Если бы...

Любая осада или штурм начинается с предложения сдаться. Любой полководец, пришедший со своей армией, под стены крепости или города, милостиво разрешает защитникам обойтись без жертв, в конце концов, разве это так сложно? Отдать город и никаких раненных и убитых. Никаких бессонных ночей под обстрелом, пожаров и разрушений. При этом, как правило, в первую очередь полководец думает о своей армии. Ответы всегда были разными: и смиренная капитуляция города на милость победителя, и презрительное молчание, и гордое «нет», и оскорбления в адрес пришлых, и даже расстрел посла арбалетными болтами или же стрелами. А вот итог осады был всегда одинаков: одно из двух – либо полководец побеждал непокорную твердыню, либо нет. Тортоза была знаменита своей неприступностью, своими воинами и своими победами. И для одного из молодых мамелюкских султанов северной части Сирии, недавно взошедшего на престол, взятие города-прецептории, оплота рыцарей тамплиеров, тем более, что по слухам там сейчас находился и магистр ордена, было делом чести, делом славы и уверенным утверждением себя, как господина над своим народом и знатью. Особо льстило мечтам султана то, что рядом с Тортозом находился Маргат, цитадель госпитальеров. Победа над этими двумя орденами была бы не просто щелчком всему христианскому миру, а увесистой оплеухой. Такая победа ровняла с воинской славой Саладина. Султан сначала провёл разведку боем, один из его передовых отрядов полёг в середине лета под Маргатом, но это не остановило юного восточного владыку. Он прилежно изучал тактику боя христиан и знал, что храмовники особенно часто использовали в бою кавалерию. И собрав войско почти в шесть тысяч воинов, как конницы, так и пехоты, двинулся на Тортоз. Каково же было изумление султана, когда вторгнувшись в долину, он не только не увидел никакой конницы христианских воинов, но хотя бы пешего строя. Беспрепятственно пройдя вглубь долины, до прибрежной её части, войско встало в стан, султан с несколько озадаченным видом рассматривал наглухо запертые ворота и ощетинившиеся стрелами и копьями стены города. - Великий султан, - в сотый раз попробовал отговорить от этой затеи визирь своего неразумного воспитанника и молодого властелина – пока не поздно, мы можем избежать огромных потерь и, возможно, поражения. - Я решил, что нам нужна победа над Тортозом. Не ты ли мне говорил всегда, что если и отсекать куски от Триполи, то начинать нужно именно отсюда? – недовольно возразил сановный юнец. Визирь в очередной раз проклял сам себя за то, что дёрнул его шайтан такое однажды сказать этому мальчишке, но снявши голову, по волосам, как известно, не плачут. - Мой повелитель, вы ещё не набрались опыта в военном искусстве. А Тортоз это в первую очередь крепость рыцарей Храма, тамплиеры славятся своими воинским талантом и искусством ведения войны. Сам Саладин хоть и ненавидит, однако почитает их. - не унимался паша. - Твои хвалёные воины Храма спрятались за стенами своего города. – повернул султан к визирю голову – Взгляни, где их искусство? Где их доблесть? Да и что я теперь, придя с оружием под стены города, извинюсь и просто уйду? - В горах есть форт рыцарей ордена меченосцев, - склонился в низком поклоне почтенный государственный муж – Мы легко сломим их сопротивление. - О да, и я войду в историю своего народа, как султан, отправившийся завоёвывать Тортоз, и разменявший золотую полновесную монету на медный грош, какой-то башенки в горах? Нет, мы сломим сопротивление этих воинов, захватим город и заберём себе их жён. - У храмовников нет жён. – со вздохом произнёс визирь – Они дают обет безбрачия. – но разве могут слова мудрости достичь ушей юной удали, жаждущей подвигов и славы? Так или иначе, рано поутру, когда ещё не успели отгореть последние звёзды, после утреннего намаза, пешие войска были построены, зелёные священные знамёна развёрнуты и трепетали на ещё прохладном ветерке, катапульты и баллисты заряжены, а кони под всадниками нетерпеливо рыли копытами землю. Несколько конников в белых одеждах двинулись к стенам, держа в руках vexillum primereniya (флаг примирения), как называл его отец Анри. Всадники подъехали к стенам на расстояние выстрела из лука, на случай, если один из вариантов ответа на милостивое предложение великого султана о капитуляции, будет именно смерть парламентёров. Прокричав обычное в этом случае приветствие-предложение, всадники увидели на крепостной стене высокую мужскую фигуру в развевающемся белом плаще, вставшую прямо напротив них. В свете первых утренних лучей, он казался непоколебимым, точно один из сказочных палванов, но решительностью своих действий, походил больше на легендарного Ануштегин ад-Дизбири, ибо ответ тамплиеров удивил даже этих видавших виды и прошедших не одно сражение воинов. Бриан де Буагильбер, магистр ордена Сионского Храма, с вечера носился, точно заведённый по всему своему участку оборонительной системы. И только под утро, сморённый усталостью, смог прикорнуть прямо на земле у стены, подсунув под голову рукоять собственного меча. Впрочем сон его был недолог, когда парламентёры только отделились от основной массы армии неприятеля, магистра разбудили. Поднимаясь по каменным ступенькам на стену, Бриан услышал, что кричат посланцы, которые встали аккурат напротив его части стены. Выйдя из укрытия так, чтобы его могли рассмотреть мамлюки, он прикинул примерное расстояние до вражеский осадных орудий. Зря они установили их раньше времени, подобные машины хороши для ночного боя. Видимо решили, что смогут взять город с наскока. Повернувшись к своим воинам, магистр с пугающим спокойствием приказал: - Приблизительно, четыреста шагов, строго на меня. – если его подчинённые и удивились, то виду не подали. Мгновенно пришли в движения заряженные трибушеты и патереллы и в сторону противника устремилась целая туча камней, железных снарядов, которые распадались на подлёте и наносили значительный урон своим содержимым, а так же горшками с зажигательной смесью. Больше всего подобного не ожидали сами мамлюки, чтобы из нападающих мгновенно стать атакованными, такое в военной практике ещё не было. Обычно, по логике военного действия, первыми удар наносили не осажденные. Но кто сказал, что этого нельзя сделать? Впрочем, пришельцы довольно быстро оправились от удивления этим неожиданным, но вполне четким ответом, и лавиной двинулись к воротам. Дальше начался ад, настолько обыденный для защитников города, что даже мало–мальски хороший солдат мог с закрытыми глазами определить, что сейчас делает противник. Заработали в полную мощь баллисты и катапульты противника, уцелевшие после своеобразного гордого «нет» от храмовников Тортозы, и город накрыл настоящий град из камней. Тамплиеры и ополчение вынуждены были прижаться плотнее к стенам, в то время, как метательные орудия города ни на минуту не прекратили своей работы, нанося значительный урон армии султана. Раненых и убитых защитников споро стаскивали вниз на щитах, чтобы там внизу их могли перенести в более безопасное место. Лучники вели беспрерывную стрельбу по наступающим врагам, используя длинные луки и арбалеты. Буагильбер и сам, привалившись плечом к каменному выступу мерлона, прикрывшись от вражеских стрел, целыми тучами