Если бы...

С высоты городских стен было очень хорошо видно всё, что происходило на поле и Ревекка с замиранием сердца наблюдала за действиями тамплиеров. Как объяснил ей Гуго, храмовники чаще всего использовали тактику наступления под названием «частокол», когда на определённом расстоянии друг от друга всадники выстраивались в линию, иногда в две линии, а позади них выступала пехота и лучники. В этот раз тактику решили сменить. Выстроившись на ходу полукругом так, чтобы рога этого своеобразного полумесяца были нацелены на противника, храмовники разгоняли лошадей, намереваясь нанести первый сокрушительный удар. Псалом, который они очень часто распевали в своих походах и богослужениях, и который сейчас гремел над небольшой, но грозной армией, вызывал мистический суеверный ужас перед развернувшимся у города действием. – Карающие ангелы Господни. – прошептал рядом с еврейкой Гуго. Прекрасная иудейка вспомнила ночную сцену. Перед глазами тут же встало лицо Бриана искаженное страстью, лихорадочно блестевшие глаза, а в ушах зазвучал срывающимся голос. На ангела великий магистр ночью вообще не походил. Однако, вслух дочь Иудеи ничего не сказала. Найти взглядом его среди всадников пока легко, но вот навстречу им выезжают воины султана, их значительно больше, чем тамплиеров. И Ревекка беспомощно смотрит на Гуго, точно он может чем–то помочь. – Тише, госпожа, не надо слёз. Видишь, вон там, иоанниты открыли ворота? Сейчас наш доблестный Вольфганг фон Райн присоединится со своими госпитальерами к сражению. Ворота Маргата действительно открылись и довольно внушительный отряд выехал из крепости. Тревога не унималась, сколько бы не пришло на помощь ордену Сионского Храма, Ревекке казалась, что их ничтожно мало, ведь противников было такое множество! Гуго же снисходительно посматривал на бледную, взволнованную девушку, ох уж, эти женщины, любят напугать самих себя придуманными ужасами. Две армии сшиблись и распались на несколько крупных очагов сражения, звон оружия и ржание лошадей смешались с боевыми возгласами и криками. С тыла на армию султана напали воины Сафета и спустившиеся с гор братья ордена меченосцев, со стороны выхода их долины налетели госпитальеры и таким образом мамлюки были взяты в кольцо. Битва была отчаянной, ибо защитникам долины отступать означало проиграть, а египтянам отступать было попросту некуда. Уже через четверть часа строгая линия тамплиеров начала теснить врага к их лагерю, госпитальеры наседали с фаланги. И хотя христиан было меньше, мусульманам пришлось отступить под таким отчаянным натиском. Ревекка уже давно не могла найти своего надменного храмовника. Дальность расстояния, клубы пыли, поднятые копытами лошадей, практически одинаковое облачение тамплиеров – делали тщетными все её попытки высмотреть Бриана. Тревога за него только усиливалась, заставляя с болью сжиматься девичье сердечко. Наконец, не выдержав этого ожидания, Ревекка в отчаянье обратилась к Гуго. – Разве ты не должен быть там, вместе со своим господином? – оруженосец отрицательно покачал головой. Тревога Ревекки передалась и ему, но Буагильбер оставил чёткие указания: быть рядом с девушкой, чтобы не случилось. – Он приказал быть при тебе, неотступно следовать за тобой. И при малейшей опасности тащить в замок, даже если ты будешь противиться этому. – Гуго, я клянусь тебе, что с места не сойду, только выйди за стены и проверь... – оруженосец с немалым изумлением посмотрел на девушку. Может быть от беспокойства она лишилась рассудка, посылая его практически в гущу сражения? – Они ведь теснят египтян к их лагерю. Взгляни, Гуго. Всего лишь и нужно, что забрать раненых и убедиться в том, что среди убитых его нет. – Господин запретил покидать город, пока всё не закончиться. Раненых подберут после. – А если будет слишком поздно? – На всё воля Божья. Не изводи себя так мыслями о плохом. Вот увидишь, господин вернётся в добром здравии и с победой. – оруженосец долго и напрасно уговаривал девушку успокоиться. Приводил самые веские доводы, напоминал о смирении и вере, в конце концов, попробовал уговорить отвлечься на что– то другое. Ревекка упорно продолжала настаивать на своём. В конце концов, оруженосец сдался, прикинул насколько далеко успели оттеснить мусульман к лагерю и спустился вниз. Телеги для перевозки рыцарей, раненых или павших в бою, уже были наготове, ожидая только приказа. Потолковав с иоаннитом, ведавшим лекарями ордена, Гуго вернулся к Ревекке. Та расхаживала перед амбразурами, временами бросая взгляды, полные тревоги, на поле боя. – Хорошая весть, моя госпожа, иоаннит сказал, что они немедля отправятся. Я еду вместе с ними, наша победа близка. Взгляни, мамлюки бегут, видишь, как они бросают свои знамёна в знак поражения? – Я пойду с тобой! – хватая юношу за руку, потребовала Ревекка. – Нет– нет, забудь об этом, это опасно. Какой-нибудь раненный мусульманин, лежащий там, может причинить тебе вред. Этого мне господин точно не простит. Я поеду один, ты же ожидай. Уверен, я привезу тебе добрые вести. На счёт последнего Гуго ошибся. Больше часа верному юноше понадобилось на то, чтобы найти своего господина. Всё это время Ревекка ожидала, сначала на стене, потом не выдержав гнетущего беспокойства, спустившись к воротам. Внутренние врата Тортозы были открыты, внешние заперты, на всякий случай. И когда к городу подъехали первые повозки с ранеными, началась небольшая суматоха – нужно было и открыть ворота и расчистить путь повозкам. Девушка вжалась в шероховатый прохладный камень стены, ни за что она не уйдёт со своего поста, откуда можно было рассмотреть кто именно находится в телегах и возках. Вздох облегчения вырывался из её бледных уст, когда в очередной раз она убеждалась, что Бриана среди привезённых нет. Со своего места она так же могла видеть и небольшой участок перед воротами, и быстро мчавшуюся телегу с крепкой тягловой лошадкой, увидела сразу же. Присмотревшись внимательнее, Ревекка едва не упала без чувств под копыта проезжающих лошадей, так сильно потемнела в её глазах, а воздух, казалось, покинул её лёгкие. Лошадкой той повозки правил Селим, а рядом с ним сидел Гуго, чьё мрачное выражение лица не оставляло никаких сомнений в том, кто находится в телеге. Возок въехав в проём ворот приостановился