***
Никки оказалась права: у их класса осталось одно занятие. Домоводство — тяжелый предмет, и с готовкой у Юкио не заладилось. Слава Богу, ей помогла Рино, которая с невероятной скоростью нарезала овощи, успевая при этом контролировать температуру риса. Марияме стало неловко от того, что рыженькая делает всю работу за неё. Поэтому она решила помешать рис, чтобы на плечах Никки лежало меньше забот. Только вот Юкио не рассчитала, что лопатку нужно брать деревянную, а не металлическую. — Ой! — Вскрикнула она и отскочила от плиты как можно дальше. Никто из старшеклассников не обратил на это внимания: все были слишком заняты своим заданием, а вот Никки быстро прискакала на зов знакомой. — Что, милашка, обожг… Что ты натворила! — Рино охнула и развела руками. — Испортила рис! Ну кто металлическую лопатку берёт? Она же сковороду царапает, теперь и еду, и посуду в мусорку! — Запричитала девушка. — Ты совсем не умеешь готовить? — Умею! — Возмутилась Юкио. — Я растерялась. — Растерялась она. А делать-то что? — На урок прокатит. — Отмахнулась Марияма. — Не паникуй.***
Юкио и Никки не спеша спускались по лестнице к гардеробу, где новая знакомая Мариямы обычно оставляет зонтик и большую сумку, явно не школьную. — Зачем тебе зонт? — Глупенькая. — Улыбнулась Рино и одернула юбку. Честно говоря, эта фамильярность не нравилась Юкио, как и манера разговора девушки, но сказать ничего против язык не поворачивался. — Юк-чан, разве ты не знаешь примет? Возьмёшь зонтик — дождя не будет! — Глупо. — Если считать всё кругом глупым и нелогичным, попросту утратится смысл жить. Хоть в петлю лезь. Такие слова, беззаботные в устах Никки, отозвались болезненным уколом где-то внутри. Конечно, когда всё прекрасно и весь мир как сквозь розовое стекло, то такие рассуждения теряют весь тот смысл, которым мысль о радостях жизни наделяют люди несчастные, как Марияма, например. Для человека с крепкой семьёй, целыми нервами и верой в любовь всё лишь в радость, а грустить времени нет, как и желания. Такие номера с Юкио уже не прокатывают. — Не смей так говорить, не зная. — Еле слышно проговорила девушка. Её существо клокотало от гнева подобно кипящему железу. Она сжала руки в кулаки и остановилась, готовая в любой момент нанести удар. Никки притормозила немного позади, за спиной у Мариямы. Ухмылку, горькую и совсем не подходящую к её красивому расслабленному лицу, скрыли волосы. — Не зная? — В голосе Рино поселились неизвестные доселе Юкио желчь и открытая неприязнь. — Не зная? Повтори. — Твоя… Довольная улыбка, и блестящие глаза — я тебе позавидовала… Живешь и, скорее всего, даже и не слышала о проблемах. — Быть настолько эгоистичной, — Никки медленно подошла к знакомой, словно подплыла, мягко взяв широкую ладонь Мариямы с длинными пальцами в свою крохотную «лапку», попытавшись сплести пальцы, как в сопливых дорамах. — Ч-что ты творишь?! — Рино продолжила тянуть девушку на себя, а точнее, к кабинету музыки на первом этаже, справа от них. — Хочу рассказать тебе то, о чём никто не догадывается. — Ты мне доверяешь? — Юкио повернулась к рыженькой и накрыла маленькую ладошку своей рукой, наклонившись немного вперёд. — Да. Пошли.***
Оказалось, что Никки жизнь тоже изрядно потрепала, не так, как Юкио конечно, но девушка прошла и через огонь, и воду, и медные трубы. Семья Рино жила небогато. Деньги в доме никогда не задерживались, а период «от зарплаты до зарплаты» пришёлся как раз на то время, когда девочка пошла в садик. Ни бабушка, и дедушка не помогали — настроенные агрессивно к своей дочери, не помогали ничем. В школе Никки одевалась скуднее всех. Излишне говорить, что при таком раскладе девочка донашивала форму старшей сестры. Детей родители хотели учить в хорошей элитной школе, а на два простых, но дорогих чёрных костюма без изысков не хватало средств. Спасало то, что Никки и Айя учились отлично, набирая самые