летевшими на город, щитом и шлемом, выпускал один арбалетный болт один из другим. У его ног сидел Гуго, сосредоточено вкладывая в желоб короткие металлические стрелы и до упора заводя механизм. Бриану оставалось только лишь прицелиться и отпустить рычаг. Впрочем, нападающих было так много, что даже целиться особой необходимости не было. Сверху было видно, как пешие воины султана, кавалерия осталась не удел, под защитой огромных щитов, пробираются к стенам, а к воротам подкатывают таран под навесом. Сверху на них сыпались камни и стрелы, лился кипяток и горячее масло. Огромный камень, пущенный вражеским трибуше, врезался в стену, за которой прятались магистр и его оруженосец. Бриан успел оттолкнуть Гуго и упасть рядом с ним, когда каменный зубец отломился от удара и их обсыпало мелкими обломками и крошевом. Тут же вскочив на ноги, мужчины глянули вниз, там, у подножия стены, возведённой на рукотворном валу, уже прилаживали составную лестницу для штурма. - Лом, живо! – отрывисто приказал храмовник, совместными усилиями они смогли подсунуть толстую палку под остатки мерлона и столкнуть глыбу камня вниз. Падая, та переломила лестницу и унесла несколько жизней – Не отвлекайся, Гуго, и береги голову. Сколько длился первый штурм не считал никто, было не до этого. Каждый воин стойко сражался за свою жизнь и за Тортоз, отстреливая врагов, круша осадные лестницы и поражая мечом или кинжалом прорвавшихся на стену мамлюков. Метательные орудия работали без остановки, часть воинов были переброшены с северной стороны города, куда почти не пришёлся удар вражеской армии. На Арваде тоже шли бои, флот неприятеля подошёл с западной стороны острова и был встречен почти так же, как и сухопутные войска. Однако, у тамплиеров, засевших в береговых крепостях было больше преимуществ, несколько кораблей противника почти сразу пошли ко дну, остальные оказались зажатыми между патереллами крепостей и абордажными крюками флота ордена, наскочившего на них со стороны пролива. Хуже обстояли дела у южных ворот города. Противник потерял два тарана, прежде чем третьему удалось приблизиться к воротам. Ворота — почти всегда наиболее уязвимая часть оборонной фортификации, об этом было известно и султану, и защитникам Тортозы. Поэтому и делали их с запасом прочности. Огромные, двустворчатые, причем створки сколачивались из двух слоев досок – для большей крепости. Для защиты от поджога снаружи их обивали железом. Изнутри, помимо замков и железных засовов, ворота закрывало несколько поперечных балок, лежащих в стенном канале и задвигающихся в противоположную стену. Их целью была защита ворот от их высаживания нападающими, ибо немало было известно случаев, когда таран не просто пробивал могучее дерево, камень и железо, а выбивал и все ворота полностью – вместе и широкими петлями, своим весом задавливая десятки защитников. Но и тогда они оставались в проходе, слишком велик был вес, чтобы их можно было запросто отодвинуть – ворвавшимся в город приходилось перебираться через горы трупов, что немедленно образовывались в узких проходах. Вот и теперь от первого соприкосновения ударного бревна о ворота города, содрогнулась вся стена. Несколько тамплиеров тщетно опрокидывали на навес, прикреплённому к раме сооружения, крупные камни. Ворота выдерживали все удары, только подрагивали, но было понятно, что в конце концов, если не остановить противника, они сдадутся и тогда защитникам придётся несладко. Бриан уже обдумывал решение этой проблемы при помощи отчаянной конной вылазки, хотя это и было рискованно, пока откроются ворота, пока отряд выедет из города, пока будут затаскивать таран вовнутрь, да и стоит ли оно того? Насколько это осуществимо да и вообще сказочно? Плохо пришлось бы уставшим храбрецам, если бы вдруг со стороны лагеря неприятеля не прекратился вдруг прицельный по городу огонь. Прищурившись от едкого дыма пожарищ и пыли, Буагильбер смотрел на то, как резво несутся мамлюки обратно к своему лагерю. Почему? Да потому что это юный султан не принимал в расчёт Маргат, а вот Бриан знал, что верный союзник придёт на помощь. Так оно и случилось. Пока кипели бои у стен Тортоза, Маргат выпустил с десяток небольших конных групп. Одному богу известно, как госпитальеры, прячась и пригибаясь к земле, в некоторых местах и лошадей заставили чуть ли не ползти на брюхах, они смогли незамеченными медленно пересечь долину и ударить с тыла по лагерю. И великий магистр ордена Сионского Храма не мог не поддержать эту дерзкую вылазку. Таран чуть не провалился вовнутрь города, когда ворота резко начали открываться. Из-за переднего щита не было видно, сами ли ворота открываются или же усилия ударного бревна не напрасны. Внешние ворота открывались вовнутрь, внутренние (ну не могли же у такого города быть одни ворота, верно?) ворота открывались вовне. Поэтому таран, не встретив более сопротивления, проехал ещё пару метров и остановился в так называемом проёме, почти сотня конницы тамплиеров во главе со своим магистром промчалась мимо тарана ураганом, вырываясь за пределы крепостных стен. Несколько десятков пехоты султана кинулись было к проходу, но всадники не сбавляя ходу весьма быстро порубила их на куски. Оставшиеся в городе ополченцы весьма скоро разобрались и с тараном, его мастеров лишили жизни, сам таран втащили во внутреннюю часть и откатили подальше. Конница султана оказалась перед выбором, защищать ли султана, оставшегося с личной охраной в лагере, или же противостоять тамплиерам, летевшим на этот же лагерь в классическом частоколе, только вот лучников позади них не было. Их роль, по всей видимости, выполняли лучники и арбалетчики с городской стены, усилившие прицельную стрельбу. Пока замешкавшиеся всадники мамлюкского владыки, определились, было уже поздно. Разогнавшаяся конница тамплиеров смяла весь строй противников. Бросив переломанные копья, которыми обычно сбрасывали врагов на землю, чтобы взять в плен, храмовники взялись за мечи, ясно давая понять, что на этот раз пленных брать никто не намерен. Пехота султана могла бы прийти на помощь своим товарищам, если бы Жильбер Эрайль не повторил манёвр, только скомбинировав пеших и конных воинов. А с северной части спешил на помощь братьям Филипп де Плессье. В итоге, египтяне позорно отступили к лагерю, уже свободному от госпитальеров, чьей целью было в первую очередь деморализовать противника. Тамплиеры не стали преследовать побеждённых противников, конница всё же была тяжеловата для маневрирования, поэтому рыцари Храма вернулись в город. Лично проследив за тем, как запирают и укрепляют ворота, великий магистр направился к Замору, которого держал под уздцы Гуго. Первый бой они выиграли, одно сражение, но до окончательной победы был ещё не близкий путь. Над Тортозой стоял равномерный гул человеческих голосов, детского и женского плача, конского ржания. Где-то всё же начались пожары и сейчас некоторые районы прецептории были затянуты дымом. Тут и там бегали подростки и женщины, ковыляли старики, перетаскивая раненых на импровизированных носилках из плащей и веток. Буагильбер мысленно с удивлением отметил про себя, что в этот раз этих добрых душ, помогающих его солдатам переправить товарищей к лекарям или на кладбище (это кому как повезло), гораздо