около Ревекки, что вызвало буру негодования со стороны как едущих следом, так и встречающих. Привстав со своего места, Селим обложил недовольных такой цветистой речью на чистом арабском языке, что невольно приумолкли все недовольные. Гуго же протянул руку Ревекке, которая шатаясь подошла к телеге вплотную. - Ты была права, моя госпожа. Он ранен. – схватившись за услужливо подставленную оруженосцем руку, девушка вскарабкалась к ним и опустилась на колени рядом со своим храмовником. Селим хлестнул лошадь, понукая её вновь перейти к быстрому аллюру – Мы думаем везти его в замок. - Нет, это слишком далеко. – возразила Ревекка, снимая с головы Бриана шлем – Пусть везёт нас в дом храмовника. – Селим беспрекословно направил лошадь в сторону христианских кварталов – Что с ним случилось? – спросила девушка у присевшего рядом с ней оруженосца, тот торопливо развязывал тесёмки плаща и мантии господина – Крови на нём так много, что я уже сомневаюсь жив ли он. - Селим сказал, что они успешно продвигались к лагерю, господин был ранен, но ещё держался в седле. А потом под ним убили лошадь, она упала и придавила собой господина. Прецептор Эрайль велел Селиму оттащить его и охранять, пока не подоспеет помощь. Крови он потерял изрядно. Они думают, что всё дело в том, что при падении, мастер ударился головой, шлем и шапочка, конечно, удар смягчили, насколько это возможно, но всё же… К тому же лошадь упала крайне неудачно, целиком закрыла собой господина, может быть, у него перелом? – Ревекка вглядывалась в посеревшее лицо Бриана, он с трудом дышал, иногда дыхание становилось хриплым, а в груди начинало клокотать. Гуго покачал головой – А вдруг он ушиб себе мозг и растряс его. И теперь в нём ума как у пятилетнего ребёнка? - Не болтай нелепицу! – довольно грубо оборвала его девушка – Он поправится и будет таким же, как и прежде. Остаток пути они провели в молчании, частично разоблачив храмовника. Телега въехала во двор дома Бриана. Несколько слуг, оставленных присматривать за домом, бросились на помощь двум юношам с пыхтением стаскивающих тяжелое тело вниз. - Помогай нам, святой Денис! – сипел от натуги Гуго. - Бисмилоху рахмоним рахим! – согласно вторил ему Селим. - Осторожно, не зацепите его голову! – волновалась Ревекка, суетясь вокруг них. Подбежавшие слуги бережно подхватили своего господина и внесли в дом. Влетев следом в прохладу жилища, Ревекка тут же начала отдавать приказы: согреть побольше воды, заварить ромашку и чистотел, для обтирания, приготовить бинты и шёлковые нитки с самой тонкой иголкой, которую только найдут. А сумка с самыми необходимыми лекарственными составами у неё всегда была с собой. До позднего вечера Ревекка боролась за жизнь самого дорого для неё человека, не позволяя себе впасть в отчаянье. Хотя было от чего, когда с тамплиера сняли всю одежду, пропитанную кровью и потом, девушка невольно ахнула, на нём живого места не было, всё в ушибах, ссадинах, синяках и кровоподтёках. Несколько старых, ещё не до конца заживших ран, и две новые, одна в бедре, вторая на голове. Да, нащупав довольно большую шишку у него на затылке, иудейка пришла к выводу, что Гуго был не так уж и далёк от истины, в своих предположениях. Терпеливо, стараясь лишний раз не тревожить раны, его обтёрли отварами и Ревекка смогла сшить раны, а затем и перевязать. После этого пришло время и его синяков, которые хоть и не угрожали жизни великого магистра, всё же были большим испытанием для любящего сердца девушки. С трудом разомкнув стиснутые зубы Бриана, и влив в него немного смешанного с водой мёда для сил, Ревекка выползла из его комнаты. При её появлении Болдуин, Гуго и Селим, сидящие прямо на полу, вскочили. - Как он? – встревоженно спросил молодой рыцарь, Ревекка прислонилась спиной к двери, так как ноги от усталости подкашивались. - Он жив, но в сознание всё ещё не пришёл, хотя видно, что ему больно. – Гуго и Болдуин переглянулись, им было понятно состояние Ревекки, всё же на их глазах расцветали чувства девушки к их господину и они немало усилий приложили для того, чтобы подтолкнуть их друг к другу – Если он не придёт в себя до утра, тогда… я даже не знаю, что тогда. Нам остаётся только ждать, Болдуин. Ждать им пришлось дольше, чем до утра. Всю ночь Ревекка не отходила от постели раненого, меняя повязки, вытирая с него испарину и давая напиться гранатового сока, для быстрого восстановления кровопотери. Под утро, когда температура его тела, слишком высокая для здоровья, спала, ей удалось поспать примерно с полчаса, но затем у больного снова начался жар. И снова ей пришлось приниматься за свой нелёгкий труд. К полудню приехала и делегация из замка. Жильбер Эрайль, с перевязанной рукой, Филипп де Плессье, прихрамывающий на правую ногу, брат Анри, державшийся бодрячком, и Вольфганг фон Райн, чьи раны были по всей видимости скрыты одеждой, так как командор хоть и шёл без поддержки, однако весьма осторожно, явно не желая тревожить ранения. - Мир тебе, дитя. – первым поздоровался брат Анри, Ревекка с трудом поднялась с колен и безмолвно поклонилась, хотя меньше всего была расположена сейчас встречать гостей – Мы пришли узнать есть ли изменения в состоянии здоровья нашего великого магистра. - Боюсь, у меня нет для вас хороших новостей. – призналась иудейка, Вольфганг подошёл к постели друга и бегло осмотрел его, поминутно морщась от боли в боку – Он до сих пор без сознания и… хоть бы застонал, или шевельнулся. А то лежит без движения и только иногда скрипит зубами. - Плохо. – отозвался госпитальер – Ты сделала всё, что могла, мы же можем помочь только молитвами и надеждой на Господа. - А может, ему кровь отворить? – предложил Филипп, устроившийся на тахте – В Европе это помогает от многих болезней и… - Друг мой, - насмешливо перебил его иоаннит – Бриан почти истёк кровью, чудо, что он вообще дожил до волшебных ручек своей возлюбленной. И ты хочешь сейчас пустить ему кровь снова и тем самым свести на нет все титанические усилия врача? - Нет, конечно нет. – смутился де Плессье – Просто это действует в некоторых случаях и вот я подумал… - Поверь мне, Филипп, наши европейские коновалы – последние люди, к которым лично я обратился бы за медицинской помощью. – отмахнулся госпитальер – Это сок граната? Да я слышал, что он