. - Язычники ливы и язычники пруссы. – подал голос прецептор Акры – Разве, нам здесь не хватает неверных, брат Бриан? - Хватает. – согласился Буагильбер – Но в том-то и дело, что здесь их слишком много. Если бы христианские вожди, мой дорогой собрат, думали бы о Гробе Господнем и выступили бы плечом к плечу, единым фронтом, позабыв про мирские распри, мы вышибли бы сарацин с этих земель. Но этого не произойдёт. Рано или поздно, нам придётся покинуть Святую Землю и ты сам об этом прекрасно знаешь. Чем займётся орден после этого? Наша задача изначальна была в том, чтобы сделать путь паломников к Гробу Господнему как можно более безопасным и лёгким, искоренять язычество и нести христианство неверным. Где ты в Европе найдёшь столько язычников? Если нас выбьют из наших прецепторий здесь – прекратиться широкий поток молодых рыцарей, что стремятся сейчас в орден. Прекратиться финансирование от папского престола и прекратятся пожертвования землями и имуществом. Орден не будет больше оправдывать своего существования. - Реконкиста. - Да, реконкиста нас отвлечёт на какое-то время. Но зачем сражаться только лишь на Пиринеях с маврами, если мы можем начать осваивать новые земли? К примеру, Рига. Порт в северных морях, ты говорил о нём как-то раз. - Но Тевтонский орден… - начал было прецептор Акры, однако Буагильбер, повысив голос, перебил его: - Вспомни, благодаря кому был основан Тевтонский орден! Благодаря нам и иоаннитам. Госпитальеры предоставили им резиденцию в своих командорствах, мы же дали тевтонцам Устав и ходатайствовали перед папским престолом. Нам нельзя терять связи с ними, нельзя допустить хотя бы малейшей утраты влияния на них. Тевтонский орден фактически младший брат ордена Сионского Храма. - Скорее детище. – поправил его Филипп – Любимое чадо. - Главное, не баловать слишком это чадо, дабы не возгордилось. – с улыбкой подхватил прецептор Ренвиля. Присутствующие дружно захохотали, выдвигая каждый свою теорию наказания «чада» - Мы можем ссудить им определённую сумму, не за просто так, конечно. – продолжил Бриан, когда затихли смешки и возгласы – Но у нас будет опорный пункт для нападения на пруссов и ливов. Но ещё главнее, на княжества и славянские земли, расположенные на Востоке континента. Тем более, что эти княжества исповедают православное христианство. - А выгорит? – засомневался Жильбер. - Если доживём до этого момента, то выгорит. Ты что, настолько не уверен в себе, брат? Церковь и троны сколько угодно могут прикрываться громкими словами и цитатами из Библии, и сколько угодно могут грызться между собой. Мы же, высоко неся крест ордена, будем завоёвывать новые земли и порабощать новые народы. - Когда же ты наконец станешь магистром, Бриан. – вздохнул Жильбер – Я сам подберу людей и дам точные инструкции для того, чтобы отправить их в Ригу. Веди нас дальше, брат, по этой тропе к величию и славе Ордена Сионского Храма. - Возможно, это случится быстрее, чем мы рассчитываем. Тем более, что наша фанатичная мумия сейчас тяжело больна. – вставил прецептор Ренвиля – У него сильнейшая простуда и колики. - У него сильнейшее воспаление лёгких, Этьен. – добродушно поправил Буагильбер – Ты был рядом с ним в последний раз с месяц назад, а мне на этой недели, буквально на днях, должны привезти новости из его окружения. - У тебя везде свои соглядатаи и доносчики, брат Бриан. - О да, брат. Если ты хочешь иметь реальную власть всегда и везде имей своих наблюдателей и союзников. Плати им золотом или властью, и ни одна тайна этого мира не пройдёт мимо тебя... Пока в Тирской обители проходило тайное сборище, на котором разрабатывалась дальнейшая политика ордена Тампля, Ревекка предстала перед магистром ордена иоаннитов. Точнее, это госпитальер нанёс визит королеве, но Изабелла отдыхала после прогулки по саду и поэтому визит магистра не затянулся дольше четверти часа. Однако, когда он собирался уходить, вмешался Вольфганг. – Мой господин, – проговорил иоаннит, выводя вперед Ревекку – вот то милосердное создание, о котором я вам писал, maximam inter suos medicus (величайший лекарь среди своего народа). – Да, я помню твоё письмо, брат Вольфганг. – магистр госпитальеров пристально посмотрел на девушку, отчего ей тут же захотелось спрятаться подальше – Значит, это ты, дитя, излечила Её Величество? – Ревекка невольно поёжилась, после судилища в английской прецептории ордена Сионского Храма, девушка с невольным страхом относилась к облечённым властью фанатичным старикам. Если гроссмейстер тамплиеров был настолько невежественен и фанатичен, то почему гроссмейстер госпитальеров должен быть другим? – Отвечай, дитя. - Я всего лишь помогла Её Величеству обрести утешение и спокойствие. – ответила девушка – Collationem mei, non est hic (моей заслуги здесь нет). – магистр несколько удивился, услышав от еврейки латинскую речь, вопросительно глянул на своего командора. Вольфганг кивнул. - Не слушайте её. – улыбнулась королева – Эта девочка – настоящая кудесница, протянувшая мне сострадательную руку помощи в час чёрного отчаянья. И я благодарна ей. – магистр тоже улыбнулся. - Я слышал эту историю от нескольких лиц и каждый из них превозносит доброту и милосердие юной целительницы. Я слышал так же о том, что воин Храма amore sui et revelat vetito (чрезмерно пылко показывает свою запретную страсть) к тебе. И хоть ты и еврейка, но мы в первую очередь смотрим на то, какую пользу может принести человек нам. Орден готов предоставить тебе защиту в лоне церкви Марии Магдалены. Тебе стоит только высказать такое пожелание, твои прегрешения тяжки, но благородное дело спасение жизней, отпускает adulterium (грех прелюбодеяния). – вот такого поворота событий Ревекка не ожидала, испуганная такой внезапной перспективой, она бросила на Вольфганга умоляющий взгляд, ища поддержки, но иоаннит явно разделял мнение своего господина. Королева так же задумалась над словами магистра. - Я не понимаю… - растерянно начала иудейка. - Desperatio autem est intellectus (Понимание приходит в момент отчаянья). Подумай, если не готова дать ответ сейчас, пока твоего хозяина нет рядом. - Бриан де Буагильбер не хозяин мне. – возмутилась Ревекка. - Тебе виднее, какие отношения связывают вас. – магистр перекрестил королеву и Ревекку, которая едва не шарахнулась в сторону от подобного благословения, после чего покинул королевские покои. Едва за ним закрылись тяжёлые двустворчатые двери, королева Изабелла присела в глубокое кресло и попросила Ревекку почитать ей вслух. Иудейка, ещё не отошедшая от неожиданного предложения магистра госпитальеров, повиновалась. Присела на скамеечку у ног Её Величества, раскрыла массивную книгу с великолепными стихами и мастерски выполненными гравюрами, и начала читать, хотя голос её всё время срывался и дрожал. - Если сэр Бриан де Буагильбер узнает о том, что ты за его спиной пытаешься отнять у него Ревекку, боюсь, дружбе между Тортозом и Маргатом придёт конец. – шепнул иоанниту отец Анри. - Я не собираюсь отнимать у своего друга его возлюбленную, отец Анри. – возразил Вольфганг – Я просто пытаюсь дать ей защиту на законных основаниях. - Для чего тебе вмешиваться в эту историю? - Потому что мне её жаль. Она отличный лекарь и милосердная душа, хотя и еврейка. Но я знаю Бриана, его страсть продлиться от силы пару месяцев, что будет с ней потом? А ведь она привязана к нему всем сердцем, это хорошо видно любому постороннему человеку. Или же его могут убить, в конце концов, здесь Палестина, а не куртуазный турнир и мы все ходим по лезвию клинка. Что станется с ней после того, как она лишиться его защиты? Она станет посмешищем для Тортоза, очередной брошенной Брианом девкой. Сможет ли она пережить оскорбления и плевки в лицо? Став госпитальером, она получит защиту. Любой иоаннит оставит захлёбываться в крови обидчика своей сестры по ордену. - Ты плохо знаешь Бриана, Вольф. – чуть улыбнулся отец Анри, иоаннит изумлённо изогнул бровь – Нет, я говорю совершенно серьёзно. Буагильбер порывистая натура, согласен, весьма непостоянен с женщинами, тут я так же не буду спорить. Но вот с этой девочкой он возится уже полгода, достаточно долгий срок. И при этом, об окончательной победе не может быть и речи. Как ты думаешь, станет ли пренебрегать такой человек, как Буагильбер крепостью, которая досталась ему ценой таких трудов и усилий? - Что бы там ни было, у неё теперь есть куда пойти и к кому обратиться в случае надобности, храмовник. - Э нет, госпитальер, она жемчужина Тортоза, а где ты видел, чтобы тамплиеры так легко отдавали в чужие руки свои драгоценности? И помяни моё слово, не пройдёт и пары месяцев, как ты поймёшь, насколько сейчас не прав, думая о них, как об обречённых на разлуку людей. Королева же посматривала то на шепчущихся рыцарей, то на склонённую к книге иудейку. Предложение магистра было неожиданностью и для неё, а уж Ревекка и вовсе готова была провалиться сквозь землю от смущения и изумления. Однако, многое бы отдала Её Величество за то, чтобы увидеть выражение лица самого сэра Бриана де Буагильбера, когда ему донесут, а ему обязательно донесут, о разговоре, что происходил здесь. И как он отреагирует на то, что Вольфганг фон Райн приложил к этому разговору свою руку? Примерно через полчаса Изабеллу начало клонить в сон и Ревекка пошла к себе. Вольфганг, как это ни странно пошёл с ней. Завидев госпитальера Гуго и Аблалла переглянулись, что–то в последнее время иоаннит прямо таки не отходит от госпожи. Не к добру это, если об этом узнает господин, то их самих ждёт грандиозная головомойка, и госпоже достанется немало обидных слов. Ревекка же ни о чем таком не думала даже. Она всё ещё размышляла о словах магистра ордена Святого Иоанна. И присутствие рядом с ней госпитальера спокойствия не добавляло. – Зачем рыцарю Святого Иоанна нужно было говорить обо мне своему магистру? – решилась девушка задать вопрос. – Магистр в любом случае спросил бы меня о лечении королевы. Так что он всё равно узнал бы о тебе. Де Донжон не такой лицемер и невежественный святоша, как Бомануар, тебе нечего опасаться его гонения, Ревекка. – Но зачем это нужно тебе? – воскликнула прекрасная иудейка, останавливаясь под дверями, ведущими в её покои. Госпитальер холодно посмотрел на девушку: – Бриан тебя избаловал, девица. Ни одна женщина, неважно какого рода и племени, не отважилась бы требовать у меня отчёта в моих действиях. Но хорошо, я отвечу. Ты очень красива, Ревекка, и я могу понять чувства Буагильбера к тебе. Но ты когда–нибудь задумывалась о том, что дальше? – Ревекка отступила, прижавшись спиной к дверям, думала ли она о том, что будет дальше с ней и Брианом? Конечно думала, именно поэтому она до сих пор не сказала храмовнику о своих чувствах. Потому что понимала, что будущего у них нет. Ему придется уйти из ордена, пожертвовать своим положением, властью. Возможно, славой одного из лучших воинов. Может ли она принять такую жертву? Может ли позволить любимому человеку разрушить жизнь? – Вижу, что задумывалась. Даже если Бриан и не охладеет к твоим прелестям, какую жизнь тебе придется вести? Или тебя устраивает такое положение вещей? Быть любовницей, наложницей при человеке, который никогда не даст своего имени ни тебе, ни вашим детям? Даже если ты примешь христианство, то вы и тогда все