больше, чем обычно. Боже милостивый, какое счастье, что его черноокое сокровище под защитой надёжных стен донжона! Что между ней и противниками стены крепости, ворота крепости, вал, внутренние стены города, отделяющие богатые кварталы от бедных, и городские стены! Что она не подвергает себя опасности и, может быть, ждёт его. Буагильбер снял с головы шлем, вся левая сторона его лица покрылась коркой спекшейся крови от рассечённой камнем виска. Усталость давила на плечи, отдавалась лёгкой тягучей болью в мышцах, перетруждённых за день. В донжон, выкупаться, чтобы вода освежила и мысли и уставшее тело, его красавица займётся его раной на голове, а потом можно будет поужинать с ней и прилечь отдохнуть. До ночи можно не ждать ни обстрела, ни нового штурма, сейчас мамлюки будут подсчитывать потери и решать: продолжать ли осаду дальше или прорываться к выходу из долины через Маргат. Ещё нужно будет выяснить, что с Арвадом и флотилией… Его взгляд рассеянно скользнул по тоненькой фигурке совсем ещё юной девочки в перепачканном простом ситцевом платье. Надо же, отважная какая, сама пигалица пигалицей, а раненного подхватила под мышки и волоком волочит, надрывается, бедняжка, но тащит. Упрямая какая, прям как его Ревекка. Он бросил второй уже более заинтересованный взгляд на девчушку с героической стойкостью продолжавшую своё дело, чумазая какая, вся в копоти и крови. По-хорошему, следовало бы ей помочь, но магистр настолько сильно устал и хотел домой, что решил махнуть рукой на этот инцидент, в конце концов, он верховный магистр ордена, ему ли носить раненных подобно младшим лекарям госпитальеров? Пф, рассмешили. Буагильбер отвернулся было, но что-то заставило его вновь взглянуть на девушку. Так-так, хрупкая, довольно высокая, ему примерно до подбородка, длинные чёрные волосы, скрученные в тугую косу. Гордая посадка головы, а этот нетерпеливый, хотя и изящный жест маленькой ручки, откидывающий волосы за спину, был ему до дрожи знаком. Разрази его гром, это же… Буагильбер даже сморгнул на всякий случай – может он все-таки слишком сильный удар получил во время штурма? Или что-то повредил в глазах, когда камень ударил ему в висок и едва не раскроил череп? Что, чёрт побери, его личное сокровище, это маленькое наказание божье тут делает? Он даже остановился, а какой-то солдат, врезавшийся в него по инерции, лишь благодаря тому, что всё внимание магистра было приковано к этому упрямому ребёнку с черными очами, умудрился не нажить неприятностей за подобную дерзость. Ревекка же сосредоточенно тащила раненного воина в сторону укрытия – ее лицо побелело от усилий, спина надсадно болела в районе поясницы, дыхание с хрипом вырывалось из лёгких, а ножки спотыкались – уж слишком тяжел для нее был этот человек. Огромный, почти вдвое ее больше, девушка и сама не знала на что рассчитывала, когда попыталась поднять раненного. Когда же Ревекка, протащив бесчувственное тело несколько шагов, устало остановилась, чтобы перехватить солдата за плащ поудобнее, она почувствовала на плече тяжелую руку. Реакция уставшей, измученной иудейки была несколько заторможенной. Она с равнодушием обернулась, тут же уткнувшись носом в грудь, с красным восьмиконечным крестом на грязной пропылённой ткани, потом медленно подняла голову вверх, увидев сначала жёсткую короткую бородку, плотно сжатые губы и, наконец, суровые глаза своего храмовника. - Здравствуй, сидящая в крепости и ждущая меня Ревекка, - нахмурился Буагильбер. - Ох… - Девушка устало прикрыла глаза, прислонилась лбом к его плечу и замерла так. Только его нравоучений ей не хватало… Брат Анри не был с ней откровенен. Точнее нет, он был честен во всем, но вот только передать весь тот действительный ужас, что она испытала при штурме, убеленный сединами, старый сенешаль не смог. Поначалу Ревекка вместе с Клодиной, не пожелавшей оставлять свою подругу и госпожу в таком деле одну, сидели в обители иоаннитов, прислушиваясь к нарастающему гулу штурма, слышному даже здесь. Затем послышался страшный грохот и треск – это метательные снаряды мамлюков, падая на город, крушили здания, выбивали целые куски от кирпичных и каменных стен Тортозы. Первое время обе девушки вздрагивали, но потом шум словно отдалился – стали поступать первые раненые, и в работе забывалось о страхе. Клодина быстро и беспрекословно выполняла все распоряжения Ревекки, признавая за ней право врача. И хотя первые страждущие лечения от рук возлюбленной магистра ордена были скорее напуганы, чем действительно увечны, Ревекка боялась увидеть среди них знакомые лица. В основном, это были горожане, хоть и живущие в суровых условиях Палестины, но тем не менее не подготовленные к бойне. Случайные жертвы стрел и обломков стены. Однако вскоре ситуация изменилась, длинные светлые комнаты и коридоры обители и прилегающих к ней ещё двух домов наполнились стонами и криками – раненых стало гораздо больше. Кто-то не доживал до переноса в укрытие, погибая от ран и больших кровопотерь, в боли и страданиях. Храмовники, ополченцы, женщины и старики, дети, христиане и мусульмане, старые и молодые. Всё смешалось, перед общей бедой, смертью и болезнями были равны все. Госпитальеры уже не ходили степенно от одного страдающего к другому. Нет. Теперь они едва успевали мельком осмотреть раненного, как тут же их присутствия требовали в другом месте. Ревекка видела всё это. И видит милосердный Господь её предков, но простить такое ему она не смогла бы. Всю свою сознательную жизнь, она училась и занималась врачеванием, но то были мирные времена, раны вызывали жалость и сострадание, забота о пациентах приносила радость и даже некую гордость от мысли, что божья искра дана была ей не зря. Сейчас же ей порой начинало казаться, точно она попала в христианский ад, кровь и мучения вокруг, грохот обстрела, крики и стоны раненных. Она ни разу не бывала в осажденном городе, не присутствовала во время погромов еврейских кварталов. Конечно, девушка видела штурм и падение Торкилстона, но одно дело наблюдать за этим из высокой неприступной башни, и совсем другое – очутиться практически в гуще событий, насколько это возможно для женщины. Да и в Торкилстоне у неё не было такого страха перед наступающими саксами, норманнов она боялась больше, а Бриан, в чьей власти она была, тогда и вовсе казался олицетворением жестокости и беззакония. Не покладая рук, почти не разгибая спины, девушки работали с раненными. Перетаскивали, укладывали, обтирали смоченной в слабом растворе уксуса тряпицей, обрабатывали и сшивали раны, поили водой и ласково шептали слова утешения. Не раз обоим красавицам приходилось сдерживать рыдания, не раз в страхе замирало сердечко, когда раненный оказывался похожим на знакомых или друзей. Через пару часов раненые заполнили обитель, и лекарям пришлось перебираться в другое место, ближе к городским стенам. Оставленные в обители люди уже не нуждались в их заботе, напоить и обтереть их могли и сердобольные женщины, которые проникшись деятельностью Клодины и Ревекки, пришли к ним на помощь. Однако выйдя за пределы более или менее тихих кварталов, юная иудейка столкнулась с ещё большим отчаяньем картины штурма. Ещё вчера чистенькие улочки, мощённые небольшими камнями или засыпанные галькой, представляли