весьма полезен при обильных кровотечениях. Но ведь обычно его дают роженицам здесь на Востоке. - Обычно его используют при различных кровопотерях, при родах женщина теряет крови не меньше, чем мужчина при тяжёлом ранении, к тому же он сладок на вкус, поэтому его чаще дают женщинам. Мужчины слишком… - Ревекка запнулась, подбирая слова, но брат Анри со смешком сам сказал всё вслух: - А мужчины слишком бояться показаться изнеженными, что вредило бы их репутации суровых и воинов и отчаянных рубак, а посему уступают сладкое лекарства прекрасной половине людского рода. - Именно. – невольно улыбнулась было Ревекка, однако, когда её взгляд вновь обратился к Буагильберу, улыбка увяла – Господин Вольфганг, я больше не знаю, что делать. Может быть, тебе известны случаи излечения подобного рода ран на голове? - К сожалению, нет. Честно признать, Ревекка, я ожидал, что ты сама сможешь распознать характер его раны и принять соответствующее лечение. Но если уж и ты не знаешь, тогда даже боюсь предположить, что с ним станется. - Я слышал о нескольких случаях таких ран. – вновь вмешался Филипп, Ревекка и Вольфганг с вниманием повернулись к нему, Жильбер же усмехнулся, пробормотав про себя: - Ну да, пустить ему кровь рекой, чтобы не мучился. - Да ну тебя! – возмутился Филипп – Я говорю о том, что при травме головы, иногда в черепе проламывают дыру и…. - Господь милостивый! – фыркнул Эрайль – Филипп, думай, что ты говоришь! Бриан на последнем издыхании, а ты ему голову собрался проломить? Право слово, намного милосерднее просто перерезать ему глотку! – Ревекку и госпитальера передёрнуло от такого предложения, однако девушка, хоть и побелела, смогла спокойно пояснить: - Бывают случаи, когда мозг повреждён и внутри черепа образуется жидкость, которая приводит к гибели больного. И тогда действительно просверливают небольшую дырочку в том месте, где образуется опухоль и убирают ненужную жидкость. Но в случае с Брианом в этом нет необходимости, его опухоль спадает естественным путём. - Постой-ка, хочешь сказать, что если ушибить голову, лекарь может запросто вытянуть половину мозгов? – загорелся Жильбер, вообще большой любитель таких страшных подробностей. - Нет, конечно. Если повредить мозг – человек точно не выживет. Это очень тонкая и трудная операция. Но Бриану она не нужна. - Не нужна так не нужна. – пожал плечами Жильбер – Когда он очнётся? - На это тебе может ответить Господь, Жильбер, но никак не эта девочка, которая едва на ногах стоит. – недовольно ответил вместо Ревекки брат Анри – Ты хоть немного отдыхала? - Поспала полчаса утром. – честно призналась иудейка – Я вижу, все вы ранены и слышу, как над городом вновь установилась тишина. Смею ли я надеяться на то, что Тортозу более ничего не угрожает? - Мамлюки были разбиты и бежали. Многих мы перебили, но часть войска смогла прорваться через Маргат и уйти в пустыню. Султана удалось взять в плен, но решать его судьбу без магистра мы не можем. – Жильбер присел рядом с Филиппом и с довольствием вытянул ноги – Осада закончилась, хотя видит бог, нам тяжело далась эта победа. Теперь псы Египта побояться сунуться в долину в ближайшие несколько лет. - Или же захотят взять реванш. – предположил Филипп. - Или же захотят взять реванш. – согласился Жильбер – Но в любом случае это будет нескоро. И ордену нужен магистр, понимаешь, Ревекка, Бриан очень нужен не только тебе, но и всем нам. - Не дави на девочку, Жильбер. – вмешался Вольфганг – Она и так на пределе. Иди, Ревекка, поешь и передохни немного, мы побудем с Брианом и если ему станет хуже, клянусь, позовём тебя. – Ревекка заколебалась, оставлять любимого без своей заботы? Конечно, в случае чего госпитальер и сам знает, что нужно делать, но вот разговоры де Плессье навевали тревогу, а вдруг ему удастся уговорить своих собратьев на одно из невежественных лечений? – Не бойся, прекрасный цветок Палестины. – точно разгадав её мысли, добавил Вольфганг – Я останусь и прослежу, чтобы ничего с великим магистром не случилось. Ступай без страха. – он внимательно смотрел, как девушка бросила последний обеспокоенный взгляд на Бриана и тихонько вышла. Да, ей действительно стоит немного передохнуть. - Знаешь, Вольф, - задумчиво проговорил Эрайль, когда за девушкой прикрылась дверь – у меня иногда такое ощущение, что наша прелестная Ревекка весьма привлекает твоё внимание. - Как и любой отменный врач. – пожал плечами иоаннит и тут же охнул от боли в боку. - Вот уж поистине кара божья за ложь. – прокомментировал Жильбер – Нет, дружище, мне кажется, что ты к ней не так уж и равнодушен. - Не более, чем каждый из нас, Жильбер. Она еврейка, к тому же она принадлежит Бриану. Даже если бы я что-то питал к ней, помимо уважения, как к сострадательному человеку и стойкой женщине, я и тогда не стал бы терять многолетнюю дружбу и расположение магистра. - Помни об этом, Вольф. – угрожающе произнес храмовник – Орден не отдаёт ничего из того, что считает своим. Как и Бриан. - Перестаньте. – брат Анри сурово глянул сначала на одного, затем на второго – Жильбер, ты излишне горячишься, хотя мы и понимаем, что ты заботишься о чувствах друга. Но позвольте вам обоим напомнить, что именно ей решать, как быть. - Женщине? – с презрением спросил Эрайль – Место женщины у ног её господина, я вообще порой не понимаю излишней мягкости Буагильбера. Уж от кого, от кого, а от него я такой податливости женским капризам не ожидал. Да, она невероятно красива и полна всяческих достоинств по самую макушку, но не настолько же, чтобы наш собрат, известный своим… - Не шуми. – резко оборвал его иоаннит, присаживаясь рядом с Брианом – Больному нужен покой, ты же своим трубным голосом способен разбудить и мёртвого на кладбище. Спор утих, даже не разгоревшись как следует. И когда Ревекка, перекусив и сменив платье, вернулась в спальню Бриана, она застала мирную картинку. Брат Анри истово молился перед распятием, иоаннит менял повязки раненому, а Филипп и Жильбер развлекали себя тем, что по очереди называли друг другу названия прецепторий ордена, в великом множестве рассеянных по Европе и Палестине. Вскоре гости ушли, сославшись на дела, нужно было восстанавливать Тортоз, проверить часовых на стенах и вообще заняться теми проблемами, которые всегда возникают после