Play Hard

Ваня сидел за столом и готов был уже взвыть. Рабочий день тянулся до ужаса медленно. Все были сонными мухами, мало кто выползал из кабинета без особой надобности. С одной стороны, это даже радовало, ведь Евстигнеева не трогали и не теребили по пустяками, которые в его обязанности не входили. Но сейчас он дошел до такой критической точки, когда готов был расцеловать первого, кто зайдет к нему по делу. Все лучше, чем сидеть и тупо пялиться в не меняющийся экран монитора. Вся его работа состояла из рутинной документации, которую нужно было отдавать командиру на подпись, а потом разносить по отделам тем, кому все это надо было исполнять. Редко было что-то действительно срочное — о таком всегда докладывали лично по телефону, а не на простых бумажках, которые могли затеряться. Работа не сложная, но жутко скучная, особенно в затишье, да и порой даже вылезать из своего маленького кабинета Ване совсем не хотелось. Однако были вещи, которые он любил в своей работе. Это были нечастые, но желанные гости его маленькой обители. Офицерам приходилось проходить через его кабинет, чтобы попасть к командиру «на ковёр», и нередко Евстигнеев выступал эдакой жилеткой для жалоб очередных провинившихся. Это не всегда поднимало настроение, но в такие моменты Ваня чувствовал себя чуть лучше, менее одиноким. Но были и исключения, от которых настроение поднималось на целый день. — Не спи, замерзнешь! Две крепкие руки вцепились в спинку стула и как следует тряхнули, отчего Евстигнеев чуть не свалился на пол. — Совсем офонарел?! — хрипло возмутился Ваня, оглядываясь на незваного гостя. Увидев пришедшего, он почему-то невольно улыбнулся. — Опять ты, — беззлобно бросил он. — Не дерзи мне, — Мирон нагло ухмыльнулся и щелкнул парня по уху. Едва коснулся. — Не то что? — Наказан будешь. — Обещание или угроза? — А ты смелый, ты мне нравишься. И так каждый день. Старший лейтенант Мирон Фёдоров частенько заглядывал в приемную, даже если ему не нужно было к командиру. Евстигнеев порой искренне не догонял, нахрена он сюда шастал. Разве что за новой порцией взаимных подъебов? Так у него был для этого его дружок и непосредственный начальник — Леха Храмов, он же капитан, он же старший инструктор по стрельбе, он же батюшка царь, ну и подобные, придуманные им же, кликухи. — Мамая сейчас нет, он на совещании, — на автомате сказал Евстигнеев, когда молчание между ними затянулось. — Не представляешь, как мне насрать. Ещё одна черта Мирона — похуизм последней степени. Неизвестно, сколько болтов он кладёт на каждое срочное дело или поручение. Наверно, поэтому выше старшего лейтенанта и обычного инструктора по стрельбе ему точно не прыгнуть. Хоть и выполняет все, как ни странно, вовремя. — Зачем пожаловал тогда? — безучастно спросил Ваня, ведь сегодня на Фёдорова бумаг никаких не было. Да и настроения болтать тоже не находилось. — Сержант Евстигнеев, в каком тоне вы обращаетесь к старшему по званию?! Наигранное возмущение Ваня обожал больше всего. Мирон всегда поднимал одну бровь и с усилием прищуривался, всем своим видом показывая, как он возмущен такой наглостью простого секретаря. Правда, после таких взглядов Евстигнееву хотелось и дальше огрызаться, при этом оба прекрасно осознавали, что все это несерьезно. — Будто ты меня накажешь и за это, — Ваня самодовольно смерил Мирона взглядом. Фёдоров прищурился еще сильнее (хотя казалось, что сильнее нельзя), шумно втянул носом воздух и со словами «посмотрим, малыш» удалился прочь. Да, ни с того ни с сего начиналось, да так же и заканчивалось. Ванька давно привык к этому, хотя раньше вся эта игра с Фёдоровым вызывала в нем совершенно иную реакцию. Евстигнеев прекрасно помнил, как краснел, как дрожали руки и потели ладони, стоило этому наглецу бросить в его сторону пошлую шуточку. Что-то такое было в этом Мироне Фёдорове, чего Евстигнеев понять не мог. Но это было в прошлом. Вроде бы. Чем дольше работаешь в коллективе, где все друг над другом стебутся, тем проще к этому относишься. По крайней мере, Ваню не бросало в дрожь, когда этот наглый парень появляется у него в кабинете. Правда, порой все-таки прошибал холодный пот, но Евстигнеев просто списывал это на внезапность ситуации. Мирон мог подойти и бесцеремонно взъерошить волосы, погладить по голове или провести пальцами по шее или за ухом. Ваня по своей натуре