сейчас печальное зрелище. Мусор, камни, следы крови, обломки мебели и битая посуда. А ещё раненные. Раненых были не десятки – сотни. Этот поток несчастных никогда не прекратится. Словно Господь решил наказать человечество, вновь наслав потоп на мир – но не потоки воды омывали крепость, а потоки крови. Женщины безмолвно, точно настоящие воины, перетаскивали тяжелых солдат с открытых мест в укрытия – их не пугали ни летевшие стрелы, ни дротики. Уста сомкнуты, глаза открыты – сейчас нет места для паники. Тортоз в беде, и все ее жители поднялись на защиту города. Кто же не мог держать оружие в руках, то помогали раненным и увечным. Вокруг стоял выжигающий глаза дым – от нескольких запущенных в город тлеющих смоляных снарядов начинался пожар. Старики и подростки дрожащими руками передавали ведра с водой или песком друг другу по цепочке, не смотря на то, что дома были построены в основном из камня или глины, дерево здесь весьма ценилось, многие крыши бедных районов были покрыты соломой или же замазаны крепко сбитым в однородную массу тростником и глиной. Поэтому крыши горели, да ещё как, грозя перекинуться на соседние дома. К счастью, сильных пожаров не было, основные очаги удалось засыпать песком до мощного неконтролируемого возгорания. Но рук всё же не хватало. Глаза Ревекки, привыкшие к солнцу и свету, не могли принять тот кошмар, что разворачивался перед ней. Точно Господь решил покарать Тортозу огнем и молнией – как Содом и Гоморру. И быть может именно поэтому она с еще большим рвением принялась за работу – не может быть этот ад на земле – явью. Это сон. А разве во сне ей что-то угрожает? Со стоном усталости она отстранилась от сильного надежного плеча Бриана, надо было возвращаться к своему пусть и тяжёлому, но благородному и милосердному труду. Бриан смотрел на неё не мигая, грозно нахмурив брови, что было не особенно легко, учитывая его рану на голове. И, судя по взгляду храмовника всё же в этом кошмарном сне ей определённо грозят большие неприятности. Причём от человека, который вполне реально способен выполнить свои угрозы. - Что ты тут делаешь, радость моя? – тихо и вроде бы ровно проговорил Буагильбер, но Ревекка невольно поёжилась. Моргнув, она опустила голову, чтобы не встречаться с ним взглядом. Глухой внутренний протест, рождал злость на эти дурацкие вопросы. Что она тут делает? А что она может здесь делать? - У меня нет времени, помоги же! – резко вскинув на него глаза, потребовала еврейка. Буагильбер опешил от неожиданности. Какого дьявола себе позволяет это своенравное… Но Ревекка уже наклонилась к раненному и схватила храмовника за рукав – Не стой столбом! Помоги дотащить его до пристанища! – крикнула она, когда буквально в нескольких шагах от них, подняв тучу пыли, рухнула одна из стен здания. Вокруг раздались плач и вопли. Испуганный Гуго бросился к ним, забыв о лошади своего господина. Скрипнув зубами, с любимой девочкой проще согласиться, чем переупрямить, Бриан подхватил мужчину, и с нечеловеческим усилием закинув его себе на плечо. Под его весом храмовник согнулся. Матерь Божья, как эта наказание Господнее смогла столько протащить этого борова?! - Быстрее же! – Ревекка уже двинулась вперед, с нетерпением оглядываясь на Буагильбера. Почти в каждом городе ещё в первые годы становления Иерусалимского королевства, были вырыты небольшие подземные галереи с тщательно укреплённым сводом и стенами. Их делали как раз для таких случаев во время штурма, здесь можно было пересидеть мирным жителям или поспать уставшим воинам, не покидая далеко своего поста. В мирное же время тут хранили оружие. В такое убежище и принес раненного следом за Ревеккой Бриан. Однако, места в убежище больше не было. Люди лежали прямо на земляном полу, мертвые – вперемешку с живыми. Он аккуратно положил страдальца прямо здесь – дойдет ли до него целебная рука лекаря? Или он тоже погибнет, защищая эту крепость? Защищая честь ордена тамплиеров? Его честь? Ревекка же уже упорхнула, он видел ее черноволосую головку, непокрытую даже легкой вуалью, среди своих раненных собратьев. Она давала им воды, улыбаясь ласково и нежно, точно ангел милосердия, что-то говорила, стараясь хоть как-то унять страдания. Бриан направился было к ней, но кто схватил его за плащ. Он обернулся. - Воды…. – прохрипел человек. Магистр с удивлением узнал этот голос – то был Артур, юный норманн, член ордена тамплиеров, он стал рыцарем не больше пары месяцев назад. Сколько ему? Двадцать? Может больше. И старше на год он уже не станет. Только сейчас Бриан увидел, что вцепившийся в него юный рыцарь лежит как-то странно. Он наклонился и убрал с него покрывало – Артур был ранен снарядом в живот. Чудо, что он до сих пор еще дышал. Или же не чудо? Бриан взял флягу с водой из-за пояса. - Нет, ему нельзя! – откуда Ревекка опять появилась? Она склонилась к юному тамплиеру, ласково провела рукой по его волосам, зашептав – Потерпи, пить тебе сейчас нельзя. Через минутку подойдут иоанниты, мы зашьём твои раны и дадим напиться вволю. Только продержись, славный воин, заклинаю тебя твоей матерью, которая ждёт тебя дома. – Бриан даже мысленно не посмел запретить ей это. Артур глядел на нее глазами, полными боли и надежды, восторга и понимания. Девушка что-то ещё говорила ему, тихо-тихо, а Артур сжимал зубы и пытался улыбнуться. Двое госптальеров отстранив в сторону застывшего магистра храмовников, начали перекладывать Артура на носилки, Буагильбер видел, как судорога боли исказила молодое лицо, но воин не хотел своим стоном напугать Ревекку, чью ладонь он продолжал крепко сжимать в своей руке. - Храни тебя Господь, девушка. – прошептал тамплиер на прощание. Ревекка, уже совершенно забыв о том, кто стоит рядом с ним, сдавленно всхлипнула, стирая невольную слезинку, и развернулась обратно к другим страждущим. Буагильбер почувствовал, как его наполняет гнев. Схватив любимую за руку, он потащил её к выходу, намереваясь сдать с рук на руки Гуго, чтобы тот отвёз эту упрямицу в замок и запер за семью дверями. - Что ты делаешь, Бриан? – вскрикнула Ревекка, пытаясь вырвать руку из стальной хватки храмовника. Но не слабой девушке тягаться силой с тренированным воином. - Тебе нечего тут делать! – рявкнул он, даже не оборачиваясь. - Прекрати! Сейчас не время и не место для твоих глупых запретов! – возмущенно выпалила она. Буагильбер резко остановился, отчего девушка с силой врезалась в него, железная кольчуга. Надетая под мантию тамплиера кольчуга удара не смягчила совершенно, Ревекка пребольно ударилась об неё. - Ревекка, - медленно, точно с малым ребенком, говорил храмовник. – Я приказал тебе сидеть в замке и не высовывать свой сердобольный нос оттуда! - Да прекрати же! – Ревекка снова дернула свою руку и снова безрезультатно – Посмотри на них! – она махнула свободной ладонью в сторону раненых. – Разве не мой долг помочь им?! Это самое малое, что я могу сделать для этих несчастных! Сделать для Тортозы! - Ты ничего не должна городу, Ревекка. А что касается раненых, так именно поэтому Маргат стоит столь близко! Ими займутся госпитальеры, это их прямая обязанность! - Это и моя обязанность как лекаря! – возразила Ревекка. Она прерывисто вздохнула, её раздражало то, что она стояла тут и теряла время на