равно не сможете жить без осуждения людей. Мой орден даст тебе защиту от злых сплетен, Ревекка, даст возможность творить милосердие, не ограничивая себя различными предрассудками толпы. Любой врач, будь он христианином или мусульманином, почтёт за честь побеседовать с тобой о заветах Гиппократа. Ты сможешь, не боясь, гордо поднимать свою голову в разговорах с великими мира сего. Подумай об этом. – он ушёл, а расстроенная девушка прошла в комнату, следом за ней просочились недовольные тем, что им пришлось наблюдать за разговором госпожи и иоаннита издалека, так как подойти ближе мешали приличия. Ну и здоровое опасение за свою жизнь. Рыцарь–иоаннит был, как и их господин, человеком тяжелого характера и мстительной памяти. Теперь же сарацин и франк могли дать волю словам. – Черноокой не стоит доверять яду змеи Иоанна, которая щедро льется в ее уши. Господин будет недоволен тем, что его гурия разговаривает с посторонним мужчиной на виду у всех. – Боюсь, если бы он вошёл в комнаты, Абдалла, это вызывало бы ещё больше кривотолков. – возразила Ревекка. –И всё же он прав, госпоже не стоит разговаривать с командором иоаннитов и доверять его словам. Госпожа очень дорога господину, но не стоит вызывать его гнев. Ибо он может не сдержать свою ярость и тогда она сама же пострадает. – Гуго, я лично расскажу твоему господину о чём мы говорили с сэром Вольфгангом, мне нечего скрывать от него. – И всё же, будь осторожна, моя леди. Господин может причинить тебе боль, а потом вы оба будете страдать от этого. Через какое–то время он успокоиться, только для вас будет поздно. Не позволяй другим людям встать между вами. – поклонился на прощание Гуго и вместе с сарацином вышел из комнаты. Оставшись одна, Ревекка забралась с ногами на широкое ложе, обхватила коленки руками. Ох и бурю же поднял в душе еврейки госпитальер своими словами! Прав он был, от первого до последнего слова прав. Злые языки не дадут им житья, и согласиться на жертву Бриана она не могла. Сейчас, пока ещё она невинна, она может спокойно смотреть в глаза людям, но храмовник весьма настойчив в своих желаниях и рано или поздно ей придется уступить ему. И что тогда? Как она сможет смотреть в лицо отца? С каким видом предстанет перед людским судом? Но и уйти в орден, не поменяв веры, невозможно. Да и как уйти от него? Разве ее бегство поможет избежать мыслей? Поможет забыть гордого храмовника? Забыла же она Айвенго, так почему не сможет забыть Бриана? Девушка уткнулась лбом в свои колени и закрыла глаза. Как же ей теперь быть? Остаться с ним невозможно, уйти сложно, да и не даст он ей уйти. Или всё же, выслушав ее доводы, отпустит? А как он сам будет жить после этого? Как, как, передразнила себя еврейка, как и раньше. Он столько лет жил и не знал даже о твоём существовании, и отлично ведь жил. Ревекка тихонько всхлипнула, а ведь у неё даже матери нет, чтобы посоветоваться. Хотя, постойте, как это ей не с кем посоветоваться? А тётушка Матильда? Она резко вскинула голову и тут же замерла, с невольным страхом уставившись в темные глаза храмовника. Когда он вернулся? Как давно здесь? И знает ли о содержании разговора между ней и сэром Вольфгангом? Бриан стер пальцем слезинку с бледной щеки Ревекки. – У меня всего два вопроса, любовь моя: кто тебя обидел и где в этот момент была твоя охрана? – У меня вопросов больше. – с нервным смешком призналась Ревекка. – Сокровище моё, я жду ответа. – нетерпеливо поторопил Буагильбер. – Никто. – твёрдо ответила Ревекка, Бриан скептически хмыкнул, ладно, не хочет говорить, можно узнать и другими способами. Еврейка же рассматривала черты его лица, не сможет она его забыть. И всю жизнь будет мучиться сомнениями, сожалениями… - Бриан, а мы могли бы всю жизнь так прожить, как брат и сестра? – если он и удивился такому вопросу, но вида не подал. Только склонился к ней, ласково очерчивая пальцами овал её лица, и прошептал: - А разве мы живём, как брат и сестра? Ревекка, наказание божье, брат никогда так не жаждет свою сестру, как я тебя. К чему этот вопрос? - Тогда я хотела бы уйти. – Буагильбер отодвинулся. - Уйти? Ты действительно думаешь, что я позволю тебе уйти? Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты всё ещё моя пленница. И свою свободу можешь получить только при одном условии. Да и то, в рамках того, что дозволено моей жене. - Я хочу уйти в монастырь Марии Магдалены. – выпалила Ревекка на одном дыхании. Вот теперь он точно удивился. Встав с кровати, на которой сидел, Буагильбер прошёлся по комнате, осмысливая сказанное. И чем больше он думал об этом, тем больше начинал злиться. - Монастырь Марии Магдалены… Тебе придётся сначала принять мою веру. И ты пойдёшь на такое? Я не понимаю зачем это тебе. Хотя, нет, понимаю. И меня это… раздражает. Объясни мне, с чего вдруг такая дикая мысль пришла в твою голову? - Сегодня я разговаривала с магистром госпитальеров. Он предложил поступить в женское отделение ордена… - Вольфганг. – скрипнул зубами Бриан – Это его идея, верно? - Он желает нам добра. Разве нет? - Добра? Ревекка, у Вольфганга фон Райна только одно понятие добра: польза для ордена! Ты вообще знаешь, как живут женщины Святого Иоанна? Ты, изнеженная воспитанием, отцом и мною, ты разве сможешь, не покладая рук, трудиться весь день, прерываясь только лишь на молитву? Или может быть твоя кожа, привыкшая к шелкам и бархату, стерпит плеть покаяния и грубый хитон из некрашеной верблюжьей шерсти? Или ты готова загубить свою молодость и красоту, закрывшись клобуком от всего? Зачем, Ревекка? Ради чего? Ради исцеления больных? Ради того, чтобы умереть самой, заразившись от чумного или прокажённого больного? - А как ты видишь нашу дальнейшую жизнь, Бриан?! Мы не можем жить рядом под одной крышей и не преступить черту греховности… - Ты знаешь мой ответ! – в бешенстве выкрикнул Бриан – И если бы не твоё ослиное упрямство, Ревекка, мы уже давно были бы женатой парой! - Я не могу принять твоих жертв, Буагильбер. – смиренно опустила голову Ревекка. Бог Израилева, как же тяжело с ним говорить?! И почему он так упрям и непримирим? Она в отчаянье вслушивалась в его шаги, пока он метался по комнате, упрямый, настойчивый, гордый, властный… Но если бы не эти качества, смог бы он подобрать ключик к её сердцу? - Принять жертвы? – Бриан с силой провёл рукой по своему лицу, вторая ладонь сжималась в кулак, настолько сильно хотелось схватить эту упрямую девчонку и хорошенько потрясти, чтобы даже крупицы этой дурости в ней не осталось. Однако, пока храмовник себя сдерживал, предпочитая направить свой гнев на истинного виновника этой ссоры, командора Маргата – Ты так сильно опасаешься людской молвы? И поэтому ты, точно трусливая лань, собираешься похоронить себя в монастыре? Ну нет, любовь моя, я лучше возьму тебя силой и тогда тебе просто придётся принять все мои жертвы! - И ты думаешь, что после такого насилия мы сможем мирно жить? – с печалью в голосе проговорила Ревекка, Бриан остановился в нескольких шагах от неё и ответил, пристально глядя ей в глаза: - Я вымолил бы у тебя прощение. Потом. А, проклятье! Ревекка, я никогда не позволю тебе уйти! И уж тем более никогда не позволю уйти в монастырь! Поверь мне, ты подобна мне, если меня не смогла удержать в оковах монастырская жизнь, тебя тоже не удержит. Однако, ты не так смела и, что уж греха таить, не настолько безбожна, как я, поэтому ты не будешь бороться против жестокой системы римско-католической церкви, ты будешь молча угасать, точно свеча на ветру. Этого я тебе никогда не позволю, моя прелесть! – он умолк на несколько секунд, чтобы прийти в себя и успокоиться. И продолжил уже более спокойным голосом – Зря я взял тебя с собой в Тир. Сразу же после свадьбы королевы и Генриха мы вернёмся в Тортоз, и чтобы больше я не слышал от тебя разговоров о монастыре. Иначе, клянусь честью своего рода, Ревекка, я запру тебя в твоей комнате на долгие годы! – и всё же он сорвался, перейдя на крик при последней фразе. Кто сказал, что он легко успокаивается? Буагильбера могла сразу успокоить только смерть обидчика, ну или его долгие мучения. И сейчас он испытывал неодолимое желание проткнуть мечом иоаннита. Шарахнув напоследок дверью так, что она едва не слетела с петель, Буагильбер широким шагом направился к покоям Вольфганга. К счастью для обоих рыцарей, командор был один. Почти. На полуодетую девицу, с писком бросившуюся к своей одежде при появлении прецептора, храмовник даже внимания не обратил. Всё его внимание было сосредоточенно на растерявшемся иоанните, неловко сползающего с кровати. - Бриан? Что ты тут… - сильный удар по лицу заставил его упасть обратно на простыни, с изумлением ощупав лицо и посмотрев на кровь, оставшуюся на пальцах, госпитальер ошарашенно поднял взгляд на храмовника – Бриан, ты с ума сошёл? - Если ещё раз, Вольфганг, ты посеешь семена сомнения в моей Ревекке, я убью тебя. - А, так ты об этом? Почему бы и нет, Бриан, это было бы лучшим выходом для вас в сложившейся ситуации. Она жила бы в моём командорстве и ты мог видеться с ней сколько душе угодно. - Мне плевать на твои размышления! – прорычал тамплиер – Я никому не позволю лезть в наши отношения! Ревекка моя и мне решать, как ей поступать! Запомни это! – дверь в комнату иоаннита не выдержала и сиротливо повисла на верхней петле. Госпитальер подскочил на кровати и опрометью бросился за товарищем. - Бриан, надеюсь, ты не тронул свою красавицу? Ты не причинил ей вреда? - За кого ты меня принимаешь?! – свирепо обернулся к нему Буагильбер, германец отступил. - Прости. Клянусь, что больше не стану уговаривать твою возлюбленную перейти в мой орден. – Бриан кивнул. Всё же доводить дело до открытого разрыва с орденом госпитальеров не хотелось. И дело не в том, чтобы он считал, что вопрос того не стоил, напротив, Ревекка для него стоила целого мира, но всё же терять боевого товарища было скверно. Он вернулся в свои покои, нет, не для того, чтобы остаться, сейчас, когда он и она в таком состоянии новой ссоры не избежать, лучше дать время и ей, и себе, чтобы немного остыть и более разумно подойти к проблеме. Если, конечно, это можно назвать проблемой. Ревекка встретила его тяжёлым молчанием, он только глянул в заплаканное, наспех вытертое лицо любимой, и взял свой плащ. Можно было бы утешить девушку, усадить к себе на колени, укачивая точно ребёнка, и шептать всякие нежности, дать ей возможность выплакать всю обиду на него, но Буагильбер не стал этого делать. Его гнев ещё не утих. Поэтому самое лучшее, это оставить её сейчас в покое. Поплачет, может и успокоиться. - Куда ты? – остановил его в дверях сдавленный голос. Он обернулся. Ревекка стояла позади него, кулачки сжаты, в глазах слёзы. Невозможно уйти в ссоре, невозможно оставить её в таком состоянии, не сказав ни единого слова утешения. Со вздохом, храмовник привлек к себе свою возлюбленную и осторожно коснулся губами её лба. - Я злюсь. Не хочу, чтобы наша ссора продолжалась, а она продолжиться, если я останусь. Так что мне сейчас лучше вернуться в прецепторию, к Эрайлю и Плессье. – она судорожно вздохнула, но ничего не ответила – Меня не будет до завтра. Завтра, если захочешь, мы поговорим об этом ещё. Только постарайся не наделать глупостей в моё отсутствие, иначе между орденами ляжет кровная обида. - Из-за