успешно отбитых штурмов. Впрочем, сенешаль остался в доме, заявив, что Ревекке всё же необходима дружеская поддержка. Вольфганг на прощание сообщил, что пару дней из-за своего ранения останется в городе и она может обратиться к нему в любое время. Тут же влез Жильбер Эрайль, который с жаром объяснил девушке и кривящемуся иоанниту, что только её любовь к Буагильберу, спасёт великого магистра, что лучше рыцаря она не найдёт ни здесь, ни в Европе, да и вообще нечего ей думать о всяких глупостях, главное лечить Бриана и молиться за его здоровье непрерывно. Филипп вручил ей увесистое, хотя и небольшое распятие, меланхолично пожелав удачи, после чего трое рыцарей отбыли. Вздох облегчения вырвался из груди девушки, когда гости уехали. Брат Анри погладил её по волосам и отправил спать, дескать, он сам присмотрит за раненым, тем более, что тот всё равно без сознания. Еврейка не соглашалась ни в какую, всё же ей было боязно уходить далеко от храмовника и только Болдуин с супругой и Гуго, пришедшие на помощь сенешалю смогли говорить девушку прикорнуть здесь же в комнате на тахте. - Я всё равно не смогу заснуть. – возражала Ревекка, которую практически силком укладывала спать Клодина. - И не надо. – согласилась мадам де Ойлей – Просто полежи с закрытыми глазами с часок, а когда поймёшь, что набралась сил, милости прошу к одру больного. Но если ты сейчас так устанешь и ослабнешь, что допустишь ошибку от которой он испустит дух? Сможешь ли ты потом простить себя? - Хорошо. – сдалась Ревекка, вытягиваясь под лёгким одеялом – Ты права, прости, я просто… - Очень волнуешься, мы понимаем. Спи. И Ревекка послушно закрыла глаза, хотя сон не шёл, невольно она прислушивалась к тяжёлому дыханию Бриана и негромкому бормотанию сенешаля, молившегося в нескольких шагах от неё. Мрачные мысли приходили в её голову. Что если она не сможет? Если он не выживет? Как ей жить дальше в мире, где больше нет его? А если Гуго был и прав и Бриан очнётся не тем человеком, которым был раньше? Отдаст ли орден ей любимого, потерявшего рассудок, ведь с одной стороны он глава братства, но с другой не сможет управлять ими в силу психического нездоровья? А как на всё это отреагирует её отец? А если он погибнет, как она, Ревекка, посмотрит в глаза Матильды? Раньше она всегда считала, чтобы не случилось на то есть воля бога её предков. Но теперь она с укором вопрошала: разве недостаточно испытаний выпало на долю одного человека, хоть и назарянина? Разве недостаточно он перенёс в своей жизни, чтобы даровать ему благополучное исцеление? Пусть она нарушала законы Моисеева, привязала своё сердце к сердцу иноверца настолько, что даже рискнула вчера войти в мужскую спальню и подобно вавилонским блудницам предложить себя. Это её грех и ей отвечать за него, отчего же тогда он, тот, кто смог остановить и её и себя от такого постыдного поступка, лежит сейчас на смертном одре и готовится встретиться со своими предками? Сенешаль перебирал чётки и шептал молитву, крае уха прислушиваясь к приглушённым всхлипам девушки. Жалко её. И Бриана жаль. Он, конечно, не самый сострадательный к чужому горю и благодушный человек, однако правил бы орденом железной рукой, уверенно ведя его к могуществу и славе. Да и привязался он уже к этой паре, плохо только, что ничем хорошим для них эта авантюра закончится не может. Возможно, оно и к лучшему, что так случилось? Эх, жалко, жалко. Оба они дети Господа всемилостивого, так пусть он и укажет им путь из этой ситуации, пусть просветит их, направит и защитит. Ибо разлучать эти столь отчаянно любящие сердца, по крайней мере, не милосердно. Но с другой стороны, что могут они оба против жестокой силы римско-католической церкви? Рано или поздно их разлучат, оторвут друг от друга. И что тогда? Ревекка судорожно вздохнула напоследок, проваливаясь в дрему, и странным образом, Бриан тоже задышал глубже и ровнее, точно обморок перешёл в крепкий сон. Ишь ты, усмехнулся в бороду брат Анри, даже засыпают одновременно. Пусть спят, набираются сил, впереди ещё столько бед и столько побед. Не должны они погибать ни из-за сарацинских мечей, ни из-за суеверного невежества христианских святош. И сенешаль снова и снова шептал молитву: - Господь наш всеблагой, защити их своим светом, не дай им сгинуть во мраке. Прими их страдания и не назначай новых испытаний. Прояви милость к рабам твоим, ибо только твоя сила и мудрость убережёт их. Ревекку разбудил тревожный перезвон колоколов. По всему городу сегодня во всех церквях, мечетях и синагогах была поминальная служба по тем, кто не пережил осаду Тортозы. Девушка спросонок, ещё не до конца понимая в чём дело, скатилась со своего лежбища и бросилась к Бриану. Брат Анри перехватил её за руки и слегка потряс. - Успокойся, дитя, это поминальные службы, сегодня день великой скорби по погибшим, чтобы завтра можно было начать строить новую жизнь. - А Бриан? - А что Бриан? Вон, лежит, куда же он денется в таком состоянии. Спит, наверное, дышит ровно, хотя и тихо. Мне пора идти, я уже хотел и сам тебя будить, да ты и сама вскочила, как ошпаренная. - Уйти, куда? - Как это куда, в замок, дитя моё. Служба пройдёт во всех крепостях Арвада и донжоне Тортоза. – едва он отпустил её, Ревекка подошла к кровати. Сенешаль покачал головой, вот ведь неугомонная девица! Впрочем, наверное, так и должно быть. И Анри де Эсм покинул комнату, отправившись в замок тамплиеров, куда его звал долг. Ревекка же быстро сменила повязки, с удовлетворением отметив, что раны не начали воспаляться и даже покрылись тонкой коркой, предшествующей заживлению. Возможно и страшных шрамов не останется, хотя следы, конечно, будут. Шишка на голове тоже весьма уменьшилась. Только вот ей очень не нравилось его пульс, слишком медленно билось сердце Бриана. И пока Ревекка не могла сказать точно, хорошо это или плохо. Пока был возможность, она всё же сходила в свою комнату, умылась и переодела измятое за время сна платье, после чего вернулась. Колокольный звон гудевший над городом внушал безотчётный страх и она предпочла быть рядом с любимым человеком. Девушка присела на низенькую скамеечку у кровати больного, ласково гладила его по лицу, шептала слова ободрения. Подавшись вперёд и положив голову ему на плечо, Ревекка устало прикрыла глаза. Что она