высокие баллы в параллели. За это их семье делали поблажки на оплату обучения, хоть для многодетных семей и так урезали суммы. Дела не поправились к подростковому периоду Никки. Тогда, когда в семье должен быть прочный материальный «поддон». Старшая сестра уже заканчивала среднюю школу с отличием. Все знают, что юмор несмышлёных подростков жесток, порой просто оскорбителен и унизителен. Никки травля стороной не обошла — ей больше всех доставалось, потому что из бедной семьи. Постоянные подколы насчёт внешнего вида сильно угнетали девочку. По её классу ходила такая шутка: «Эту форму я узнаю где угодно — её носила нищебродина Ахайя*!». Мать видела, как мучается дочь, но твёрдо стояла на обучении именно в этой школе. Порой Никки приходила зарёванная, с красным опухшим лицом, и бросалась на руки к матери, а она отводила девчушку в спальню и шептала: — Ты вырастешь, станешь самой умной, самой успешной, и эти буржуйские шавки будут пресмыкаться перед тобой, моля о помощи. И ты им поможешь, в наказание за свои страдания. Добрейшая Камато Тего определила Никки в шахматный клуб. Девушка до сих пор помнит тот вечер. Когда она обыграла всех в городском чемпионате среди средних школ. Эта была её первая победа над всеми. Девушка росла, становилась старше, разумнее, поступила в старшую школу Аобаджосай и именно в момент, когда Никки уже пережила столько дерьма, её отец, биолог-генетик, написал научную работу, потрясшую не только учёные круги Токио, но и всю страну. Итак, Никки по-настоящему зажила лишь на первом году старшей школы.***
Рыженькая сидела на подоконнике у открытого окна и болтала ногами, разглядывая свои красивые чёрные ботиночки. — Знаешь, что первое я сделала, когда отец принёс огромный оклад с консилиума? — Прошлась по магазинам? — Нет. — Помотала Рино головой. — Я взяла у него денег и купила три пакета самых вкусных сладостей. Ели мы их с сестрой нечасто… — Тяжело тебе пришлось. Выходит, товарищи по несчастью? — Юкио сидела напротив девушки и смотрела ей прямо в глаза. Ни одна из них, однако, не смутилась нисколько. — Ага. Я думала, такое только в фильмах. Ники позволила себе надолго замолчать. Она развернулась боком к форточке, распахнутой настежь, наблюдая за старшеклассниками, которые возвращались с занятий, и вздыхала. Только вздохи эти были не облегчённые, чистые, а тяжёлые, с каким-то депрессивным настроем. — У тебя-то что? Поведай мне душераздирающую автобиографию. — А что говорить? Уехали в Америку, едва мне три года стукнуло, родители рассорились там в пух и прах, после похорон прилетели в Японию. Теперь живу на пороховой бочке и трясусь все двадцать четыре часа в сутки. — Чего трясёшься-то? — В догадках, каким матом будет орать на меня отец сегодня. — Почему ты до сих пор не обратилась… В эти… Компетентные органы? — Я несовершеннолетняя. Может и поверят, только руки связаны. Братья не хотят, им живётся как в малине, мать боится. Я хочу обратно в Америку, в тот городок у моря. — Тебе правда туго. Я-то хоть зажила. — Мы никогда не нуждались в средствах к существованию, — Обратилась Марияма не столько к Никки, сколько к себе. — Но счастья они нам не принесли. Они всё разрушили. — Ты сказала, — Рино соскочила со своего места и умостилась на край парты, где сидела Юкио. — Что после похорон вы улетели. Кто у вас умер? — Тётя. — Спокойно, с металлом в голосе, притворно-безразлично бросила девушка. По положению губ и мимике можно было заключить, что Марияма не сожалеет об утрате близкого человека. Но глаза выдали её полностью: всепоглощающая тоска плескалась в серой радужке, и ни слезы, ни слезинки. «Просто поразительная выдержка» — неожиданно подумала Рино. — Долго болела, мучилась, бедная. Гнила буквально на глазах, на руках. Я сжимала её бледные исколотые руки, будучи малышкой. Я дала ей обещание… Я поклялась избавить тётю от противных игл капельниц, пронизывавших