меня? – изумилась девушка, храмовник горько улыбнулся. - Из-за тебя, моя радость. Я наверное и впрямь безумец, что ставлю свою любовь и свою женщину выше уз товарищества и братства, но я не могу оторваться от тебя. Мы уже срослись в одно целое, Ревекка, тебе остаётся только принять это. Пусть ты и не любишь меня так, как люблю тебя я, но ты размышляешь о том, какое будущее нас ждёт. Я прошу тебя, нет, я умоляю тебя, не думай об этом. Думать о будущем, нашем будущем, это моя прерогатива, как мужчины. Я должен заботиться о тебе. Оберегать и защищать, не пытайся взвалить на свои слабые плечи эту тяжесть. От тебя требуется только одно: согласись, чтобы я мог делать это на законных основаниях, раздели со мной мою страсть и мою жизнь. И я сделаю всё возможное и невозможное, лишь бы ты больше не плакала. А теперь отпусти меня, я действительно очень зол на тебя, родная. - Иди. – она отступила на шаг назад, Буагильбер с минуту мрачно смотрел в заплаканные глаза любимой, в нелепом для себя ожидании того, что она согласится с его словами, но так ничего и дождавшись, вышел. На этот раз дверь закрылась бесшумно и аккуратно. Вот уж чего не ожидал прецептор Тирской обители, Жильбер Эрайль, в тот предвечерний час, так это того, что его собрат по оружию ввалится к нему в личные покои в тот момент, когда Селим начнёт делать массаж. Юный сарацин, взятый в плен год назад в одном из походов, уже растёр спину и плечи прецептора розовым маслом и только собрался как следует размять мускулы своего господина, как дверь с шумом распахнулась и в спальню ворвался взбешённый Бриан. - И тебе доброго вечера. – с опаской проговорил вскочивший на ноги Жильбер, потихоньку отодвигая Селима, дабы хрупкий юноша не попался под горячую руку крестоносца. - Я остаюсь на ночь в твоей обители, брат. – вместе ответа выдал Буагильбер, наливая в кубок вино и одним глотком опустошая сосуд. - Тирская обитель будет только счастлива приютить на ночь доблестного защитника Тортоза. – светским тоном начал прецептор, оглядывая друга, однако, заметив сбитые костяшки его пальцев, запнулся и перешёл на обычный тон – Бриан, может это и не моё дело, но всё же, что случилось? - Ничего, обычная размолвка. – буркнул Бриан, бросив взгляд на полуодетого друга, Селима и флакон розового масла, сиротливо валяющегося на простынях – Я вам тоже помешал? – Жильбер смутился, точно юнец, пойманный на нехорошем, и зачем-то солгал: - Да нет, ты не так всё понял, я просто хотел показать несколько приемов на мечах Селиму, не более. – даже Селим посмотрел на своего господина с состраданием, точно на душевнобольного, про Бриана и говорить нечего. - В спальне? – язвительно уточнил Буагильбер – Догадываюсь, какие мечи ты имеешь в виду. О Господи, даже ты, старый развратник, можешь наслаждаться ласками своего возлюбленного, в то время, как я уже полгода живу точно монах! Евнух при своей красавице. - Эй, я не старый! Я на год моложе тебя! – возмутился было Жильбер, однако затем до него дошёл смысл всей фразы Буагилььбера – Постой, как это так? – Бриан обреченно махнул рукой. - Потому что слишком люблю эту своенравную девчонку, да разве же её упрямство прошибёшь? – Жильбер и Селим молча переглянулись, после чего Эрайль приняв решение, жестом приказал подать ему рубаху, юный сарацин капризно надул губы, чем заслужил презрительный взгляд прецептора Тортозы, который особой терпимостью к этому пороку вообще-то не отличался – Что ты в них находишь, Жильбер? Глаза, брови в сурьме, хна на руках, волосы до зада, как у девки... - Помолчал бы уж, монах. – фыркнул Эрайль, выныривая из ворота рубахи – Селим, вели подать вина, фруктов и сыра. – глянув искоса на мрачного друга, Жильбер вздохнул – Много вина, мой мальчик, так много, чтобы этого проповедника нравственности проняло… Было уже за полночь. Страшная духота, стоявшая весь день наконец-то сменилась прохладой и Буагильбер с удовольствием подставлял лицо ветерку, проникающем в комнату в окно. Селим давным-давно заснул в ногах своего господина и Жильбер с пьяной улыбкой гладил голову, склонённую ему на колени. Много было выпито и много сказано, но успокоиться Бриан всё никак не мог. Более того, довольно быстро поняв, что вино не пьянит и не приносит забвения, он больше и не пил почти, только делал глоток на очередной нелепый тост друга. Тревога за любимую, оставленную в слезах после ссоры, росла, и желание вернуться было почти нестерпимым. - Послушай, мне тут в голову пришло, а может, Вольфганг сам положил глаз на твою прелестницу? – ухмыльнулся Жильбер, поднимая на Бриана мутный взгляд. - Он не посмеет. – процедил Бриан сквозь зубы, вообще такая мысль приходила ему в голову, но он отчаянно гнал её от себя. Ревность плохой советчик. Лучше сжать зубы, дотерпеть до свадьбы королевы и увезти Ревекку обратно домой. А там можно просто запереть её в замке и ограничить любое общение с золотоволосым сыном германских племён. - Думаешь? Вольф, как и мы, всегда следует своим принципам и своим желаниям, и если он захотел твою очаровательную иудейку, то почему бы ему не попытаться вас разлучить? Или ты думаешь, что только ты рассмотрел насколько красива дочь Сиона? А она? Кто знает, может, ей больше по нраву блондины, вроде нашего фон Райна, чем угрюмые брюнеты, вроде тебя. Женщины – они такие странные и противоречивые создания… - Жильбер, ещё одно слово и я тебя ударю. – с мучительной ревностью вспоминая блондина-сакса, проскрежетал Буагильбер – Мы с Вольфом ближайшие соседи, не раз приходили друг другу на выручку и… - Брось, брат, она всего лишь женщина. Весьма образованная и прекрасная, как Аврора, но что в ней такого особенного? - Я не знаю. – вздохнул Бриан – Странно было бы любить человека за что-то. Ты почему привязан к своему Селиму? - Он делает мою жизнь светлей. - Вот и для меня Ревекка – эта тихая гавань покоя, куда хочется вернуться после очередной жизненной бури. – Жильбер озадаченно почесал затылок. - Не знаю, брат мой, после твоего рассказа у меня напротив сложилось ощущение того, что она не гавань, а шторм. Вы ведь даже спокойно разговаривать поначалу не могли. Помнишь, была у тебя девка из Египта? - Которая? – вяло спросил Бриан – Ты действительно думаешь, что я их всех помню? - Стареем. – резюмировал с пьяной уверенностью Эрайль. - Возможно, и что с этой египтянкой? - Вот она действительно была тихой гаванью. Она же тебе всё прощала, этакий ангел всепрощения. Странная была малость, конечно, но женщины вообще… -Да-да, странный и противоречивый народ. Я вспомнил о ком ты говоришь. И помню, как этот ангел всепрощения едва не отравил меня, тебя и Филиппа. Ты ведь сам потом заколол её. - Это разве была она? – донельзя удивился Жильбер, Бриан угрюмо кивнул – Тогда забудь, я выбрал неудачное сравнение. Возвращаясь с твоего позволения к твоей душевной ране, Бриан, а что ты будешь делать, если всё же окажется, что и Вольфанг неравнодушен к твоей иудейской принцессе? - Убью его. – Жильбер сфокусировался на друге. - Ууууу. – протянул он – Из-за какой-то женщины? Ты точно рехнулся. А если он ей нравится? – Бриан помассировал виски пальцами, к чему вообще Жильбер задаёт эти вопросы? Как вообще этот порой грубый человек может быть таким сентиментальным, когда выпьет – А представляешь, ты только ушёл, а он припёрся к ней, проверять, всё ли с ней в порядке. Слово за словом... - Заткнись! - Стоит ли рушить многолетнюю дружбу из-за слабой девушки, пусть даже и любимой? - Стоит ли смотреть на любимую девушку друга и желать её? - Все мы чего-то желаем в этом мире. – резонно возразил Жильбер. Бриан решительно поднялся – Ты куда это? - Обратно. - Обратно? Неужели в этом есть такая необходимость, брат? Если она изменяет тебе, лучше бросить недостойную на произвол судьбы. - Я просто удостоверюсь, что она в порядке и спит. Одна. Потом вернусь. – Жильбер долил в кубок собрата из бутылки. - Выпей со мной на дорогу. Клянусь честью, этот тост будет лучшим за сегодняшний вечер. – Бриан скривился, но всё же взял свою чашу – Брат, я хочу, чтобы ты стал величайшим магистром ордена Тампля и чтобы в твоей тихой гавани тебя ждала женщина, достойная тебя. За твою красавицу-еврейку и за то, чтобы ожидая тебя, она не пускала на своё ложе всяких иоаннитов. – Бриан поперхнулся. - Шут. – процедил он сквозь зубы. Ясное дело, что обратно в замок он мчался точно на пожар. Его и так весь вечер грызла тревога, а теперь ещё и подхлёстывала ревность. «Бог с ним, поссорились бы снова, хоть весь вечер ругались бы, но она у меня на глазах была. Хорош рыцарь, ничего не скажешь, оставил её одну, в чужом для неё замке. И после этого я ещё говорю, что хочу защитить её? А Вольфганг разве сможет её защитить в случае чего? Но, дьявол, если она с иоаннитом, убью!!!!». Стража впустила его за стены замка, однако вход в донжон уже был закрыт, открыть ему могли, но для этого пришлось бы перебудить весь замок. Прикинув расстояние от земли до окна своих покоев, Бриан бросил поводья сонному конюху и полез на стену. Чертыхаясь, поминая попеременно то дьявола, то бога, храмовнику удалось дотянуться наконец до широкого подоконника и ввалиться в комнату, мысленно молясь о том, чтобы не ошибиться окном. К счастью, спальня была его. Это он понял, когда при его появлении с низкой тахты вскочил взъерошенный Болдуин и пунцовая от смущения Клодина. - Господин. – пролепетал старший оруженосец, заслоняя собой свою леди. - Вы что, в двух шагах от моей возлюбленной прелюбодействуете? Вы что другого места для этого не нашли?! – отдышавшись после восхождения на стену, спросил Бриан – Болдуин де Ойлей, ты немедленно вернёшься к отцу во Францию! А ты, Клодина де Гайтон, к своему отцу в Нормандию! - Мой господин, у меня серьёзные намерения по отношению к мадемуазель.. - Рыцарем сначала стань! – рыкнул храмовник – Уйди с глаз моих! – всё это было сказано шёпотом, чтобы не дай бог не разбудить спящую еврейку. Бриан бросил на возлюбленную один быстрый взгляд – А ну стоять оба! Как она? – Клодина и Болдуин переглянулись. - Госпожа проплакала весь вечер, даже королева не могла успокоить её. – поведала девушка, Бриан кивнул и повернулся к оруженосцу. - А командор Маргата? - Кто-то наставил на его лице великолепных синяков, мой господин. И он весь вечер не выходил из своих комнат. – вздох облегчения вырвался из груди храмовника. Ну Жильбер, черт бы его подрал вместе с его фантазией. Всё, теперь можно с чистой совестью лезть обратно в окно и возвращаться в Тирскую обитель. Буагильбер покосился на распахнутое окно, осмотрел подоконник, потом глянул на закутанную спящую Ревекку. - Помоги мне снять кольчугу и иди спать. А ты, жемчужина насверлённая, марш отсюда и чтобы я вас обоих вместе больше не видел. Рано вам ещё. «Дожил. – мысленно простонал Буагильбер, когда Клодина испуганной мышкой юркнула за дверь, а Болдуин с каменным выражением лица принялся разоблачать его – Читаю проповеди о морали, как ханжа. Может Жильбер прав и мы действительно стареем?» Ревекка проснулась от жаркого дыхания на своем плече. Несколько секунд она сонно пыталась выбраться из-под тяжелой мужской руки, но на все трепыхания иудейки, её сильнее прижимали к горячему телу. Открыв глаза, девушка увидела спящего Бриана. Раздражение от внезапного пробуждения, сменилась улыбкой. Вернулся