На краю

Наутро столичная делегация разделилась на несколько групп, каждая из которых отправилась в отведенную ей крепость. Рокэ же пришлось задержаться по одной простой причине — об этом его попросил Ричард. — Я сам давно собирался проверить заставы, так что хотел бы составить вам компанию. Правда, наездник я не из лучших, поэтому вам придется подстраиваться под меня и пустить Моро почти шагом. Рокэ было не ясно, почему после его признания Ричард обратился к нему с подобной просьбой. Почему именно к нему? К человеку, которого Дикон не выносит. Неужели у него нет на примете более подходящего попутчика? Молчание герцога Дик растолковал по своему: — Если вас волнует вопрос безопасноти, вы можете взять с собой всех охранников—кэналлийцев. — Я верю вам — не враг же вы себе, чтобы устранять меня столь открыто. Судя по дернувшимся уголкам губ, Ричарда слова Рокэ развеселили. Они задержались в замке дольше всех и двинулись в путь лишь к полудню. Стражи герцога Окделла угрюмо смотрели на кэналлийцев, те отвечали столь же недружелюбными взглядами, и переговаривались меж собой. Рокэ откровенно забавлялся, наблюдая за этим молчаливым противостоянием. Ричард, судя по всему, тоже, раз он ничего не стремился изменить. Их отряд двигался очень, очень и очень медленно — раз в полчаса герцогу Окделлу требовалось покидать седло и разминать ноги. Перед сном его телохранитель Том делал герцогу массаж, разминая утомленные мышцы. Лекарем этот фанатик не был, потому выполнял все весьма неумело. Рокэ мог бы сделать подобное много лучше, но помнил слова Дика и не смог предложить. Не посмел. Ричард нередко заговаривал с ним. Они чуть отставали от отряда и вели неспешную беседу. Дик держался свободно и непринужденно. Он рассказывал о своих семейных буднях: об успехах маленьких сыновей, увлечениях жены и матери. — …И тогда она заявила: «Я беру их под свою опеку!» После этого в Нарфолке был основан приют, в который стали стекаться сироты со всего Надора. Матушка с нуля создала первое светское учреждение подобного типа. Юношам после его окончания помогали найти работу, девушкам давали небольшое приданое. Впрочем, частенько матушка продолжает приглядывать за своими любимчиками. Да, у Мирабеллы Окделл неожиданно проснулись организаторские способности вместе с любовью к детям! Подобных неожиданных открытий было огромное количество. Но все же куда чаще Рокэ ощущал тупую боль в груди, особенно когда слышал о «моей умнице Маргарет». Ричард и сам не стеснялся задавать вопросы. Рокэ пришлось поднапрячь память, чтобы извлечь из глубин прошлого что-нибудь, что Дикон мог бы счесть интересным. Ворон рассказывал о том, как лазил по скалам вместе с Карлосом, как впервые вступил на Багряные земли, как долго и упорно постигал науку врачевания. Дик слушал внимательно, не отводя от Рокэ взгляда. Ради подобного, маршал был готов говорить часами, вспоминая самое важное, самое сокровенное, лишь бы эта тоненькая нить доверия не оборвалась… — Знаете, Рокэ, а я ведь видел вас задолго до Фабианого дня, — Ричард задрал голову, словно стараясь обозреть верхушки вековых сосен. — В одну из зим моего детства вы посетили Надор. Мне было шесть. Ворон напряг память, пытаясь припомнить детали той поездки. То была последняя попытка образумить Эгмонта Окделла, с которым Рокэ познакомился в Торке. В сущности, он был неплохим человеком, но слишком податливым и легковерным. Когда, ничего не добившись, Рокэ уже думал уезжать, он чуть не зашиб конем мальчишку. Малец распластался в грязи и принялся реветь. Как назло, никого из челяди на дворе не было. Пришлось ему, герцогу Алва, временно примерить на себя роль няньки. Рокэ слез с коня и присел рядом с орущем мальчишкой. Ребенок был маленьким, чумазым, в промокшем насквозь тулупчике. Скорее всего, он был сыном прачки или кухарки. Сладостей у Рокэ с собой не было, а дарить такому крохе стилет было неразумно. Развязав кошель, герцог достал новенький талл. — Смотри, как блестит, — монета и впрямь сверкала.- Дарю. Мальчишка перестал плакать и улыбнулся, сжав талл в кулачке. Проезжая под воротами, Рокэ чувствовал на себе его восхищенный взгляд… Ричард порылся в кармане, достал потускневшую от времени монету достоинством в один талл и протянул ее Рокэ: — Как видите, он больше не блестит. Он хранил ее столько лет. Берег, несмотря на восстание, трудные годы и боль. Этот жест был подобен признанию. Остановившись и глядя на удаляющуюся спину, Рокэ, как святыню, поцеловал монету.