препирательства с ним тогда, как её присутствие требовалось в другом месте – Послушай, ты сражаешься на стенах крепости, а моя война здесь, внутри! - Я не желаю, чтобы ты видела все это! Я не желаю, чтобы ты подвергала себя опасности, вздорное упрямое создание! Эта ноша тебе не по плечу! – Бриан дернул ее на себя, прижал к груди. Девушка даже через броню слышала, как сильно бьётся его сердце, чувствовала как он дрожит от едва сдерживаемого гнева, ощущала макушкой горячее дыхание. Но сдаваться не собиралась. И Бриан понял это по тому, как закаменели её плечи под его ладонями, как она вся напряглась, готовясь к ссоре. Он наклонился, точно хотел поцеловать, но нет, железными пальцами больно впился в её подбородок, и яростно процедил сквозь зубы – Я приказал тебе! - Ты не мой господин, а я не рабыня, чтобы следовать всем твоим приказам! – сорвалась Ревекка на крик, пытаясь оттолкнуть нависшего над ней рыцаря – Мой долг лечить людей… - А о моей ране ты даже не побеспокоишься? - Ты твёрдо стоишь на ногах, твой рассудок, хоть и затуманен гневом, но ясен, кости целые. Ты не нуждаешься в тщательном лечении или операции. Эти же несчастные умирают, пока я препираюсь с твоей гордыней! - То есть, ты прислушалась бы к моим предостережениям, если бы я был там, на последней издыхании валялся бы в луже собственной крови и тщетно звал лекаря?! - Я никогда не желала тебе смерти! – стукнула она кулачком его в грудь. Тяжёлая рука схватила тонкое запястье, предотвращая второй удар, его голос прозвучал на удивление спокойно. - Штурм не закончен, Ревекка, сейчас всего лишь короткая передышка. А затем всё начнётся сначала. Ещё боле страшно и безнадёжно. Это не то зрелище, которое ты можешь лицезреть. И не то место, где тебе стоит находиться. - Я не боюсь. – он яростно встряхнул девушку и прорычал: - Я боюсь за тебя, неразумное создание! Они явно привлекали внимание прохожих. Хотя к ним побоялся близко подходить даже Гуго. А как ещё реагировать вы разъярённого вооружённого мужчину, что-то так страстно доказывающего не менее разозлённой девушке? Во всем Тортозе было всего несколько человек, кто посмел бы великого магистра ордена отвлечь от воспитательного процесса его возлюбленной. И Ревекке крайне повезло, что один из этих людей на взмыленной лошади ураганом пролетел от начала улочки к ним. Лошадь под Жильбером встала на дыбы, когда он резко осадил её в двух шагах от друга. - Бриан, я так и знал, что найду тебя по твоим истошным воплям из-за того, что твоя прелестница своим примером и достойным поведением воодушевила мирных жителей. - Что? – не выпуская Ревекку, угрожающе повернулся к Эрайлю Буагильбер – Ты знал о том, что эта глупая девчонка рискует своей шеей в городе? И не сказал мне? - Твоя глупая девчонка оказалась сильнее и бесстрашнее некоторых моих юных воинов. Кстати, ещё раз благодарю твою прелестницу за моего Селима. Она помогла мне стащить его со стены и сшила его рану. Теперь он обзаведётся очаровательным шрамом на лице, прям как ты, но для меня это не имеет значение. – Бриан с шумом выдохнул воздух. - Ты и на стены полезла? - Селиму действительно было плохо. Он сейчас в порядке? - В полном. Этот дурачок снова рвётся в бой. Мальчишки, что с них взять. Впрочем, Бриан, я не за этим к тебе. Есть новости с острова, безоговорочная победа, хотя и страшной ценой потерь. К тому же, наши противники на суше устроили настоящий шабаш у своего лагеря. Филипп остался наблюдать, я поехал за тобой. Нам кажется, что мамлюки решили прорыть мину под стены города. - Не получится, здесь почва каменистая. – отмахнулся магистр – Гуго, коня! – Ревекка, пользуясь тем, что его мысли переключились на другое, мягко попыталась вывернуться из его рук и тихонько улизнуть обратно в лазарет. Но не тут-то было. Бриан вцепился в нее с такой силой, что наверняка останутся следы – Ты сейчас же возвращаешься во внутреннюю крепость! – процедил Буагильбер. - И не подумаю! - Я говорю сейчас с тобой не как влюбленный идиот, Ревекка! – теряя терпении, прошипел Бриан. Девушка застыла, невольно затаив дыхание, потому что ясно поняла по горящим глазам храмовника, что перешагнула некую невидимую черту дозволенного и он уже не контролирует свою ярость. – Я приказываю тебе это как главнокомандующий Тортозы! Ты живешь здесь и обязана подчиняться! Ты слабая женщина и не понимаешь, что если мамлюки ворвутся сюда – я не смогу обеспечить достойный отпор им, все время беспокоясь о тебе! – он снова встряхнул её так, что она едва не прикусила себе язык – Ты сейчас же идешь в замок, поднимаешься к себе и до моего возвращения даже на балконе не показываешься, иначе клянусь, я возьму вожжи и накажу тебя, как непослушного ребёнка! Гуго, отвези её в замок и проследи, чтобы эта упрямица носа не высовывала из своих комнат! Головой за неё отвечаешь! – толкнул её Буагильбер в руки оруженосца. Бледный от волнения, точно мел, юноша сначала обнял испуганную и ошеломлённую девушку, но поймав свирепый взгляд господина в котором помимо бешенства заклубилась и ревность, торопливо отступил. - Да, мой господин. – едва великий магистр очутился в седле, оба всадника сорвались с места, сразу разгоняясь в галоп. Буагильбер даже не стал оборачиваться, чтобы проверить, послушала его Ревекка или нет. Для неё же будет лучше, чтобы послушала. Гуго перекрестился. - Вот мы и влипли, моя госпожа. Ух, и разгневался же он, впервые его в такой ярости вижу. Ээээ, ты куда? - К раненым. – быстрым шагом направляясь к крытому полуподвальному входу полевого госпиталя, ответила Ревекка. Гуго всплеснул руками и рысцой двинулся за ней. - Господин будет не просто в бешенстве, господин… Я даже не знаю, что он сделает, если ты ослушаешься его и на этот раз, моя госпожа! - Я не боюсь его угроз. Твой господин мне не отец, не муж и не брат! Пусть командует своими храмовниками. - Но он накажет тебя, неразумная девушка! - Пусть. – упрямо возразила Ревекка – Он может ударить меня хлыстом, может и вовсе изувечить, меня это не остановит. - Ммм, как бы тебе сказать, у господина свои методы наказания женщин… Но Боже милостивый, что он со мной сделает?! – Гуго схватил было Ревекку за руку, пытаясь задержать, но она с таким выражением глянула на него, что он невольно выпустил её руку, в очередной раз поражаясь, как в некоторых ситуациях похожи его господин и его возлюбленная – Он меня вздёрнет. – пробормотал несчастный оруженосец, беспомощно наблюдая за тем, как девушка исчезает в убежище – Нет, сначала он лично сдерёт с меня шкурку, а потом уже вздёрнет! Но, Пресвятая Дева, какие же они оба упрямые и непримиримые! Постой моя, госпожа, я с тобой! Может хоть так мне меньше попадётся от моего господина Буагильбера! Солнце почти полностью скрылось за горизонтом. В эти несколько часов затишья Бриан успел частично смыть с себя кровь и грязь, переодеться в новую одежду, взамен разорванной стрелами и вражескими саблями мантии и пробитой в нескольких местах кольчуги. Поговорить с Жильбером, дать втык сенешалю, съездить в Арвад, чтобы осмотреть лично потери острова, вернуться и поспорить с Филиппом, обойти южную стену и сейчас смог наконец-то усесться прямо на расстеленный на ещё горячей от солнца земле, прислониться спиной к крепостной стене. Но самое главное, он