всё-таки. А как грозно смотрел, как непреклонно цедил слова! Тихонько вздохнув она уткнулась носом в его грудь. Этот гой совершенно необузданный, ревнивый, ненормальный. Он перевернул её размеренную жизнь, показал новый мир, он менял Ревекку, приучал её к другой точке зрения на вещи, на события. И что хуже всего - ей это нравилось. Она потёрлась носом об его рубашку, и Бриан сонно проговорил, даже не открывая глаз: - Хватит ворочаться, наказание божье, спи уже. Упрямая, как тысяча демонов. – Ревекка с трудом подавила смешок. Пусть будет так, как он сказал. Раз он мужчина, она покорится ему. Не здесь, конечно, а дома, в Тортозе. Она уступит его желаниям, разделит с ним и его страсть и его жизнь. Ведь разве не для того рождается женщина, чтобы быть опорой и поддержкой для своего мужчины? Посмотрев ему в лицо, Ревекка увидела, что он наблюдает за ней, расслабленный и полусонный – Не знаю о чём ты думаешь, радость моя, но мне нравится твоя улыбка. А теперь спи. Утром, после завтрака, Гуго провёл к храмовнику пилигрима, кутающегося в темные одежды. Буагильбер взял подданный ему пилигримом свиток и сломал печать послания. Знакомый почерк писал: «Мир тебе, мой дорогой собрат, глава и надежда нашего ордена. Спешу сообщить тебе отрадную для нашего общего дела, новость: вчера 7 августа предстал перед Создателем нашим славный рыцарь Лука де Бомануар. И его магистерский жезл по праву приемника переходит к тебе. Сегодня европейский капитул, собранный наперсником покойного магистра, Конрадом Монт–Фитчетом, провозгласил твоё имя. И я уверен, что под твой сильной и смелой дланью орден достигнет невероятного могущества. Однако, есть у меня и дурная новость, брат мой, сам брат наш Конрад собрал свою партию тех, кто недоволен решением о преемственности магистра Бомануара, через два дня он отплывает из Марселя в Тир, дабы в обход всех правил, вручить жезл рыцарю Жильберу Эрайлю, второму по старшинству и значимости после тебя. Примерно до десятого числа следующего месяца он будет в Тирской обители. Зная твою дружбу с вышеуказанным нашим возлюбленным собратом, я всё же посылаю к тебе гонца, дабы ты мог помешать Монт-Фитчету отравить сомнениями брата Жильбера, что несомненно привело бы к раздорам и распрям внутри ордена. Настоятельно прошу тебя, брат мой, предотвратить такое самовольство и принять все соответствующие меры для того, чтобы покарать ослушника. С пожеланиями тебе всяческих благ и с искренним уважением, Альберт де Мальвуазен». Бриан положил письмо на стол и взглянул на гонца. - Сегодня уже десятое сентября. - Мой корабль попал в шторм, нас отнесло обратно к берегам Франции. Однако, я узнавал на Кипре, корабль Монт-Фитчета не заходил в гавань острова. - Кипр не единственный оплот христианства, куда могут заходить наши корабли. - Бриан раздражённо мотнул головой – Какие ещё сведения у тебя есть? - Мне известно, что корабль с наперсником покойного магистра должен был войти в порт сегодня к вечеру, в крайнем случае завтра до полудня. – храмовник кивнул. - Ступай, ты славно потрудился. Вот возьми за свои труды. – тяжёлый кошелёк с монетами перекочевал из рук прецептора Тортозы в руки пилигрима. Тот склонился в поклоне, едва за ним закрылась дверь, Буагильбер позвал своего верного оруженосца – Болдуин, возьми самого быстрого коня и немедленно отправляйся в Тирскую обитель ордена, предупреди рыцаря Жильбера о том, что сюда с минуту на минуту должен прибыть Конрад Монт-Фитчет с жезлом магистра. Пусть подготовит всё для капитула. И скажи, чтобы он встретил брата Конрада в порту. - оставшись один, Бриан снова перечитал письмо. Ладно, свою прецепторию в Кенте Альберт заслужил. Сейчас же лучше всего переговорить с братом Анри, возможно, он даст дельный совет, хотя его склонность к милосердию там, где нужна твёрдость и жестокость, порой весьма раздражала. Но сенешаль был достаточно уважаемым человеком в ордене, не стоило пренебрегать им, особенно теперь, когда до вожделенного магистерского жезла Буагильбера отделял один шаг. Пройдя по переходам замка в ту часть, где располагались покои королевы, Буагильбер отметил про себя страшную суматоху среди придворных. Оно и было понятно, уже завтра должна была состояться свадьба Генриха Шампанского и Изабеллы Иерусалимской. Времени было катастрофически мало и многие дамы, скорее всего, не успеют обновить гардероб к торжеству и последующему за ним турниру. Участвовать на самом турнире Бриан не собирался, если он мог выиграть этот турнир, королевой красоты следовало бы выбрать саму Изабеллу, а в присутствии Ревекки у него рука бы на это не поднялась. Бог с этим, вернутся в Тортоз и он устроит в честь своей возлюбленной турнир, если она пожелает. У дверей в королевскую опочивальню, храмовник остановился, прислушиваясь к взрывам смеха и женскому щебетанию. Утром они с Ревеккой старательно делали вид, что никакой ссоры накануне не было, и Бриан для себя решил не напоминать любимой о ней, хотя и продолжил зорко следить, чтобы его сокровище не сбежало к иоаннитам, под защиту покрывала монахини. Хотя, его бы это не остановило. Ревекка стало быть, уже здесь, у королевы, остаётся надеяться, что и брат Анри тут. Брат Анри был здесь, вместе с иоаннитом, впрочем, Бриан не сразу понял, кто скрывается под вторым капюшоном и только увидав крест госпитальеров, кивнул Вольфгангу. У королевы, кстати говоря, было довольно много народа, помимо того, что тут был Генрих Шампанский со своей свитой, свита самой королевы, здесь был и де Донжон с несколькими госпитальерами. Не говоря уже о своре гончих собак, разлёгшихся там и тут. Бриан учтиво поприветствовал королеву, тепло улыбнулся Ревекке, скромно сидящей рядом с Её Величеством, перекинулся несколькими словами с Генрихом Шампанским и шагнул к интересующими его людям. Однако, дорогу ему преградил магистр госпитальеров: - Бриан де Буагильбер, славный рыцарь ордена Сионского Храма и доблестный защитник Тортозы. – храмовник чуть склонил голову в приветствии – Я бы хотел поговорить с тобой. - Я догадываюсь о предмете разговора. – он невольно оглянулся на Ревекку, магистр так же посмотрел на прекрасную иудейку – И я готов обсудить с тобой любую тему, кроме этой. - Что ж, если ты не против, тогда я бы хотел обсудить с тобой после бракосочетания дальнейшие совместные действия наших орденов. - Согласен и с временем и с выбором беседы. А теперь прости меня, я должен кое-что сказать своему сенешалю. – мужчины разошлись, магистр направился к выходу, а Буагильбер к Анри и Вольфгангу. Протянув письмо от Мальвуазена сенешалю, Бриан бесцеремонно стянул капюшон с головы иоаннита, чтобы полюбоваться синяком. Синяк был знатный, вся правая сторона, куда обрушился вчера кулак храмовника, представлял собой один сплошной кровоподтёк. Вольфганг сердито выдернул из пальцев тамплиера часть своей одежды и снова закутал голову. - Мне так с месяц придётся ходить по твоей милости, Бриан. - Не будешь в следующий раз вмешиваться не в своё дело. И да, я знаю, что ты хотел, как лучше, но клянусь небом, Вольфганг, спаситель из тебя скверный. Наверное, ещё более скверный, чем лекарь. Неужели примочки или, что там ставят девицы в таких случаях, не помогли? - Я не девица, зарастёт само. – фыркнул иоаннит, но тут же расплылся в ехидной улыбке, пользуясь тем, что не видно под капюшоном – Правда, твой сострадательный ангел уже предложила свою помощь. – невинно проговорил он, Буагильбер окинул друга задумчивым взглядом. - Не советую тебе это говорить, друг мой. – вмешался брат Анри, он уже прочёл послание и сейчас сворачивал пергамент – Иначе обзаведёшься вторым синяком. - Во всяком случае, его лицо приобретёт равномерно синий цвет. – Вольфганг надменно скрестил руки на груди, однако сказать что-либо не успел, потому что брат Анри ловко отвесил Буагильберу низкий поклон. - Могу поздравить тебя, владыка. - Рано поздравлять, Монт-Фитчет ещё не прибыл в Тир. – иоаннит насторожился. Глянул сначала на одного храмовника, затем на второго – Мне нужна твоя помощь, Анри, и твоя, Вольф. - Конечно, как бить по лицу, так меня, а как за помощью, так… ко мне. Я правильно понял, что ты скоро станешь магистром? - Фактически он давно им является здесь на Святой земле, теперь же, после смерти Луки де Бомануара, он им стал совершено законно. Остался только сущий пустяк, вручение магистерского жезла, капитул в Европе провозгласил его имя, дело за нами. – брат Анри довольно потёр руки – Что мы должны делать? - Я не знаю, куда в первую очередь направится Монт-Фитчет. Прецептория под командованием Жильбера и за это я не переживаю. Вопрос, с портом решит он же, у него тут власти поболее нашей с вами. Иоаннит, ты как-то хвастал, что у твоего ордена где-то в Тире есть небольшой отряд, который вы используете для того, чтобы неугодные вам люди бесследно исчезли. - Бриан, Конрад Монт-Фитчет наш собрат! - Есть, я представлю тебе к вечеру одного из них. – одновременно с братом Анри сказал госпитальер. - Брат Анри, Конрад Монт-Фитчет идёт против воли покойного магистра, против воли всех собратьев, а значит, против самого ордена. Нужен ли нам такой человек, который готов мутить воду в чистом озере? Лучше всего избавиться от него сразу же. До того, как он начнёт вредить всем нам, не только мне. А это неизбежно произойдёт, если он уже сейчас не согласен с решением европейского капитула. - Но всё же это слишком жестоко. - Не более, чем убить сарацина. – небрежно отмахнулся Буагильбер. - Бриан, не стоит ставить на одну доску христианского рыцаря-тамплиера и сарацинского воина султана Саладина. – храмовник ничего не ответил, судьба Монт-Фитчета была решена им ещё в Йорке на церемонии преемственности, когда он стоял на коленях перед покойным магистром и тот читал над ним молитву. К этому решению, продиктованному пониманием того, что Конрад враг, примешивалась и личная месть за Ревекку. Мог ведь Конрад тогда весной отвратить беду от Ревекки? Но не стал этого делать, так почему же сейчас Буагильбер должен проявлять снисхождение? Сам Конрад Монт-Фитчет даже не думал о том, что за тучи сгущаются над его головой и грозят его безопасности и жизни. Смерть Луки де Бомануар не была для него неожиданностью, после Англии магистр сильно простыл, промокнув под дождём, и болезнь, в отсутствии хорошего лекаря, обострилась. По иронии судьбы тот, кто мог вылечить старого тамплиера был евреем, и Лука Бомануар с гордой решительностью отверг подобное лечение. Монт-Фитчет считал, что это истинное безумие, отвергать облегчение собственных страданий из-за верования целителя, но переубедить магистра не смог. И вот теперь он плыл на одном из кораблей ордена в Тир. Не в Тортоз, именно в Тир. Он прекрасно помнил судилище над еврейкой, понимал, что не просто так исчезла эта девушка, в колдовство он не верил, знал он и о том, что Буагильбер человек мстительного нрава. Поэтому ничего хорошего для себя от нового магистра он не ожидал. Это и была причиной того, что Монт-Фитчет, презрев решение капитула и собрав верных ему собратьев, отправился в Тир, где был прецептором Тирской обители Жильбер Эрайль. «Лучше пусть он станет гроссмейстером. – рассуждал бывший приближённый покойного магистра – Пусть уж лучше этот содомит, чем Буагильбер с его злобным нравом и безбожием! Только бы брат