Play Hard

Три часа ночи. Мирон сидит возле кровати Евстигнеева и молчит. Только вечером он забрал его из больницы. Ну… Как забрал… Он его, по сути, выкрал оттуда, ибо Евстигнеев готов был лезть там на стенку без «нормальной» еды и сигарет. Мирон выслушивал жалобы Вани ровно два дня, а потом просто вывел его с территории и повёз к себе домой. Ваня похож на потерявшегося щенка. Попав в квартиру, он тут же на ощупь добирается до кровати Мирона и теперь гнездится на ней. Сначала они не говорили, Мирон просто бродил по квартире и изредка заглядывал в комнату, проверяя все ли в порядке. Ваня же просто сидел в уголке, сложив руки на коленях. В итоге Мирон просто задолбался мерить шагами своё собственное жилище и засел в своей комнате рядом с кроватью. И вот уже глубокая ночь. Скоро светать начнёт, а Мирон все так и сидит на том же месте. Сказать нечего, да и ляпнуть лишнего тоже не хочется. Сейчас это ни к чему. — Я знаю, что ты здесь, — хриплый и уставший голос. — И ты давно сидишь. Можешь не прятаться. Мирон чувствует себя виноватым. Во всем и сразу. Не уберёг, не доглядел, хотя должен был. А теперь осложнения, операция и полная изоляция от внешнего мира, пока не снимут бинты. — Вань… — Тебе жаль, я знаю. — Нет… То есть… Мирон впервые не знает, что сказать своему лучшему бэк-эмси. Своему лучшему другу. Своей семье. — Вань, если тебе что-нибудь нужно… — Да. Мирон тут же вскакивает со стула. — Тебе что-нибудь принести? — Нет. —Тогда что? —Ложись рядом. Фёдоров смотрит на Евстигнеева и послушно садится сначала на край кровати, потом забирается на неё с ногами. Как только его голова касается подушки, Ваня прижимается к нему, закинув на мужчину правую ногу и руку. Мирон глубоко вздыхает, чтобы успокоиться и плотно жмурит глаза. Нет. Сейчас не время для слабостей. — Как думаешь, когда с меня снимут эту хрень, я смогу снова видеть? — спрашивает Евстигнеев. — Обещаю. Иначе я им сам всем глаза повыдергиваю, — бурчит в ответ Мирон и едва касается кончиками пальцев повязки на глазах Вани. Евстигнеев устало вздыхает, улыбается и благодарно утыкается носом в шею Мирона. Ему это нужно. Прямо сейчас. Фёдоров прижимает парня ближе к себе, будто так сможет уберечь его от всего. Он лежит рядом с Ваней, пока тот не засыпает. Завтра нужно снимать бинты, а это нельзя делать при ярком свете. Поэтому Мирон аккуратно выпутывается из объятий Евстигнеева и плотно задергивает все шторы в доме. Скоро будет светать, а днём так вообще обещают палящее солнце. И пусть он снимет с глаз Вани повязку только вечером, он все равно боится, что яркий свет может навредить. *** — Я боюсь. — Я тоже. — Ты-то чего боишься, не тебе бинты снимать! Ваня не меняется. Даже в ситуации «полная задница» он умудряется острить. — Готов? — Нет. — Отлично, тогда поехали. Мирон медленно разматывает повязку. Глаза у Евстигнеева опухшие и покрасневшие. Мирон оглядывает комнату, убеждаясь, что в ней царит полумрак. — Открывай, — говорит Мирон. — Блять, мне стремно. — Мне тоже, открывай моргалки. Ваня медленно открывает глаза. Мирон неотрывно смотрит на него в надежде, что все будет хорошо. — Ты видишь? — не выдерживает он. — Мутно, — еле выдыхает Ваня. В груди плещется тревога. Мирон успокаивает себя, что так и должно быть, но внутри все ходит ходуном из-за страха. — Кажется, что-то вижу, — говорит Ваня. Его глаза широко открыты, он даже не щурится. — И что ты видишь? Ваня наклоняется вперёд и заговорчески шепчет: — Твоё напуганное ебало. Сначала до Мирона не доходит смысл сказанного, а потом он видит наглую улыбку Вани и смеётся. — Вот ты засранец, — говорит он и наконец-то облегченно выдыхает.