мог вытянуть гудящие от усталости ноги. Можно было, конечно, вернуться в донжон и отдохнуть на кровати, но Буагильбер искренне полагал, что Гуго смог выполнить его приказ и рассерженная Ревекка заперта в их комнатах. А это означало очередной спор, на который у него просто не было сил. Хотя конечно она не раз ему ещё это припомнит, но уж пусть лучше это, чем умирать от страха за неё. Ветер доносил до него соблазнительный запах готовящейся еды, Эх, придётся вставать и идти ужинать, раз нет Гуго. Надо будет взять второго оруженосца, раз Болдуин теперь рыцарь. Женская фигурка выскользнула из-под крыши летней кухни и двинулась к нему, неся что-то в руках. Бриан глянул на приближающуюся девушку и скрипнул зубами. - Моё слово вообще для тебя хоть что-то значит, десять казней египетских? – зло спросил он, Ревекка устало улыбнулась, протягивая ему миску с горячей похлёбкой. - Значит, мой славный воин. - Да что ты? Отчего же тогда все мои слова ты пропускаешь мимо ушей, прекрасная дева, по которой кнут плачет? – миска обжигала руки, густая похлёбка была явно со свининой и Буагильбр несколько удивился тому, что его любимая собственными ручками принесла столько омерзительный для неё предмет. - Твои слова оседают в моём сердце, мой храбрый защитник. - Не надо расточать мне льстивых слов, Ревекка. Ты ослушалась меня. Снова. – девушка нежно погладила его по лицу, обвела пальчиками изгиб бровей, легко коснулась скул, очертила линию на щеке, где начиналась бородка, и наконец прижала палец к его губам. - Шшш, давай не будем ссориться, мой дорогой Бриан. – сердце храмовника дрогнуло перед этой лаской и перед её словами, на какое-то мгновение гнев отступил перед безумной надеждой. Но только на мгновение. - Какие же вы, женщины, изворотливые создания. – с горечью проговорил Буагильбер – И ужин принесла, и своим дорогим назвала. Ты сама-то ела? - Сказать по правде, я столько сегодня увидела, что меня тошнит от еды. Так что ешь, не смотри на меня. – он сумрачно глянул на любимую и принялся за еду. Ревекка же занялась его раной, стараясь не мешать. Повязку уже наложили до неё, поэтому она сняла тонкую пропитанную бальзамом ткань – Останется шрам. - Не в первый раз. – отрезал храмовник. Девушка тихонько вздохнула, ничего, она его переупрямит. Буагильбер терпеливо пережил процесс осмотра, обработки и перевязки. Он правда, искренне не понимал зачем она это делает, но спорить не спорил. Наконец Ревекка затянула концы бинта и улыбнулась, встретившись с ним взглядом – Не подхалимничай, Ревекка, я всё ещё злюсь. - Ты излишне категоричен, Бриан. - Возможно, а ты излишне своенравна. Надеюсь, только мучительная смерть в агонии и страданиях помешала Гуго выполнить мой приказ? - Не надо вымещать свою злость на юноше, он очень предан тебе. - Неужели? – ядовито отозвался великий магистр – Так почему же его преданность не пошла дальше хлопанья ушами, когда я на чистом французском языке велел ему отвезти тебя в замок? – Ревекка закусила губу, как женщина она понимала, что перешла границу дозволенного, так демонстративно пренебрегая его запретами, и сейчас только от них обоих зависело что будет дальше. Наговорят ли они друг другу обидных слов, которые, возможно, навсегда встанут между ними, или же попробуют объясниться. Поиск компромисса всегда труден, однако, кто-то ведь должен сделать первый шаг. До сегодняшнего дня острые углы чаще всего старался сгладить сам Бриан. Так почему бы и ей не попробовать? - Ты выслушаешь меня, если я попробую тебе всё объяснить? – мягко начала Ревекка. Буагильбер ожидал новой вспышки ссоры, упорного девичьего своеволия, истерики, криков. Но не предложения к диалогу. - Хорошо. Я не стану перебивать тебя и выслушаю всё, что ты скажешь. Не обещаю, что приму твоё мнение, однако клянусь, что услышу тебя. – девушка нервно сглотнула. Ну да, очень легко сказать: попробую всё объяснить. А если это «всё» так огромно, запутанно и противоречиво, что порой и думать об этом страшно? - Я… не хочу… быть… красивой игрушкой… при великом магистре. – медленно, запинаясь, начала Ревекка. Бриан замер с ложкой во рту, едва не откусив от удивления черпак. Вот это номер! Многое что он мог сказать на подобную глупость, но не стал. Он ведь обещал молча выслушать, верно? Поэтому храмовник только кивнул, откладывая в сторону миску с ужином. Если и дальше последуют такие откровения, то и подавиться недолго – Понимаешь, я всегда любила лечить. И в детстве я ухаживала за птичками, у которых мальчишки перебивали камнями крылья. – да, эту историю он знал, не зря же иногда называл птичкой – И став старше я поняла, что это действительно Божья благодать. Грешно зарывать в землю такой дар, ведь он даётся на благо людям. И сейчас, когда город в осаде, разве могу я отсиживаться в безопасности, за твоей спиной, если гибнут люди? Если я могу чем-то помочь им, помочь городу, тебе. Ведь, для этого и нужны врачи, чтобы спасать. Ты воин и ты не можешь понять, какую радость я чувствую, когда вижу, что мой пациент выздоравливает. Мне сегодня было очень страшно. Отец Анри предупреждал меня, но я самонадеянно подумала, что смогу справится. И я справилась, пусть с болью, потеряв часть души, но справилась. И я очень боялась увидеть среди убитых тебя или отца. Это было самое страшное. – Бриан задумчиво рассматривал раскрасневшееся личико любимой. Да он услышал её, понимал разумом, что она поступила верно, как и должна была. И он гордился её стойкостью, смелостью, не уступающих его выдержке и доблести. Осторожно взяв в ладони её руки, Буагильбер рассматривал девичьи ладошки. Прежде нежные и ухоженные, сейчас они были покрасневшими, шероховатыми, с маленькими мозолями. - А ты задумывалась о том, что и я, и твой отец боимся увидеть среди убитых тебя, Ревекка? – иудейка попыталась отобрать у него свои пальцы, ей было неловко от того, что её руки сейчас напоминали руки труженицы-крестьянки. Храмовник притянул её к себе на колени, прижал к своему плечу её голову – Или может ты задумалась о том, что будет с нами если шальная стрела или роковой камень отнимут тебя у нас? - Бриан, я очень осторожна. И выходила на открытое пространство только во время затишья, клянусь тебе. - А если бы камень проломил потолок и твою упрямую голову? - Я не собираюсь покидать тебя только из-за такой ерунды, как собственная смерть. – повторила Ревекка его же собственные слова, храмовник усмехнулся – А если серьёзно, мне понравилось быть полезной тебе при штурме. - Я тебя об этом, скажем прямо, не просил. Так что не стоит начинать льстить, сокровище моё, у тебя это всё равно весьма дурно получается.