Жильбер согласился до того, как Буагильберу донесут о смерти отца Луки. Если он согласиться, то Буагильбер просто не успеет приехать из Тортозы, ему останется либо смириться, либо начать вражду с Эрайлем. Но пусть лучше орден будет потрясён внутренними раздорами, чем магистром станет безбожник и еретик!». С такими мрачными мыслями он ступил на землю Тира. Один из его преданных соратников был отправлен загодя в замок, чтобы разведать обстановку, сам же Конрад в сопровождении нескольких рыцарей-тамплиеров спустился на берег. Как всегда портовая пристань напоминала шумный базар. Круговерть людей, громкие крики, отборная ругань, лошадиное ржание и мычание мулов. Монт-Фитчет почти пятнадцать лет не был на Востоке, но память о нём сохранилась. Тревожно оглянувшись на одного из своих сопровождающих, дюжего монаха, несшего священную реликвию ордена, магистерский жезл, Монт-Фитчет пропустил момент, когда перед ним появились храмовники Тира. - Приветствую тебя, брат Конрад. – Конрад вздрогнул и обернулся к говорящему. Прецептор Тира спокойно поклонился, ничем не выражая ни изумления, ни радости, ни обеспокоенности этим приездом. - Мир тебе, рыцарь Жильбер Эрайль, доблестный защитник Иерусалима и Арагона. Ты знал о моём приезде сюда? - Да, знал. Идём, уже давно прошёл полдень и солнце печёт всё сильнее и сильнее, думаю, ты уже отвык от такой жары. В прецептории и поговорим о цели твоего визита. – ох и не нравилось Конраду такое вступление, да делать было нечего. Больше никто не стал бы оспаривать право Буагильбера на трон магистра. Филипп де Плессье ещё мог бы, если бы не был так предан аквитанцу, с Жильбером у Бриана когда-то были свои распри и Конрад только надеялся, что эти размолвки не закончились дружбой. По дороге Эрайль был сама любезность, рассказал о том, что завтра должна состояться свадьба королевы Изабеллы, о том, кто должен вести церемонию и о турнире, который должен будет длиться все три праздничных дня после бракосочетания. О смерти Луки Бомануара, назначении магистром Бриана, нелогичному визиту Монт-Фитчета сюда, в Тир, или же ещё о каких-либо делах, касающихся ордена, Жильбер молчал. Не заговаривал о них и приехавший храмовник, который весьма обрадовался, узнав о том, что магистр госпитальеров так же находится в Тире. Очутившись в прохладе донжона, Монт-Фитчет был отпущен привести себя в порядок, чтобы затем, не теряя времени, прийти для беседы в главный зал. Конрад предпочёл бы для разговора неприметную, желательно без окон и тайников, комнату, однако не он был сейчас хозяином положения. Тир не Европа, и Жильбер Эрайль – не Альберт Мальвуазен, он не позволит распоряжаться в вверенной ему прецептории другому храмовнику, пусть даже и бывшему когда-то одним из числа тех, кто был близок к магистру Бомануару. В небольшой келье Конрад при помощи оруженосца ополоснул лицо и шею, сменил мантию и только хотел было выходить, как в приоткрытую дверь осторожно постучали. - Войди. – разрешил Монт-Фитчет, в келью просочился храмовник в чёрном плаще – А, это ты, брат Никалас. Что тебе удалось узнать? - Многое и не очень приятное для тебя. - Говори. – отрывисто приказал Монт-Фитчет. Змея тревоги и сомнений уже зашевелилась в его душе, и сержант полностью оправдал это неприятное ощущение: - Защитник Тортозы здесь, в Тире. – подойдя почти вплотную к Монт-Фитчету, тихо вымолвил тамплиер – Он приехал вместе с верховным сенешалем Палестины, братом Анри, несколько дней назад. – Конрад выругался, когда он спрашивал у братьев в Никосии о местонахождении Бриана де Буагильбера, ему доложили, что прецептор Тортозы дальше острова Арвада никуда не выезжает. - Это всё? – спросил Монт-Фитчет, сержант отрицательно качнул головой – Так говори же! - С ними приехала из Тортозы женщина. Целительница. И брат Бриан весьма привязан к ней, так что даже бился из-за неё на секирах с Луи де Роком и зарубил его секирой. – Конрад едва не рухнул на каменные плиты от страшного волнения. Вот оно спасение рыцаря ордена Храма Конрада. Если это та, о ком он думает, то он спасён! Ибо обвинения в колдовстве Ревекке из Йорка не были сняты, и любовная связь Буагильбера и колдуньи послужит тем предлогом, при котором еретик не получит жезл, более того, этого обвинения достаточно для того, чтобы изгнать его из ордена, покрыв позором. - Имя. – задыхаясь, выдавил Конрад – Её имя?! - Ревекка из Тортозы. – всё-таки Ревекка. Дочь Исаака, презренная еврейка! Конрад расхохотался, теперь, имея такой козырь, он не боялся ничего. Буагильбер не станет магистром ордена, более того, покинет его. Однако существовала вероятность того, что напоследок вспыльчивый и гордый француз мог всё же отомстить. - Послушай меня, Никалас, слушай внимательно. И что бы не случилось со мной, сегодня же ты должен сделать следующее. Еврейка не должна жить, она, видимо и впрямь была дорога ему там в Англии, что он притащил это отродье сатаны в свою прецепторию. Сейчас же скачи в замок, найди Гийома Монсерратского. И скажи ему… - он поманил сержанта к себе и что-то зашептал ему в ухо. Младший собрат удивлённо округлил глаза, но слушал весьма внимательно – Ты всё понял? - Да, брат мой. - Иди. И не жалей денег. Пусть этот безбожник и предатель убьёт меня, но и его красавица отправится к своему еврейскому Богу! – прошептал Конрад, оставшись один. Несколько минут он сидел на краю жёсткой койки, то посмеиваясь своим мыслям, то скрипя зубами и сжимая кулаки. Наконец, более или менее успокоившись, он поднялся, поправил свою мантию и вышел, высоко держа свою голову. Да, ему было страшно увидеть Буагильбера, да ему до судорог хотелось бежать, сломя голову, на корабль и уплыть так далеко, как это возможно. Но пусть его пытают калёным железом, он не станет показывать своего ужаса перед защитником Тортозы. Большой зал был полупуст. Обычно зала вмещала до двухсот рыцарей, но сегодня здесь собралось не больше полусотни. Весь капитул Тирской обители, верховный сенешаль Тортозы, стража из наиболее верных и преданных соратников, и три прецептора. Бриан и Жильбер были спокойны, а вот Филипп де Плессье нервно расхаживал у дальней стены, в нескольких шагах от друзей. - Филипп, успокойся. – негромко приказал ему Жильбер – Конраду некуда деваться. - Мы ждали этого последние десять лет. – проговорил Филипп, замерев напротив них – И вы так спокойны? - На всё воля божья. – пожал плечами Бриан – Чего ты опасаешься, друг мой? Что он сбежит? Но мы предусмотрели это, все его соратники сейчас в другом конце прецептории. Стены здесь высокие, летать он не умеет. За ворота его никто не выпустит. - А если он откажется отдавать нам жезл? – Жильбер и Бриан переглянулись – Да, я знаю, у него нет такой власти, но что если… - Если, не если. Иди уже куда-нибудь и сядь. – оборвал его Эрайль – Не порть Бриану настроение в такой день своей неуверенностью и женскими сомнениями. - Бриан, скажи ему! - Он прав, Филипп, Жильбер совершенно и абсолютно прав. Сядь и успокойся. Твоя нервозность сильно бросается в глаза всему капитулу. Здесь, конечно, все преданы нам, но не стоит их волновать почем зря. - А вы уверены, что капитул поддержит твоё право? – встрепенулся Филипп – А что если Конрад найдёт весомые доводы в пользу того, что… - Ну будет тогда Жильбер гроссмейстером, что из этого. – Бриан снисходительно смотрел на друга – Ты слишком мнителен, Филипп. И однажды это сыграет с тобой злую шутку. - Хватит, братья мои, он входит в зал. – оборвал их беседу Жильбер – Идёмте по местам. Сегодня в книге ордена начинается новая страница. Едва Конрад Монт-Фитчет в сопровождении того самого монаха, что нёс завёрнутый в Босеан жезл магистра, вошли в залу, двери по законам ордена были закрыты. Монт-Фитчет обвёл взглядом молчаливое собрание и невольно поёжился, когда встретился взглядом с Буагильбером. Бриан слегка кивнул его, приветствуя, однако ничего хорошего для себя Конрад в его глазах не прочитал. Перекрестившись и обнажив голову, Конрад прошёл к своему месту. Бросив мимолетный взгляд на пустое кресло, которое явно предназначалось новому магистру. Но Бриан вместе с остальными прецепторами сидел чуть в стороне. Едва Конрад достиг своего стула, Жильбер, как прецептор этого дома, поднялся: - Встаньте, дорогие братья, и помолитесь, чтобы Всевышний смилостивился над нами сегодня. – в зале раздался сначала шелест плащей и бряцанье кольчуг, а следом за этим капитул прочёл «Отче наш». Неспешность действий, обычно умиротворяющая Конрада, сегодня действовала на нервы сверх меры. Он предпочёл, чтобы всё поскорее закончилось, чтобы либо вздохнуть с облегчением, либо вздохнуть в последний раз. Только вот повлиять на церемонию не мог. - Брат Анри, представитель Антарты, и брат Жильбер, представитель Тира, вы назначаетесь главными избирателями. – заговорил Бриан на правах верховного приора – Выберите по двое человек из братьев, чтобы те выбрали ещё по двое. И так до тех пор пока вас не станет числом равным числу апостолов Господа нашего. – Монт-Фитчет замер от такой неслыханной наглости. Провести капитул без предварительного молебна? Без объявлении о смерти прежнего магистра? К тому же назначить в избиратели не просто представителей разных областей Святой земли, а одного из вероятных претендентов! Когда прозвучало имя Филиппа де Плессье, представителя Акры, Конрад понял, что его попросту загнали в угол, не дав ордену никакого выбора между приемником, назначенным покойным, и кем-то ещё. Метнув быстрый взгляд в сторону Бриана, он увидел недобрый огонёк зажёгшийся в тёмных глазах храмовника. Буагильбер мстил Конраду. За судом над Ревеккой в Темплстоу, за свои страх и отчаянья от того, что не мог защитить любимую, за своё показательное покаяние, за горечь поражения, когда суд всё же вынес приговор. И теперь он мог с удовлетворением наблюдать за смятением и бессильной злостью Монт-Фитчета. «Это только начало, Конрад. – посмеивался аквитанец про себя – Ты ещё не знаешь, что с тобой будет дальше». Двенадцать избирателей назначили капеллана и опустились на колени для молитвы. Зал безмолвно внимал словам: Non nobis , Domine, non nobis, sed nomini tuo da gloriam… А затем все вместе преклонили колени для общей молитвы. - Agnoscite rectam electionem et Dominus autem dirigat corda et mentes nostras ... (Помните о правильном выборе и пусть Господь направит наш разум и наше сердце...) – провозгласил сенешаль и тринадцать избирателей удалились в боковую дверь на совещание. Бред. Показное уважение к традициям ордена. Магистр уже выбран и предопределён. Это подтвердил на смертном одре Бомануар, это подтвердил европейский капитул. В этом собрании по большому счёту не было никакого смысла. Несколько томительных минут прошли всё в таком же давящем молчании, Конрад же успел прийти в себя и успокоиться. Пусть так, пусть избирают своим предводителем этого проклятого Буагильбера, у Конрада Монт-Фитчета тоже есть что сказать. Тринадцать избирателей наконец вышли к собравшимся, и сенешаль от их имени объявил: – Дорогие братья, слава и хвала Господу нашему Иисусу Христу, Пресвятой Богоматери и всем святым, чьею волею мы пришли к согласию и secundum voluntatem tuam (в соответствии с вашими пожеланиями) избрали во имя Всевышнего магистра Храма. Одобряете ли вы деяние наше? – Во имя Всевышнего! – вознёсся к своду