могла сделать для него ещё? Девичьи пальцы легко скользнули вдоль его руки и сжали некогда сильную ладонь, сейчас такую слабую и беспомощную. Ну же, Бриан, приходи уже в сознание, не оставляй одну своё наказание божье! Ты ведь обещал, что никому и никогда не отдашь своё сокровище, что ничто не в силах заставить тебя покинуть твою маленькую птичку! Ну приди же в себя, пожалуйста! Стерев слезы с лица, Ревекка поднялась на ноги, сейчас не время предаваться отчаянью, лучше ещё раз напоить укрепляющим травяным отваром, чем предаваться бессмысленному унынию. Налив в маленькую пиалу, такие были широко распространены в Тортозе, да и вообще на христианских землях Палестины, она пролила нечаянно несколько капель на распятие, оставленное Филиппом де Плессье. Хоть Ревекка и была еврейкой, однако всегда с уважением относилась к чужим религиям, и потому поспешно взяла в руки крест, намереваясь протереть его чистой тканью. Нечестивая для иудейки мысль закралась в голову девушки, заставив её чуть нахмуриться. А вдруг поможет? Бред, вера это вера и не должна дочь Сиона молиться на христианских реликвиях. Хотя с другой стороны… Никто ведь не узнает, верно? Ревекка помотала головой, пытаясь прогнать эту безумную идею, вызванную отчаяньем и страхом за любимого. Так ли уж это всё важно? Девушка стиснула распятие в руке так сильно, что металл впился в кожу, оставляя следы. В одного бога они все веруют, одним святыням поклоняются. Даже у мусульман есть пророк Иса бен Марьям, Иисус сын Марии, такой уж ли это страшный грех преклонить колени перед богом и молить о жизни для самого дорогого в её жизни человека, пусть даже её чувства запрещены. Она и сама не поняла, как очутилась перед распятием, опустилась на колени и склонила голову, продолжая сжимать в ладонях крест. Ревекка не знала христианских молитв, слышала их не раз здесь, в Тортозе, и в Тире, но никогда не придавала значению текстам. И сейчас слова молитвы шептала точно в бреду, впервые обращаясь к богу на латыни, её слова заглушал непрерывный колокольный звон, который поначалу бил по нервам, но потом, после нескольких предложений молитвы стал звучать как будто тише, благостнее. Ревекка без разбора высказывала аналою всё: и свой ужас в английском замке, давным-давно сгоревшим, и страх перед храмовником, которого казалось ничто не остановит, и как впервые полюбила христианского юношу, Уилфреда Айвенго, и что теперь, поняв, что такое настоящая любовь, оценив преданность и терпение зрелого мужчины, желает этому саксонцу только добра и счастья. Рассказала и о Темплстоу и о том, как Бриан вёз её через Англию и Францию в свой замок. О разрешении Бриана следовать за ними её отцу, не такой уж он и жестокосердный, твой слуга, верно, боже? И да, о том, как плыли в Тортоз, о жизни здесь, о Тире тоже поведала. Краснея, признавалась в своих чувствах к храмовнику и о сожалении того, что он предназначен богу, а она – дочь презираемого в Европе и Палестине племени. Разве же это справедливо, Господи, что столько преград между ними? Разве не ты ли завещал возлюбить жену свою, как самого себя, не ты поручил женщину мужчине? Свернувшись клубочком, она лежала на каменных плитах и глотала невольные слёзы. - Прости мои жалобы, ибо впала я в страшный грех, возроптав на тебя. Ты милостив, мудр, так не гневайся ты на глупое дитя человеческое. – прошептала она, чуть приподнимая голову, чтобы увидеть фигуру распятого бога – Я знаю, что эгоистична в своих чувствах, и прошу невозможные, недозволенные вещи. Но позволь только быть с ним, видеть, как он улыбается, слышать его смех. Он так редко радуется жизни. Обещаю, что стану для него лучшей спутницей, женой или сестрой, как тебе будет угодно. Если понадобиться, я приму его веру, она всё равно одна на нас двоих. Только не отнимай его, или отними и мою жизнь тоже. – и на мгновение ей показалось… да нет, это всего лишь игра теней от светильников, что так скудно освещают комнату, не может же распятие кивнуть, правда? Ревекка замерла, точно кролик перед удавом, не сводя испуганного взгляда со склонённой головы Христа, и едва не завизжала от неожиданности, когда в спальне раздался хриплый голос: - Хватит плакать, Ревекка. И не лежи на полу, холодно там. – в первую секунду она даже не сообразила, что голос исходит от ложа раненного рыцаря, а не от аналоя. Порывисто обернувшись, девушка увидела, как он поднимает руку, чтобы потереть лицо. И повернувшись вновь к висящему на стене распятию, Ревекка с чувством выдыхает. - Спасибо! – метнувшись к Бриану, она с плачем упала на колени рядом с ним, обнимая его и беспорядочно целуя – Ты пришёл в себя, слава богу, ты в сознании! - Тише, тише, сокровище моё. Тише. – он поначалу слабо удерживал её за плечо, а потом перестал сопротивляться напору и обнял в ответ – Успокойся, я долго был без сознания? Что это за колокольный звон? Что с мамлюками? - Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? Ты пить не хочешь? - Хочу, но позже. Где Жильбер или Филипп? На худой конец мой сенешаль? Господи, Ревекка, да не плачь ты, я же не умер! - Я испугалась за тебя. - Я ведь обещал тебе, что не позволю даже смерти встать между нами. - Не богохульствуй. Через четверть часа Гуго уже мчался в замок, откуда вернулся уже вместе с прецепторами и сенешалем, даже Вольфганг прервал службу и поехал с ними. Едва мужчины вошли в комнату великого магистра, Ревекку поблагодарили в самых изысканных выражениях, поклялись быть её верными рыцарями и… выпроводили из спальни, перепоручив её заботам прислужниц. О чём говорили мужчины с магистром не знал никто, известно только, что спустя час прецепторы и госпитальер вышли, вновь церемонно раскланялись с Ревеккой. Которая несомненно возросла в их глазах, как весьма ценное для ордена приобретение, после чего удалились. Но сенешаль пробыл там на четверть часа дольше, причём и во время этого разговора можно было слышать гневные возгласы магистра. Вышел брат Анри уставший, точно занимался тяжёлым физическим трудом, а не убеждал неведомо в чём упрямого главу ордена. Когда же Ревекка смогла вернуться в комнату, великий магистр был на удивление мрачен и молчалив. Он глянул на девушку и тут же отвёл взгляд в сторону, точно не желая её больше видеть. Или же действительно не желая? - Ты, наверное, очень