– они помолчали, а затем он решился задать вопрос, который его очень интриговал – Ты сказала, что боялась увидеть среди убитых меня. Значит ли это, моя дорогая, что я всё-таки заполучил твою душу? – еврейка захохотала, выплескивая в своём смехе весь ужас и всю усталость сегодняшнего дня. - Ох, великий магистр, - стряхивая слезинку, выступившую от смеха, проговорила девушка – вы сейчас больше своим вопросом напоминаете дьявола. - Неужели это так сложно сказать, радость моя? – Бриан откинул голову чуть назад, упираясь затылком в нагретый камень стены – Мы в осаде, может случится всякое. И лучше сказать «люблю тебя» сейчас, чем когда будет поздно. – Ревекка ощутимо вздрогнула в его руках – Шшшш, тихо. – шикнул храмовник – Я не имею в виду, что всё именно так и случится. Это один из вариантов того, что может быть сбудется. Если последующие атаки будут такими, как и сегодня, а ты, мой милосердный ангел, продолжишь свою великодушную миссию… - То есть, ты не против? – тут же встрепенулась иудейка. Бриан запрокинул её голову и провёл своим колючим подбородком по незащищённому горлу. - По-хорошему, сокровище моё, по-хорошему, тебе стоило бы переломать твои ножки, чтобы ты с гарантией сидела в замке, но твоя боль – это моя боль. Единственное, что я требую, Ревекка, никаких работ у крепостной стены. Чем дальше ты от опасности, тем мне спокойнее. Никакой ребячливой удали и бессмысленного геройства, любовь моя. Я иду тебе на уступки, будь добра уступить и мне. - Хорошо. – прошептала девушка. Жёсткие волоски бороды сменились тёплыми губами и она прикрыла глаза. Пусть все будет так, как ему хочется, главное, что они не ругаются снова и он всё же уступил, пусть и с оговорками – Бриан, а когда закончится осада? - Когда уйдут мамлюки. – со смешком отозвался храмовник – Но когда это случится – известно одному Создателю. Ты устала, моя храбрая девочка, тебе стоит отдохнуть. - Ты даже не доел. - Похлёбка всё равно остыла, да и у меня тоже нет желания есть, когда моя любимая не делит со мной трапезу. Поспи, здесь есть второй плащ, ты не замёрзнешь. - А ты сам? – с любопытством взглянула на него девушка, храмовник щёлкнул её по носу и ответил: - А меня будут греть мои надежды. Осада длилась почти полтора месяца. Были и ночные обстрелы, после которых Ревекка долго не могла заснуть, и дерзкие вылазки бесстрашных тамплиеров против мамлюков, и ночные налёты на лагерь пришельцев иоаннитов. И огромный, непрекращающийся труд по укреплению стен, и тяжёлая доля лекаря, порой бессильного перед смертью. И ранение Бриана, когда под ним убило Замора и ему пришлось пешим выбираться из окружения. Смерть верного скакуна храмовник переживал, точно смерть друга, впрочем Замор и был для него другом и товарищем, не раз уносившим его под тучами стрел от погони, терпеливо выжидавшего степенный аллюр, чтобы мгновенно перейти в стремительный галоп при наступлении. Больше, чем Бриана, огорчила смерть коня Ревекку, девушка рыдала на груди своего храмовника, не желая успокаиваться, ну а когда Бриан ей сообщил, что её кобылка носит жеребёнка Замора, возмущению еврейки не было предела: - Каков хозяин, таков и конь! – запальчиво восклицала она. - Да я пошутил! - Как ты можешь шутить такими вещами!? Была «ранена» и сама Ревекка. Во время одного из очередного обстрела, камень проломил-таки хлипкую крышу дома, где расположились госпитальеры, и ударив по полу, который выдержал, в отличии от потолка, срикошетил и врезался в массивный шкаф. Ревекку не задело чудом, но вот щепки от разломанной мебели брызнули веером в разные стороны, несколько щепок оцарапало руки девушки, которыми она прикрыла лицо и голову. Вот тогда уже кричал на неё великий магистр. Да так, что дрожали перегородки в доме, а раненные испугано жались друг к другу. Была даже одна свадьба. Да, Болдуин и Клодина наконец-то поженились. Правда вместо первой брачной ночи молодожёну пришлось нестись на стену, ибо начался очередной штурм. А через пять недель на горизонте появился флот ордена, на всех парусах и вёслах летевших из Никосии на помощь своему великому магистру. Вливание новых свежих сил позволило защитникам Тортозы дать решающее сражение. Тем более, что изрядно потрёпанная армия противника пока о приближении флота не знала. В лагере мамлюков вообще в последнее время стояла тишина. Юный султан обозлённый сопротивлением непокорного города с каждой новой битвой мрачнел всё больше и больше. Несколько раз визирь тонко намекал ему о том, чтобы уйти, но уйти из долины вот так, побеждённым и пристыжённым, султан не мог. Он почти перестал спать, проводя большую часть времени рассматривая город, с ненавистью находя на стенах фигуру магистра. - Я дам две меры золота тому, кто принесёт мне отсечённую руку этого человека. И дам столько золота тому, кто принесёт его голову, сколько весит сам воин. - Повелитель, великий магистр не стал бы магистром если бы не был прославленным воином. – мудро рассудил визирь – Стоит ли этот городок вашего внимания? - Мы уже больше месяца стоим под стенами этого города. А они даже не думают сдаваться. Почему мы не можем сломить их? Почему победа не на нашей стороне? - Потому что они защищают свой дом, владыка. Было бы странным, если бы они безропотно, по первому же вашему требованию, покинули город. Но, взгляните, они снова открывают ворота. - Если бы они открыли ворота для того, чтобы впустить нас, я бы отвлекся от своих мыслей. Очередные их жалкие потуги разбить нас не заслуживают моего внимания. – заносчиво ответил коронованный юнец. Однако визирь увидел то, что султан посмотреть отказался. - Трубите сбор. – приказал он дежурному халка, свободному наёмнику – Поднимайте всю конницу. Клянусь Каабой, повелитель, тамплиеры перешли в наступление и скоро осадят наш лагерь! Ревекка места себе не находила с самого утра. Всё валилось из рук, она вздрагивала от любого громкого шума, даже Клодина де Ойлей посоветовала ей попить успокоительных капель и сесть за вышивание. Но разве может хоть что-то успокоить, когда все мысли только о том, что любимый решил раз и навсегда избавить долину от пришлых воинов? Бриан был в этом решении не одинок, его поддерживали все, от приплывших на помощь братьев и защитников Арвада, до последнего капеллана в Маргате. Пожалуй только сами недруги долины были бы против, если узнали бы о готовящейся вылазки. С вечера капитул занялся разработкой этого последнего для врагов боя. Почтовые голуби метались между Тортозом и Маргатом, где командор фон Райн так же собрал своих собратьев для совета. Мужчины и в прецептории, и в командорстве спорили до криков и хрипоты, разрабатывая стратегию. И наконец, придя к единому мнению, воины Христа разошлись по своим кельям, ведь рано поутру, в предрассветные часы, пока прохладно, следовало уже выдвигаться. Капелланам ордена было поручено молиться о победе до зари, что те и сделали, добросовестно отслуживая один молебен за другим. Магистр так же вернулся в свою келью и каково было его удивление, когда заветная дверца тихонько растворилась и к нему вошла Ревекка. Несколько минут они просто смотрели друг другу в глаза, а потом девушка сделала первый шаг, всего один, но большего ему и не требовалось. Ей нелегко далось это решение, но страх за любимого человека перевесил все сомнения, вдруг он окажется прав и она так и не успеет сказать ему «люблю тебя»? Бриан же вообще ни о чём не думал, осыпая лихорадочными поцелуями лицо любимой. Руки сначала только скользили по её шее, плечам и спине, а затем начали торопливо развязывать тесёмки на её платье. Девушка зарылась пальцами в чуть вьющиеся чёрные с проседью волосы, и сама потянулась губами к его губам, чувствуя, как он поначалу замирает на секунду, а потом с неистовым жаром отвечает, притягивая её ещё теснее к себе. - Безумие моё… - шепчет Бриан между поцелуями и его голос отдаётся болью в груди Ревекки. Она нетерпеливо дергает узел