залы ответ присутствующих. – Клянетесь ли вы подчиняться ему до скончания дней его? – Да, с Божьей помощью! - Нет! – Конрад встал со своего стула – Я, Конрад де Монт-Фитчет, прецептор обители Пайена, нашего святого основателя, обвиняю Бриана де Буагильбера в безбожии, прелюбодействе и клятвопреступлении! А посему, сей рыцарь обязан снять с себя крест и покинуть орден навсегда! – Жильбер выразительно глянул на Филиппа, когда в зале на выпад Конрада не раздался даже шорох одежд. - Доказательства, брат Конрад. – ровным голосом потребовал Бриан – Ты бросаешь мне в лицо тяжкое обвинение, но есть ли у тебя свидетельства моих грехов? - Согласно Уставу, Бриан де Буагильбер, ты обязан покинуть зал при изложении моих свидетельств. - Иди, я тебе потом всё расскажу. – кивнул Бриану Жильбер. Аквитанец не сдвинулся ни с места, скрестив руки на груди, он устремил проницательный взгляд на Монт-Фитчета и всё так же спокойно возразил: - Согласно Уставу ты не имеешь права прерывать церемонию назначения магистра или же не будучи избирателем, как-то влиять на выбор капитула. Тем более, что ты не входишь в верховный капитул, прецептор Пайена. Так кто же более грешен из нас, я, чью вину ты не можешь доказать, или ты, в присутствии стольких свидетелей нарушающий Устав ордена? - Я произнесу только имя. Ревекка из Йорка. – торжествующим тоном парировал Монт-Фитчет. Только он рано праздновал победу, Буагильбер и бровью не повёл на этот выпад. - И что с этой девицей? – Конрад ловил на себе взгляды присутствующих: снисходительные, злорадные, сочувственные. Победа явно была не на его стороне. - Хорошо, я отвечу более развернуто. В марте этого года в прецептории Темплстоу проходил суд над еврейской колдуньей, Ревеккой из Йорка. Она была обвинена в колдовстве, волхвовании и прелюбодействе. - Я не понял, брат мой. – вмешался Жильбер Эрайль – Какое отношение она имеет к сегодняшнему дню? - Тот кого ты называешь братом Брианом, привёз её в Темплстоу. - То что он привёз какую-то девушку в Темплстоу ещё не делает их dederunt amatoribus (любовниками). – возразил один из капитула – Доказательства свершившегося греха должны быть coactis, et veraces, fidelis (вескими и правдивыми, достойными доверия). Располагаешь ли ты, брат Конрад, такими свидетельствами? - Она была колдуньей! И этому имеются записанные в протоколы суда показания свидетелей! – яростно крикнул Монт-Фитчет. - Это не является доказательством нарушения братом Брианом одного из обетов и не делает его клятвопреступником. – вмешался брат Анри – К тому же, всем известно, что Бомануар в каждой женщине видел колдунью. Даже в благородных сестрах, причисленных к ордену. Да и стоит ли верить свидетельствам, особенно если они куплены или вырваны под принуждением? - Эта еврейка проживает в Тортозе, в городе-прецептории Буагильбера, более того, сейчас она здесь в Тире. Я требую, чтобы повитуха освидетельствовала её и… - Повитуха сможет освидетельствовать только о том, что ты лжец, Конрад Монт-Фитчет. Да, Ревекка из Тортозы действительно сейчас находится в Тире, она целительница королевы Изабеллы и вряд ли иерусалимский престол скажет тебе спасибо за то, что ты сейчас начинаешь собирать дрова для костра по нелепым обвинениям. – Бриан ничем не выдал своей злости, это там, в Англии, растерянный, почти сломленный первым осознанием того, что он всё ещё способен любить, отчаявшийся добиться расположения предмета своей страсти, он совершенно не владел ситуацией. Но не в Палестине, на земле, которую считал своей. - Не говоря уже о том, что магистр госпитальеров лично предложил юной целительнице стать членом его ордена. Стал бы он предлагать подобное колдунье. К тому же, я достаточно долго наблюдал за этой девицей и могу поклясться на ордалии, что она непорочна и чиста перед Богом. – добил брат Анри – Если мы разобрались в этой некрасивой сцене, что вы устроили здесь, брат мой, мы продолжим. – но Монт-Фитчет не собирался так просто сдаваться. - Я обращусь к папскому престолу. - Ты можешь обратиться. – кивнул Бриан – Только избрание магистра ордена не требует папского согласия, решение капитула окончательное. – Монт-Фитчет вышел, громко хлопнув дверями, его монах так и застыл, не решаясь покинуть капитул, но в то же время понимая, что его действия идут наперекор желанию его прецептора. - А ведь обратится. – мрачно пробормотал Филипп, пользуясь тем, что брат Анри пока обращается к капитулу за подтверждением избрания – Отменить наше право папа не может, но причинить тебе и твоей прелестнице всяческих бед сумеет запросто. - Дьявол. – процедил Бриан сквозь зубы – А Вольфганг ещё не успел свести меня со своими головорезами. - О, это не проблема. Клянусь тебе, Бриан, Конрад не дойдёт до пристани. – Жильбер повернулся к самому тёмному углу залы – Селим, мальчик мой, сделай то, что должен. – полумрак в которой пряталась тонкая фигура в сером, шевельнулся точно живой. - Ты уверен, что он сможет? – засомневался Буагильбер. - Поверь, дружок, Селим только с виду кажется изнеженным и слабым. Но я никогда не встречал человека более мастерски владеющего кинжалом. Можешь не беспокоиться о Монт-Фитчете. - Во имя Отца, Сына и Святого Духа мы избрали тебя, брат Бриан, магистром, исполни выбор! – проговорил остановившийся перед ними брат Анри – Дорогие братья, судари, возблагодарите Всевышнего, перед вами наш магистр. – жезл лёг в его руки и в душе Бриана всё перевернулось. Он ждал этого столько лет, проливал за это кровь, плёл интриги, собирал по крупицам своё могущество и славу и вот наконец этот день настал. Великий магистр ордена тамплиеров смотрел на гроссмейстерский жезл и не верил глазам. Неужели это он, Бриан, держит его в руках по праву? Неужели это его поднимают на руки и несут в часовню для общей молитвы. Буагильбер падает на колени перед алтарём, крепко сжимая свою долгожданную награду, губы машинально повторяют вслед за всеми «Tu, Deus, laudem», он смотрит на огромное распятие, висящее над алтарём, Господи, неужели это всё же произошло?! Скорее бы вернуться в замок и рассказать Ревекке, перед кем ещё ему хвалиться своим успехом, как не перед любимой девочкой?! Но мысль о Ревекке вдруг рождает другие мысли и Буагильбер опускает голову, пряча глаза от Христа. Что он натворил? Ведь теперь уйти из ордена практически невозможно! И что теперь будет с ней? С ними? Как теперь он может что-либо просить у своей красавицы, ведь взамен он сможет дать только своё сердце, но он не сможет дать ей спокойную жизнь замужней женщины, которая с гордостью рассказывает подругам о своём муже и детях. Бриан кусает губы, чтобы сдержать стон отчаянья. Мог ли он подумать когда-то, что когда сбудется одна его страстная мечта, она перекроет дорогу другой не менее желанной грёзе? Королевская свадьба хоть и не отмечалась с огромным размахом, как первый брак Изабеллы Иерусалимской, но всё же отличалась достаточной широтой. Ревекка с утра находилась при Её Величестве, и состояние девушки начинало граничить с отчаяньем. Вчера Бриан так и не вернулся из Тирской обители, более того, в королевский замок не вернулся даже брат Анри. Только Гуго, примчавшийся к госпоже сообщил новость от которой она не знала смеяться ей или плакать. Мечта Бриана де Буагильбера осуществилась, он стал великим магистром. Полночи девушка лежала в пустой постели и размышляла об этом. Разве сможет гроссмейстер ордена оставить своих рыцарей? Конечно же нет. А значит, скоро им придётся расстаться, потому что… Слезы вновь подступали к её глазам, какая разница почему? Она просто глупая девчонка, что решила, будто в её силах изменить человека и вместе с ним прийти к счастью. Наверное, поэтому он и не вернулся вечером, не влез в окно посреди ночи, чтобы хранить сон своего наказания божьего, не пришёл и утром, чтобы ласково поцеловать в лоб, смотреть на неё тёплым взглядом обычно надменных и холодных глаз, говорить с ней ни о чём. В полдень во время церемонии бракосочетания, она всё же увидела своего храмовника, только подойти к нему Ревекка не могла: он стоял в окружении своих рыцарей, не глядя на неё. И украдкой рассматривая белую мантию, под которой скорее всего была надета кольчуга, как и всегда, еврейка увидела гроссмейстерский жезл. Бриан держал его небрежно, не как величайшую ценность, к которой стремился столько лет. Почему она не соглашалась с его мольбами, пока было возможно их счастье? Почему она раз за разом отвергала его, ведь сейчас они были бы вместе где-нибудь далеко-далеко отсюда! Несчастная девушка кусала губы, сдерживая себя, но несколько судорожных вздохов всё же вырвалось из её груди, это заметила только Клодина де Гайтон, проследила за её неосторожным взглядом и спокойно произнесла: - Он стал великим магистром, но из-за этого он не перестал быть влюбленным в госпожу мужчиной. – еврейка опустила голову, прячась за лёгкой вуалью – Думаю, моей госпоже сегодня стоит принарядиться для свадебного пира. Ничто так не возбуждает чувства мужчины, как прекрасная женщина, привлекающая чужие мужские взоры. - Я не пойду на пир. – тихо ответила Ревекка – Подобные сборища не для меня и более того, я не приглашена. - Даже я приглашена. Госпожа, разве ты не знаешь, что королева потребовала у супруга выделить тебе место рядом с великим магистром, дабы не разлучать влюблённых? - Не называй меня госпожой. – наверное в тысячный раз попросила девушка – И не называй нас влюблёнными. Он не мой возлюбленный. – бывшая пленница вдруг мягко улыбнулась и осторожно пожала холодную безвольно висящую руку еврейки. - Он любит тебя, Ревекка. И он так же наблюдает за тобой, когда ты смотришь в другую сторону. Он бледный и угрюмый, мрачные мысли терзают его сердце. Но он смотрит на тебя и его холодное лицо становится другим: он тоскует по тебе и чувствует себя виноватым перед тобой. Почему бы тебе не подойти к нему после того, как священнодействие закончится? Все знают о том, что ты его возлюбленная и никого не удивит, что прекрасная дама одарит улыбкой и добрым словом своего рыцаря. - Но не рыцаря Сионского Храма. – горько возразила Ревекка – Глупо стонать о том, чему не суждено было свершиться, Клодина. Я не пойду на пир, мне больно видеть его и… - И не коснуться? – с пониманием отнеслась к её словам норманнская девица – Рано или поздно вам придётся остаться вместе наедине со всеми своими упрёками, виной и прощением. Вопрос в другом, примет ли моя госпожа любовь великого магистра так же, как приняла страсть прецептора Тортозы? Всё же несмотря на подначивание Клодины, Ревекка не нашла в себе силы подойти к нему. Она постаралась затесаться среди разодетой в пух и прах толпы придворных дам и вместе с ними приехать в замок. Закрывшись в своей комнате, еврейка предалась мрачным размышлениям и самообвинению дальше, совершенно не обращая внимания на то, что с ней делают прислужницы под руководством Клодины. А зря. Потому что когда она, готовая к свадебному пиру, вышла из-за ширмы, которую недавно приволокли неизвестно откуда Гуго и Абдалла, Ревекка нос к носу столкнулась с Брианом. Буагильбер застыл, в восхищении рассматривая своё сокровище. Его красавица и впрямь сегодня была восхитительно хороша и это платье из красного, точно у невесты, шёлка ей необычайно шло. Бриан скользил взглядом по бледному овалу лица, по