голоден. – ласково спросила девушка, Буагильбер немного помедлил с ответом. - Нет. Иди к себе, выспись, мне сказали, что ты всё время, что я был без сознания, провела рядом со мной. Я благодарен тебе за твою заботу, но со всем остальным справится прислуга. - О. – только и могла ответить Ревекка – Хорошо, ты, должно быть, хочешь побыть один? - Если тебе не трудно. – она закусила губу, чтобы не закричать на него. Что случилось такого, что он едва отвечает ей? Будь терпеливой, сказала себе дочь Исаака, будь терпеливой и терпение вознаградиться. Он недавно пришёл в себя, у него было тяжелое ранение, ему действительно сейчас нужен покой, тем более, что он, как человек гордый, не любит быть зависим от других, пусть даже в малости и будь это даже слабая девушка. Тихонько притворив дверь, Ревекка ушла к себе, оставив Бриана один на один с его мыслями. Если Ревекка и надеялась на то, что наутро он будет тем прежним Брианом, который хоть и рычал на неё иногда, но который всегда находил для неё и ласковое слово, и тёплую улыбку, и нежный взгляд, увы. Её надеждам не суждено было сбыться. Да и вообще Бриана точно подменили. Он старался больше не смотреть на неё, отказывался от её услуг, всячески старался сократить до минимума любой контакт. Оставшись один, предавался тяжким думам, будучи в одной комнате со своей спасительницей, упрямо отводил глаза, односложно отвечая на все её вопросы. Хотя пару раз Ревекка боковым зрением замечала, что когда она не смотрит на него, тёмные глаза храмовника с тоской наблюдают за ней. Каждый день приезжали его соратники и привозили ворох новостей, каждый неизменно тепло здоровался с ней и учтиво прощался, точно никакого холода между ней и магистром не было и в помине. Но болью отдавалось в сердце девушки понимание того, что возможно, она и переоценила чувства храмовника к ней. Проклинала ли она его за это? Ругала ли себя за то, что ему удалось разбудить в ней отклик его страсти? Нет, сердцу не прикажешь. Долго такое не могло продолжаться и однажды вечером она не выдержала. Прошла уже почти неделя с того момента, как он очнулся. Неделя за которую между ними точно выросла стена молчания. Ревекка приняла правила этой игры, если это приведёт к окончательному разрыву, значит, таково была воля его бога, если же его просто что-то гнетёт, сам расскажет, когда созреет для разговора. Она, как и подобает женщине, просто выслушает. Но она не останется без ответов на все вопросы, которые вот уже шесть дней не дают ей спать. Буагильбер полулежал на кровати, прислонившись спиной к стене и обложенный со всех сторон подушками и бумагами ордена. Когда девушка вошла, он бросил на неё быстрый взгляд полный затаённой надежды, однако на простой вопрос о самочувствии, ответил холодно. - Со мной всё хорошо, благодарю. – да она слышала, как он говорит с людьми таким тоном, но никогда не думала, что услышит его в свой адрес. Решительно пройдя вглубь комнаты, Ревекка с опаской покосилась на распятие. Раньше она и внимания-то на него не обращала, теперь же он вызывал у девушки благоговейный трепет. - Тебе сейчас нельзя так долго заниматься умственным трудом. - Это дела ордена. А значит – мой долг. – немедленно ответил Буагильбер, не поднимая взгляда от листа пергамента. Впрочем, судя по неподвижности его глаз, читать он точно не читал. - Нам нужно поговорить. – вздохнула девушка, храмовник медленно опустил бумагу на колени, укутанные одеялом. - Да. Ты права. Нам стоит объясниться. – тихо, но твёрдо начал он, вновь глядя куда угодно, только не на неё – Я много размышлял эти дни и пришёл к выводу: тебе не место в Тортозе. Давай обойдёмся без излишних сцен, ты просто сделаешь то, что я тебе скажу. Через несколько дней отплывает корабль ордена в Европу, на нём ты доберёшься до средиземного побережья Франции, оттуда под охраной доедешь до Бордо. Отдашь письмо, которое я тебе дам, тётушке Матильде, она объявит тебя своей дочерью. Вам ничего делать не придётся. Наш сенешаль имеет довольно большое влияние на некоторых достаточно близких к папскому престолу особ в Ватикане, так что соответствующие документы вам пришлют, понадобиться запись в церковной книге, сделаем. – Ревекка моргнула, нет, она слышала о различных последствиях после травм головы, но чтобы настолько?! – Как наследница рода Турнье никто не посмеет даже косо глянуть в твою сторону, тем более, что для тебя я стану… кем, там я буду тебе приходиться? Кузеном вроде. Так что какая-то часть моих земель перейдёт в качестве твоего приданного тебе, остальное после моей смерти отойдёт ордену. - Я правильно тебя поняла, ты меня отпускаешь? - Ревекка, давай не будем спорить. – нетерпеливо постукивая ногтём по бумаге, проговорил Бриан. Девушка поднялась и решительно направилась к дверям – Ты куда это? - Если я свободна, то мне незачем ехать в Европу. – пожала плечами еврейка – И уж тем более, мне незачем обременять твою тётку своим присутствием, хотя я и питаю безмерное уважение к ней. - Лучше бы ты питала это уважение к моим словам. Объясни мне, куда ты сейчас направилась, я ещё не договорил! - Я свободна, так? Я больше не пленница Бриана де Буагильбера, великого магистра ордена Сионского Храма, верно? – храмовник тяжело вздохнул, да он предполагал, что она и тут покажет свой несносный характер, но, чёрт возьми, какая же упрямая! - Ревекка, по большому счёту ты всегда была свободна, я редко когда ограничивал тебя в твоих действиях, разве нет? – Ревекка повернулась к нему лицом, надменно скрестив руки на груди – Да, кара Господня, ты свободна и не моя пленница! - Тогда не смей называть меня карой Господней, великий магистр, ты не имеешь на это право. - Не нарывайся, Ревекка! – теряя терпение, начал заводиться Бриан – Ты в моём доме, будь добра проявить уважение… - Пфе! – фыркнула она, Буагильбер невольно умолк. Внимательно оглядел фигурку иудейки и с грустью подумал о том, что сам виноват в том, что она так непочтительна к нему. Сам разбаловал сверх меры это создание, вот уж действительно правы арабы, говорящие, что женщина должна быть молчалива и почтительна в присутствии своего господина, а если женщина норовиста и строптива, учить такую недостойную плетью. Такую поучишь, пожалуй, и сам потом рад не будешь. - Куда ты сейчас собралась