ненавидел, когда к нему прикасались чужие люди, но Фёдоров… Фёдоров был исключением в любом правиле. В такие моменты Евстигнеева можно было принять за парализованную статую. Он будто неосознанно ловил момент и запоминал его, а потом сидел весь остаток дня с довольной улыбкой Чешира. Он пытался оградить себя от мыслей, что это что-то значит, постоянно напоминая, что все это — лишь глупая игра, которую начал Мирон, а Ваня просто подхватил из-за… а черт знает из-за чего. Звонок телефона заставил Ваню подскочить и пересечь почти весь кабинет. — Слушаю, Евстигнеев, — быстро проговорил он. На другом конце провода помолчали буквально секунды четыре. Евстигнеев уже хотел положить трубку, как вдруг из динамика раздался знакомый наглый голос. — Зайдешь? — Зачем? — Почему ты такой любопытный? Нет, чтобы сразу вскочить и бежать навстречу судьбе… Дослушивать Евстигнеев не стал и положил трубку. Проклятый Мирон Фёдоров. И ведь Евстигнеев пойдет. Посидит пару минут, так, для виду, да и пойдет. Он зашел без стука. В кабинете Мирона окна всегда были завешаны шторами, все равно кабинет был на первом этаже и при любой погоде находился в тени. Свет горел с утра до ночи, и в этой «дыре со стекляшкой и решеткой», как называл ее Мирон, не было никакой надобности. Правда, сегодня света в кабинете не было. Евстигнеев уже было подумал, что опоздал, и Фёдоров упорхнул в курилку слушать очередные байки сослуживцев. Ванька прошел чуть вперед, чтобы просто оглядеться, когда сзади захлопнулась дверь, и раздался характерный щелчок. — Разве Храмов не рассказывал, что без проверки в темные помещения не входят? Внутри Евстигнеева все сжалось. То ли от страха, то ли от неизвестности — сам не понял. Но ноги чуть не подкосились, когда позади себя он ощутил Фёдорова. Тот стоял вплотную, сломанный раз десять нос шумно сопел в район макушки. Этот гад был выше на пол головы и всегда не забывал упомянуть об этом. — Дашь мне индивидуальный урок? — собрав всю волю и остатки самообладания в кулак, Евстигнеев повернулся и… …чуть не уперся носом в подбородок Мирона. О’кей, это уже немного напрягало. — Я же говорил, что ты будешь наказан, — Фёдоров наклонился к уху Вани. — И я уже предупреждал, что ты будешь просить пощады. — Кто еще будет просить, — голос предательски дрогнул. Евстигнеев сглотнул, но не отстранился. — Даже загнанный в угол умудряешься кусаться, — Фёдоров фыркнул прямо в ухо. Ваня содрогнулся всем телом, но с места не сдвинулся. Он не пытался посмотреть на Мирона — точно знал, что игры в гляделки не выдержит, пусть и в полумраке. Он смотрел прямо перед собой, лишь ощущая, как Фёдоров сопит возле его уха, думая о дальнейших действиях. А они должны быть, в этом Евстигнеев уже не сомневался. — Что, пупсик, стесняешься? — слова вырвались раньше, чем Ваня успел прикусить язык. Он не хотел этого говорить. В мыслях или в другой ситуации — пожалуйста. Но не сейчас… Реакция последовала незамедлительная. Фёдоров схватил его рукой за затылок, а сам уткнулся носом в шею, шумно вдыхая. Евстигнеев уже прощался со здоровой психикой. Ноги подкашивались, не хотели стоять ровно. Парня изрядно стало шатать. — С самого начала меня бесит твой этот «пупсик», — прошипел Мирон, возвращаясь к уху Вани. — Столько сарказма в одном слове. Даже не знаю, что с тобой сделать… Укусить или же поцеловать? — Попробуй, рискни. Евстигнеев закладывал в эту фразу другой смысл, но вот Фёдоров принял это, как последующий шаг к действию. В следующую секунду шею Вани обожгло горячим дыханием. Мирон, дразня, провел губами по шее, затем несильно прикусил кожу. — Теперь я знаю, как тебя заткнуть, — ухмыльнулся он, перемещая руку с затылка на шею. Вторая рука быстро и ловко стала расстегивать пуговицы на форменной куртке. На секунду в голове Евстигнеева пронеслась мысль, что их застукают, и тогда Мамай вставит обоим по первое число. Правда, только на секунду. Очнулся Ванька от своих мыслей, когда перед ним стоял Фёдоров с оголенным торсом. И, черт возьми, Евстигнеев давно мечтал увидеть именно это. Сколько он думал об этом, когда только увидел Мирона, сколько представлял себе их первый раз. Но он не думал, что это в действительности произойдет. — Ты весь процесс будешь столбом стоять? — в голосе Фёдорова была слышна издевка. — Давай же, малыш, подари мне свою улыбку. И тут у Евстигнеева слетела