опущенным ресницам, потом спускался вниз, к обнажённым почти до плеч рукам, открытой шее и ключицам, по кокетливо выглядывающей из-под, льнущего к ногам подола платья, туфельке. Господи, дай ему сил! - Госпоже чрезвычайно идут эти бриллианты. – проворковала Клодина с довольным видом рассматривая эту пару, Бриан кивнул, даже не обращая внимания на драгоценные побрякушки, кому они нужны, если главный бесценный бриллиант стоит перед ним так близко, что только руку протяни и можно коснуться её – И наряд госпоже тоже весьма к лицу. – не унималась Клодина. - Да. – хрипло подтвердил Буагильбер – Ты прекрасна, сокровище моё. – сделав над собой усилие, он встряхнул головой, точно отгоняя дурман, и отступил на пару шагов назад – Самая прекрасное создание, которое только видел мир. А теперь, радость моя, иди и переоденься. – Ревекка потрясённо подняла на него глаза, Клодина же удовлетворённо усмехнулась – Ты ведь не думаешь, что я позволю тебе разгуливать в таком виде на глазах у целой толпы? - Боюсь, мы не успеем переодеть госпожу. – мягко начала Клодина, на что Буагильбер холодно отрезал: - Моя возлюбленная не будет расхаживать перед другими мужчинами с обнажёнными руками и практически голой грудью! – Ревекка машинально опустила глаза на ворот платья, расположенный всего в двух дюймах ниже ключиц. Что себе позволяет этот несносный храмовник?! - Как прикажет наш господин. – отчеканила Ревекка, разворачиваясь обратно к ширме – Надеюсь, мне дозволено переодеться без присмотра господина. - Ррррвекка! – рыкнул Бриан – Какого дьявола?! - Я выполняю ваше распоряжение. Так мне начинать переодеваться прямо при вас или вы позволите сделать это без вашего присутствия? – быстрые шаги, шуршание мантии и громкий грохот закрываемой двери – Клодина, а где то платье, которое ты хотела надеть на меня позавчера? - С глубоким вырезом на груди, открытыми руками и белоснежное, точно оперение невинной голубки? – уточнила Клодина, Ревекка решительно кивнула – Стоит ли играть с огнём, госпожа? – стоит. Тысячу раз стоит, потому что внутри самой Ревекки тоже горит огонь. Бриан в величайшем гневе влетел в пиршественный зал, куда мало помалу уже стекался придворный люд. Жильбер Эрайль, до этого беседующий с Филиппом де Плессье, заметил его первым, так как стоял лицом к дверям. И состоянии крайнего раздражения на лице великого магистра тоже заприметил. Поэтому он без зазрения совести развернул друга и шепнул ему: - Гляди, так выглядит неудовлетворённое вожделение. - С чего ты взял? – удивился Плессье, наблюдая за другом, подходящим к ним. - Да уж знаю. – хмыкнул Эрайль – Ты снова зол, брат, опять размолвка с твоей тихой гаванью? - Она невыносима! – в ярости бросил Буагильбер – Совершенно несносна, горда и упряма! - Но ты её всё равно любишь. – поддакнул Эрайль, де Плессье в недоумении переводил взгляд с одного тамплиера на другого и силился что-то понять. - Эта невыносимая девчонка вздумала явиться на пир в совершенно непотребном виде, можете себе это представить? – оба прецептора вспомнили скромницу Ревекку и признались: - Честно говоря, не могу представить. - Нет. - Боже мой, за что я только люблю это своенравное создание?! - Она красива и умна. – выдвинул своё предположение Филипп. - Нет. – небрежно возразил Жильбер – Она наполняет твою жизнь красками, светом, смехом и теплом. И ты не можешь оторваться от неё, потому что она часть тебя. Как ты вчера сказал? Лучшая твоя половина. Послушай, Бриан, ты ведь собирался пойти и просто поговорить со своей прелестницей. - Полночи собирался. – улыбнулся Филипп. - Да нет, полночи он собирался с духом для разговора. - Не надо умалять смелость нашего магистра, Жильбер. - О, поверь мне, Филипп, есть на свете одна неприступная крепость, которую наш великий владыка не смог взять. Более того, он боится штурмом, подобно буре, взять этот бастион. Вдруг хрупкий хрустальный замок осыплется осколками в его руках? Объясни мне, что не так было на этот раз, Бриан? Кружева не того цвета? Рукава слишком узкие? Лента не твоих цветов? - Слишком глубокий вырез и эта юбка, которая и святого с ума сведёт. – неохотно признался Бриан. - Но так как ты не святой… - задумчиво покивал Филипп, рассматривая проходящим мимо них дам, чьи платья открывали на самом деле много чего этакого. Бриан вздохнул. - Но больше всего меня разозлило то, что она снова стала подобно льду и камню. - Ммм, вот как. Холодная и жёсткая? - Жильбер, холодная и жестокосердная. Буагильбер, право слово, это всего лишь женские капризы, а их у женщин столько, что лучше всего не обращать внимания на них. - Нет, Филипп. Не могу я равнодушно смотреть на то, как тает то прекрасное и светлое, что между нами было. – Бриан устало потёр было шрам, но тут же отдёрнул руку – Я хочу, чтобы она и дальше смотрела на меня с теплотой и улыбкой, а не гордо вскидывала подбородок, цедила сквозь зубы слова и обращалась, точно мы чужие друг для друга. - Ого. – Эрайль недоверчиво вскинул брови – Хочешь казать, что у твоей тихой гавани опасные рифы? - Хуже. У моей тихой гавани несгибаемая воля. И ослиное упрямство в придачу. - Женщины. Странные и противоречивые создания. – Жильбер глянул за спину великого магистра – Знаешь, друг мой, мы понимаем твоё состояние, но почему бы тебе не запастись терпением и выдержкой? - К чему ты это сейчас клонишь? - Обернись. Только ради всего святого, не поддавайся своей ревности. – Бриан порывисто оглянулся и зашипел: - Что она на себя нацепила? Наказание божье! - Да нет, скорее атлас. – посмеиваясь, возразил Жильбер. Ревекка стояла рядом с Клодиной и Болдуином, в белоснежном платье гораздо более смелого фасона, чем предыдущее – Во всяком случае, теперь вы в одном цвете. – Бриан уже не слушал друга, двинувшись к оруженосцу и его дамам, Филипп дёрнулся было следом, но Жильбер придержал его за рукав – Не стоит мешать им, друг мой, ибо те искры, что летят между ними сейчас, запросто могут вызвать пожар. А пожары имеют обыкновение очень больно обжигать. Ревекка хоть и не смотрела Бриана, однако его тяжёлый, точно могильная плита, взгляд ощутила сразу. И приближение почувствовала тоже сразу. И какая-то часть её замерла в паническом ужасе, в то время как вторая заставила её гордо расправить плечи и спокойно встретить его. Храмовник склонился к её уху и прошептал: - Радость моя, у тебя не нашлось наряда поскромнее? – она опустила голову, чувствуя себя нашкодившим ребёнком, столько усталости было в его голосе – Я знаю, что ты сейчас сердита на меня, и догадываюсь почему, но зачем нужно было меня дразнить? - Чтобы ты понял разницу между фривольным платьем и достойным покровом. - Я понял. Переодеваться не отправляю, потому что после первого раза уже не совсем уверен, что выдержу твой очередной наряд. – Буагильбер, сжал пальцы Ревекки и закончил – Я бы тебя убил за такие выходки, да без тебя жить совершенно невозможно, как без воздуха. Так что, от меня ни на шаг весь вечер. И молись, чтобы никто не смел пялиться на тебя. - Хорошо, как будет угодно моему господину. - Не зли меня, Ревекка, тебе самой не понравятся последствия. – девушка бросила на него взгляд полный молчаливого протеста, но вслух ничего не сказала. Весь вечер Буагильбер был точно на раскаленных углях, вина перед ней, ревность и тоска сжигали его не хуже пламени. За столом ее усадили рядом с ним, точно в насмешку, чтобы он таял от нежности, прикасаясь невзначай к ней, и умирал от желания покрепче прижать ее к себе. Они не сказали друг другу за всё время праздничного ужина ни слова, стараясь даже не встречаться взглядами. И когда начались танцы, Буагильбер только лишь наблюдал за танцующими парами, крепко держа руку девушки. Правила запрещали тамплиерам танцевать, как запрещали пение мирских песен и чтение книг, не являющихся священными. И Бриан порой, видя неприкрытый интерес в глазах Ревекки, начинал жалеть об этом пункте Устава. К ним подсел Жильбер Эрайль. – Прекрасная Ревекка, сегодня именно ты затмеваешь своей красотой и скромностью поведения всех присутствующих дам. Вряд ли в зале найдется с десяток юных дев, кто хотя бы близко мог сравниться с тобой, и не найдешь ты ни единого рыцаря, кто глядя на вас, не завидовал бы твоему возлюбленному. Ведь именно он держит в своих руках прекраснейшую из красавиц. – Благодарю за твои слова, рыцарь, только ты ошибаешься. Твой друг мне не возлюбленный, а в зале достаточно более красивых женщин, чем я. – Бриан ласково погладил пальцем тонкое запястье, да к таким выпадам он привык и ее нежелание признавать в нём близкого и дорогого для неё человека, уже не вызывало гнев, только печаль и боль. Жильбер же впервые обратившийся к еврейке напрямую, покачал головой. – Да, отец наш, Бриан де Буагильбер, твоя жемчужина Тортозы и впрямь горда и упряма. Тяжело вам обоим придется. – Не болтай глупостей, Жильбер. Ты завершил всё дела в Тире? Не забывай, что теперь ты прецептор Антарты. Радость моя, Жильбер поедет с нами, впрочем, как и Филипп с Вольфгангом. Ты не против такой компании? – Меня не касаются дела твоего ордена, великий магистр. Поступай, как считаешь нужным поступить. Я же устала за сегодняшний день и хочу спать. Господин Жильбер, желаю вам доброй ночи. – девушка вышла из– за стола и направилась к дверям залы. Бриан еле заметно кивнул Гуго и Болдуину, чтобы они проводили свою госпожу. – Сочувствую тебе, брат мой. Она всегда такая? – Только сегодня. – наблюдая за женской фигуркой в белом наряде, ответил великий магистр – Ты нашёл достойного доверия собрата на место прецептора Тирской обители? - Да. К утру все соответствующие бумаги будут готовы. Бриан, она делает тебя слабым. - Вовсе нет, она делает меня уязвимым, но не слабым. Пойду я тоже. Не хочется мне здесь сидеть без неё. - Мы с Филиппом тебя проводим до дверей вашей опочивальни, точно новобрачного. - Давай обойдёмся без твоих шуток, они меня сегодня не веселят. – великий магистр поднялся вместе со своим собратом по ордену. Попрощавшись с королём и королевой, обменявшись парой любезных фраз с магистром госпитальеров и епископом, трое рыцарей Храма покинули пиршественный зал. Разговаривая о предстоящем плавание в Тортоз, друзья прошли длинную галерею, свернули к лестнице и услышали женский вскрик, сменившийся звоном мечей. Вот уж и не думала Ревекка из Тортозы о том, что сегодняшний вечер закончится именно так. Гуго и Болдуин шагали рядом с ней, не вступая в разговоры, но обмениваясь понимающими взглядами поверх её головы. Она догадывалась о чём они оба думают, но спорить с кем-то не были ни сил, ни желания. Иудейка вообще мечтала только лишь о том, что сможет наконец-то залезть в мягкую постель и уснуть. Накануне она почти не спала, провела весь день на ногах, а размолвка с Брианом вытянула из неё последние силы. Мимо нашей троицы прошли двое придворных из свиты Гийома Монсерратского, мужчины смеялись собственным шуточкам, однако весьма почтительно обошли Ревекку. Но Болдуина насторожил взгляд одного из рыцарей, брошенный им на еврейку. Злорадство и предвкушение было в этом взгляде. Де Ойлей шикнул Гуго и когда тот повернулся, повёл подбородком в спину уходящих. Гуго, он обладал цепкой памятью, моментально вспомнил, как на протяжении всего дня какие-то подозрительные личности крутились около госпожи, посматривали на