идти, моя радость, разговор ещё не окончен. – попытался он вернуть беседу в нормальное русло. - Я не твоя радость, великий магистр. - Ты ещё скажи своё «сэр», от которого плеваться охота! – прорычал взбешённый тамплиер. Ревекка задумалась на секунду и пояснила: - Сэр великий магистр звучит значительно хуже, чем просто великий магистр или сэр рыцарь. А направляюсь я в дом своего отца. Раз уж я свободна, не в плену и вольна поступать как мне заблагорассудиться, то зачем мне и дальше следовать словам какого-то назарянина? - Какого-то?! - Я могу спокойно вернуться в дом своего отца и жить так, как и жила до того злосчастного момента, когда одному не в меру сластолюбивому безбожнику-тамплиеру, вздумалось отнять меня у моего родителя! – весьма важный список тамплиеров одной из обители в Европе, которых следовало перекинуть в Палестину, был безжалостно скомкан и брошен в угол комнаты. Буагильбер резко поднялся с подушек, едва не рухнув обратно от сильного головокружения – Даже не пытайся, великий сэр магистр, ты ещё недостаточно окреп для подобных нагрузок. Так что тебе придётся выслушать, всё что я скажу напоследок! - Ревекка, клянусь богом, я сейчас встану и ты пожалеешь, что вообще рот открыла! – в бешенстве заскрипел зубами тамплиер, пытаясь преодолеть слабость и не упасть обратно на подушки. - Встань сначала, доблестный защитник ордена Сионского Храма, дочь Сиона, так и быть подождёт пока ты это сделаешь. – матерь божья, где и когда это несносное создание научилось дерзить и насмешничать? Впрочем, дерзить она умела и раньше. - Ревекка, что тебя не устраивает теперь? Ты хотела свободы, ты её получила… - Я премного благодарна тебе за то, что ты спустя почти год всё же склонил свой слух к моим мольба о свободе. Я не понимаю, почему ТЫ теперь недоволен? - Проклятье! – Бриан устало откинулся на подушки, смирившись с тем, что встать самостоятельно ему пока не судьба – Ревекка, ты едешь в Европу! - Если я и вернусь в Европу, то вместе с отцом и тогда, когда мне это вздумается, а не тебе! - Да пойми ты, все в Тортозе считают, что ты моя любовница, тебе не дадут здесь житья! - Ничего страшного, не в первый раз меня обвиняют во всякой ерунде. Здесь конечно с предубеждением относятся к ашкенази, но да ничего. Мой отец достаточно богат, чтобы найти мне мужа, а ему не в чем будет упрекнуть меня после первой брачной ночи. – Бриан с шумом выдохнул, прикрыл глаза рукой и тихо сказал: - Я ведь убью его, любовь моя, убью до того, как это ничтожество дерзнёт коснуться тебя. И заберу тебя обратно в свой дом. Снова. – Ревекка слабо улыбнулась. - Тогда зачем же ты меня отпускаешь, Бриан? Если ты бросаешь меня, как мне предрекали здесь добрые люди, то почему тебе не всё равно, что со мной будет потом? - Я не понял, любимая, кто тебе это говорил, за каким демоном ты называешь этих болтунов добрыми людьми и почему, чёрт бы побрал твоё упрямство, я узнаю обо всём этом только сейчас?! – вспылил Буагильбер, Ревекка вернулась к нему, села рядом с ним на краешек кровати – Объясни мне, почему мы никогда не можем нормально договориться? - Потому что такими нас создал бог. – она наклонилась и осторожно поцеловала его в губы. Буагильбер замер от этого легкого касания – Поясни мне, зачем тебе так нужно, чтобы я покинула тебя и отправилась в Европу? - Потому что я не смогу тебя защитить. – он крепко обнял любимую, не давая ей возможности отстраниться – Знаешь о чём я подумал, когда лошадь упала на меня и придавила так, что я дышать не смог? О том, что брат Анри прав, что будет с тобой, если я умру? - И с тех пор, как ты очнулся, ты тоже об этом думал? - Да, сокровище моё. С чего ты взяла, что я смог в одночасье тебя разлюбить? Плохо же ты обо мне думаешь, Ревекка. По-твоему я ветреный юнец, не способный отличить настоящие чувства от иллюзии или принять трудные решения? – она с облегчением вздохнула. Да она плохо подумала о нём, разволновала его почём зря, но они всё исправят. Только убедить его, чтобы не отсылал в Европу и всё. - Не надо отправлять меня в Европу. - Я бы жизнь отдал за то, чтобы найти в нашем огромном мире земли, где тебе ничего не угрожало бы. Но такой земли нет. Везде война, везде религиозные суеверия и фанатизм. Но во Франции тебя защитит имя. Титул. Ты могла бы выйти замуж, я всё равно не узнал бы об этом. - Я не выйду замуж. - Тебе захочется однажды быть женой, матерью. Даже мне в конце концов захотелось семейного счастья, что уж говорить о тебе. – возразил Буагильбер, Ревекка рассеянно поглаживала пальцами его руку, почему бы и нет? Только как его отпустит орден? – За меня ты замуж не пойдёшь, сама сказала накануне того сражения. Значит, тебя следует обезопасить от любого… - Пойду. – перебила его девушка, Бриан недоверчиво заглянул в её глаза. - Ты это серьёзно? – она только лишь кивнула, улыбаясь – Что и любить меня будешь? - Буду. Уже люблю. - Точно? – прищурился Буагильбер с подозрением, Ревекка закивала – И христианство примешь, чтобы мы могли венчаться, как и полагается супругам? И почитать, как и надлежит жене мужа? И даже слушаться беспрекословно? - Нет, ну вот с последним не могу согласиться. Ты ведь не всегда бываешь прав. – Бриан захохотал. - Ох, да ну что ты, любовь моя, мы ещё к алтарю не прогулялись, а ты уже дерзишь и артачишься. – большие пальцы бережно обхватили девичье лицо и храмовник уже серьёзно спросил – Ты уверена, что любишь меня? - Если я и совершенно уверена в чём-то, то именно в этом. Но твой орден, Бриан. - А что с ним? – не понял великий магистр, его сейчас вообще ничего не волновало: слишком много счастья свалилось на его голову. - Ты вообще-то принадлежишь… - она повела глазами в сторону распятия, Бриан проследил за её взглядом. - Я принадлежу тебе. И этого достаточно, чтобы уйти из ордена. Не говоря уже о том, что я приведу в лоно церкви одну безгрешную душу, за одно это мне зачтётся. Должно во всяком случае. - Тебя не отпустят. Да и потом, ты уверен, что не станешь сожалеть об этом поступке? - Я не собираюсь их просить отпустить. Я поставлю их перед фактом. – пожал плечами храмовник – У нас нет церковной иерархии, радость моя, у нас больше светское строение ордена. И если рыцарь решил уйти, он уходит, а не предаётся анафеме и расстригу, как монахи. И нет, я не стану жалеть, я