крыша. Он подался вперед и впился губами в наглую ухмылку Мирона. Руки уперлись в широкую грудь, будто были готовы оттолкнуть в любую секунду… Пока ладони Фёдорова не накрыли слегка дрожащие пальцы Вани. Сбивчивое дыхание, духота в маленьком кабинете, дверь которого держалась на соплях, а по периметру — тонкие гипсокартонные стенки, которые легко пропускали через себя самые ненужные звуки. Как назло, Ваня прекрасно слышал, как тихо было в соседних кабинетах, и умолял кого только можно, чтобы их с Мироном никто не услышал. Все сводило с ума. Слишком медленно, слишком тянуче. Даже чертов поцелуй. Он не прекращался. Ни на секунду после того, как начался. Фёдоров не позволял отстраниться, он сминал губы Евстигнеева, облизывал их. Все это жадно и требовательно, будто Ваня был ему обязан. — Ни звука, — предупредил Мирон, расслабляя ремень на штанах Евстигнеева. Тот не успел ничего ответить, лишь до боли закусил собственный кулак, когда прохладная ладонь обхватила член. — Блять… — Не выражайся. Рука сдавила сильнее, вырывая из груди Евстигнеева неконтролируемый всхлип. В одно мгновение их взгляды пересеклись. Ваня не знал, что хотел увидеть в глазах Мирона, но возбужденный блеск его вполне устроил. — Иди сюда, — он несильно потянул его за цепочку на шее к себе. Мирон не сопротивлялся. Снова поцелуй. Не такой рваный. Изучающий, более спокойный, дающий скорее передышку, нежели побуждающий к новым действиям. Евстигнеев на мгновение прикрыл глаза и тут же распахнул их от грохота позади себя. — Всегда мешал этот бардак на столе, — парировал Мирон, скидывая со стола последние бумаги. — Присаживайтесь, сержант. Вместо этого Евстигнеев ловко развернул Фёдорова и самого усадил на стол. — И позволить тебе получить все веселье? Ни за что. Стеклянные шкафы, где стояли кубки и медали за стрельбу, слегка дребезжали, когда в очередной раз Мирон дернулся на столе, выгибаясь в руках Евстигнеева. Развитие событий должно было быть явно другим, но Фёдоров забил на контроль над ситуацией. Теперь он сам впивался зубами в собственный кулак, чтобы заглушить стоны. С каждой секундой это становилось сложнее. Евстигнеев будто попал в мир, где исполнялись желания. Сколько времени он мечтал прикоснуться к этому телу, сколько раз представлял, как будут напрягаться мышцы под кожей именно от его прикосновений. И как же неописуемо было сейчас ощущать, что эта мечта исполнялась. Полумрак комнаты не помешал увидеть, как подтянутое тело Фёдорова покрывается легкой испариной. Было жарко и душно. Оба давно дышали одним воздухом на двоих, в перерывах, пока не целовали друг друга. Евстигнеев, словно в забвении, проводил по коже кончиками пальцев, целовал за ухом, прикусывал шею. Он делал все, что так давно фантазировал себе, но упорно старался забыть. Мирону же оставалось лишь пребывать в немом шоке, только изредка оповещать о своей жизнеспособности рваными вздохами. Внизу живота тянуло ужасно. Растолкав ноги Мирона в стороны, Ваня со всей силы вжался пахом в его. В этот раз оба не выдержали, в соседнем кабинете точно бы услышали негромкие, но все же стоны. — Сдаешься, пупсик? — поинтересовался Евстигнеев, двинув бедрами пару раз. — Пошел ты к черту, — в самое ухо прошипел Мирон, подаваясь навстречу. Евстигнеев вздрогнул и напрягся. Это произошло слишком быстро. Он сам не ожидал. Внизу живота все разливалось теплом, а ноги совсем перестали держать своего обладателя. Ваня обессилено навалился на Фёдорова, уткнувшись носом тому в ключицу. Тот тоже едва ощутимо дрожал. Оба тяжело дышали, пытаясь прийти в себя. — Ты зря расслабляешься, — послышался сиплый голос Федорова. — Я с тобой еще поквитаюсь, малыш. Ненавижу быть снизу. — Не волнуйся, пупсик, я сохраню этот страшный секрет, — хмыкнул Евстигнеев и подмигнул ему. До конца рабочего дня оставалось полчаса. Ваня спокойно выключал компьютер и собирал вещи, которые хотел отнести домой постирать. Одних ежедневных футболок набралось пять штук, плюс та, что сейчас была на нем. Ах, да… Еще и трусы. — Собираешься домой, принцесса? — Фёдоров появился так же внезапно, как и всегда. — Подождешь принца, или же ему потом бегать по городу с хрустальной туфелькой? Евстигнеев усмехнулся. — Занесешь туфельку часам к восьми, а сейчас мне пора. — Не дерзи мне! — Не то что? … Игра началась снова, только ее правила немного поменялись.