его ремня, сомнений никаких больше не остаётся. Какие могут быть сомнения? Да она знает, что гореть им обоим теперь в аду, но разве не превратиться её жизнь в ад если больше не станет этого страстного, но невероятного терпеливого человека, который то неистово прижимает её бедра к своим, чтобы она почувствовала насколько сильно разбудила его желания, то нежно целует её в лоб? Какая разница, что будет потом, после их смерти, пусть даже и ад, зато они будут там вместе. - Сними. – жалобно хныкнула Ревекка, дёргая ткань его мантии. Перчатки Бриана, содранные месте с магистерским перстнем, летят куда-то в угол, туда же летит и его плащ. Под мантией у него кольчуга и Ревекка стонет от разочарования, дёргая тесёмки, Бриан рычит в ответ, взмах кинжала и все тесёмки обрезаны – Быстрее. – почти умоляет девушка, мужчина как-то жёстко усмехается. - Мне самому не терпится, любовь моя. Я этого полгода ждал. – голос хриплый, почти грубый, но она жмуриться от удовольствия, заглядывает в его глаза с пьяно расширенным зрачком и плавится в его огне. Несколько томительных минут ожидания, треск раздираемой одежды и вот она подхвачена на руки. Постель была достаточно широкой и жёсткой, но она выгибается на ней, протягивая руки к замершему над ней любимому. Бриан подхватывает её пальцы и с благоговением целует их – Боже, какая ты красивая. – и она улыбается, хотя больше всего хочется спрятать лицо на его груди и выплакать свои страхи. Но как Буагильбер и обещал когда-то в Темплстоу, он разбудил её страсть и теперь дочь Исаака горела в огне безудержного желания подчиниться ему и леденела от панического трепета потерять его завтра. На ней всё ещё тонкая рубашка, он одет только в штаны, которые держатся на достаточно внушительном даже через ткань, честном слове. Ревекка смотрит на это бесстыдное доказательство его вожделения и краснеет. Этот румянец вызывает у него хрипловатый смех – Тебе незачем стесняться меня и моих желаний, любимая. – он опускается на колени в её ногах и осторожно поглаживает щиколотки, понемногу поднимаясь выше и задирая ткань длинной рубашки – Я с ума ночами сходил представляя себе это. – шепчут его губы – Ты представить себе не можешь, как порой мне трудно было сдержаться. Но сегодня мы ведь не будем больше удерживать самих себя от наших чувств, верно? - Верно. – рубашка задрана до колен и на этом он явно не собирается останавливаться. Более того, склонившись, он проводит губами по нежной коже от ключиц до ложбинки между двух полушарий, вдыхает волнующий запах и невольно стонет. - О, я знаю, какую награду потребую от моей красавицы завтра за победу. – и эти слова прорывают плотину ледяного ужаса, которая мгновенно гасит её огонь. Прикусив губу почти до крови. Чтобы не издать даже всхлипа, она молча, беззвучно плачет, но Бриан слишком занятый её телом пока этого не замечает. Наконец рубашка снята и сброшена на пол, он что-то нежно бессвязно шептал, любуясь в полумраке, горел только светильник в дальнем углу кельи, своей любимой. Снова поцелуй, на этот раз не властный, а просящий, она напряжена, он чувствует это, но не понимает почему. Девичья стыдливость, с умилением решает Бриан, чувствуя, как её пальчики сжимаются в кулаки. Он ласково гладит её шею, скулы, скользит выше, чтобы зарыться пальцами в её волосы и натыкается на мокрые дорожки слёз. Одному богу известно, чего ему стоило остановить себя, приподняться и сесть – Ревекка, что случилось? – она всхлипнула, закрывая лицо ладошками и тихонько плакала. Бриан обеспокоенно дёрнулся было к ней, но тут же замер. Если он напугал её своим напором, то лучше пока её не трогать. Хотя очень хочется – Что не так, счастье моё неугомонное? Ты передумала? – она отрицательно трясёт головой – Уже хорошо. Иди-ка сюда. – она садится на жёсткой кровати, не стесняясь своей наготы, слишком много эмоций и мыслей, поэтому она практически не замечает, что полностью обнажена. Он собирает её длинные кудри и перекидывает ей через плечо, чтобы иметь возможность и дальше любоваться желанной женщиной. - Мне страшно. – шепчут любимые губы и Буагильбер с доброй улыбкой смотрит на склонённую голову. - Я понимаю, в первый раз всегда страшно и больно. Но я клянусь, что постараюсь быть нежным. - Что? – она наконец смотрит на него – Бриан, я знаю, как это происходит и я не боюсь боли. - Это радует. Тогда что с тобой, безумие моё? Чего ты боишься? - Мне страшно, что ты погибнешь завтра. Что ты не вернёшься. Мне каждый раз страшно, но в этот раз у меня нехорошее предчувствие. – Буагильбер прислушался к своей интуиции, та пожимала плечами и осторожно кивала на неудовлетворённую жажду обладать этой девочкой. Жажда прикинула сколько раз она ждала этого упоительного соития и чем всё сейчас оборачивается, после чего толкнула дремавшую злость. - Поправь меня, если я не так понял, ты пришла сюда, потому что испугалась, что я не вернусь завтра? Только из-за этого? - А что если я не успею сказать тебе, что ты стал дорог мне, что стал для меня родным и близким человеком? – всхлипнула Ревекка. На всякий случай. Буагильбер уточнил шёлковым голосом: - То есть, я тебе дорог, близок. Достаточно для того, чтобы прийти сюда и провести ночь в моих объятиях? А замуж за меня пойдёшь? - Нет. Ты тамплиер. – всё, неукротимое желание подмять её под себя и сделать своей махнуло на всё рукой и с проклятиями ушла, уступив место злости и задетой гордости. Бриан скрипнул зубами, раздражённо подхватывая с пола свою рубаху, и натянул одежду через голову на себя. - То есть, как любовник я ещё, скрипя сердцем, сгожусь, а как супруг чином не вышел? - Дурак. – пробормотала девочка – Я действительно за тебя боюсь. – Бриан сделал несколько глубоких вздохов, успокаиваясь. После чего взял и её сорочку, Ревекка безропотно позволила себя одеть, но когда храмовник откинул одеяло и скомандовал: - Марш под одеяло, ножки замерзнут. – Ревекка удивилась. - А разве мы сейчас не… - Не. – отрезал великий магистр, щёлкнул пальцами по лбу Ревекки и с сарказмом добавил – После обряда венчания, кара Господня. А сейчас ты выплачешься, я же так и быть, уж побуду для тебя подушкой для слёз, расскажешь мне как я тебе дорог и как ты боишься, что я подохну завтра под стенами города. И он действительно стойко терпел её слёзы, капающие ему на грудь и намочившие его рубашку, ласково ерошил её волосы, обнимая её крепко, и шептал, что всё будет хорошо. К счастью, в полночь сморённая слезами Ревекка уснула, уснул и Бриан. А утром он на цыпочках, чтобы не разбудить своё сокровище, сбежал из кельи. Лучше уж в бой, одному против десятка, чем слезы любимой женщины, от которых щемило его сердце. На рассвете достаточно внушительные сил тамплиеров встали в полукруг перед стенами Тортозы. Они слышали, как по тревоге подняли лагерь мамлюки, однако не стали дожидаться пока вражеская конница выведет лошадей, а пехота опояшется саблями. Едва маршал развернул Босеан, великий магистр, первым пустил своего скакуна в быстрый галоп. - Non nobis , Domine, non nobis… - разнёсся по долине стройный хор мужских голосов. Храмовники летели навстречу битве, навстречу смерти и славили Бога. Откуда же великому магистру было знать, что со стены среди сотен горожан за ними наблюдают самые любимые им глаза на свете?