достиг всего, что хотел, это моё решение, а я никогда не сожалею о содеянном. - Но ты не просто рыцарь, ты глава ордена. – напомнила Ревекка, с чем он согласился: - С этим будут проблемы, но это мои проблемы, у тебя будет своя головная боль. – девушка вопросительно взглянула на любимого, какие проблемы у неё могут быть? Буагильбер покачал головой – Тебе стоит сообщить о нашем решении отцу, уверен, он не будет в восторге от того, что его единственная дочь решила сменить веру и связать свою жизнь с немолодым, изрядно потрёпанным жизнью, как вы нас называете? Назарянином, вспомнил. – Ревекка невольно отстранилась, оооо, как она могла забыть об этом?! - Послушай, а можно мне как-то… - Нет, любимая. Не только мне, но и тебе придётся чем-то пожертвовать. Но мы справимся, правда ведь? – Ревекка спрятала лицо на его плече – Что, вариант с Европой всё же в силе, мадемуазель Аими де Турнье? - Нет. – глухим голосом ответила девушка – Если я буду носить французское имя, то это будет твоё имя. - Вот и славно. – промолвил Буагильбер, нежно касаясь губами её волос. Проблема действительно была и изрядная. Уйти из ордена было сложно, но для человека подобного Бриану, ничего невозможного никогда не существовало, убедить отца Ревекки в том, что дочь покидает синагогу было практически невозможно, грозило по крайней мере отречением от семьи, что пугало девушку больше всего. Несколько дней после того памятного разговора, начавшегося ссорой и закончившегося поцелуями, Буагильбер отвёл на то, чтобы поднабраться сил перед предстоящим капитулом, который должен был пройти прямо в доме храмовника. - А это нормально? – удивлялась Ревекка – Разве капитул не должен собираться исключительно в прецепториях? - Распространённое заблуждение. – отмахивался Буагильбер – Мы собираем капитул раз в неделю, любимая, это закон. И застать нас этот момент может и в глухом лесу, и в чистом поле и посередь пустыни, не возводить же каждый раз церковь ради этого? Так что капитул собирается там, где придётся. Тем более, что Тортоз и есть прецептория. - Тебе виднее. – согласилась Ревекка. В самом деле, он лучше знает распорядки своего братства, у неё была забота и пострашнее. И чем ближе становился день Х, тем больше волновалась Ревекка. - Он отречётся от меня. – в отчаянье шептала девушка, расхаживая в волнении по комнате, под лёгкий скрежет точильного камня о сталь клинка. - Пусть только попробует, я сам с ним поговорю. – возражал ей Бриан. - Ты не понимаешь, - восклицала еврейка – законы Моисеева запрещают нам принимать другую веру, если нет достаточно веского повода! Но зачастую и смерть не повод для такого отступничества! - Милая, насколько я знаю, случаи перехода иудеев в христианскую веру имеются. Да и потом, брак с христианином – разве не веский повод? - Было бы лучше, если бы ты перешёл в иудаизм. - А вот это, любимая, не обсуждается. Радость моя, может имеет смысл мне самому потолковать и с твоим отцом, и с раввином на эту тему? – полируя замшевой тряпицей только что наточенный им кинжал, предложил Буагильбер. - Нет! – вскрикнула девушка так резко, что он вздрогнул и с недоумением глянул на Ревекку. Та откашлялась, чуть горло не сорвала своим воплем, и уже более спокойно ответила – Я сама, любимый, ладно? А накануне Ревекку вообще охватила самая настоящая паника. Уже с тура она была взвинчена до предела, нервозна и мрачна. Иногда период тяжёлых размышлений сменялись взрывами кипучей деятельности, что не добавляло ей спокойствия. Бриан впервые увидевший её в таком состоянии, только и смог, что потребовать объяснить, чего она так боится. - А если ты однажды пожалеешь о том, что ради меня покинул орден, женился на еврейке. Вдруг ты станешь упрекать меня в этом? – по правде сказать, Бриан приготовился к тому, что она снова будет бояться отойти от веры своих предков или же напридумает, что их будут травить до конца дней за их брак. Но вот к этому был не совсем подготовлен. - Ох, любовь моя, я больше боюсь, что слишком стар для тебя и что однажды ты встретишь какого-нибудь молодого красавца, который похитит у меня твоё сердечко и… - Какая нелепица! - Ну я же не говорю, что твои страхи тоже нелепица. – усмехнулся Бриан – Иди сюда, ты уже слишком разошлась в своих тревожных мыслях, что додумалась до такой глупости, Ревекка, загоняла прислугу, застращала бедного Гуго, который теперь боится нос высунуть из своей комнаты. И ради всего святого, для чего тебе понадобилось закупать свиной окорок? Ночь прошла спокойно только после того, как Гуго разыскал в недрах своего походного сундучка сонное зелье, которое использовал, когда вся их компания направлялась из Англии на континент. Зелье не подвело и до утра Ревекка проспала сном праведников, как и весь дом, растревоженный за последние пару дней нервозностью хозяйки. А утром сонную девушку разбудили, умыли, одели и вывели во двор. Бриан был уже там, сидел в тенёчке и наблюдал, как впрягают лошадь в крытую повозку. Ревекка, ещё не совсем отошедшая от снадобья, рассеянно улыбнулась ему. - Доброе утро, радость моя. – поздоровался первым Бриан, она кивнула и подошла к нему, храмовник чуть подвинулся на каменной скамейке, чтобы дать ей место присесть. Ревекка тут же попыталась уснуть на его плече, но кто бы ей дал – Ты не выспалась? - Нет. Бриан, а куда мы едем? - Не мы. Ты. – решил он будить её сразу и резко – К своему отцу, чтобы сообщить ему радостную новость о том, что принимаешь католичество. – Ревекка подскочила, сон как рукой сняло. - Уже сегодня? А почему радостную? - Для меня радостная. Идём, посажу тебя в повозку. – тяжело вздохнув, девушка отправилась следом за ним – С минуту на минуту приедут члены капитула, так что, это даже хорошо, что ты уезжаешь. Не будет ненужных трепыханий и попыток отговорить от моего решения тебя. - А как можно меня отговорить от твоего решения? – изумилась еврейка, неохотно располагаясь на сидении. Бриан прикрыл дверцу, затянутую плотным сукном. - Они могут. Всё, родная, с богом. - Ага. – мрачно пробормотала Ревекка, когда повозка тронулась – Могу себе представить, что будет здесь твориться, а уж как мой батюшка всё воспримет и представить страшно. – мимо повозки с топотом пронёсся отряд в белых плащах, это капитул ордена спешил к своему великому магистру.