всё её тело. От странных аппаратов. Чтобы мы вместе вернулись в Японию, поднялись на высокую гору и понаблюдали за ночным небом. — И… — И её скосил приступ за день до посадки на самолёт. Тётю просто парализовало — ни говорить, ни есть, ни двигаться она не могла. Да и дышала с трудом — её на искусственных легких держали… — А что дальше? — Неуверенно спросила Никки. Она понятия не имела, как вести себя в таких случаях, и все вопросы казались ей некорректными. Словно не подругу (считай, уже близкую) она слушает, а интервью для школьной газеты берёт. К счастью, ободряющим кивком Юкио заверила Рино, что всё хорошо. — Скончалась примерно тогда, когда самолёт «США — Япония» готовился к посадке в Токио. Я и время помню. — Это, наверное, больно — смотреть на смерть родного. — Нет, — Неожиданно проронила Марияма. Уголки губ сложились в жалкое подобие улыбки. — Совсем нет. Просто пустота, темнота и осознание, что жизнь — сука. Меня оставили с самыми нелюбимыми людьми. «Да она походу свихнулась из-за этого! Улыбается!» — Ужасная мысль врезалась в сознание Никки. — «Новая знакомая — псих!» — Тётя металась в агонии час до этого. — Фигура Юкио померкла, сама она склонила голову ещё ниже к груди. — Меня завели за десять минут. У неё не хватило сил даже посмотреть на меня, она не узнала никого из родителей и братьев. Такая ничтожная. Жалкая. Но я любила её. — Если… Всё так ужасно, печально, серо, то почему твоя семья снова вернулась в Токио, потом ещё и в Мияги переехав? — Отцу предложили работу. Строить частную школу. — Слово «отец» Марияма выплюнула, додав недостающую негативную палитру. Прозвучало очень оскорбительно. — Знаешь, каким вопросом я задавалась и задаюсь до сей поры? — Обратилась девушка к Никки и впервые за весь рассказ глянула на неё. Первое, что пришло на ум — безумные. Безумные глаза. Нет подходящих частей речи, чтобы показать весь спектр эмоций, которые Рино разглядела у знакомой в глазах. — К-каким? — Сглотнув, ответила Никки. — Отец ворочает нешуточными суммами. Речь идёт о миллионах, и часть принадлежит ему. Почему он не спас тётю? Не вылечил и она лежала в среднего класса больнице, тогда как денег хватало сполна и на английские, и на французские клиники? — Может, есть особые причины или состояние твоего отца не такое уж и большое… — Ответ элементарен. — Перебила Юкио. — Он ненавидит нас: меня и маму. — А братья? — Любимчики. Родились мальчиками, их и пальцем не трогает. — Тебе точно нужно в службы по защите детей! — Воскликнула Никки в порыве, вскакивая и махая руками. Марияма недовольно цыкнула на неё. — Там хуже. Там нет матери. А мама — единственный луч света в тёмной пропасти. Рино с минуту стояла, ошеломлённая громким заявлением девушки. Слёзы хлынули потоком, и рыжая кинулась на шею к Юкио, крепко обняв её. — Обещаю. Я обещаю, я сделаю всё, чтобы… За дверью послышались громкие шаги. — До тебя не дошло. Оикава, нам серьёзно надо поговорить. — Ива-чан, что за фигню ты несёшь? Всё нормально, пошли домой. — Нет, я прямо… Да прямо в кабинете музыки всю дурь из тебя выбью! Не сговариваясь, девушки прыгнули в большой просторный шкаф, расположившийся за углом выступа в стене. Хлопок дверью оказался оглушительным. Достаточно, чтобы Никки и Юкио обеспокоенно заёрзали. — Мы поговорим о твоём отношении к людям. — Только быстрее. Второй раз так попасть! — Сиди тише воды ниже травы. В конце концов уйдут. — Почти одними губами подсказала Рино Марияме. Преинтереснейшая ситуация выходит, однако. ----------------------------------------------- * — Ахайя (производное от имени ''Айя'' и ''Ахо'' — тупой, дурак) — прозвище, данное сестре Никки злыми языками девушек-завистниц, которые хотели унизить Айю. Всё из-за того, что Рино запросто набирала за тест сто баллов, а ''школьным курицам'' тридцать уже праздник. Вскоре обидное ''Ахайя'' стало именем нарицательным для Никки и сестры.