неё, перешёптывались. Да и эти двое воинов Гийома. Зачем они покинули пиршественный зал, если танцы только начались, до полночи ещё далеко, а их господин явно никуда не торопился? Дорога к жилым комнатам из трапезной была только одна, видимо тот, кто строил замок подумал в первую очередь о крепости и неприступности стен, а о том, что защитникам замка нужно питаться и земной пищей тоже, подумал в последний момент. Длинная галерея, соединяющая ту часть, где находилась трапезная, и основной донжон, приводила к лестнице, одна сторона которой заканчивалась глухой площадкой на верхнем этаже, а вторая вела в коридор, откуда начинались комнаты хозяев и гостей. Гуго знал о той площадке, знал он и том, что в это время на лестнице не встретишь не души, разве не идеальное место для засады? Осторожно потянув девушку назад, он тихо прошептал: - Моей госпоже лучше всего вернуться в пиршественный зал. - Почему, Гуго, что случилось? - Впереди может быть засада. – ответил за младшего оруженосца, Болдуин. Ревекка остановилась, бросила внимательный взгляд на лестницу, которая начиналась всего в паре шагов от них, как это ни странно обычно отлично освещённые ступеньки сегодня терялись в полумраке, кто-то погасил, умышленно или по недогляду, факелы на верхней и нижней площадке. - Ты прав, идёмте обратно, не стоит рисковать. – одному Богу ведомо правы ли они в своих подозрениях или нет, но Бриан научил Ревекку ценить свою жизнь и доверять собственной тревоге. Троица развернулась в обратном направлении и наткнулась на троих воинов с оружием. Гуго мягко пожал пальчики своей госпожи и отодвинул её к стене так, чтобы ни с галереи, ни с лестницы до неё было не достать. - Неужели прелестная дева не знает, как опасно разгуливать по замку одной? – игнорируя оруженосцев, схватившихся за оружие, лениво проговорил один из противников. - Наша госпожа желает пройти в свои комнаты, а нашему господину, великому магистру ордена тамплиеров, вряд ли понравится, что посторонние мужчины останавливают её и не дают пройти. – Болдуин краем глаза заметил на лестнице движение, так и есть двое, трое, четверо. - Твой господин слишком явно преступает Устав собственного ордена, мальчишка. - Это личное дело моего господина и давать отчёт в своих поступках он может только самому папе. - А знает ли твоя прелестная и нечестивая госпожа, что христианнейший рыцарь де Рок пал от секиры твоего господина? – Ревекка знала об этом поединке и хотя она была в ужасе от поступка Буагильбера, в глубине души, спрятанное за семью печатями чувство к храмовнику, отзывалось невольной гордостью от того, что он готов защищать свою любимую не только на словах, но и на деле. Впрочем, сейчас была совершенно другая ситуация. - Господин мой, Бриан де Буагильбер, не прощает обид и оскорблений, нанесённых госпоже, как не прощает вызовов, брошенных ему лично. – Болдуин крепче сжал рукоять меча и сделал последнюю отчаянную попытку избежать столкновения – Пропустите нашу госпожу и он не узнает о том, что здесь произошло. - Хватит болтать, мальчишка. Еретичка умрёт, только её кровь послужит очищением за кровь Луи де Рока. – Ревекка невольно отшатнулась, больно ударившись о стену, когда трое опытных воинов ринулись на Гуго и Болдуина. Как-то не воспринимала она этих услужливых, улыбчивых юношей, которые любили подурачиться, как надёжную защиту. Каково же было её удивление, когда Гуго и Болдуин дали достойный отпор нападающим. Откуда ей было знать, видевшую только одну сторону рыцарства, что ежедневно ранним утром Буагильбер лично гонял обоих оруженосцев на заднем дворе дома, приучая их к выносливости и делясь своим опытом и мастерством, что тот же брат Анри любил после обеда заглянуть на тренировочное поле и показать юным послушникам и оруженосцам парочку коварных приёмов, что каждый защитник Тортозы считал своим долгом не молитвы и покаяние, а обучение всех мальчиков и юношей, из которых потом и вырастали воины Храма, выносливые, бесстрашные и готовые сражаться до последнего. Гуго и Болдуин сдерживали неприятеля, не позволяя им подступиться к Ревекке, удары сыпались на них с трёх сторон и хотя они весьма умело отбивали их, оба оруженосца понимали, для них просто невозможно выстоять против семерых человек. Да-да, семерых, про тех, кто стоял на лестнице ни Гуго, ни Болдуин не забыли ни на миг. Старшему оруженосцу наконец удалось достать до незащищенного горла своего недруга, девушка вскрикнула, когда тяжеленный воин едва не придавил собой де Ойлей, а его товарищ смог всадить кинжал в предплечье Болдуина, пользуясь ситуацией. Раненный Болдуин вынужден был отступить. Как не громки были звуки драки, Ревекка всё же услышала со стороны лестницы тихий звон, вынимаемых из ножен клинков. Тяжёлая рука опустилась ей на плечо, вызвав новый вскрик, и потянула в темноту. Извернувшись, девушка вцепилась зубами в мужскую руку точно волчица, сжимая челюсть с такой силой, что через секунду почувствовала солоноватых вкус чужой крови. - Чертова девка! - выругался нападающий и стряхнул еврейку, точно муху на пол. Болдуин метнул на звук голоса свой меч и скорее всего попал, потому что воин захрипел, оседая в двух шагах от Ревекки. Встав перед девушкой, старший оруженосец приготовился защищать её, вооружившись только лишь тонким кинжалом, казавшимся игрушечным по сравнению с мечами врагов. Точно сквозь толстый слой ваты Ревекка услышала топот ног со стороны галереи. Буагильбер, Эрайль и де Плессье не сбавляя хода ворвались в битву и девушка предпочла закрыть глаза, чтобы не видеть, как с тамплиеры с рычанием нападают на тех, кто ещё недавно считал себя хозяином положения. Яростный звон мечей, тяжелое дыхание, проклятия и хрипы вокруг неё заставили Ревекку сжаться от невольного ужаса. Она не боялась смерти, как таковой, и могла бы не дрогнув пойти на собственную казнь, но одно дело погибать во имя веры или во имя своих идеалов, и совсем другое умирать так, без причины, от рук крестоносцев, которые в другой ситуации просто так умереть бы не дали. - Что во имя неба здесь происходит! Вольфганг, за мной! - этот голос она знала. Магистр госпитальеров, видимо так же решившийся покинуть танцы вместе с фон Райном, увидел побоище и пришёл на выручку братьям тамплиерам. - Не стоит убивать этого мерзкого слизняка, Жильбер. - невозмутимо вытирая меч о плащ убитого им крестоносца, проговорил иоаннит - Право слово, отдай его мне и чрез час он расскажет всё, что знает. Дозволяет ли магистр применить допрос к этому ничтожеству? - Дозволяю. - госпитальер с интересом наблюдал за тем, как магистр тамплиеров поднимает с пола свою любимую, осматривает её на предмет ран и ушибов, а потом со вздохом облегчения прижимает её к своей груди. - Брат мой во Христе, не кажется ли тебе, что для великого магистра ордена Сионского Храма недопустимо подобное проявление чувств к женщине? - У меня на свете две привязанности, де Донжон, орден и эта девушка. Болдуин, это твой меч торчит в горле вон того слабака, не способного защититься даже от мальчишки? - Болдуин молча кивнул, Ревекка же вздрогнула всем телом, представив себе этот кошмар - Тише, птичка моя, тише. Болдуин, на колени. - оруженосец молча опустился на колени перед магистром, тот выпустил из своих объятий Ревекку и легко коснулся кончиком окровавленного меча опущенной головы юноши, потом одного плеча и второго - Сегодня ты доказал, что уже не юнец, а достойный муж, защищающий слабых и угнетённых, ценящий преданность даме и готовый бесстрашно встретить лицом любую опасность. Встань, сэр Болдуин, отныне ты полноправный рыцарь, носящий пояс и шпоры. - Болдуин поднялся на ноги, уже не оруженосец, а рыцарь. Буагильбер же вновь привлёк к себе девушку. - Лучше уведи её, великий магистр, смерть - это не то зрелище, которое должно видеть девичьи глаза. - Жильбер склонился над раненным, но ещё живым пленным - Мы с иоаннитом сами займёмся этим человеком и ранами сэра Болдуина. - как бы не хотелось Буагильберу лично допросить пленника, однако бросив нерешительный взгляд на Ревекку, он понял, что ещё немного и у девушки начнётся истерика. - Идём. - потянул магистр свою возлюбленную в сторону лестницы, девушка нерешительно шагнула, запнулась о чью-то не то руку, не то ногу, и едва не упала - Тише, тише, он мёртв, и не причинит тебе больше вреда. - подхватывая её на руки, попытался успокоить Бриан, но девушку затрясло ещё больше. спрятав лицо в складках его мантии, она так и дрожала всю дорогу, изредка всхлипывая - Милая, у тебя была кровь на лице, но не было кровоподтёка. - Я его укусила. - глухим голосом ответила девушка, Буагильбер представил с какой же силой нужно было кусать, чтобы прокусить кожу и пустить кровь, уважительно покосился на Ревекку. - Должен признать, что благодарен тебе за то, что меня ты ни разу не пыталась укусить, радость моя. - А что я должна была делать, когда меня потащили во тьму? - воскликнула девушка, резко поднимая к нему голову - Ждать милосердия? - Тише, умница моя, тише. Ты всё сделала правильно. Немногие женщины, кстати говоря, на твоём месте вообще стали бы сопротивляться. - он толкнул ногой дверь и вошёл в их комнату. бережно опустив свою ношу на край кровати, храмовник однако не смог выпрямиться и отойти от неё, потому что её пальцы намертво вцепились в его мантию - Я никуда не уйду, и никому не позволю тебя обидеть. Успокойся, я ведь рядом. - А что будет с теми, кто приказал устроить засаду? - Вольфганг найдёт всех участников, можешь не волноваться. И тех кого можно будет повесить, мы повесим, в назидание остальным. Что касается тех, до кого орден не сможет дотянуться в силу их неприкосновенности, так или иначе они все понесут наказание, это я тебе обещаю. - Не надо. они совершили ошибку и... - Нет, Ревекка, они посмели тронуть моё. Я думал, что после де Рока тирская знать поумнеет, но видимо они относятся к той категории людей, которые успокаиваются только разбившись о камень насмерть. Не думай об этом, это не твоя забота. - А твоя, как мужчины и магистра? - Буагильберу наконец удалось разжать сведённые судорогой пальцы Ревекки, присев у её ног, он осторожно поцеловал маленькие ладони. - Я знаю, что многое должен тебе объяснить, в том числе и магистерский жезл, но я не знаю с чего мне начать. Я могу сказать только, что я никуда тебя не отпущу и ни за что с тобой не расстанусь. - Ты эгоистичное, надменное... - Да, сокровище моё, я эгоистичное, надменное, порочное чудовище, сродни адскому демону, ну или что ты там обычно говоришь в такие моменты. И это чудовище сейчас хочет только одного, чтобы ты успокоилась. Посмотри на меня, - его рука заставила её поднять голову и взглянуть в его глаза - ничего не изменилось от того, что я стал магистром. Я так долго к этому шёл, почти всю свою жизнь. Но получив эту побрякушку, я не стал счастливее, поверь. Завтра, радость моя, завтра мы сядем на корабль и вернёмся домой, в Тортоз. Я что-нибудь придумаю, как нам быть дальше, и с Гийомом и с нашей жизнью. Прояви немного терпения, Ревекка, я найду выход. И пусть сегодняшний день станет днём нашего пути к дому. Совместному дому. - Мы полгода живём в одном доме. - устало отозвалась девушка. Бриан чуть улыбнулся. - Да, но в том доме не было мира. - А в этом будет? - Я надеюсь. Разве не надеждами живёт человек?